Гриненко Г.В. Хрестоматия по истории мировой культуры - Учебное пособие
Подождите немного. Документ загружается.
а за другого человека, чтобы никому не повадно было так или иначе полюбив замужнюю
женщину, развратничать с ней и при этом надеяться взять ее в жены. Обручивший же их
священник, как того требует истинное человеколюбие, да не будет допущен к священнодействиям,
дабы, будучи наставником людей, он не совершал неустановленного церковью и не скреплял
священными словами противозаконного. Анна пусть возвратит Константину все его'имущество,
оказавшееся у нее. Таково вынесенное по рассмотрении этого дела решение.
(Памятники византийской литературы IX—XIV веков. С. 320—321)
Книги и библиотеки
Книга занимала важное положение в христианском богослужении. Евангельские тексты
непосредственно читались священником в процессе литургии. Уже IV век ознаменовался широким
распространением кодекса — рукописи, состоящей из отдельных сброшюрованных листов, —
который пришел на смену античному свитку. Античная иллюстрация — свободный
изобразительный комментарий на полях манускрипта. Кодекс с упорядоченным форматом
страницы предъявлял более жесткие требования к композиции миниатюры: она теперь не только
комментировала текст, но и украшала рукопись. Обрамление страницы открывало путь к
превращению иллюстрации в замкнутое в себе самом произведение, в своего рода картину. В V
веке большое распространение получили «пурпурные» кодексы — роскошные манускрипты,
выполненные на окрашенном в пурпурный цвет пергаменте. Текст при этом был написан нередко
золотом и серебром. Одним из древнейших пурпурных кодексов является Венская Библия. Она
была исполнена, вероятно, в Антиохии в середине VI века...
В манускриптах XI столетия установилось новое отношение изображения и текста, предпосылки
для которого создало появление в IX веке строчного письма — минускула. Оно изменило облик
рукописной страницы. В противовес статичности и монументальности букв маюскула (унциала)
пришли более дробные и подвижные ритмы, которые рождались из чередования малых и больших
букв, самого характера их начертания. В рукописях последней четверти XI века было достигнуто
удивительное равновесие иллюстраций и текста, их образного и графического единства. Помимо
страничных иллюстраций возрождались миниатюры на полях, лист дробился на множество
мелких сцен и изображений, фигуры вплетались в текст, образовывали очертания букв. Заставки и
инициалы воспринимаются на фоне строк, исполненных подчас пурпуром и золотом, как
ювелирные изделия на златотканой парче, краски подражают широко распространенным в эту
491
эпоху драгоценным эмалям. Дробность мелких изображений вносит в искусство черты
интимности; декоративное и драгоценное влечет к себе миниатюриста не менее, чем
догматическое и духовное.
(Тяжелое В.Н., Сопоцинский О.И. Искусство. Средних веков. С. 40, 90—99) С XI в. для письма в Византии
стала использоваться бумага.
Школа и обучение
Унаследованная от греко-римской древности в предшествующие столетия система воспитания и
обучения в Византии середины VII— XII вв. в своих общих чертах не претерпела значительных
изменений. Античные традиции, игравшие огромную роль в культуре византийского общества,
были особенно устойчивы в области просвещения. Здесь не было создано нового типа
преподавания. В VII—XII вв. продолжали изучать грамматику, риторику, философию, т.е. те
предметы, которые проходили в школах поздней античности и ранней Византии.
Именно изучение этих дисциплин считали необходимым для воспитания образованного члена
общества. Знание и понимание классической литературы и античных трудов по философии,
математике, астрономии, медицине, умение говорить и писать по-аттически высоко ценились
византийцами. К человеку, овладевшему сокровищами наук, по-прежнему относились с глубоким
уважением, и он пользовался у современников огромным авторитетом. Источники полны
восторженных отзывов о людях, получивших образование. Лица, принадлежащие к разным
социальным группам, высказывают подлинное восхищение науками и образованием и
подчеркивают необходимость его приобретения.
Даже авторы агиографических памятников непременно отмечают образованность своих героев,
считая ее одним из их достоинств...
К неграмотным в Византии относились без всякого уважения, их необразованность постоянно
вызывала насмешки. Отсутствие образования рассматривалось как существенный недостаток, как
несчастье и даже как отсталость и неполноценность. Византийские тексты полны порицаний
невеждам, которые не могли правильно выразить свою мысль и говорили по-деревенски.
Гордившиеся своими знаниями византийцы осуждали даже незаурядные личности, если они не
получили должного воспитания и обучения...
Образование не только позволяло подняться вверх по служебной лестнице и занять более
почетное положение в обществе, но и гарантировало более сносные условия существования. Даже
дети простых и бедных жителей империи, получив образование, могли улучшить свой социальный
статус: стать духовными лицами, военачальниками, чиновниками, нотариями, писцами,
библиотекарями, учителями и т.п.
492
Чтобы получить образование, способное изменить их судьбу, люди были готовы принести
большие жертвы. Один юноша, чтобы платить за свое обучение, вынужден был работать
истопником в бане. Родители не щадили себя и не жалели никаких средств, нередко они распро-
давали свое имущество, лишь бы иметь возможность внести плату за обучение своих сыновей.
