Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики. Часть 1-2

Подождите немного. Документ загружается.

64 Из истории вопроса о соотношении языкового и мыслительного содержания

ным

значением): «Такие принадлежности звуковой стороны знаков

языка, которые сознаются (в представлениях знаков языка) как изме-

няющие значения тех знаков, с которыми соединяются, и потому как

образующие данные знаки из других знаков, являются, следовательно,

сами известного рода знаками в языке, именно знаками с так называе-

мыми формальными значениями» [Там же: 124]. В случаях

типа

руку, но-

гу, руке, ноге «знаки языка заключают в себе так называемые формы, т. е.,

например, слова руку, ногу заключают в себе известную форму, по дели-

мости на части

рук-,

ног-,

с неформальным (материальным) значением, и

на общую им часть

-у,

с формальным значением» [Там же:

124—125].

Формальная основа концепции Ф. Ф. Фортунатова заключается не в

том, что он обращает внимание не на значение, а лишь на форму (как

иногда думают), а в том, что он последовательно проводит принцип «от

формы к значению», всегда связывая значение с его носителем.

Концепция Ф. Ф. Фортунатова пронизана идеей значения, но значе-

ния не вне языка, а в самом языке, в его формах. В трактовке соотноше-

ния языка и мышления Ф. Ф. Фортунатов выдвигал на передний план

представление о языке не как о чем-то внешнем по отношению к мыш-

лению, а как об имеющем отношение к явлениям мышления: «Тот, кто

не привык думать об отношении языка к мысли, замечает главным

образом лишь внешнее проявление, обнаружение связи, сущест-

вующей между мышлением и языком: язык представляется средством

для выражения наших мыслей. И при таком взгляде сознается тесная

связь языка с мышлением, но только при этом предполагается, будто

мысль, обнаруживающаяся в речи, сама существует, развивается со-

вершенно независимо от

слов...

В действительности явления языка по

известной стороне сами принадлежат к явлениям мысли. Язык в про-

цессе нашей устной речи, когда мы говорим, выражая наши мысли, су-

ществует потому, что он существует в нашем мышлении; слова в нашей

речи непосредственно выражают, обнаруживают такие мысли, в состав

которых входят представления тех же слов как знаков для мышления,

т. е. как знаков или того, о чем мы думаем, или того, что образуется

в процессе мышления о тех или других предметах мысли» [Фортунатов

1957: 434—435].

Из подхода к грамматическим значениям на основе понятия «знака

для мысли» вытекает констатация их неуниверсальности: «Приступая

к изучению какого-либо языка, имеющего формы отдельных полных

слов, лингвист должен остерегаться того, чтобы не предполагать без

Из работ конца XIX — первой трети XX в. 65

проверки существования в этом языке именно таких форм слов, какие

известны ему из других языков. Различие между языками в формах от-

дельных слов может касаться не одних только значений форм, но и са-

мого способа образования форм в словах» [Фортунатов 1956: 139].

Для концепции Ф. Ф. Фортунатова характерен конкретно-истори-

ческий подход к значениям форм. Значение данной формы опреде-

ляется для того или иного периода развития языка. Выдвигается

требование строго отличать «существующее уже значение известной

формы от того значения, из которого оно могло образоваться»

[Фортунатов

1884:

25].

Понятия «языковое мышление»

«внеязыковые

семасиологические представления»

в интерпретации И. А. Бодуэна де Куртенэ

Сосредотачивая внимание на психической стороне языка (как

стороне внутренней, центральной по отношению к звуковой

стороне—

внешней, периферийной) [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. I:

212—214],

на

понятиях «языкового мышления» и «языкового знания», И. А. Бодуэн

де Куртенэ

(1845—1929)

выдвигает на передний план связь этой сторо-

ны языка с

«внеязыковыми

семасиологическими представлениями», с

«собственно психическим содержанием». «Внеязыковые, семасиологиче-

ские представления», распадающиеся на представления из области фи-

зического и биологического мира, а также мира общественного и лично-

психического [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. II: 185], трактуются

Бодуэном

как имеющие самостоятельное существование, «независимое бытие», но

вместе с тем связанные с языком и «движущиеся в его формах»:

«...само

психическое содержание, представления, связанные с языком и движу-

щиеся в его формах, но имеющие независимое бытие, представляют со-

бой предмет исследования отдельной части грамматики, а именно науки

о значении, или семасиологии» [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. I: 214].

