Чубаров И.М. (ред., сост.) Антология феноменологической философии в России

Подождите немного. Документ загружается.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ЗЕНЬКОВСКИЙ

менности

явлений

А и В, — оба

этих

момента

должны

быть

логически

раз-

личаемы

один

от

другого.

Итак,

обратимся

анализу

того,

насколько

постоянство

связи

и В

может

служить

признаком,

что они

находятся

причинном

отноше-

нии *,

насколько

оно

характеризует

«сущность»

причинности.

Примечания

Публикуется по изданию: Зеньковский В.В.

Проблема

психический

при-

чинности.

Киев, 1914. С. 1-12,

19-20.

Уже здесь видна двусмысленность в понимании Зеньковским пробле-

мы психологизма в логике и научных методах вообще. Шпет на полях против

этого места саркастически вопрошает: «Какие же

успехи?»

Шпет замечает на полях: «Но психическое в Z-ме ли», т.е. во времени

ли?

Шпет пишет на полях: «А может быть это к сущности психологии?».

Т.е. по Шпету, изучаться должны именно пространственные схемы языка, с

помощью которых мы опрастранстливаем наш опыт.

Два вопросительных знака Шпета, означают скорее всего сомнение в

возможности борьбы с методологическим параллелизмом с позиции выясненно-

го своеобразия методологии психологии, и в наличии такого параллелизма у

Канта.

Против этого места, весьма односторонне представляющего позицию

феноменологии

в отношении генетического исследования сознания, Шпет при-

писывает: «Почему же нельзя описывать

«генезис»?

Дело не в генезисе, а в

<гипотезе> (Дильтей)!».

Недоуменные вопросительные знаки Шпета после указаний на

«многих авторов», и аттестацию описываемого Зеньковским метода как

«феноменологического». Помета на полях: «Следовательно, исследование —

принципиально,

но и само определение феноменологии очень и очень <нрзб.>

вздор.»

Шпет перечеркал-все это малоконцептуальное примечание Зеньков-

ского и приписал:

«Гус.

Log. (312, 314): «психическое»

всегда

имманентно

дано

«в сущности»».

Шпет: «Но логика — уже предпосылка!»

Шпет:

«"для

нас", но не "по природе"».

* Это

утверждал

например Юм. A Treatise of human nature (Ed. By

Selby

Bigge)

P. 87.

Учение о привычке, как о такомсубъективном моменте, который лежит в основе

«причинных» суждений, с полной ясностью развито Юмом в «Исследовании челове-

ческого разумения» (рус. пер. Церетели. См. стр. 45-52). У Милля мы встречаем тер-

мин

«неизменность связи», что вполне совпадает с «постоянством связи» Юма (См.

Милль.

Система

логики.

Рус. пер. стр. 260).

Конечно,

дело идет о

«сущности»

в феноменологическом смысле слова. Ср. Husserl.

Ideen

zu ein. Rein.

Phänomen.

S. 7-20.

10*

291

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

Подчеркнув весь абзац Шпет замечает: «Но именно у Гуссерля —

это <проблема> реальности!»

Шпет возражает: «Но ведь

«смысл»

это сам предмет в его квалифи-

кациях!»

Против этого места замечание Шпета:

«Это

прием феноменологи-

ческой редукции?? Последний анализ не феноменологический, а дискурсивный.»

Недоумение Шпета: «Как же это дано в феноменологическом анали-

зе?»

Записано и перечеркнуто на полях Шпетом: «Но оно не относится к

сущности: I, иначе всякое постоянство было бы причинным! В эмпирической

действительности это мнение признают, а в <математике>?».

А.И.

Огнев

— t ноябрь, 1925)

Еще один представитель московской спиритуалистической школы,

ученик и последователь Л.М. Лопатина А. Огнев,

отличие и

от

своего учителя,

от

соратника Аскольдова

не

отмахивался

от

«новомодных веяний»

совре-

менной

философии,

попытался

даже

поставить

ее

последние достижения

лице феноменологии Эд. Гуссерля на

службу

своему направлению

·.