При таком отношении к знанию неудивительно, что образование в Византии получали многие,
если, конечно, они имели возможность заплатить за свое обучение-Курс обучения, позволяющий,
по мнению византийцев, получить всестороннее и законченное образование, следовал плану,
выработанному в поздней античности и принятому в школах ранней Византии. Он слагался из
дисциплин тривиума и квадривиума. В состав первого входили грамматика, риторика, диалектика,
в состав последнего были включены арифметика, геометрия, музыка или гармония, астрономия, а
также физика. Преподавание грамматики, риторики, диалектики преследовало цель воспитания
культурного человека, хорошо знающего и понимающего классическую литературу. Обучение
математическим наукам должно было способствовать развитию познавательных способностей и
логического мышления, т.е. содействовать усовершенствованию разума. Отношение византийцев
к указанным циклам было неадекватным. Преподавание литературных дисциплин было довольно
широко распространено. Они составляли основу занятий в школах Византии. Изучение предметов
квадривиума было уделом единиц, и лишь немногие из византийцев овладевали ими. После
усвоения арифметики, геометрии, музыки, астрономии и физики приступали к ознакомлению с так
называемым чистым знанием или метафизикой с целью исследования природы сущего и познания
высшего бытия, высшего единства, высшего блага и т.п. Завершали курс обучения занятия первой
философией, под которой в Византии подразумевали богословие...
К занятиям в элементарной школе дети приступали, когда им исполнялось 6—9 лет... В начальной
школе дети проходили так называемые вступительные науки: их учили читать, писать и считать, а
также основам грамматики...
Методы преподавания оставались прежними. В обучении соблюдался принцип постепенного
усвоения материала, оно шло от более простого к более сложному. Кроме чтения и письма и счета,
школьников учили петь, а также сообщали самые общие сведения по светской и библейской
истории...
В ранней Византии в основу преподавания были положены произведения Гомера и других
античных писателей... теперь на первый план выдвигаются книги Священного писания, и прежде
всего Псалтирь, из которой заучивали наизусть псалмы...
493
Начальное обучение продолжалось около трех лет. Большинство жителей империи на этом и
оканчивало своё образование. Для тех, кто хотел учиться дальше, элементарная школа,
снабжавшая своих воспитанников знаниями основ наук, была лишь ступенью для последующего
обучения. '
В отличие от элементарных школ, которые были повсеместно распространены в Византии,
учебные заведения повышенного типа, т.е. школы грамматика, ритора и философа были
сосредоточены в основном в Константинополе, который становится в рассматриваемый период
центром самого разнообразного обучения, науки и культуры...
Наряду с частными учебными заведениями в Константинополе функционировали называемые
иногда «университетами» высшие школы, организуемые либо императорами, либо от их имени
регентами. Это были государственные учреждения, возникавшие благодаря покровительству
просвещенного правителя, увлеченного науками и стремящегося возродить их изучение. На
содержание профессоров, занимавших весьма видное место в столичной иерархии, и студентов
выделялись довольно значительные средства. Обучение в них было бесплатным и теоретически
было доступным представителям всех социальных слоев в империи. В действительности же здесь
получала образование византийская элита, так как поступающие в них должны были обладать оп-
ределенным Минимумом знаний, приобретаемых на более низких ступенях обучения, большей
частью платных. Число студентов в государственных школах было невелико. Главной задачей,
стоящей перед ними, была подготовка чиновников государственного аппарата. Основное
внимание уделялось преподаванию семи свободных искусств, являющихся базой обучения.
Богословие среди них отсутствовало. Высшие государственные школы имели светский характер
на протяжении всей истории своего существования. В штат «университетов» были включены
профессора по отдельным дисциплинам, обеспечивающие высокий уровень их преподавания, это
отличало их от частных школ, где почти всегда занятия вел один педагог.
(Культура Византии. С. 366—394)
Литература
Литература Византии — черезвычайно сложное и неоднородное явление. К важнейшим ее особенностям
можно отнести следующие. Во-первых, она во многом опирается на традиции античной литературы, но в то
же время в ней появляются новые жанры и стили, связанные с распространением христианства (так, одним
из важнейших прозаических жанров становится агиография ~ житийная литература, а поэтических —
духовная гимнография). Во-вторых, после утраты Александрии, Антиохии и других центров
эллинистической
494
культуры практически единственным литературным языком становится греческий, и в византийской
литературе мы почти не встречаем переводов с других языков. В-третьих, среди византийских литераторов
большое количество священников и монахов, с чем связано принижение личностного (авторского) начала.
Из книги «Жизнь Симеон еще в молодости обратил свои помыслы к Гос-и деяния блажен- поду и, ничего
не сказав родителям, ушел из дома и по-ного Симеона ступил в монастырь.
Столпника» (VI в.) Родители же Симеона не переставали оплакивать и разыскивать его. Святой
жил в монастыре, подчиняясь всем, всеми любимый и исполняя монастырское правило. Однажды
он вышел из монастыря и видит у колодца, откуда черпали воду, бадью с веревкой. Отвязав
веревку, Симеон идет ^ уединенное место и обвязывает все свое тело этой веревкой, надевает
поверх власяной стихарь и, вернувшись в монастырь, говорит братьям: «Я пошел за водой и не
нашел на бадье веревки». Братья говорят ему: «Молчи, чтоб не донесли архимандриту». Никто не
знал, что он под одеждой обвязался этой веревкой и так ходил с нею год и больше. А веревка
въелась в мясо и глубоко ушла в гниющую плоть праведника. И от зло-смрадия веревки никто не
мог стать рядом и никто не узнал этой тайны. Постель же Симеона кишела червями, и никто не
знал об этом.
Получая еду, святой тайно ото всех отдавал ее нищим. В один из дней какой-то монах выходит из
монастыря и застает его за тем, как он раздавал нищим свой хлеб и бобы. Вся братия постилась до
вечера, а святой Симеон вкушал только по воскресеньям...