Истолкование психической стороны языка раскрывается в понятии

церебрации (сопоставляемой с фонацией и

аудицией):

«...церебра-

ция... есть закрепление всего того, что относится к языку, сохранение

и обработка всех языковых представлений в языковой сокровищнице

души, есть языковое мышление» [Там же: 263]. «Сущность языка состав-

ляет, естественно, только церебрация» [Там же: 144].

66 Из

истории

вопроса о соотношении языкового и мыслительного содержания

С понятием языкового мышления тесно связано понятие языково-

го знания:

«...

мы вправе считать язык особым знанием, т. е. мы вправе

принять третье знание, знание языковое, рядом с двумя другими — со

знанием интуитивным, созерцательным, непосредственным, и знанием

научным, теоретическим» [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. II: 79]. И в другой

работе:

«...из

языкового мышления можно вывести целое своеобразное

языковое знание, знание всех областей бытия и небытия, всех проявле-

ний мира, как материального, так и индивидуально-психического и со-

циального (общественного). Все стороны жизни преобразовываются в

психические эквиваленты, в представления, ассоциирующиеся с язы-

ковыми представлениями» [Там же:

312].

Говоря о том, что в языковом знании отражаются те или иные от-

ношения природы, общественной жизни и т. д., И. А. Бодуэн де Курте-

нэ подчеркивает специфику, свойственную именно языковому отраже-

нию этих отношений. Таковы, например, суждения о принципе «эго-

центризма» в значениях лица и времени (так, множество, состоящее из

одного лица и двух и трех лиц, воспринимается как

1-е

лицо мн. числа)

[Там

же: 79—81].

Особое внимание И. А. Бодуэн де Куртенэ уделяет специфике отра-

жения в языковом мышлении и знании комплекса количественных

представлений. Работа Бодуэна о количественности в языковом мыш-

лении заключает в себе мысли и наблюдения, во многих отношениях

предвосхищающие более поздние исследования семантических кате-

горий, полей и т. п. Здесь реализован принцип «от значения к форме».

При этом не просто собраны и охарактеризованы разнообразные сред-

ства выражения количественных отношений, но проанализированы со-

держательные особенности разных типов количественности в «языко-

вом мышлении» и их взаимосвязи. Таковы, в частности, сопоставления

количественности пространственной и временной, представлений мно-

гократности и длительности, собирательности и простой множествен-

ности, разных ступеней интенсивности и т. д. И. А. Бодуэн де Куртенэ

последовательно проводит сопоставление количественности в языко-

вом мышлении и «математической количественности». В самом раз-

личении этих понятий проявляется разграничение собственно языко-

вого и понятийного, логического содержания [Там же:

312—319,

323].

Мысли И. А. Бодуэна де Куртенэ о специфике отражения

внеязыко-

вых

семасиологических представлений в языковых представлениях на-

ходят обобщенное выражение в подчеркивании творческого характера

Из работ конца XIX — первой трети XX в. 67

языкового мышления: «Языковое мышление, равно как и его обнару-

живание и воспринимание, представляют из себя не простую репро-

дукцию или воспроизведение

усвоенного...

а вместе с репродукцией

тоже продукцию или производство, состоящее в новом, самостоятель-

ном сочетании усвоенных индивидуальною психикой элементов языко-

вого мышления. Это и есть постоянное, беспрерывное „творчество",

свойственное мобилизации языковых представлений в их совокупно-

сти» [Там же: 281].

