Гриненко Г.В. Хрестоматия по истории мировой культуры - Учебное пособие
Подождите немного. Документ загружается.
результате катары были уничтожены. Но в дальнейшем на протяжении всей эпохи постоянно появляются
все новые и новые ереси, особое место среди них занимают дьяволопоклонники. Для борьбы с ересями и
еретиками в XIII в. была учреждена инквизиция (священный трибунал), которая позднее (особенно в эпоху
Возрождения) снискала себе печальную славу в преследовании инакомыслящих, но даже костры
инквизиции так и не сумели предотвратить появление протестантизма, а затем — вольнодумства,
скептицизма и атеизма.
Из •«Саги 00 Снорри Стурлусон (1178—1241 гг.) — крупнейший сред-
Олаве Трюггва- невековый исландский писатель и историк. Описыва-соне» Снорри емые события
относятся к IX—X вв.
Стурлусона
И вот конунг Олав едет в храм, а с ним некоторые из его людей и несколько бондов. Когда конунг
пришел туда, где находились боги, там сидел Тор. Он был наиболее почитаем из всех богов и
украшен золотом и серебром. Конунг Олав поднял отделанную золотом дубинку, которую он
держал в руке, и ударил Тора, так что тот упал с возвышения. После этого прибежали люди
конунга и столкнули с возвышения всех богов. Пока конунг находился в храме, снаружи, перед
дверью, ведущей в храм, был убит Скегги Железный.
Это совершили люди конунга.
Когда конунг пришел к народу, он предложил бондам выбирать одно из двух: либо все они
должны принять христианство, либо они должны биться с ним. Но после смерти Скегги в войске
бондов не осталось предводителя, 'который подал бы знак к нападению на конунга Олава. Было
решено покориться конунгу и принять то, чего он требовал. Тогда конунг Олав велел окрестить
всех людей, которые там были, и взял у бондов заложников, чтобы они придерживались
христианства. Затем конунг Олав приказал своим людям отправиться во все фюльки Транд-хейма.
Ни один человек не возражал теперь против христианства. Так был крещен весь народ в
Трендалаге.
(Снорри Стурлусон. Сага об Олаве Трюггвасоне. С. 669—670)
О военно-мона- Ранее, чем Иерусалим был завоеван крестоносца-шеских орденах ми) в нем
существовал «госпиталь», разросшийся вместе с торжеством христианства в Святой Земле.
Стоявший во главе этого госпиталя Герард положил начало братству, первый устав которого был
составлен уже его преемником и утвержден папами Иннокентием II, Евгением III и Луцием III.
Устав этот с течением времени пополнялся и изменялся, приняв окончательный
526
свой вид лишь к началу XIV века. Первоначальною задачею братства была помощь больным и
паломникам, почему братья и назывались гос-питалитами, и защита паломников от разбойников и
неверных, что рано выдвинуло боевой, рыцарский элемент ордена. Особенно славился
иерусалимский госпиталь, расположенный прямо против Гроба Господня, но вслед за ним
появились госпитали и в других городах Востока. Долгое время забота о больных и паломниках
стояла на первом месте... Но мало-помалу борьба с неверными все более выдвигала воинскую цель
ордена, а благодаря этому росло значение рыцарского элемента: заботу о больных стали
предоставлять отодвинутым на второе место братьям, специально посвящавшим себя ей. В 1259
году папа утвердил сложившееся деление ордена на три слоя: на рыцарей, священников и братьев-
госпиталитов. В связи с расширением военных задач ордена у него появились замки и обширные
владения, превратившиеся в своего рода орденское государство, павшее вслед за вытеснением
христиан из Святой Земли (1291 г.), когда остатки госпиталитов перебрались на Кипр. Здесь они
вновь усилились, приобрели Родос и создали новое островное государство, долгое время бывшее
оплотом христианства на Востоке. Последним прибежищем теснимых турками госпиталитов была
подаренная им в 1530 году Карлом V Мальта, что повело за собою наименование ордена
мальтийским...
Высшая власть в ордене была поделена между магистром и собором. И в Палестине и потом на
Кипре орден достиг значительного процветания, еще увеличившегося, когда в 1311 году ему была
передана часть владений уничтоженного ордена храмовников. В начале XIV века доходы
иоаннитов в 18—20 раз превосходили доходы французского короля, достигая 35 миллионов
франков. Крупное значение имели ио-анниты для церкви, являясь настоящею церковною армией.
Аналогично развитие и другого ордена — тамплиеров. В 1119 году несколько французов,
руководимые Гюгом и Годфруа, решились защищать паломников от нападения сарацинов и
разбойников, очищать дороги и охранять цистерны... Перед лицом иерусалимского патриарха
принесли они торжественный обет «в послушании, целомудрии и бедности сражать» врагов
Христовых. Но орден увеличивался очень медленно, и Гюг принужден был искать помощи во
Франции, где его ожидало полное сочувствие общества — сам граф Шампани Гюг вошел в число
членов ордена, — церкви и, что, может быть, не менее важно, святого Бернарда (Св. Бернард
Клервосский (1090—1153 гг.), настоятель монастыря Клерво, виднейший деятель католической
церкви своего времени. — Сост.). Бернард в особом сочинении попытался оправдать
существование рыцарских орденов, примирив воинскую деятельность со служением Богу.
«Нет такого закона, — писал Бернард, — который бы запрещал христианину поднимать меч».
Евангелие предписывает воинам сдержан-
527
ность и справедливость, но оно не говорит им: «Бросьте оружие и откажитесь от воинского дела!»