Святой же Симеон непрестанно плакал и молился Богу. Прожив в монастыре три года, он уходит,
никому не сказавшись, и идет в пустынное место, неподалеку от которого расположились большие
селения, а ближе всех селение, называемое Геласис, и там складывает себе из камней малое
подножие и стоит на нем четыре года в снег, в дождь и в зной, и толпы народа стекались к нему.
Едой его была моченая чечевица, а питьем — вода. Потом он воздвиг себе столп в четыре локтя и
простоял на нем семь лет; и повсюду пошла молва о нем. После этого люди складывают святому
Симеону две ограды из камней, с дверкой во внутренней ограде, и столп в тридцать локтей; он
просиял на этом столпе пятнадцать лет, уврачевав многих — ведь немало бесноватых приходило
туда и исцелялось.
Святой Симеон подражал своему учителю Христу и, призывая его, заставлял хромых ходить,
очищал прокаженных, косноязычным возвращал речь, расслабленным — силу бегать,
страдающим многолетними недугами возвращал здоровье, увещевая и наставляя каждого: «Если
кто-нибудь спросит: "Кто тебя исцелил?", отвечай: "Бог меня исцелил". Не вздумай говорить:
"Симеон исцелил", потому что тогда снова
495
вернется к тебета же болезнь. И вот что я говорю тебе: никогда не лги и не клянись Богом. А если
будет нужда поклясться, клянись мной, смиренным, все равно правдиво ли, ложно ли. Ведь
великий и страшный грех клясться Богом»...
Послушайте о другом чуде. На горе, где стоял столп, в восточной стороне обитал огромный змий,
почему в месте том не всходила даже трава. Когда тот змий выходил охладиться, случилось, что в
глаз ему вонзился терн, и долгое время никто не мог выносить того, как змий шипел от
приключившейся боли. И вот однажды выползает он из своего логова и у всех на виду ложится в
преддверии ограды святого Симеона. Тотчас глаз у змия открылся, и терн вышел из его глаза.
Змий оставался в преддверии ограды три дня, пока не нецел ел. И тогда у всех на виду ушел
обратно на свое место, никого не тронув, но пролежав вблизи святого, как смиренная овца, и все
невредимыми входили и выходили из ограды.
(Жития византийских святых. С. 75—83)
Из «Любовных «Любовные письма» Аристенета (VI в.) — это сборник писем» Аристенета фиктивных
писем, каждое из которых представляет из себя маленькую новеллу на любовную тему: Стиль и содержание
обнаруживают тесную связь с греческой литературой, эти новеллы рисуют картины повседневной жизни
византийцев.
Спевсипп Панарете
Давно молва расписала мне твою привлекательность: ведь все о ней говорят, но впервые она
воочию предстала предо мной. И тем больше я восхищен твоей красотой, чем глаза сравнительно
со словом дают лучшее представление о предмете. Кто не был пленен твоим танцем? Кто,
взглянув, не влюблялся? Полимния и Афродита — у богов, но обеих их ты представляешь нам на
сцене, насколько это вообще достижимо, так как они украсили тебя этим даром. Назвать тебя
ритором, сказать, что ты живописец? Ведь ты рисуешь события, воплощаешь в движении какие
угодно речи; ты — красноречивое отображение всей природы. Но вместо красок и слов ты
пользуешься выразительностью своих рук и разнообразными телодвижениями; словно какой-
нибудь фаросский Протей, всякий раз, кажется, принимаешь новый образ под звуки со-
провождающей танец песни. Слушатели в восхищении встают со своих мест, стройно кричат в
знак одобрения, размахивают руками и одеждами потрясают. А после представления садятся где-
нибудь, и один объясняет другому шаг за шагом движения твоего бессловесного красноречия, и
каждый зритель в своем восторге превращается в пантомима. Ты искусно подражаешь только
знаменитому Карамаллу и потому несравненно изображаешь все. Даже вполне серьезному
человеку позволительно вкушать от даруемых тобой радостей — ведь забава под-
496
час отдых от серьезного. Как государственному гонцу мне на быстром коне приходилось побывать во
множестве городов, в том числе'я посетил и старый, и новый Рим, но такой красавицы ни там, ни здесь
не встречал. Счастливы поэтому те, кому судьба даровала Панарету, намного превосходящую всех
искусством и красотой!
Гликера Филиппе
Не в добрый час, Филинна, меня выдали замуж за этого ученого ритора Стрепсиада. Ведь всякий раз,
когда надо идти ко сну, он до поздней ночи притворяется занятым своими судебными делами, ссыла-
ется на то, что обдумывает их, и, приняв вид оратора, машет руками и что-то бормочет себе под нос.
Зачем только он женился да еще на девушке в самом расцвете молодости, раз ему совсем не нужно
женщины? Может быть, чтобы обсуждать со мной свои процессы, чтобы ночью я вместе с ним рылась
в законах? Но если он превращает нашу спальню в ораторскую школу, я скоро оставлю супружеское
ложе, хотя мы и недавно в браке, и стану спать одна, а будет жадно хвататься за чужие дела,
пренебрегая нашим, ведение моего я тогда поручу другому ритору. Понимаешь, что я хочу сказать?
Конечно же: ведь я обращаюсь к тебе, кто по моим кратким словам легко догадается об остальном.
Обдумай все хорошенько — как женщина ты, конечно, посочувствуешь женщине, — хотя я из стыда
не могу прямо писать о том, чего мне недостает, и постарайся как-нибудь облегчить мою беду. Тебе,
моей доброй свахе и вдобавок двоюродной сестре, нужно печься не только о заключении брака, но
прийти на помощь теперь, когда все пошатнулось. Я схватила волка за уши; долго мне не удержать его,
а отпустить страшно, чтобы сутяга не возвел на меня ложного обвинения.