Неуниверсальность языкового мышления раскрывается в сужде-

нии об особом для каждого языка соотношении явных и скрытых язы-

ковых представлений. Здесь блестяще предвосхищается разрабатывае-

мая в современном языкознании концепция скрытых категорий,

причем в наиболее интересных аспектах — типологическом и ис-

торическом: «В одном языке отражаются одни группы

внеязыковых

представлений, в другом — другие. То, что некогда обозначалось, ли-

шается со временем своих языковых экспонентов; с другой стороны,

особенности и различия, ранее вовсе не принимаемые в соображение,

в более поздние эпохи развития того же языкового материала могут по-

лучить вполне определенные экспоненты (таково, например, различие

формальной определенности и неопределенности существительных,

свойственное нынче романскому языковому миру, но чуждое состоя-

нию латинского

языка)...

В каждый момент жизни каждого языка

дремлют в зачаточном виде такие различения, для которых недостает

еще особых экспонентов. Это столь метко

Бреалем

названные

idees

la-

tentes du

langage

(потаенные языковые

представления)»

[Там же:

83—

84]. Ср. развитие той же мысли в другой работе: «Отражение тех или

других замечаемых во

внеязыковом

мире различий в различениях чис-

то языковых может служить основанием для сравнительной морфоло-

гической характеристики отдельных языковых мышлений. Только для

незначительной части

внеязыковых,

семасиологических представле-

ний имеются в языковом мышлении морфологические экспоненты;

большая же часть этих внеязыковых представлений составляет по от-

ношению к языку группу так называемых „скрытых языковых пред-

ставлений"...

Между прочим, в языковом мышлении могут находиться

или не находиться постоянные экспоненты для следующих внеязыко-

вых представлений: пол животных, являющийся источником различе-

ния грамматических родов; жизнь и ее отсутствие; пригодность для

еды или питья; человеческая личность, в различии от всего остального;

68 Из истории вопроса о соотношении языкового и мыслительного содержания

определенность и неопределенность; обладание (представления из мира

общественно-экономического); количественное мышление (число, про-

странственные измерения,

длительность);

время физическое и время ис-

торическое; общественная зависимость одних людей от других и т. д.»

[Там же:

185—186].

Таким образом, здесь фактически представлен эскиз

типологической концепции мыслительных категорий на базе исследова-

ния различий в их явном или «скрытом» отражении в разных языках. :

В работах И. А. Бодуэна де Куртенэ мы находим такие образцы

конкретного анализа неуниверсальных элементов в «языковом мышле-

нии», которые сохраняют свою значимость и в наши дни: «В области

морфологии и семантики мы констатируем, например, несоизмери-

мость языков, свободных от различения рода в представлениях, связан-

ных с существительными, и языков, отягощенных этим

родо-половым

кошмаром. Поэтому-то точный перевод с языков одной категории на

языки другой категории абсолютно невозможен. Например, финское

(суоми) opettaja и эстонское

opetaja

— это не польское

nauczyciel

„учи-

тель" и не

nauczycielka

„учительница", а что-то такое, что невозможно

втиснуть в польское языковое мышление» [Там

же:'

318—319].

Концепция И. А. Бодуэна де Куртенэ охватывает «языковое мыш-

ление» в его отношении как к

«внеязыковым

семасиологическим пред-

ставлениям», так и к звуковой стороне языка:

«...каждый

язык может

рассматриваться с точки зрения связи своего психологического со-

держания с психическими субститутами звуков, т. е. со звуковыми

образами...

Собственно языковое — это способ, каким звуковая сторона

связана с психическим содержанием» [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. I: 133].

Актуальную значимость имеет выдвинутый И. А. Бодуэном де

Куртенэ принцип раздельной делимости языковых представлений с

разных точек зрения — фонетической, морфологической (в широком

смысле, охватывающем морфологическую и синтаксическую структуру)