Обращение

консервативной русской метафизической школы

наиболее авангардному

начале

века течению

западноевропейской философии связано

осознани-

ем

ее

представителями исчерпанности традиционных методологических средств

для выражения дежурного набора спиритуалистических идей.

Но

восприятие

нового метода осуществлялось

ней, как правило,

неадекватной критической

стратегии,

именно Огневу

этом смысле более

или

менее

удалось

выйти

на

уровень объективного представления феноменологии. Хотя, разумеется,

от

кри-

тических претензий

отношении последней он не отказался.

В самом начале публикуемой нами здесь

сокращении статьи «Иде-

альное

реальное

познании»

он

выдвигает против представителей «гносео-

логического имманентизма» тривиальный картезианский аргумент, обладаю-

щий

по его

словам силой аксиомы: «Как

бы мы ни

понимали природу нашего

мыслящего субъекта, совершенно

ясно,

что

реальность самой мысли, самого

акта,

котором

мы

усвоиваем содержание того

или

иного

понятия,

не

может

быть

уже

только мыслимой реальностью,

необходимо должна пониматься как

реальность абсолютная». То, что этот аргумент,

которым мы

уже

не однажды

сталкивались

пределах нашей темы, хотя

и в

другом

контексте (см. разделы

Соловьеве, Трубецком,

Каринском),

основан

на

весьма определенном принципе

реальности (субстанциальном

ее

понимании)

учении

об

истине (онтологичес-

ком),

Огнева не только не смущает, но позволяет

даже

подозревать

предубеж-

денности

всех,

кто его не

разделяет. Однако, несмотря

на

попытку выставить

целью своего исследования вскрытие «гносеологических корней» трансценден-

тального («гносеологического») идеализма, чтобы затем,

позиций более уни-

версального учения

(«трезвого»,

отвечающего

«запросам»

«неистребимым

убеждениям» человеческого

духа),

указать некоторым

его

«положительным

приобретениям» локальное место

этом последнем, Огнев

сам

сомневается

«убойной»

силе приведенного аргумента. Он пишет

неопределенности

мно-

госмысленности задействуемых

при его

формулировке понятий («представле-

ние», «понятие», «мыслимое содержание»

и т.д.) и на

самом

деле

преследует

своей статьей

(в

целом, оставаясь

пределах спиритуалистической парадигмы)

цель

их

прояснения, которому представление нового учения должно

как раз

поспособствовать. Характерно, однако,

что в

процессе этой презентации

дис-

курс самого Огнева претерпевает некоторые смещения, превращения

дефор-

См. его

статьи «Пантеизм

панпсихизм» (Философский сборник Московского

Психологического общества Л.М. Лопатину

/ К

30-летию научной деятельности).

«Идеальное

реальное

познании» (ВФП. Кн.

141-142.

(1-И).

М., 1918, с.

85-129;

«Сознание

внешний

мир»

(Пути реализма. М., 1926. С. 63-98).

293

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

мации,

отдаляющие его от классической спиритуалистской доктрины, но так и

не

приведшие к феноменологической

Выбор Огневым феноменологии (а также ссылки на Ф. Брентано,

А. Мейнонга и Т. Липпса) не случаен. Он адекватно формулирует различия

феноменологического направления с неокантианскими и другими течениями в

современной ему логике, отдавая предпочтение первому. Основное преимуще-

ство Гуссерля он видит в его принципиальном (интенциональном) анализе

«данных сознания», не основывающемся ни на каких предвзятых теориях, дог-

матических предпосылках и т.д.

Огнев называет феноменологию Гуссерля

самым глубоким по форме видом гносеологического идеализма, преодоле-

вающим отчасти имманентизм и

даже

имеющим непреходящие методологиче-

ские

достижения

Огнев — практически единственный из русских философов противо-

положного феноменологии лагеря, с которым очень хотелось бы согласиться в

ряде пунктов его критики Гуссерля, если бы он задал адекватный контекст при-

ложения этой критики и предложил позитивную программу преодоления обна-

руженных ею недостатков. Но, к сожалению, он этого не

делает,

и оттого сама

его критика оказывается сомнительной. Основные ее позиции: 1) недостаточная

проработанность у Гуссерля положений о субъективной, материальной (реаль-

ной)

и ноэтической сторонах сознания и критика предпочтения ноэматической

его стороны; 2) критика понятия интенциональности как разновидности край-

него интеллектуализма и панлогизма; 3) критическая разработка учения о чув-

ственном и перцептивном восприятии; 4) критика учения об истине как вневре-

менном

царстве значимостей.