(Аристенет. Любовные письма. С. 29—33)
Из «Стратегико- Кекавмен — византийский писатель XI в., возможно, что на» Кекавмена он — одно лицо со
знаменитым полководцем Катакало-ном Кекавменом. Стратегикон — это прежде всего наставление по военному
искусству, но он также содержит житейские советы, правила разумного поведения, ведения хозяйства и т.п.
О друге, чтобы ему не останавливаться в твоем доме
Если имеешь друга в ином месте и он проезжает городом, в котором ты живешь, не помещай его в
своем доме, но пусть он пристанет в другом месте, а ты посылай ему все нужное, и он еще более будет
тебе благодарен. Если же ты остановишь его в своем доме, то послушай, сколько из-за этого родится
неприятностей. Во-первых, ни жена твоя, ни дочери твои, ни снохи твои не будут иметь свободы
выходить из комнаты своей и распоряжаться в доме как следует. А если уже им будет необходимая
нужда выйти, то друг твой вытянет шею и устремит на
497
них свои глаза; когда ты стоишь вместе с ним, то, конечно, он притворно потупит свою голову, но все-
таки будет подсматривать, какая у них походка, как они поворачиваются, как подпоясаны и какой у
них взгляд; попросту говоря, будет их оглядывать с головы до ног, а после станет передразнивать
перед своими домашними и осмеивать. Точно так же он найдет дурными твою прислугу, твой стол,
весь порядок. Еще будет расспрашивать о твоем имуществе: есть ли у тебя то, есть ли другое. Но что
много об этом говорить? Если он найдет удобный случай, он будет делать любовные знаки твоей жене,
будет на нее смотреть бесстыдными глазами; если может, то и соблазнит ее; если же и нет, то все-таки,
когда уйдет, похвастает, чем не следует, а если он не скажет, то враг твой в ссоре с тобой будет о том
кричать.
О чтении
Много читай и многому учись. Если не разумеешь, крепись, ибо после частого перечитывания книги
даст тебе Бог разуметь и понять ее. Если не знаешь чего, .спроси о том людей сведущих и не гордись.
Ведь из-за этого, из-за нежелания спрашивать и учиться, люди остаются невеждами. Когда кто-нибудь
говорит, дай ему кончить; если это добрая наука, ты .получишь пользу,, если нет — то И тогда
получишь пользу, презрев ее. Исследуй писания, как повелел Господь, но не усердствуй в этом
попусту. Не спи и не оставайся в доме твоем, когда знаешь, что там змея малая или великая.
(Кекавмен. Стратегикон. С. 163—165)
Басня -«Моряк Был, говорят, у одного моряка сын, и моряк хотел, и его сын» чтобы он
обучился грамматике. Поэтому он послал
сына в школу, и через некоторое время сын там обучился грамматике до тонкости. Тогда и говорит
юноша отцу: «Батюшка, вот я изучил всю грамматику до тонкости; но теперь мне хочется изучить и
риторику». Понравилось это отцу; послал он опять сына в школу, и стал он там настоящим ритором.
Вот однажды сидел сын дома и обедал вместе с отцом и матерью, рассказывая им про грамматику и
про риторику. Перебил его отец и сказал сыну: «О грамматике слыхал я, что это есть основание всех
искусств, и кто ее знает, тот без ошибок может и говорить и писать; а вот в чем сила риторики, я не
знаю». Сын в ответ отцу говорит: «Верно ты сказал, отец, что грамматика есть основание всех
искусств; но риторика еще того сильнее, потому что она может без труда доказать что угодно, и даже
неправду представить правдой». Тогда отец сыну говорит: «Ежели в ней такая сила, то поистине она
куда как сильна! Но покажи-ка ты мне ее силу вот сейчас!» А случилось так, что на столе у них было
два яйца. Отец говорит: «Смотри, нас трое, а яиц на столе два; как сделаешь ты, чтобы их стало три?»
А сын ему: «Без труда — с помощью арифметики». «Как же?» — спра-
498
шивает отец. «Сосчитай-ка их еще раз!» — говорит сын. Начал отец их считать и говорит: «Одно,
два». А сын ему: «Так ведь один да два как раз и будет три!» Говорит отец: «Верно, сынок; а коли
так, то одно съем я, другое твоя мать, а ты ешь то, которое сам изготовил своей риторикой».
(Памятники византийской литературы IX—XIV веков. С. 415—416)
Из поэмы «Плач Поэма написана в XV в. неизвестным автором, в ней о падении Кон- описываются
захват Константинополя турками, грехи стантинополя»- византийцев, приведшие их к гибели,
призывы к христианскому Западу о помощи.
О государь мой, Константин, как горько ты погибнул!
О, пусть Господь вооружит правителей Европы
На месть святую за тебя, в защиту правой веры.
Вы, сербы скорбные, и вы, усталые валахи,
О нашей вспомните судьбе! Вы, венгры, в вашем горе
О наших вспомните цепях, о муках, о позоре!
Вы, короли, и вы, князья, услышьте эти речи:
Вам ведом долг, святой ваш долг — так будьте же достойными
Всем сердцем рвитеся изгнать язычников отселе,
Единым сонмом гряньте в бой, исполнившись отваги,
Из вашей собственной земли извергните безбожных,
Из христианских рубежей, на радость христианам.
И пусть никто и никогда не ищет др'ужбы с турком,
С турецким псом, поганым псом, неукротимым зверем.
О если б знали вы, как он своей коварной дружбой
И оплетает христиан и, как дракон, глотает!
Он, как антихрист, вышел в мир и топчет в прах народы,
Он цепи рабские надел на попранных ромеев,
И он грозой теперь навис над франкскими краями.