и с точки зрения представлений в «церебрационном центре». Анали-

зируя пословицу На то щука в море,

чтоб

карась не дремал, И. А. Бодуэн

де Куртенэ рассматривает ее членение сначала с фонетической точки

зрения (на фонетические фразы, фонетические слова и т. д.). Затем рас-

сматривается делимость с морфологической точки зрения (под «морфо-

логией языка» Бодуэн понимает «построение языка в самом обширном

смысле этого слова», т. е. не только морфологию в тесном смысле, или

построение слов, но и синтаксис, или построение предложения ) — на

две сложные синтаксические единицы, каждая из которых распадается

Из работ конца XIX — первой трети XX в. 69

на простые, т. е. на отдельные «семасиологически-морфологические

слова», которые, в свою очередь, делятся на морфемы. Далее вычленя-

ется уже охарактеризованная выше делимость групп представлений в

психическом (церебрационном) центре. Подчеркивается, что речь идет

именно о группировке языковых представлений «в одном только

церебрационном центре, без ее осуществления в фонации и

аудиции»

[Там же:

76—79].

По существу здесь сформулирован принцип неизо-

морфности иерархических систем единиц, выделяемых на разных

уровнях и в разных аспектах языка, — принцип, обусловливающий со-

ответствующее раздельное членение речевых произведений. Это один

из важных принципов организации языкового содержания в его отно-

шении к организации в области синтаксической и морфологической

структуры и в области фонетического выражения.

Учение А. А. Шахматова

о грамматических и психологических категориях

Семантическую сторону концепции А. А. Шахматова

(1864—1920)

мы рассмотрим в том виде, как она изложена в «Синтаксисе русского

языка». Для шахматовского учения о предложении характерно движе-

ние анализа от мыслительных психологических процессов к их языко-

вому воплощению. Особенностью концепции А. А. Шахматова является

динамический подход к соотношению мышления и языка и к самим яв-

лениям мышления, существенным для синтаксиса предложения.

А. А. Шахматов концентрирует внимание не на статических мыслитель-

ных категориях, а на

мыслительно-психологических

актах, процессах,

лежащих в основе построения предложения. Приведем некоторые по-

ложения А. А. Шахматова: «Психологической основой нашего мышле-

ния является тот запас представлений, который дал нам предшест-

вующий опыт и который увеличивается текущими нашими пережива-

ниями; психологическою же основой предложения является сочетание

этих представлений в том особом акте мышления, который

имеет

це-

лью сообщение другим людям состоявшегося в мышлении сочетания

представлений; этот акт мы назовем коммуникацией» [Шахматов

1941:

19]. И далее: «... простейшая единица мышления, простейшая комму-

никация состоит из сочетания двух представлений, приведенных дви-

жением воли в предикативную (т. е. вообще определяющую, в частно-

70 Из

истории

вопроса о соотношении языкового и мыслительного содержания

сти зависимую, причинную, генетическую) связь. К коммуникациям от-

носятся не только пропозиции или суждения, но и всякие иные сочета-

ния представлений, умышленно, с тою или иною целью приведенных

нами в связь» [Там же].

Динамический характер истолкования коммуникации заключается

не только в том, что она понимается как особого рода акт, но и в том,

что этот акт трактуется как результат сложного процесса:

«...из

слож-

ных комплексов, возникших в начале коммуникации, выделяются по-

средством ассоциации со знаками внутренней речи те или иные суще-

ственнейшие или важнейшие в данном случае для говорящего призна-

ки; это дает возможность упростить зародившийся у говорящего психо-

логический процесс и довести его до обнаружения в слове. Следова-

тельно, начало коммуникация получает за пределами внутренней речи,

откуда уже переходит во внешнюю речь» [Там же: 20].

Важное значение имеет тот факт, что мыслительно-психологическое

понятие коммуникации и ее членов (субъекта и предиката) А. А. Шахма-

тов соотносит не непосредственно с формальной стороной предложе-

ния, а с грамматическими значениями грамматических форм. Он пи-

шет:

«...определяю

психологический субъект как представле-

ние, господствующее над другим, сочетавшимся с ним представлением,

которое определяется как психологический

предикат»

[Там

же:

21—22].

И далее:

«...при

сочетании представления о предмете с

представлением о признаке первое из них, как господствующее в отно-

шении признака по самой своей природе, будет всегда

субъектом,

а второе

предикатом.