контекстуальным неточностям

следует

прежде всего отнести смеше-

ние

у Огнева подходов Брентано и Гуссерля к пониманию перцептивного опы-

та, что позволяет ему при критике понятия интенциональности ссылаться на

неразличимость в нем акта и содержания. С

другой

стороны, определяя саму

интенциональность как направленность на вне сферы сознания лежащие пред-

меты, Огнев незаметно подменяет сознание психикой, с одной стороны, и пси-

хику проявлениями душевной субстанции («нашего я») с другой. Это позволяет

ему ограничить интенциональность психического только идеальной стороной

сознания,

т.е. переживаниями, приобретающими в нем идеальное значение,

оставляя таким образом шансы психологии сознания и его метафизике — спи-

ритуализму, в представлении так называемых

«реальных»

его сторон. Эта серия

подмен определяет и характер его дальнейшей критики Гуссерля.

См.

его вводные замечания к поздней

статье

«Сознание и внешний мир». С. 63. Уп.

изд.

Основным недостатком спиритуализма, кстати, Огнев считал его

«предубеждение

пользу реальности» (выражение Мейнонга), игнорирование необходимости подоб-

ного анализа.

Огнев, один из немногих реципиентов Гуссерля в России, опирается при ее крити-

ческом изложении по большей части на «Идеи к чистой феноменологии и феномено-

логической

философии,

1», а

не

только на «Логические исследования».

По

ходу

дела

достается и А. Мейнонгу за его остроумные онтологические разли-

чия,

в частности за введение понятия

«Pseudoexistenz».

294

А.И.

ОГНЕВ

Верные замечания Огнева о невозможности приписывания чувствен-

ных качеств (таких, как видимая нами «краснота», напр.) ни самому сознанию

(не

существует

красных восприятий, представлений, суждений), ни реальности

(нет такого предмета — «красное») и о необходимости смены познавательной

установки с естественной и психологической на феноменологическую — для

осознания

особой идеальной природы содержаний сознательных актов

— не

должны нас подкупать. Огнев говорит здесь о принципиально

других

вещах,

чем Гуссерль. Не случайно он начинает искать опоры в онтологии, обращаясь

для этого к понятию Pseudoexistenz А. Мейнонга, каковым тот пытался обозна-

чить экзистенциальный характер гуссерлевских «значимостей»

. Но Огнев об-

ращается к этому понятию только затем, чтобы его тут же фальсифицировать,

бросив заодно тень на феноменологию. Ибо, действительно, попытка экзистен-

циальной

характеристики идеальной значимости

делает

различие акта и содер-

жания

сознания слишком жестким, эксклюзивным. За это и критикует Мейнон-

га Огнев, обращаясь к элементарным феноменологическим наблюдениям над

чувственным восприятием. Между тем у Гуссерля речь идет о корреляции но-

эмы

и ноэзы, т.е. о таком отношении содержания и акта, когда полюса его не-

отмыслимы

друг

от

друга,

пребывая в состоянии бесконечного тождества-

взаимообмена. Ноэсис должен мыслиться только как возможность мышления

ноэмы,

только в качестве особой «сознавательной» способности, особого акта,

надстраивающего над актами чувственного и др. восприятия. Поэтому, когда

Огнев критикует Гуссерля за недостаточное изучение ноэтической стороны со-

знания,

из этого не

следует,

что ее надо изучать теперь с психологистических

позиций,

понимая ноэсис как реальную субъективную (читай «субстанциаль-

ную»)