Евангелие запрещает несправедливую войну, особенно между христианами. «Было бы запрещено
убивать и язычников, если бы каким-нибудь другим образом можно было помешать их
вторжениям и отнять у них возможность притеснять верных. Но ныне лучше их избивать, чтобы
меч не висел над головою справедливых и чтобы зло не прельщало несправедливых. Нет для
избравших себе воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассеять этих жаждущих войны
язычников, отбросить этих служителей скверны, мечтающих отнять у христиан сокрытые в
Иерусалиме сокровища, осквернить святые места и захватить в наследие святилище Бога. О, да
извлекут дети веры оба меча против врагов!»...
Подобными соображениями оправдывался немыслимый и внутренне противоречивый идеал
«рыцаря Христова»...
Состав тамплиеров заставлял желать лучшего. Поиски Гюга во Франции увенчались несколько
двусмысленным успехом. Число членов ордена увеличилось значительно: Гюг вернулся в
Палестину с 300 новыми рыцарями, но в числе их было много «преступников, нечестивцев,
хищников, святотатцев, убийц, клятвопреступников и прелюбодеев»... По самому существу
своему рыцарские ордена еще сильнее монашества подлежали влиянию обмирщающих процессов,
и единственным, пожалуй, оправданием их существования являлась священная война... И
храмовники заняли не менее блестящее положение, чем иоанниты. Внутренне расслоившись на
капелланов, составляющих ядро ордена рыцарей, и «служащих братьев», набираемых из
городского сословия, они превратились в орден-государство, сначала в Палестине, потом на
Кипре. Но в отличие от госпиталитов тамплиеры гораздо сильнее распространились по Европе,
особенно по Франции.
Когда Восток был христианами потерян, рыцарствующим орденам пришлось приспособляться к
новым условиям...
Вновь выдвинувшаяся каритативная цель часто прикрывала собою финансовые операции и, во
всяком случае, легко совмещалась с быстрым ростом богатств ордена и далекою от его идеалов
жизнью. Это особенно ярко выразилось в истории ордена тамплиеров, превратившегося в
могущественнейшую финансовую силу эпохи, в неумолимого кредитора и предавшись денежным
операциям. Обеты бедности и целомудрия сделались пустыми формулами, не прикрывавшими мо-
рального упадка ордена. В Германии «дома храмовников» сделались синонимами домов разврата;
английские юноши боялись поцелуя храмовника; французские поговорки говорили: «пить, как
храмовник», «гордость храмовника». Храмовники обмирщились, но орден неповинен в
возведенных на нем усердными инквизиторами обвинениях в чудовищных ересях. Уничтожение
тамплиеров в 1312 г. Филиппом IV было актом грубой силы, вызванным централизационными
стремле-
528
ниями и финансовыми вожделениями королевской власти, но значение рыцарских орденов для
Религиозного сознания эпохи было уже утрачено ими и без этого.
(Карсавин Л.П. Монашество в средние века. С. 114—119)
О жизни Св. Фращиск Ассизский (1181/1182— 1226гг.) — основа-
св. Франциска тель Ордена францисканцев, в 1228 г. причислен к лику Ассизского
святых.
В молодости Франциск был очень богат; его отец вел торговлю сукном; юноша, получив
воспитание в рыцарском духе, увлекался куртуазной лирикой, сочинением песен. Вдруг он
услышал, как к нему обратился Распятый и повелел реформировать церковь, отказавшись ради
этой цели от всех благ. Здесь возникает драматическая сцена: на большой площади в центре
города Ассизи, перед патрициями, облаченными в богатые наряды, а еще более — в собственную
гордыню, Франциск раздевается донага и заворачивается в мантию своего епископа, указывая тем
самым, что он не отступник, не еретик, как многие адепты бедности, что он не противостоит клиру
и сохраняет подчинение церковным властям. Папа Иннокентий III видит во сне, как он поддер-
живает своим плечом рушащуюся церковь. И он доверяет проповедь Евангелия этому человеку, не
являющемуся ни ученым-теологом, ни священником — и не стремящемуся им стать. Человеку,
разговаривающему с птицами и поющему хвалебную песнь всей природе, называя ее также
благой, поскольку она вышла из рук Господа. Между тем слово, которое Франциск и следовавшие
за ним друзья сеяли в городах Умбрии и Тосканы, призывало к покаянию, к жизни, подобной
жизни Иисуса, к подражанию Ему — и Франциск так преуспел в этом уподоблении, что
сподобился носить на своем теле стигматы Страстей Господних. И когда он умер, изможденный
постом и оплаканный своей нищенствующей братией и своей сестрой Св. Кларой, подобно тому
как изображалось оплакивание Христа на византийских фресках, все считали его святым и многие
думали, что это был новый Христос. Церковь против воли вынуждена была признать его святым;
стараясь, по мере возможности, нейтрализовать элемент радикального протеста и посюсторонних
притязаний, содержавшийся в призыве, брошенном этим Божьим безумцем.
(Дюби Ж. Европа в средние века. С. 132-133)
Из «Завещания» И после того как Господь дал мне попечение о бра-Франциска тьях, никто не
указывал мне, что я должен делать, Ассизского но Сам Всевышний открыл мне, что я должен
жить по уставу святого Евангелия. И я велел записать это в простоте и в немногих словах, и господин
Папа утвердил это. И
529
пришедшие, чтобы принять эту жизнь, все, что могли иметь..., отдавали бедным; и
довольствовались одной рясой, изнутри и снаружи застегиваемой, с веревкой и рукавами. И
большего мы не хотели иметь. Службу клирики исполняли вслед за другими клириками, а монахи
читали «Отче наш»; и с радостью мы пребывали в церквах. И были невеждами и служили всем. И
я трудился своими руками; и хочу трудиться; и хочу, чтобы и все другие братья трудились изо
всех сил, потому что это приносит честь. И кто не умеет трудиться, пусть учится, но не из желания
получить плату за работу, а для примера и для изгнания праздности. А когда не дастся нам плата
за труд, прибегнем к столу Господнему, просить у дверей милостыню. Господь открыл мне при-
ветствие, чтобы говорили мы: «Господь да подаст тебе мир». Пусть остерегаются братья
оставаться в церквах, пристанищах и всех местах, для них устрояемых, иначе как пришельцы,
гости и странники, как подобает святой бедности, которую мы обещали в уставе.