Выставляя такое утверждение, мы в полном

праве сослаться на факты языка: название предмета (разумеется, данное

в независимой форме, т. е. в именительном падеже) будет всегда грамма-

тическим подлежащим в отношении к сочетавшемуся с ним глаголу или

прилагательному...

эта последовательность коренится, конечно, не в

свойствах грамматических форм как таковых, а в свойстве тех представ-

лений, которым они соответствуют и от которых никогда не оторвутся в

силу самого грамматического их значения. Здесь особенно ярко сказыва-

ется тесная, внутренняя связь между языком и мышлением, между грам-

матическими и психологическими категориями. Мы постоянно встреча-

емся с несоответствием языковых форм предложения психологической

коммуникации; но несоответствие не тождественно с противоречием»

[Там же: 23]. Ср. также следующее суждение:

«...по

существу не может

быть противоречия между природой предложения и коммуникации, но,

Из работ конца XIX — первой трети XX в.

конечно, не в отношениях материальной природы первого к психоло-

гической природе второй, а в отношениях смысла, значения предложе-

ния и психологической природы коммуникации» [Там же:

28].

Эти мыс-

ли находят дальнейшее развитие в учении А. А. Шахматова об односо-

ставных и двусоставных предложениях [Там же:

29—31,

49—260].

Концепция А. А. Шахматова, развивающаяся в направлении

мыслительных психологических процессов (охватываемых понятием

коммуникации) к их отражению и реализации в грамматических значе-

ниях синтаксических единиц, приобретает особый интерес с точки

зре-

ния современных поисков синтаксической теории.

В учении А. А. Шахматова о грамматических категориях реализуется

тот же основной принцип его концепции — от содержания к

средст

вам

выражения. Сами по себе грамматические категории

трактуются

в со-

держательном плане, а в средствах выражения они, по мысли

А. А. Шахматова, находят свое обнаружение. Грамматическая кате-

гория определяется как «представление об отношении (к другим пред-

ставлениям), сопутствующее основному значению, вызываемому сло-

вом; так обнаруживаем в слове дома сочетание основного значения

(дом) с представлением о множественности» [Там же: 420].

Выражение грамматических категорий охватывает широкий круг

языковых средств. Отсюда вытекает и расширенное понимание состава

грамматических категорий. Так, А. А. Шахматов пишет: «Нижесле-

дующие грамматические категории обнаруживаются в существитель-

ных морфологически, синтаксически, далее посредством словообразо-

вательных суффиксов и интонации: число, конкретность и

абстракт-

ность, единственность и множественность, единичность, считаемость,

парность, совокупность, одушевленность и неодушевленность, род, бы-

тие или наличность, увеличительность, уменьшительность,

ласкатель-

ность, пренебрежительность» [Там же: 436]. Здесь представлены раз-

нородные явления, в частности собственно морфологические кате-

гории, лексико-грамматические и словообразовательные разряды,

а также значения, имеющие сложное комбинированное выражение

в предложении. Эта разнородность объекта находит отражение и в не-

однородности его истолкования. С одной стороны, А. А. Шахматов пи-

шет: «Грамматические категории познаются в русском языке при помо-

щи тех морфологических особенностей, в которых они

обнаруживаю

ся. Эти морфологические особенности могут быть положены в основа-

ние при определении грамматических категорий...» [Там же: 434].

72 Из истории вопроса о соотношении языкового и мыслительного содержания

Здесь налицо морфологический подход к грамматическим категориям

С другой стороны, под понятие грамматической категории подводятся

явления иного характера, не связанные с морфологическим выражени-

ем:

«...