(Плач о падении Константинополя. С. 418)
Историческая проза. Лев Диакон — один из крупнейших византийских Из «Истории» Льва
авторов второй половины X в. В десяти книгах сво-Диакона ей «Истории» он описал
события современной ему
жизни.
Если и имеется какое-либо из благ, приносящих пользу в жизни, то во всяком случае не меньше, а
больше всего оказывает нам услуги, является необходимой и полезной история. Она вскрывает
разнообразные и многоразличные деяния, которые возникают и естественным порядком, под
влиянием времени и обстоятельств, и в особенности по произвольному решению лиц,
занимающихся государственными делами, и учит людей одно одобрять и ставить себе в качестве
образца, другого же гнушаться и избегать, чтобы не осталось в неизвестности и прово-
499
дилось в жизнь все полезное и ценное и чтобы никто не делал попыток ввергнуть себя в ужасные и
вредные начинания.
Таким образом, история словно воскрешает или вдыхает новую жизнь в умершее, не позволяя ему
погрузиться и исчезнуть в пучине забвения, и признана важнейшей среди всех полезных людям
вещей. В мое время произошло много необычайных и чудесных событий: на небе являлись
устрашающие видения, случались ужасные землетрясения, разражались бури, проливались
неистовые ливни, бушевали войны и по всей вселенной бродили вооруженные полчища, города и
страны сходили со своих мест, так что многим казалось, будто наступает перемена жизни и к
порогу приближается ожидаемое второе пришествие Бога-спасителя. Я решился не умолчать о
полных ужаса и достойных удивления событиях, но поведать о них в назидание потомкам, если
провидению не будет угодно уже теперь привести паром жизни к пристани смерти и изменить
Образ мира сего.
Берясь за труд, превышающий мои силы, я хочу, чтобы меня не постигла в усердии моем неудача,
хочу приблизиться к величию всего случившегося и подобающим образом о нем рассказать.
(Лев Диакон. История. С. 7)
Из «Хронографии»- Михаил Шелл (1018 г. — конец XI в.) — крупнейший Михаила Пселла ученый,
писатель, историограф своего времени.
У Романа еще до восшествия на престол среди прочих находился в услужении некий евнух,
происхождения простого и низкого, но характера весьма деятельного. Он был еще приближенным
самодержца Василия, который доверял ему тайны, и хотя не возводил ни на какие высшие
должности, питал к нему искреннее расположение. У него был брат, до начала царствования
Романа еще мальчик, затем юноша во цвете лет с пробивающейся бородой. Был он и телом
прекрасно сложен, и с лицом совершенной красоты, сверкающими глазами и воистину
розоволатый. Этого юношу брат представил императору — такова была царская воля, — в то
время как тот восседал вместе с императрицей. Когда оба они вошли, император взглянул на
юношу, задал несколько коротких вопросов и велел выйти, но остаться во дворце. Что же до его
супруги, то пламя, столь же яркое, как и красота юноши, ослепило ее глаза, и покоренная царица
сразу же впитала в себя от этого сокровенного соития семя любви к нему. Однако до поры до
времени ее любовь оставалась для всех тайной.
Не в силах ни отнестись к своей страсти по-философски, ни обуздать ее, она часто заговаривала с
евнухом, которым раньше пренебрегала и, начиная издалека, как бы мимоходом заводила речь о
его брате, внушала тому надежды и велела посещать ее, когда он только пожелает. Юноша же,
еще не догадываясь о ее сокровенных желаниях, счел
500
это признаком благоволения и, повинуясь приказу, стал приходить к ней со смиренным и робким
видом. Однако стыдливость озаряла его еще большей красотой, красила в пурпур и окружала
багряным сиянием. Императрица старалась освободить юношу от страха, улыбалась, распрямляла
на лбу грозные складки и, как бы намекая на любовь, побуждала к решительности. Когда же она
дала возлюбленному явные доказательства любви, то и он стал отвечать ей тем же, сначала не
очень смело, а затем все более откровенно и повел себя, как настоящий влюбленный: внезапно
обнимал и целовал царицу, гладил ее руки и шею, действуя так, как его вышколил брат. Царица
все сильнее льнула к юноше и отвечала на его любовные ласки, а он не испытывал к престарелой
императрице никакого влечения и только зарился на царское достоинство, ради которого был
готов на что угодно...
До поры до времени обитатели дворца строили одни только предположения и не шли дальше
подозрений, но позднее, когда любовь их бесстыдно себя обнаружила, о ней узнали все и
происходящее уже ни от кого не оставалось в тайне; начав с поцелуев, они дошли до сожи-
тельства, и многие заставали их покоящимися на одном ложе. Он при этом смущался, краснел и
пугался, а она даже не считала нужным сдерживаться, на глазах у всех обнимала и целовала
юношу и хвасталась, что не раз уже вкушала с ним наслаждения...
Очевидное для всех оставалось тайной от императора — такой туман застилал ему очи. Хотя его
зрачки озаряло сверкание молний, а уши оглушало грохотание грома и он видел молнию и слышал
гром, тем не менее сам как бы добровольно закрывал глаза и затыкал уши...
Что же дальше? Тяжелая и необычная болезнь постигла самодержца. Все тело его вдруг
подверглось гниению и порче, аппетит исчез, сон быстро отлетел, и все дурное на него
наваливалось: жесткость нрава, неуживчивость характера, приступы гнева, ненависти и
раздражения, ранее ему неизвестные. Человек с ранней юности общительный, он стал тогда
недоступным и замкнутым. Улыбка покинула его вместе с обаянием души и приятностью нрава,
он никому не верил и сам не внушал доверия, подозревал и вызывал подозрение...