(Св. Франциск Ассизский. Сочинения. С. 143—144)
Об Ордене Орден доминиканцев был основан испанским монахом св.
доминиканцев Домиником в 1215 г. В 1232г. указом папы в ведение доминиканцев была передана
инквизиция.
В начале XIII века вместе со своим епископом, папскими легатами и двенадцатью аббатами
цистерцианского ордена Доминик обсуждал в Лангедоке меры борьбы с альбигойцами. Он думал,
что для успеха дела церкви необходимо усилить энергию и экстенсивность проповеди и соединить
ее с апостольскою жизнью. Проповедники должны отказаться от большой свиты и внешнего
блеска своей миссии; по примеру апостолов должны они скитаться с места на место и
воздействовать на альбигойцев не только проповедью, но и апостольским образом жизни.
Доминик не отрицал и других способов борьбы: истребления закоренелых еретиков и
деятельности церковных судилищ, еще не переродившихся в инквизиционные, но уже
посылавших на костер врагов церкви. Новый орден, мысль о котором зрела в уме Доминика,
должен был стать новым могущественным орудием борьбы наряду с уже испытанными. Члены его
противопоставлялись в уме основателя проповедникам-альбигойцам как проповедники
католической истины, словом, примером и молитвою побеждающие противников. Необходимые
для достижения личной святости молитва, созерцание и аскеза, приспособленные к задачам
борьбы, скитальчество и бедность должны быть соединены с глубоким и католическим знанием...
Уже в 1216 году Доминик основал свой первый монастырь, за которым последовали другие. В
этом первом монастыре (около Тулузы), служившем образцом для последующих, у каждого брата
была своя
530
келья, чем обеспечивалась возможность научных занятий. Жизнь не отличалась существенно от
жизни августинцев или премонстранцев, и доминиканцы были такими же «уставными
канониками», Но в соответствии с планом Доминика и отчасти под влиянием францискан-ства в
1220 году на общем соборе в Болонье было провозглашено отречение от всякой собственности, и
орден вошел в число нищенствующих. Однако ввиду особенных задач ордена бедность не могла
быть доведена до таких пределов, как у ранних миноритов. Для борьбы с еретиками и за догму
церкви требовались знания. Для приобретения знаний — обучение братьев, немыслимое без
относительной оседлости, без библиотек, трудно осуществимое без отдельных келий, пред-
полагавших большой и благоустроенный монастырь, хотя бы и расположенный в центре города.
Идеал добровольной нищеты и скитальчества приспособляется к целям ордена, смягчаясь, с одной
стороны, приобретая значение орудия борьбы — с другой. Отсутствие безусловной оседлости и
бродячесть способствовали расширению сферы деятельности ордена и необходимой для этого
свободе передвижения доминиканских проповедников. Отсутствие личной и общей (в последнем
случае только формальное) собственности придавало ордену удобоподвижность и
сосредоточенность его на одной цели — заботе о душе ближних. Точно так же целям
доминиканцев соответствовали и внесенные ими в жизнь каноников изменения. Отсутствие
предписаний о необходимости физического труда позволяло посвятить более времени обучению
братьев, аскеза и молчание содействовали внутренней подготовке проповедника. Существование
монастырей, лишь формально примиримое с идеалом абсолютной бедности, сделало возможным
систематическое обучение братьев и организацию преподавания...
Организация самого преподавания была завершена общим собором 1259 года, на котором
присутствовали такие светила доминиканской науки, как Альберт Великий и его ученик Фома
Аквинский. Курс обучения, имевшего главною целью подготовку проповедников, был рассчитан
на 6—8 лет. Первые два года посвящались философии, вторые два — основному богословию,
церковной истории и праву. Последние два — углубленному изучению богословия, руководством
для чего служила Summa theologica Фомы Аквинского. Наиболее способные ученики по
окончании этого шестилетнего курса делались лекторами, а через семь лет магистрами. Через
тринадцать лет, пройдя степень бакалавра, они могли стать магистрами богословия — высший сан
ордена, рядом с которым стоит сан «общего проповедника», получаемый после успешной
двадцатипятилетней проповеднической деятельности.
(Карсавин Л.П. Монашество в средние века. С. 133—136)
531
Из «Истории Штурм крепости Брам Симоном де Монфором
альбигойцев» весной 1210 года
де о де ерне ^^ достигли крепости Брам, осадили ее и взяли приступом менее чем за три дня без
осадных машин. Защитникам крепости, числом более сотни, выкололи глаза и отрезали носы, но
одному из них оставили один глаз, чтобы он смог отвести остальных в Кабаре...