деятельность сознания (читай

«души»,

«субстрата

нашего я»). Чтобы

подвести читателя к этой мнимой альтернативе, Огнев смешивает еще понятия

ощущения и

чувства,

бытия и реальности. Первое смешение необходимо ему

для переноса очевидной неразличимости акта и содержания ощущений на

чувства,

как такие «состояния сознания, которые имеют чисто психическую

природу и относятся к реальному

субъекту

душевной жизни». На самом

деле

Огнев не возражает против упомянутого различия и даже, как мы уже писали,

приписывает его (в отличие от Гуссерля) абсолютно всем модальностям созна-

ния,

включая ощущения. Он пытается только придать ему другой, не феномено-

логический (интенциональный), а онтологический (реальный) смысл. Итак, по

Огневу, если в отношении ощущений нельзя провести различие акта (как реаль-

ного психического процесса) и содержания (как псевдосуществующего значе-

ния),

то и в отношении

чувств

говорить можно только об их психической ре-

альности, без отнесения к характеру и предмету интенции. Между тем различие

акта и содержания на этом уровне невозможно провести корректно, только если

под содержанием понимать

модус

бытия (эреальности, по Огневу), а не смысла,

предполагая для выполнения этого смысла какую-нибудь реальность

Дающей

нам в

результате

«концепт

видовой

формы

содержания

данного

конкрет-

ного

переживания».

Кстати,

дискурс

Гуссерля

этом

не

нуждается.

надо

подчеркнуть

здесь

тонко

осуществленную

Огневым

подстановку

«значимости»

на

«псевдосуществование»,

Гуссерля

на

Мейнонга.

295

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

(соответственно, представимость). Что же касается ощущений, то их неинтен-

циональный

характер не позволяет провести это различие по совершенно дру-

гой причине.

Далее Огнев совершает и обратный перенос — характеристик

чувства

на

определения ощущений. Так, аффекты сильного звука и ослепительного све-

та,

чувство

боли, понятие непроницаемости он ставит в прямое генетическое

отношение с сопутствующими им ощущениями и окончательно отвергает

поня-

тие «псевдосуществования», упирая на трудности при проведении различия

акта и содержания на перцептивном уровне. Но для того чтобы ослепнуть,

оглохнуть, почувствовать боль, прийти к понятию непроницаемости и

другим

идеям не обязательно отсылаться к ощущениям (пусть и элементарным; так-

тильным, осязательным), ибо

«реальность»

и осмысленность соответствующих

событий и понятий может быть конституирована непосредственно, на уровне

непсихически понимаемого ноэсиса

Огнев просто спекулирует и паразитирует на проблемах самой фено-

менологии, когда упрекает Гуссерля в невозможности в пределах его дискурса

реализовать продуктивное феноменологическое различие объективной окраски

предмета и его оттенков в восприятии. Ибо у самого основателя феноменологии

эта дизъюнкция проведена недостаточно корректно '.

В завершение Огнев пытается соотнести свою критику феноменологии

с вопросами, заданными Г. Шпетом

Гуссерлю

в «Явлении и смысле». Однако и

здесь говорить можно скорее о различии. В отличие от Огнева Шпет не искал

удостоверения реальности смыслополагающих актов, а

хотел

лишь вытащить

их из запутанного клубка

других

cogitationes.

В чем Огнев безусловно прав, так это в претензии

Гуссерлю

в излиш-

ней

интеллектуализации чувственных и волевых сторон человеческого суще-

ствования, попытке приложения понятия интенциональности к феномену жела-

ния.

Но

следует

отметить, что указание Огнева на иррациональный характер

желания носит только отрицательный и общий характер. Его же собственная

позитивная

программа спиритуалистической психологии, которая должна была

учесть

достижения гуссерлевской феноменологии, слишком расплывчата. Он

пишет о какой-то «неопределенной динамической экспансивности (постоянно

меняющейся

качественной экстенсивности)

субстрата

нашей душевной жизни»,

имеющей творческий, «исходящий из метафизического центра этого

субстрата»,

характер и позволяющей якобы избавиться от картезианского дуализма. В кон-

це концов Огнев сводит свои новации к тривиальной форме метафизической

онтологии неолейбницианского толка. И дальнейшее его творчество только

закрепляет наметившуюся в публикуемой ниже

статье

тенденцию

Для этого можно обратиться к более изначальному опыту столкновения тел, опыту

препятствия, границы (которую не надо трактовать как генетическую матрицу от-

граничиваемых ею тел), о которых мы, во всяком случае, узнаем не из ощущений. Но

это совершенно новая, только вырастающая на основе феноменологической фило-

софии

проблематика, которой принадлежит

будущее

мыслительных экспериментов.