Я не могу сказать, причинила ли какое-либо зло императору сама любовная пара и их сообщники,
так как не Склонен обвинять, если не располагаю точными сведениями; остальные, однако,
согласны в том, что они сначала одурманили императора снадобьями, а потом подмешивали ему в
пищу и черемицу... Император совершал приготовления к нашему общему воскресению... Еще до
рассвета он отправился в одну из бань... он бодро шел, чтобы умастить, умыть и специальными
средствами очистить свое тело... Совершили ли они какое-нибудь насилие над ним, точно сказать
не могу, но те, кто связывает это со всем случившимся, утверждают, что, когда самодержец по
своей привычке опустил голову под воду, они сдавили ему шею и довольно долго держали
501
его в таком положении, а потом отпустили и ушли. Оставшийся внутри воздух, придав легкость
членам, как пробку, вытолкнул из воды почти бездыханное тело, и оно, бесчувственное,
вынырнуло на поверхность. Немного придя в себя, царь понял, в какой беде очутился, и протянул
руку, ища поддержки и помощи. Кто-то пожалел его в несчастье, обхватил руками, вытащил из
воды и в этом жалком виде водрузил на ложе. На поднявшийся тут крик сбежались люди, среди
них Императрица без свиты, с выражением глубокой печали на лице. Едва взглянув на мужа, она
тотчас ушла, удостоверившись по его виду в близкой кончине. А он, глубоко и горестно вздохнув,
посмотрел по сторонам и, не в силах вымолвить ни слова, видом своим и движением головы
постарался выразить волю души. Но никто ничего не мог понять, и он, закрыв глаза, задышал все
чаще. Затем рот его неожиданно широко раскрылся, и оттуда вылилась темная, вязкая жидкость,
после этого он еще раз или два вздохнул и расстался с жизнью...
Так умер Роман после пяти с половиной лет царствования. Императрица Зоя, узнав о кончине
мужа (при самой смерти она не присутствовала), сразу волей небес получила в удел царство,
однако власть мало ее заботила и старания она направила на то, чтобы передать ее Михаилу, о
котором уже рассказывалось.
(Михаил Шелл. Хронография. С. 28—34)
Театр и драматургия
В первые века существования Византии широкой популярностью пользовались традиционные театральные
представления эпохи эллинизма, в особенности выступления мимов. Церковь в целом относилась враждебно
к театру, видя в нем дань языческому искусству. Трулльский собор (692 г.) резко высказался против
театральных представлений. Но императоры-иконоборцы покровительствовали театру, используя его в
борьбе против иконопочитателей. Однако и после восстановления иконопочитания отношение к театру не
ухудшилось.
Но, говоря о средневековой Византии, нельзя не сказать, что театр, кроме своего традиционного
существования, получает и иное: элементы театрализованных действий проникают в церковь, в
богослужение. Так, уже в IV в. богослужение сопровождается пением (впервые это ввел Арий), в литургию
вводятся диалоги на евангельские темы, священники используют ряд сценических приемов (жесты, манеру
говорить и т.п.). В дальнейшем проникновение театра в церковь усиливается. При Константине VII
Багрянородном появляется литургическая драма — мистерия. В XI—XII вв. мистерия практически
полностью вытесняет светский театр, хотя он и продолжает существовать. Мистерии обычно показывались
в дни крупных церковных праздников, их содержанием были различные эпизоды из Ветхого и Нового
Завета.
502
Из драмы •«Христос- Драма была написана в XI—XII вв., автор неизвестен. Страстотерпец» Один
из немногих сохранившихся образцов визан-
тийской драматургии. Интересно, что по крайней мере на треть стихи заимствованы из греческих трагиков.
Ангел
Богородица
Мария Магдалина
Воскресение
Не должно ни страшиться, ни смущаться вам: Восстал из гроба тот, кого вы ищете — Владыку
Иисуса умерщвленного: Его здесь нет, в могиле не остался он, Но, пробудившись, в Галилею
шествует, Дабы своим явиться тайнозрителям. Придите, оглядите опустевший гроб, Затем
ступайте и немедля молвите Ученикам ту тайну, что.открыл вам я, И возвестите и Петру, и братии:
Христос воскрес из мертвых, и повержен ад, И камень сдвинут с гроба мышцей божьего, И стражи
преисподней, помрачась в уме От страха, дверь открыли, и на божий свет Выходят мертвецы
освобожденные, И узы силой господа расторгнуты!
О радость! О сияющего солнца свет! Ты скорби нашей чаянный кладешь предел: Христос восстал
из гроба, и повержен враг! Зари встающей что найдется сладостней? Где сыщется для сердца весть
отраднее? О чадо, где ты, ад осилив, шествуешь? О чадо, где же, где, когда мы свидимся? Явись!
Явись! Гряди на радость матери!
Его ты узришь, верую, и вскорости.
Но должно нам повиноваться ангелу
И поспешить к ученикам, ко братии.
К Петру пойду и к девственнику славному
Неся друзьям усладу благовестил;
Ведь тот, кто нам явился, нас послал к Петру.
О полом гробе ясно им поведаю,
О вестнике преславном и речах его.
Рассказ услышав, к гробу поспешат они
И, полагаю, все увидят в точности.
Но что я зрю? Б обличьи новом господа?
Иль заблуждаюсь? Все же так помнилось, мне
Столь благороден образ, нам явившийся.
503
Христос Радуйтесь.
Мария Магдалина О сын святой святого отца,
Кем враг последний осилен — смерть!
Царю, царю нетленный! Ты еси мой бог!
Дозволь коснуться ног твоих трепещущей!