Как поступили с еретиками в Кастре в сентябре 1209 года
Мы не можем предать забвению чудо, свершившееся в этой крепости в присутствии графа. К нему
подвели двух еретиков: один из них имел в этой секте сан «совершенного», другой же был еще
новообращенным или учеником первого. Посоветовавшись со своими людьми, граф решил
предать обоих огню. Однако второй еретик, тот, что был по-видимому учеником первого...,
принялся каяться и пообещал отречься от ереси и во всем повиноваться Римской Церкви. Из-за
этого среди наших возникло великое несогласие: одни говорили, что его не следовало предавать
смерти, другие, наоборот, доказывали, что его необходимо казнить, ибо было ясно, что он еретик,
а что до его обещаний, то можно было предположить, что они скорее продиктованы страхом близ-
кой смерти, чем любовью к христианской вере. И что же? Граф согласился, что его следует сжечь
— на том основании, что если он и в самом деле раскаялся, то огонь послужит искуплению его
грехов, если же он солгал, то он будет наказан за свое вероломство. И вот их обоих крепко-
накрепко связали, пропустив толстые и прочные веревки вокруг ляжек, живота и шеи, а руки
связали за спиной. Затем у того, кто казался покаявшимся, спросили, в какой вере он хочет
умереть; и он ответил: «Я отрекаюсь от безбожной ереси и хочу умереть с верою в Святую
Римскую Церковь, и молюсь, дабы огонь сей послужил мне чистилищем». Тогда вокруг столба
был разведен большой костер. Тот, кто был «совершенным» в среде еретиков сгорел в одно
мгновение; другой же вышел из огня невредимым, связывавшие его весьма крепкие узы
мгновенно расторглись, и он вышел из огня без малейшего следа ожогов, слегка пострадали лишь
кончики пальцев».
(де Во де Серне Пьер. История альбигойцев. С. 135—137)
Философия
Средневековая европейская философия получила название «схоластика» (от «схола», т.е. школа), поскольку
до появления университетов в XIII в. развитие философии шло в школах при соборах и монастырях. В
истории схоластики выделяются следующие периоды, в целом соответствующие общей пе-
532
риодизации Средневековья: это предсхоластика — V—VIII вв. («эпоха Великого переселения народов», или
«темные века», когда развития философии практически не было), ранняя схоластика — IX—XII вв., зрелая,
или высокая, схоластика — XIII в. и поздняя схоластика — XIV—XV вв. Существовавшая в эпоху
безусловного господства в общественной жизни христианства, схоластика естественно заняла место
«служанки богословия»: делом философии было разъяснение и обоснование религиозных истин. Это
положение «служанки», представляющееся современному человеку унизительным, в те времена считалось,
напротив, весьма высоким. Вся средневековая культура была пронизана идеей служения. И чем более
высокое положение в иерархической структуре общества занимал сюзерен, тем почетнее было ему служить.
Но высшим сюзереном, стоящим даже над королями, был Бог. Теология — наука о Боге — занимала высшее
место среди всех наук, а философия как ее служанка — соответственно, второе.
В период ранней схоластики христианская философия в основном опиралась на учение Аврелия Августина,
переработавшего платонизм, а точнее, даже . неоплатонизм, в духе христианства. Благодаря крестовым
походам в руках западноевропейцев оказывается большое число книг, вывезенных с Востока. Активная
деятельность по переводу позволяет европейцам познакомиться с широким кругом философских идей как
античных (греческих и римских) философов, так и средневековых арабских и еврейских ученых. В XII—XIII
вв. в Европу попадают труды Аристотеля (до этого были известны только его книги по логике) и
многочисленные комментарии к ним арабских и еврейских авторов. Св. Фома Аквинский — крупнейший
философ эпохи — сумел достичь синтеза аристотелизма и христианства. Постепенно его учение (томизм)
получает всеобщее признание, и Аристотель (до конца Средневековья) становится крупнейшим авторитетом
в философии.
Фома Аквинский Фома Аквинский (Аквинат) (1225/1226-1274 гг.)— О философии крупнейший
представитель средневековой европейской
И Откровении схоластики. Уже при жизни ему был присвоен титул «ан-
гельский доктор», в 1323 г. он был причислен к лику святых, в 1567 г. признан «отцом церкви». В 1879 г.
энцикликой папы Льва XIII томизм был провозглашен официальной философией католической церкви.
Родом из Знатной графской семьи, он еще в молодости становится монахом нищенствующего Ордена
доминиканцев. Учился в Париже, а затем в Кельне у выдающегося философа и теолога Альберта
Больштедского (Великого), затем сам преподавал в Париже и других местах. Два его крупнейших произве-
дения — «Сумма теологии» и «Сумма против язычников».
Для спасения человеческого было необходимо, чтобы сверх философских дисциплин, которые
основываются на человеческом разуме, существовала некоторая наука, основанная на
Божественном Откровении; это было необходимо прежде всего потому, что человек соотнесен с
Богом как с некоторой своей целью. Между тем цель эта не поддается постижению разумом; в
соответствии со словами Исайи...: «Око не зрело, Боже, помимо Тебя, что уготовал Ты любящим
Тебя». Между тем должно, чтобы цель была заранее известна людям, дабы они соот-
533
носили с ней свои усилия и действия. Отсюда следует, что человеку необходимо для своего
спасения знать нечто такое, что ускользает от его разума, через Божественное Откровение.
Притом даже и то знание о Боге, которое может быть добыто человеческим разумом, по
необходимости должно быть преподано человеку через Божественное Откровение, ибо истина о
Боге, отысканная человеческим разумом, была бы доступна немногим, притом не сразу, притом с
примесью многочисленных заблуждений, между тем как от обладания этой истиной целиком
зависит спасение человека, каковое обретается в Боге. Итак, для того чтобы люди достигли
спасения и с большим успехом, и с большей уверенностью, необходимо было, чтоб относящиеся к
Богу истины Богом же и были преподаны в Откровении.
Итак, было необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от
разума, были дополнены наукой, священной и основанной на Откровении.
(Фома Аквинский. Сумма теологии. С. 824—825)
Из «О презрении Иннокентий III (граф Сеньи) — папа римский с 1198 по
к миру, или 1216 г. Именно в его понтификат был совершен кресто-
0 ничтожестве
выи
поход против альбигойцев и захват Константинопо-
человеческого
ля
(1204 г.). Он отличался глубокими богословскими и
состояния» папы юридическими познаниями, был глубоко религиозным
Иннокентия III человеком. Его перу принадлежит ряд философских и богословских трудов.