Наличие чувственного посредства для усмотрения сущности Гуссерль все же сам

считал необходимым. См. о связанных с этим положением трудностях ниже.

См.

его «Сознание

внешний

мир»

(уп. изд.).

296

А.И.

ОГНЕВ

Идеальное

реальное

познании

Необходимо иметь в

виду,

что в мою

задачу

никак

не может вхо-

дить обзор

всех

философских построений Гуссерля. Здесь приходится отка-

заться и от рассмотрения его замечательного учения об абстракции, и от из-

ложения

его учения об интеллектуальном созерцании, и т. д. Я попытаюсь

здесь осветить только один вопрос: как понимает

Гуссерль

природу созна-

ния,

и как смотрит он на отношение

между

идеальными мыслимыми содер-

жаниями

(ноэмами, по его терминологии) и актами

(ноэзами),

которые до

некоторой

степени

соответствуют

тому,

что я назвал реальным в сознании.

Это и

будет

та проблема ноэтическо-ноэматических структур, которой он

посвящает много внимания в своей последней работе «Ideen zu einer reinen

Phänomenologie

und

phänomenologieschen

Philosophie».

Психологические воззрения Гуссерля сложились под влиянием уче-

ния

Фр. Брентано, которого он называет гениальным психологом. Брента-

но,

как известно, принадлежит огромная

заслуга

возрождения в современ-

ной

психологии средневекового учения об интенциональных переживаниях.

Гуссерль

цитирует замечательное место их «Психологии» Брентано: «Каж-

дое психическое явление характеризуется тем, что средневековые схоласти-

ки

называли интенциональной (а также умственной, ментальной) наличнос-

тью предмета, и что мы

будем,

хотя

и не без некоторой двусмысленности,

называть отнесенностью к какому-либо содержанию, направленностью на

какой-либо

объект (под которым здесь не надо понимать какую-нибудь ре-

альность),

или имманентной предметностью *.

Познаваемый

предмет, по

взгляду

большинства современных гно-

сеологов имманентный сознанию, по глубочайшему убеждению Гуссерля,

ни

в коем

случае

не составляет реальной составной части

сознания;

он все-

цело трансцендентен сознанию *\ И это справедливо

даже

относительно

предмета, не имеющего в мире реальностей никакой действительности *".

Воображаемый мною кентавр или дракон не становится реальным в моем

сознании

от того, что он есть плод моего воображения. Вследствие этого

Гуссерль

отвергает схоластическое учение о ментальном бытии предмета в

сознании,

так как и ментальное бытие есть бытие ****.

Но

Гуссерль

идет еще дальше. Если мыслимые нами трансцендент-

ные

предметы не являются реальной составной частью сознания, то не ре-

Brentano.

Psychologie

vom

empirischen

Standpunkte,

стр. 115.

Husserl,

Logische

Untersuchungen,

τ.ΙΙ, (2-е

изд.),

стр. 366.

Ср.,

напр.,

Ideen,

стр. 76.

***

Ibid.

стр. 185 и ел. Log. Unt. 2 изд., 2 т., стр. 373.

*"* Log. Unt.

изд.)

т., стр. 370 и ел.

297

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

альны и те идеальные данности, в которых предмет раскрывается для нас в

своих свойствах, — те идеальные данности, которые составляют идеальное

содержание наших познавательных актов, наших переживаний, направлен-

ных на тот или

другой

объект *. Эти идеальные данности

образуют

то, что

Гуссерль

называет

ноэмой,

которую он противополагает

акту,

или

ноэзе

" .