К земле мы припадаем, ко стопам твоим,
И радостью пронзенные, и ужасом.
Христос Не должно вам страшиться: прочь гоните страх,
К моим ступайте братьям и несите весть, Что должно в Галилею им направить путь, Где им
явлюсь я по обетованию.
(Христос-Страстотерпец. С. 223—224)
Музыка
Особенности исторического развития византийского общества в IV—VI вв. привели к тому, что в
музыкальном искусстве одновременно сосуществовали две противоборствующие и внешние как
будто никак не связанные области. С одной стороны, — религиозная музыка, получившая
широкое и чуть ли не общегосударственное распространение. Она звучала не только при
богослужениях в многочисленных церквах и монастырях, но и проникала в самые различные
сферы общественной жизни, начиная от официальных церемоний и кончая сферой домашнего
музицирования! Основная причина столь широкого распространения религиозной музыки —
громадное значение религии и церкви в жизни византийского общества. С другой стороны,
несмотря на всяческие гонения и преследования, продолжала существовать народная музыка,
истоки которой уходят в глубь веков. Она звучала там, где народные массы могли хотя бы
ненадолго вырваться из тесных и канонизированных рамок церковного обихода, из-под опеки
строгих блюстителей ортодоксальной религиозной нравственности: на народных гуляниях, во
время древних свадебных обрядов и сохранившихся еще кое-где языческих праздников...
Многочисленные жанры народной музыки были приняты в самых различных слоях византийского
общества и, естественно, постоянно находились «на слуху», оказывая влияние на музыкальные
вкусы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что прихожане, посещая церковь, использовали
интонации народных песен в музыке богослужений. 75-й канон Шестого Вселенского собора
категорически запрещает какие бы то ни было проявления такого песнетворчества в церкви: «Мы
желаем, чтобы присутствующие в церкви не применяли бессмысленных воплей, не принуждали
[свое] естество к крикам, не добавляли
504
не подобающих и не свойственных церкви [звучаний], а с великим вни-манием и благочестием
возносили псалмодии...
Необходимость в таком постановлении могла возникнуть только, когда в церковную музыку
активно проникали чуждые ей элементы. Даже церковные певчие продолжительное время не
могли освободиться от народных традиций. Это проявлялось и в непосредственных музыкаль-ных
заимствованиях из фольклора, и даже в самой форме выступлений псалмов. Известно, что 16-й
канон Карфагенского собора запретил пев- чим кланяться после исполнения песнопений. Значит,
еще на рубеже V— VI вв. церковные певчие чувствовали себя подлинными актерами и по
традиции поклонами благодарили слушателей-прихожан за внимание.
(Культура Византии. С. 557—559)
Из книги «О цере- Когда распорядитель приносит бочонок с гроздь- мониях при визан- ями,
патриарх творит молитву и совершает цер- тийском дворе» ковный обряд. И после молитвы
патриарх берет императора одну гроздь и дает ее императору. А император, в
Константина свою очередь, дает ее патриарху, и затем так же по
Порфирогенета порядку подходят старшие чины синклита — магистры, проконсулы, патрикии,
чиновники и ди-мархи и распорядитель, и каждому из них император дает-по одной грозди. Когда
же император дает гроздь первому магистру, из двух партий начинают возглашать первые голоса:
«Цвет, созревший на поле познания господней мудрости, священное сословие славных патрикиев!
Под нескончаемые песнопения да увенчаем мы главу, как бы жилище благоуханных мыслей,
получив взамен сладкое наслаждение от них! А ты, среди всех бессмертный царь, благочестивый
помазанник божий, силой твоего единодержавного величия в мире, даруй нам этот праздник не
один раз!»
Другая партия поет вторыми голосами:
«Добродетель твоя подобна плодоносной грозди, пускает она отпрыски радости, от нее зреет под
солнцем всякий плод! Она — полный бокал вина, в ликовании воспевает и празднует она вместе с
писцами твоими и подчиненным тебе сословием патрикиев немеркнущий блеск единодержавного
могущества твоего, как бы неиссякаемый кладезь животворной силы!»
Третий голос: «Плодоносная гроздь, тебя приняли сильнейшие мира сего и разделили между
всеми! Поэтому радуются и покои царские, и синклит, вкусив твоей зрелости в священном
жилище! А мы все восклицаем: Радость несказанная мир наполняет!»
Церемониал при царской помолвке
Вечером приходят две партии с собственными органами каждая, и, когда приходит невеста и ее
приветствует толпа и музыканты с кимва-
505
лами, а она, подъехав на лошади, останавливается, два полухория возглашают: «Прекрасен приход
твой, раба благочестия!» Народ трижды повторяет: «Прекрасен приход твой!» Канторы:
«Прекрасен приход твой, провозвестница милосердия!» Народ четыре раза повторяет: «Прекрасен
приход твой!» Канторы: «Святый господи, помилуй жениха и невесту! Святой дух, помилуй их
близких! Свят, трижды свят, помилуй спутников невесты! »
И поют в тоне первом: «Собрала я цветы в поле и поспешила в свадебный чертог. Видела я солнце
на золотом брачном ложе; все благословляет желанный союз. Пусть радость будет союзником их
ослепительной красоты, пусть они видят розы и красоту, подобную розам. Пусть радость, сияет
над золотой четой!»
(Константин Порфирогенет (Багрянородный). Церемонии при византийском дворе. С. 78—79)
Архитектура и строительство
Константинополь Время правления Юстиниана было отмечено боль-и храм св. Софии шой
строительной активностью. Новые дворцы и храмы возводились в столице и других центрах.