Итак, сотворил Господь Бог человека из праха земного, который ничтожнее прочих элементов, как
подтверждено в Библии. Планеты и звезды Господь Бог сделал из огня, ветер и бури — из воздуха,
рыб и пернатых сотворил из воды, людей и скот — из праха. Сравнивая себя с обитателями воды,
человек обнаруживает, что он ничтожен, рассматривая небесных тварей, познает, что еще более
ничтожен; рассматривая сотворенных из огня, приходит к мысли, что ничтожнее его нет. Он не
смеет сравнивать себя с небесными тварями, не отваживается поставить себя впереди земных. Он
полагает себя равным только вьючным животным и узнает в любом из них себе подобного.
«Участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и
эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом; потому что все — суета!
Все идет в одно место; все произошло из праха и все возвратится в прах». Слова эти принадлежат
не какому-нибудь безвестному человеку, но мудрейшему Соломону. Что же иное человек, если не
грязь и пепел? По этой причине человек и говорит Богу: «Вспомни, что Ты, как глину, обделал
меня и в прах обращаешь меня?» Поэтому и Бог сказал человеку: «Прах ты и в прах
возвратишься». Иов также говорит: «Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел».
534
Грязь сотворяется из воды и праха, и то, и другое остается в ней; пепел же образуется из дерева и
огня, когда и то, и другое распадается. Таинство творения известно, но все-таки должно быть
разъяснено лучше. Что же ты гордишься грязью, из какого праха ты возвышаешься? Почему ты
хочешь прославить пепел?..
(Иннокентий III. О презрении к миру, или о ничтожестве человеческого состояния. С. 93—94)
Государство и право
В эпоху Средневековья главенствующим принципом в отношении государственной власти был: «Нет власти
иначе как от Бога». Но при всей бесспорности этого принципа для людей того времени споры о власти все-
таки велись, и прежде всего это был спор о главенстве между светской и духовной (церковной) властями.
Особую остроту этому спору придавали постоянные войны папства со светскими государями и феодалами.
Крупнейшими богословами, разрабатывавшими учение о государстве и праве, были Аврелий Августин и
Фома Аквинский, оба они доказывали примат духовной власти над светской. Наиболее выдающимся
теоретиком, отстаивавшим противоположную точку зрения, был Марсилий Падуанский (около 1275 —
около 1343 гг.). Он утверждал, что за все беды и несчастья мира несет ответственность церковь, и они могут
быть устранимы только при условии, что церковь больше не будет вмешиваться в дела мира. Он требовал,
чтобы церковь была подчинена светской политической власти.
Развитие права тоже проходило сложным путем. В период раннего Средневековья в большинстве вновь
образовавшихся в Европе государств имело место смешение различных систем права. Так, среди потомков
римлян действовало римское право, у салических франков — салический закон и т.п. И только постепенно,
по мере развития национальных государств в каждой стра-не начала вырабатываться единая система
законов. Важным шагом на пути разработки права стала при этом работа в области церковного права и в
первую очередь — канонического.
Одной из особенностей права в период раннего Средневековья было частое обращение к ордалиям (Божьему
суду), состоявшее в испытании огнем, водой и т.п.; в 1215 г. решением латеранского собора ордалии были
запрещены.
Об испытании Железный брусок, предназначенный для испытания раскаленным в суде, должен
быть примерно в четыре фута дли-железом ной, так чтобы человек, которому предстоит
дока-
зывать свою невиновность, мог бы положить на него руку; шириной он должен быть в ладонь, а
толщиной — в два пальца. Подвергаемый испытанию должен сделать с ним следующее: взять
железо и пройти, держа его в руке, девять шагов, а затем медленно опустить его на землю; однако
перед этим означенное лицо должно получить благословение священника...
535
Железный брусок должны нагревать Судья и священник, и в это время, во избежание порчи и
сглаза, никто не должен приближаться к огню. Подвергаемого испытанию вначале следует
тщательно осмотреть, чтобы убедиться в том, что при нем нет никакого предмета, используемого в
колдовских целях; затем в присутствии свидетелей он должен вымыть руки и взять [раскаленное]
железо сухими руками. Сразу после того, как он положит брусок, Судья должен смазать воском ту
руку, в которой испытуемый держал железо, и обернуть ее паклей или льняными оческами, а
сверху перевязать тканью. Свершив это, Судья должен отвести испытуемого в его жилище, а через
три дня осмотреть руку: если на ней остались следы ожога, не выдержавшего испытания следует
сжечь заживо или подвергнуть другому наказанию по решению суда. Испытанию раскаленным
железом должно подвергать лишь женщин, уличенных в сводничестве или в преступной связи с
пятью мужчинами; женщина же, подозреваемая в нанесении ран, убийстве или намеренном
поджоге, должна поклясться [в своей невиновности] или выставить воина для судебного поединка,
согласно установлениям Кодекса.
(Forum Conche (Fuero de Cuenca). С. 65—66)
Книги и библиотеки
В эпоху Средневековья на смену античному свитку приходит кодекс — рукопись, состоящая из
сброшюрованных листов пергамента. Книги богато украшались иллюстрациями. В V в. получили
распространение «пурпурные» кодексы — выполненные на окрашенном в пурпурный цвет пергаменте.
Текст при этом нередко был написан золотом и серебром, в таких книгах имелось большое количество
иллюстраций (миниатюр). Переплеты для книг часто украшались драгоценными камнями. Книги в эпоху
раннего Средневековья были предметами роскоши и стоили очень дорого. Ситуация принципиально
изменилась в XII—XIII вв. с развитием системы образования и в особенности с появлением университетов.