Ноэзой

Гуссерль

называет тот момент наших интенциональных пережива-

ний,

который выражает тот или

другой

способ усвоения

(Auffassung)

заклю-

ченного в переживаниях чувственного, материального (hyletisch, по терми-

нологии Гуссерля) в кантовском смысле содержания, который

дает

этому

содержанию направленность на предмет:

сюда

относятся, например, сооб-

щение того или

другого

смысла мыслимому

предмету,

удержание взора чис-

того «я» на предмете, акты объяснения, установления отношений, усвоения

качестве целого, всевозможные способы отношения к предмету в форме

веры, догадки, оценки и пр. *" Легко понять, поэтому, что

Гуссерль

харак-

теризует

ноэтические моменты, или ноэзы, присутствующие во

всех

пережи-

ваниях, как то, что сообщает переживаниям направленность на предметы,

делает

их переживаниями интенциональными.

При

этом, однако, необходимо иметь в

виду,

что, несмотря на то,

что все приведенные только что характеристики акта, или ноэзы, имеют как

будто

чисто психологический смысл, при определении природы ноэзы надо

отбросить всякую мысль о какой бы то ни было реальной деятельности ак-

тивного познающего

субъекта,

о каких бы то ни было реальных изменениях

нем.

В конце концов, то абсолютное сознание, которому в

глазах

Гус-

серля принадлежит и абсолютная действительность, сводится к потоку чис-

тых, ничем реально не связанных, бессубстратных интенциональных пере-

живаний.

Тут мы подходим к наиболее характерному пункту учения Гуссер-

ля.

Мы уже знаем, что основным признаком психического бытия Гуссерля,

согласии с учением Брентано, считает интенциональность, направлен-

ность на некоторый объект; этот признак характеризует одинаково как те

переживания, которые носят характер познавательных актов, так и те, в ко-

торых психологи видят проявления воли,

чувства,

и т.д. И вот

углубление

развитие учения об интенциональной природе

всех

психических актов, или

переживаний, привело Гуссерля к совершенно своеобразному антипсихоло-

гизму, в связи с которым

Гуссерль

объявил первичной и основной наукой о

сознании

не психологию, а новую дисциплину, честь открытия которой он

приписывает себе, — феноменологию. Понять и принципиально оценить

все значение этого учения Гуссерля чрезвычайно важно. Из взгляда на все

Ideen, стр. 202.

'* Ibid. стр. 263.

'"Ibid. стр. 181.

298

А.И.

ОГНЕВ

протекающие в сознании переживания, как на переживания интенциональ-

ные,

для Гуссерля вытекало убеждение, что всякая реальность есть коррелят

какого-нибудь реальность полагающего акта сознания \ что вне отношения

реальность полагающим актам

познания,

ни о какой реальности не может

быть и речи. Пусть познаваемый предмет трансцендентен акту

познания,

—

эту трансцендентность нельзя понимать как абсолютное бытие предмета

вне сознания. Стать на

такую

точку зрения — значит гипостазировать то,

что идеально положено сознанием. Трансцендентность предмета обознача-

ет,

между

прочим, то его свойство, что он необходимо раскрывается в соз-

нании

в каком-нибудь определенном одностороннем отношении, не покры-

вающем всей его сущности. Это свойство всякого познаваемого в качестве

реального предмета, изменить которое мы бессильны в той же мере, как

сделать недействительной математическую аксиому,

Гуссерль

поясняет сво-

им

излюбленным наглядным образом, выражаемым им постоянно возвра-

щающимся у него словом

«Abschattung».

Предположить, что реальные

предметы

могут

стать объектом вполне адекватного восприятия, усваиваю-

щего сполна их конкретную сущность (а такое предположение необходимо

связано с признанием абсолютного трансцендентного бытия предметов, по

крайней

мере принципиально доступных вполне адекватному божественно-

му восприятию), — значит по мнению Гуссерля, допустить логически невоз-

можное.

Из

этого, нигде, впрочем, не доказываемого им, мнимо-аксиомати-

ческого положения следовало то, что самая трансцендентность познавае-

мых предметов

служит

для Гуссерля доказательством гносеологического

идеализма **.