Константинополь в V—VI веках еще во многом сохранял дух античного города. Он был столицей
в полном смысле этого слова: местом сосредоточения богатств и всевозможных развлечений,
административным и культурным центром. Его называли Царьградом — царицей городов — и
оком вселенной. Городской ансамбль Константинова града сложился в первой половине V века...
Через многочисленные ворота, среди которых выделялись главные — Золотые, — проходили
основные дороги, соединявшие столицу с другими центрами империи. Внутри города эти пути
переходили в сеть константинопольских улиц. Магистраль, начинавшаяся за Золотыми воротами,
подводила к центральной улице — Меси, к ней сходились проезды от всех сухопутных ворот.
Главная магистраль вела к площади Августеон. Здесь были расположены Большой императорский
дворец и ипподром. На основании описаний современников и по данным археологии можно в
известной мере представить облик Большого константинопольского дворца. Его основные
сооружения уступами спускались в сторону Мраморного моря, открываясь морским просторам
своими террасами и аркадами. Парадные залы, перекрытые куполами, группировались вокруг
перистиль-ных дворов. Дошедшая до нас мозаика пола (первая половина V в.) пластической
лепкой объемов и свободной композицией свидетельствует о живости античных традиций.
Несколько лучше сохранился крупный дворец Константинополя Буколеон, выходивший фасадом
к морю.
506
Рядом с ним возвышался маяк. Площадь около императорского двор-ца была средоточием всех
городских магистралей, что отличало заст-ройку Константинополя от регулярной планировки
римских городов с их строгими прямоугольными членениями. Неподалеку от площади Августеон,
за постройками дворца, Мраморное море переходило в Бос-фор и бухту Золотой Рог — морской
путь и главную пристань. Пло-щадь перед дворцом воспринималась поэтому как центр
подвластного византийцам мира. Именно здесь, на месте сгоревшей во время восста-ния «Ника»
старой базилики, честолюбивый Юстиниан повелел воз-двигнуть «храм храмов» — главный собор
империи, посвященный св. Софии, «премудрости божьей»...
Возведение собора продолжалось пять лет, с 532 по 537 год. В качестве архитекторов были приглашены
знаменитые зодчие Анфимий из Тралл и Исидор из Милета.
Грандиозность замысла — создать главный храм христианской «ойкумены», которую Юстиниан
стремился объединить в границах «вселенской» империи, — едва ли когда в дальнейшем могла
встать перед византийскими зодчими. От архитекторов требовалось выразить в архитектурных
формах «непостижимость и неизреченность» христианского восприятия вселенной, ее сложность
и гармонию, воплотить идею централизации-и могущества империи. Зодчие Софии блестяще
решили эту задачу. Конструкция св. Софии Константинопольской объеди- нила центрический и
базиликальный тип постройки при преобладающем значении купола. План св. Софии
представляет собой слегка вытянутый прямоугольник, в центре которого выделен квадрат, обо-
значенный мощными устоями. Они являются главными вехами, отделяющими центральный неф
от боковых. С запада и востока от опорных столбов отходят по две полукруглые экседры. С
востока они примыкают к алтарной нише, а с запада фланкируют центральный вход в храм, за
которым следовал нартекс. Нартекс и боковые нефы были перекрыты цилиндрическими и
крестовыми сводами, алтарная ниша и экседры завершались малыми полукуполами. Центральный
купол был возведен на парусах. Подобная конструкция в столь грандиозном масштабе (диаметр
центрального купола св. Софии — 31,5 м) была осуществлена впервые. Значительный распор,
который развивал первоначально более плоский купол храма, передавался на два больших полу-
купола, расположенных на продольной оси здания, и погашался, переходя на полукупола экседр и
апсиды. С боков давление купола уравновешивалось скрытой системой распоров — контрфорсов.
Решение конструктивной задачи в храме св. Софии шло рука об руку с поисками образной
выразительности архитектуры. Каждая деталь храма, каждый новый аспект его внешнего вида и
внутреннего пространства был призван донести главную мысль — явить миру образ вселенной
таким, каким его родило сознание того времени.
507
Снаружи вид св. Софии внушителен и замкнут. Окруженный с трех сторон почти вплотную
подступающими к его стенам постройками, собор возвышался над ними своей венчающей частью.
С улиц Константинополя воспринимался поэтому в первую очередь мощный купол Софии. Лишь
с восточной стороны храм можно было видеть от вершины до основания. Внешний вид св. Софии,
с ее обращенными к городу стенами, поражал своим аскетизмом...
Интерьер св. Софии представал ярким и неожиданным контрастом к аскетической суровости ее
внешнего облика. Перед входом в собор, как свидетельствуют уцелевшие фундаменты,
существовал просторный двор-атрий, окруженный портиками с большим мраморным фонтаном в
центре. Колоннада двора предваряла и оттеняла своим равномерным движением многообразие
ритмов и аспектов, которое открывалось зрителю за дверями св. Софии. Нартекс встречал
входящего мраморной облицовкой стен и золотой мозаикой сводов. Здесь разделялись на два
рукава прихожане, готовились к торжественному выходу перед богослужением император и его
свита. Девять дверей вели из нартекса внутрь храма. Право доступа через центральный вход,
осененный высоким куполом, было предоставлено только императору и патриарху. Простой
византиец попадал в храм через крайние двери и оказывался в боковом нефе. Своим видом
боковые нефы напоминали продольные залы императорских дворцов, масштаб их членений был
соразмерен человеку. Колонны, держащие своды, и выступы главных устоев в перспективе нефа
закрывали стены, отчего пространство в боковых частях храма казалось словно расступающимся в
стороны. Степень освещенности в различных частях храма была неодинакова. Это вносило