О новом отношении ...Надо очень хорошо себе представлять: универ-к книгам (XII в.) ситетская
книга и книга монастырская — весьма отличны друг от друга. Нельзя, конечно, отрицать, что и в
монастырях книга была инструментом культуры... Но монастырская книга, в том числе и в своей
духовной и интеллектуальной функции, играла прежде всего роль сокровища. В отличие от этого
универ^ ситетская книга была прежде всего инструментом познания. До изобретения
книгопечатания книга оставалась дорогой, несмотря на все технические ухищрения (скоропись,
быстрое размножение с помощью так называемых pecia, отказ от миниатюр или же использование
одних и тех же иллюстраций). Вспоминается чудо св. Бенуа, относящееся к
536
VI в.: ему удалось спасти упавший в воду железный заступ. Новые времена — новые орудия. И
вот в XIII в. этому чуду соответствует чудо св. Доминика: « Как-то раз св. Доминик переправлялся
через реку в окрестностях Тулузы, и-его книги упали в воду. Однако спустя три дня рыбак,
забросивший удочку в этом месте, поймал что-то очень тяжелое, как он думал, огромную рыбу.
Однако он вытащил из реки книги, принадлежавшие святому, и они были совершенно невредимы,
как если бы их заботливо хранили в шкафу». Это не значит, впрочем, что св. Доминик поддался
новому фетишизму книги — фетишизму, характерному для университетских людей. Он хорошо
знал, что функция книги — вспомогательная...
Симптоматично притом, что даже члены странствующих орденов плохо осознавали новую роль
книги. Св. Франциск проявлял большое недоверие к интеллектуальной культуре, он все еще
рассматривал произведения культуры как сокровища, дороговизна книги казалась ему
противоречащей той практике бедности, которую он проповедовал своим братьям. В XIII в.
крупный деятель ордена доминиканцев Гумберт Роменский негодовал, что книга приобретала
утилитарное значение и переставала быть предметом драгоценным: «Подобно останкам святых, их
мощам, сохраняемым с таким благоговением, заворачиваемым в шелка, заключаемым в золото и
серебро, следует хранить и книги, содержащие в себе столько святости. Пренебрежение к книгам
достойно осуждения».
На самом же деле изменение функции книги было всего лишь частным случаем более общей
эволюции: распространения письменной культуры и прежде всего обретения письменным текстом
новой функции — функции доказательства...
В самом деле, это был момент, когда начали систематизировать ку-тюмы, когда множилось число
писаных законов, когда феодальное право, так же как и римское, и каноническое право,
оформлялось в договорах. Традиционное общество, в котором очень велика была роль слухов,
устной передачи информации, медленно приучалось если не читать, то, во всяком случае,
использовать письменное слово точно так же, как в экономической жизни оно привыкало иметь
дело с деньгами.
(Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. С. 321—322)
Школа и обучение
В период раннего Средневековья школы имелись обычно только при монастырях и церквах. В XII
в. особую роль стали играть школы при соборах. В конце XII — начале XIII в. в Европе возникли
первые университеты, сыгравшие громадную роль в развитии европейской культуры.
537
Школы При каждом соборе имелась школа. Наиболее ак-
тивные из этих школ были расположены в районах, где процветало искусство Франции,
готическое искусство. Конечно, школы существовали и при монастырях, но монастыри означали
замкнутость. Школы при соборах, как и торговая деятельность, на протяжении XII века все более
освобождались от стягивавших их пут. В самом деле, миссия епископа состоит в распространении
слова Божия. В результате реформы [католической] церкви эта его^ функция на тот момент
возобладала надо всеми остальными. При этом она стала слишком обременительной, чтобы
епископ мог ее выполнять в одиночку. Ему потребовались помощники, способные проповедовать
это слово вместе с ним повсюду, и чтобы готовить таких проповедников, — хорошо
оборудованные мастерские, а в них — хорошие книги и хорошие наставники, умеющие их
комментировать. По мере того как путешествия становились все более доступной вещью, в
лучшие школы устремились охочие до приключений интеллектуалы. В результате
сформировались центры, в которых была сконцентрирована наука и учебная деятельность, причем
в тех самых местах, где были воздвигнуты шедевры готического искусства — в Лане, Шартре,
наконец, в Париже, который вскоре превзошел все остальные города. Наблюдалось, таким
образом, совпадение очагов интеллектуальных поисков и передовых достижений в области
искусства.
Круг изучаемых наук остался неизменным со времен первого возрождения античной культуры в
каролингскую эпоху. Это были так называемые «семь свободных искусств»: три вводные
дисциплины: грамматика, риторика — овладение красноречием, диалектика — овладение
[правильным] рассуждением; четыре дисциплины высшего цикла, способствующие постижению
тайных законов мироздания: арифметика, геометрия, астрономия, музыка. Эти семь путей знания
вели к теологии, царице наук, с помощью которой можно было попытаться проникнуть в
Божественные тайны, истолковывая промысел Господа, Его слово, другие рассеянные в природе и
доступные для восприятия знаки...
Между тем средства логического анализа постоянно совершенствовались. Целые полчища
клириков шли вслед за рыцарями, отвоевывавшими у мусульман Испанию и Сицилию; они с
жадностью набросились на книги великолепных библиотек Толедо и Палермо, они развили
лихорадочную деятельность по переводу с арабского на латынь трудов, некогда переведенных
арабами с греческого. В Париже изучили эти переводы. В них открывалось знание древних,
которым пренебрегли римляне: Евклид, Птолемей; в них открывалось биение мысли более
привлекательное, чем все логические трактаты Аристотеля. Была выработана и утвердилась
методика исследования...