Давая

такую

оценку понятия реальности,

Гуссерль

не

делает

ис-

ключения и для и реальности нашего познающего существа, нашей души,

раскрывающейся нам через наши психические акты. И знание психической

реальности мы получаем в

результате

некоторого тетического акта отнесе-

ния

наших переживаний к реальности, некоторой такой апперцепции, кото-

рая

не совпадает с адекватным восприятием этих переживаний. Восприни-

маемые адекватно, переживания, составляющие бытие чистого, «трансцен-

дентального» сознания,

чужды

реальности,

чужды

субъекта,

в своем абсо-

лютном потоке

чужды

времени эмпирического мира вещей *". Таким обра-

зом,

и психическая реальность, как и всякая

другая,

есть коррелят первич-

ного,

чистого трансцендентального сознания. Основная характеристика пе-

реживаний, из которых складывается поток абсолютного

сознания,

— ин-

тенциональность, направленность на предмет, который по отношению к

чистому сознанию есть нечто вторичное, в чистом сознании «конституиро-

ванное».

Ibid.

стр. 82.

** Ср.

соображения

на стр. 297, § 143

Ideen.

***

Ibid.

Стр. 105 и 162. Ср.

также

ст.

Гуссерля

«Философия,

как

строгая

наука».

Ло-

гос, 1911 г. кн., стр. 25.

299

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

«Итак,

—

говорит

Гуссерль

—

становится ясным, что, несмотря

на

всю обоснованность

известном смысле речи

реальном бытии

мире

человеческого

«я» и

переживаний

его

сознания,

также всего того,

что к

этому относится

смысле психофизических связей,

—

становится ясным,

что, несмотря

на все

это, сознание, рассматриваемое

«чистоте»,

должно

рассматриваться как связь абсолютного бытия,

которую ничто

не

может

проникнуть и от которой ничто не может ускользнуть; которая не имеет ни-

какого пространственно-временного

«вне»

не может

входить

какое

бы

то ни было пространственно-временное соотношение; которая не может ис-

пытывать причинное воздействие от

какой

бы то ни было вещи и оказывать

воздействие

на

какую

бы то ни

было вещь,

—

предполагая, конечно,

что

причинность здесь понимается

нормальном смысле естественной причин-

ности,

как отношения зависимости

между

реальностями».

«С

другой

сторо-

ны,

—

продолжает Гуссерль,

—

весь временно-пространственный мир, к ко-

торому причисляется человек

человеческое я, как подчиненные реальнос-

ти,

есть

по

своему

смыслу

только

интенционалъное

бытие,

следовательно,

такое бытие, которое имеет только вторичный, относительный смысл

бы-

тия

для

сознания.

Это

—

бытие, которое сознание полагает

своих опытах,

которое принципиально может созерцаться и определяться, как тождествен-

ное самому себе,

мотивированных многообразиях явлений,

вне

их

есть

ничто».

Таким

образом, кроме психологической установки (Einstellung),

по

отношению к сознанию возможна еще

другая

установка,

—

установка фено-

менологическая, раскрывающая

нам

сознание,

как

сознание чистое,

в его

абсолютно своеобразном бытии. «Мы ничего не потеряли,

—

говорит

Гус-

серль,

—

но получили всю совокупность абсолютного бытия, которое пра-

вильно понимаемое, заключает

себе

все

мировые трансцендентности,

"конституирует их

себе"»

**. Таким образом, реальный мир, часть которо-

го составляет

наше

я,

оказывается всего лишь одним из возможных корре-

лятов абсолютного сознания ***.

Адекватное имманентное восприятие переживания имеет

дело

ним,

не как

деятельностью или состоянием реального (real) психологичес-

кого

субъекта,

как

безсубъектным элементом абсолютного потока пере-

живаний,

который

«nulla

indiget

existendum»

****.

VII

Итак,

для того, чтобы возвысится до чистого трансцендентального

сознания,

мы должны совершить акт, «воздержания

от

суждения»

по отно-

шению

какой бы

то

ни было реальности, совершить акт

εποχή

по отноше-

'Ideen,

стр. 93.

Ibid. стр. 94.

Ibid. стр. 88.

'*"

Ibid. стр. 92.

300