причем,

однако,

необходимо заметить, что некоторые категории

вообще не находят для себя морфологического обнаружения, а неко-

торые, обнаруживаясь в одних частях речи, не имеют внешнего

обнару-

жения в других. Так, категория бытия или наличности не имеет морфо-

логического обнаружения ни в существительных (если не

признать

та-

ковою особую интонацию), ни в наречии, ни в прилагательном, ни в

глаголе. Категория повелительного наклонения

обнаруживается

морфологически в спрягаемых формах глагола, но остается не обнару-

женною ни при инфинитиве

(молчать!),

ни при некоторых других гла-

гольных формах (пошел

вон!),

ни также при междометии (цъгц'

стоп

)»

[Там же]. Теория А. А. Шахматова здесь по существу переходит

морфологических категорий к иному объекту, который в различных бо-

лее поздних концепциях трактуется с точки зрения таких

понятий,

как

«понятийная категория», «скрытая категория», «функционально-семан-

тическая категория», «функционально-семантическое поле».

В целом концепция А. А. Шахматова характеризуется широким

подходом к синтаксису предложения и грамматическим категориям на

основе выявления связи между языком и мышлением

Анализ

в направ-

лении от мыслительно-психологического процесса коммуникации к по-

строению предложения, от семантических категорий к разным

средст-

вам и способам их языкового обнаружения послужил важным

стимулом

для дальнейшего развития грамматической

мысли.

Разные аспекты се-

мантики в концепции А. А. Шахматова не всегда получают последова-

тельную дифференциацию с точки зрения терминологии, однако по су-

ществу эта концепция основана именно на стремлении

выявить

связи

между мыслительно-психологическим содержанием и его языковым

представлением, включая значения грамматических форм.

Грамматическая категоризация значений

в истолковании

А.

М.

Пешковского

В «Русском синтаксисе в научном освещении» хорошо прослежива-

ется тенденция к анализу прежде всего собственно грамматических ка-

тегориальных значений и их выражения в грамматической системе

Из работ конца XIX — первой трети XX в. 73

Здесь получила дальнейшее развитие концепция грамматической кате-

гориальности,

выдвинутая А. А. Потебней. В изложении А. М.

Пешков-

ского

(1878—1933)

разработан и развит тот подход к грамматическим

категориям, который основывается не только на анализе самих грамма-

тических значений, но прежде всего на описании принципов систем-

ной организации тех рядов форм, которым свойственны грамматиче-

ские значения (см., в частности, главу «Понятие о формальной кате-

гории слов» в кн. [Пешковский 1956:

23—29]).

С указанным подходом тесно связано продолжение А. М. Пешков-

ским той линии, которая представлена в работах Ф. Ф. Фортунатова: ли-

нии исследования значений форм слов как языковых знаков. А. М. Пеш-

ковский последовательно связывает языковые значения — веществен-

ные и формальные — с определенными средствами их выражения

в данном языке. Это всегда значения каких-то языковых элементов —

слов, вещественных и формальных частей слов, значения форм, значе-

ния рядов форм — формальных категорий [Там же:

11—33

ел.].

Вместе с тем А. М. Пешковский иногда обращается и к тому со-

держанию, которое является общим для разных языковых средств, т. е.

к отвлеченно-понятийному аспекту семантики. А. М. Пешковский вы-

деляет некоторые семантические категории, охватывающие различные

средства выражения. При этом он проводит различие между такими се-

мантическими категориями и собственно грамматическими рядами

форм (формальными категориями): «Так, например, категория повеле-

ния (отличная, конечно, от категории повелительного наклонения гла-

гола) будет заключать в себе не только все слова с формами повелитель-

ного наклонения и не только все словосочетания с повелительными

служебными словами, но и все словосочетания без таких слов, но с по-

велительной интонацией (Смирно

сидеть,

рукавов не

марать,

к горшку не

соваться!

Карету мне, карету! Хлеба и зрелищ! Долой предателей! Вон от-

сюда! и т.

д.)»

[Там же: 48]. Далее А. М. Пешковский фактически ставит

вопрос о тех единствах, которые исследуются в современной лингвис-

тической литературе с использованием таких терминов, как понятийная

категория, функционально-семантическая категория, функционально-

семантическое поле, грамматико-лексическое поле и т. п.: «В

дальней-

шем мы увидим, что чем важнее для языка какое-нибудь формальное

значение, тем более

разнообразными

и тем более много-

численными

способами обозначается оно в звуковой стороне

речи, как будто бы язык всеми

доступными

ему средствами