До нас дошел устав одного из парижских коллежей, коллежа Юбан. Этот документ, довольно
поздний, — он датируется XIV веком — по-
538
лон подробностей, позволяющих судить о том, что собой представляла в то время школа. Это
была дисциплинированная команда, вроде военного подразделения, возглавляемая наставником-
командиром. Ученики — молодые люди, все до единого духовного звания, стриженые и носившие
одеяние клириков; они жили одной общиной, совместно, как монахи, принимали трапезу, а их
наставник был наподобие аббата. Не следует забывать о том, что все действия, которыми была
наполнена их жизнь, это действия священнослужителей. Собственно учеба чередовалась с
благочестивыми размышлениями и литургической службой. Учеба соединялась с молитвой и была
неотделима от нее; учеба была лишь иным способом служения Господу.
(Люби Ж. Европа в средние века. С. 125—128)
Трудно найти в истории учебных заведений XII века более поразительный факт, чем резкое
увеличение количества учащихся, которые устремились в них. Но нам мало что известно об их
происхождении... В Англо-Норманнском мире высшее дворянство лишь за несколькими
выдающимися исключениями имело, как кажется, предубеждение против того, что их сыновья
становились учеными клириками (при этом они иногда оказывали щедрую поддержку сыновьям
представителей других сословий для обучения в школах), и лишь немногие из студентов
происходили... из высших сословий. В некоторых частях Европы имело место совсем иное
отношение; например, в Кельне и вокруг него местный нобилитет занимал почти все места в
школе при соборе...
О том, из каких слоев населения происходило большинство учащихся, мы ничего не знаем, но
вряд ли мы совершим большую ошибку, если предположим, что большинство происходило из
средних слоев: мелких землевладельцев, купцов, состоятельных ремесленников, свободного и
зажиточного крестьянства. Многие, однако, если судить по их песням и письмам, были выходцами
из более бедных слоев, но не забудем, что испокон веков раздавались жалобы на бедность сту-
дентов (равно как и жалобы людей старшего возраста на падение нравов молодежи)...
Довольно хорошо организованные учебные центры — зародыши университетов — существовали
во многих городах, однако возникновение и развитие университетов, этих признанных центров
учености, имевших особые права присваивать ученые степени, этих учебных заведений, куда
будут стекаться массы студентов, независимо от репутации того или иного преподавателя,
начнется в конце XII — начале XIII веков. Ранний XII век был временем par exellencee
странствующего школяра, а мастера своего дела, которые могли чему-либо научить, встречались
редко...
К концу XI века во многих частях Европы — и в Германии, и в Италии, и во Франции — мы
обнаруживаем свидетельства новой, более
539
свободной, более богатой латинской литературы и видим, что все большие группы студентов
собираются у ног учителей, чья слава могла, тем или иным способом, быстро распространяться по
разным землям.
(Брук К. Возрождение XII в. С. 133-135)
Университеты Истоки университетских корпораций зачастую столь же темны, как и у всех
прочих ремесленных цехов. Они организуются постепенно, последовательными завоеваниями,
происходящими по тому или иному случайному поводу. Уставы часто санкционируют
завоеванное с большим опозданием. Мы не всегда можем сказать, что находящиеся в нашем
распоряжении статуты были первыми. В этом нет ничего удивительного. В городах, где они
сформировались, университеты являли собой немалую силу числом и качеством своих членов,
вызывая беспокойство других сил. Они достигали своей автономии в борьбе то с церковными, то
со светскими властями...
Сначала начинается борьба с церковными властями. Преподаватели университетов были
клириками. Местный епископ считал их своими подданными. Преподавание было функцией
церкви. Как глава всех школ епископ издавна делегировал свою власть кому-то из своих по-
мощников, кто в XII в. обычно именовался scolasticus и кого вскоре стали именовать канцлером.
Последнему совсем не хотелось расставаться со своей монополией. Там, где эта монополия не
была абсолютной, где аббаты достигли прочных позиций со своими школами, они представляли
собой других противников университетской корпорации. В конце концов культура есть дело веры,
а потому епископ притязает на сохранение контроля над нею.
В Париже канцлер практически утрачивает привилегию вручать licence, т.е. право на
преподавание, уже в 1213 г. Это право переходит к университетским мэтрам. В 1219г. канцлер в
связи со вступлением в университет монахов нищенствующих орденов пытается противостоять
этому новшеству. И тут он теряет все оставшиеся у него прерогативы. В 1301 г. он перестает быть
даже официальным главой школы. Во время великой забастовки 1229—1231 гг. университет
выходит из-под юрисдикции епископа.
В Оксфорде епископ удаленного от него на 120 миль Линкольна официально возглавляет
университет через своего канцлера, тогда как аббат монастыря Осенэй и приор Фрайдсвайда
сохраняют лишь почетные звания. Но вскоре канцлер поглощается университетом, его начинают
здесь избирать, и он становится официальным представителем не епископа, но самого
университета.
В Болонье ситуация была более сложной. Церковь долгое время не интересовалась преподаванием
права, считая его мирским делом. Лишь в 1219 г. главой университета становится архидиакон
Болоньи, функ-
540
ции которого напоминают функции канцлера (так его иногда и называли). Но его власть является
внешней, он довольствуется тем, что председательствует на защитах и разбирается с
оскорблениями, нанесенными членам университета...
Из светских властей борьба ведется прежде всего против королевской, власти. Суверены хотят
наложить свою руку на корпорации, приносящие богатство и престиж их королевствам, на этот
питомник, взращивающий для них чиновников и функционеров. Преподаватели университетов
живут в городах их королевств, а потому им стремятся навязать свою власть, которая вместе с
прогрессом монархической централизации в XIII в. становится вполне ощутимой для их
подданных. В Париже автономность университета была окончательно обретена после кровавых
столкновений студентов с королевской полицией в 1229 г. В одной из стычек несколько студентов
были убиты полицейскими. Большая часть университета объявила забастовку и удалилась в Орле-
ан. На протяжении двух лет в Париже почти не было занятий. Лишь в 1231 г. Людовик Святой и
Бланка Кастильская торжественно признали независимость университета, возобновили и
расширили те привилегии, которые были признаны Филиппом-Августом в 1200 г.
В Оксфорде университет получил свои первые свободы в 1214 г., когда он воспользовался
упадком власти отлученного Иоанна Безземельного. Серия конфликтов в 1232, 1238 и 1240 гг.
между университетом и королем завершилась капитуляцией Генриха III, испуганного поддержкой,
оказанной частью университета Симону де Монфору.
Но борьба шла также и с коммунальными властями. Возглавлявшие коммуну буржуа были
раздражены тем, что обитатели университетов не подпадали под их юрисдикцию; их беспокоили
ночной шум, грабежи, преступления отдельных студентов. Они плохо переносили и то, что
преподаватели и студенты ограничивали их экономическую власть, устанавливая твердые цены на
жилье и продукты питания, заставляя торговцев совершать свои сделки, не преступая законов.
В Париже именно в драку между студентами и буржуа грубо вмешалась королевская полиция. В
Оксфорде первые шаги к независимости университета в 1214г. были следствием того, что в 1209 г.
отчаявшиеся буржуа без суда повесили двух студентов, подозреваемых в убийстве женщины.
Наконец, в Болонье конфликт между университетом и буржуа был еще ожесточеннее, поскольку
тут коммуна вплоть до 1278 г. безраздельно правила городом под суверенитетом находившегося
вдали императора (в 1158 г. Фридрих Барбаросса самолично даровал привилегии преподавателям
и студентам). Коммуна навязывала профессорам пожизненный контракт, делая их своими
чиновниками, она вмешивалась в присуждение степеней. Учреждение архидиаконства ограничило
это вмешательство в университетские дела. Ряд конфликтов с последовавшими за ними
забастовками, исходом преподавателей
541
и студентов в Виченцу, Ареццо, Падую, Сиену принудили коммуну пойти на соглашение.
Последнее столкновение произошло в 1321 г. Университет более не страдал от вторжений
коммуны в его дела.
Как сумели университетские корпорации выйти с победой из этих схваток? В первую очередь
благодаря единству и решимости. Они угрожали грозным оружием и действительно его
применяли — забастовку и уход. Гражданские и церковные власти видели слишком много
преимуществ в наличии университета, который имел большое экономическое значение, был
уникальным питомником, взращивающим советников и чиновников, источником немалого
престижа, а потому он мог применять подобные средства для своей защиты.
К тому же университеты нашли могущественного защитника — папство. В Париже Целестин III в
1194 г. даровал университетской корпорации первые привилегии, а Иннокентий III и Григорий IX
утвердили ее автономию. В 1215 г. кардинал и папский легат Робер де Курсон дал университету
первые официальные уставы. В 1231 г. Григорий IX осудил парижского епископа за нерадение и
принудил короля Франции и его мать пойти на уступки: своей буллой Parens scientiarum, которую
поминают как Великую Хартию университета, он даровал последнему новые статуты. Еще в 1229
г. понтифик писал епископу: «Хотя ученый богослов подобен утренней звезде, которая сияет во
мраке и должна освещать свое отечество блеском святых, умиротворяя разногласия, ты не
довольствовался тем, что пренебрегал своими обязанностями, но, согласно сведениям
заслуживающих доверия людей, своими махинациями сам способствовав тому, что поток
преподавания свободных искусств, по милости Св. Духа орошавший и оплодотворявший рай
вселенской церкви, иссяк в самом своем источнике, т.е. в городе Париже, где доселе он бил не
переставая. Но затем это преподавание оказалось разбросанным по разным местам и сошло на нет
подобно тому, как иссыхает разделившийся на множество рукавов поток».
В Оксфорде начало независимости университета было также обеспечено легатом Иннокентия III,
кардиналом Николаем Тускуланским. Иннокентии IV выступает против Генриха III и ставит
университет под защиту святого Петра и папы, поручая епископам Лондона и Солсбери защищать
его от происков короля.
В Болонье Гонорий III ставит архидиакона во главе университета, чтобы тот оберегал его от
коммуны. Университет окончательно освобождается, когда город в 1278 г. признает папу
сеньором Болоньи.
Отметим значение такой поддержки со стороны понтифика. Безусловно, святой престол признавал
важность и ценность интеллектуальной деятельности; но его вмешательства не были
бескорыстными. Выводя университеты из-под светской юрисдикции, он подчинял их церкви. Так,
чтобы получить эту решающую помощь, интеллектуалы должны были избрать путь церковной
принадлежности — вопреки
542
сильному тяготению к мирскому пути. Если папа освободил преподавателей от контроля местной
церкви — да и то не полностью, мы увидим, сколь серьезной была роль епископских осуждений
на протяжении этого столетия, — то лишь с тем, чтобы подчинить их папскому престолу, вовлечь
их в свою политику, навязать им свой контроль и свои цели.
Тем самым интеллектуалы, подобно новым орденам, оказались в подчинении у апостольского
престола, оберегавшего их с тем, чтобы их же приручить. Известно, как эта защита со стороны
папы изменила на протяжении XIII в. характер и первоначальные цели нищенствующих орденов.
Известны, в частности, нерешительность и страдания Франциска Ассизского из-за тех искажений,
которые претерпел его орден, все более вовлекаемый в интриги, в насильственное подавление
ересей, в римскую политику. То же самое относится к интеллектуалам, к их независимости, к