Бережнова М.Л. (отв. ред.). Интеграция археологических и этнографических исследований сборник научных трудов. Часть 1

Подождите немного. Документ загружается.

411

мацию не только о личном вкусе владельца, но и об общих канонах красоты, морально-этических

нормах и религиозных воззрениях своего времени.

Русская народная одежда ярчайший пример сочетания в одной культуре самых разнообразнейших

традиций, сохраняющей, тем не менее, единое целое. Красочные и архаичные поневные комплексы юга

России сменяются более скромным сарафанным, гармонирующим с неярк

ой природой среднерусской

равнины, и снова играют красками на Севере, восполняя недостаток тепла и света в полярной ночи.

Русские сибиряки, удачно скомпилировав все, что принесли с собой из родных мест, и, добавив немно-

го от соседей, создали свой оригинальный гардероб. Но где бы ни родился русский человек и как бы ни

был далек он от на

родной традиции в игре красок и разнообразии форм, он всегда узнает родное и

отличит чужеродное. В этой удивительной функции передачи знания на генетическом уровне заклю-

чается особая ценность народной одежды, а потому большое значение имеет ее сохранение и изучение.

В настоящее время народная одежда стала почти исключительн

о сценическим костюмом фольк-

лорных коллективов или театральных и кинопостановок. Авторы этих костюмов практически никогда

не учитывают особенностей традиционного кроя русского национального костюма, стремясь сохранить

лишь его внешний облик, в результате чего теряется ощущение подлинности, а внешний вид все же

искажается. Именно поэтому так важно знание о традициях кроя каждого элемента народн

ого костюма,

а в тех случаях, когда подлинные экземпляры не сохранились реконструировать этот крой с привле-

чением аналогов и исторических параллелей.

Такая ситуация наблюдается в русских старожильческих селах Якутии. Отсутствие интереса уче-

ных к местной русской старине привела к отсутствию понимания ценности старых вещей у населения.

Сами старожилы рассказывают, чт

о в 50-е годы ХХ в., «когда жить стало получше», старинная резная

мебель шла на дрова, а наряды из бабушкиных сундуков – на тряпки.

В Якутии русские появились в 30-х годах XVII в. и уже к концу столетия расселились по ее огром-

ной территории. Они обосновались не только по берегам реки Лены – главной тр

анспортной артерии

края, где были земли пригодные для занятий земледелием, но и в заполярной тундре низовьев Инди-

гирки и Колымы.

Основой для образования постоянного русского населения на севере Якутии стали промышлен-

ники и казаки, которые открывали и осваивали эту территорию c 30-х годов XVII в. Начало образования

постоянного русского населения на этой т

ерритории приходится примерно на конец XVII в., во второй

половине XVIII в. основная роль в формировании русского населения переходит к естественному

приросту, что способствует высокой степени метизации малочисленного русского населения. При прак-

тически полной утрате антропологического типа и изменении рода занятий старожильческое население

арктической зоны – «индигирщики», «колымчане» смогли сохранить своеобразный русский говор, зна-

чительную часть мат

ериальной культуры, адаптировав ее к условиям Севера, религиозные представ-

ления и национальное самосознание.

Эта группа русских старожилов, проживающая ныне в селах Русское Устье в низовьях Индигирки

и Походск в низовьях Колымы, в течение трехсот лет проживала практически изолированно, что спо-

собствовало консервации образцов материальной и духовной культуры. Традиционный об

раз жизни,

культуру и говор, принесенные сюда еще в XVII в. русское население этих мест сохраняло в живом

бытовании вплоть до 60-х гг. ХХ в.

В 1914 г. вышла книга В.М. Зензинова «Старинные люди у холодного океана» [1]. С этих пор Рус-

ское Устье не переставало привлекать внимание исследователей, писателей, журналистов. В библио-

графиче

ском списке, посвященном Русскому Устью и Походску, насчитывается более 200 публикаций,

среди которых и серьезные академические издания, и статьи в местной прессе, и замечательная книга

А.Г. Чикачева «Русские на Индигирке» и фундаментальный труд «Фольклор Русского Устья» [5; 6].

К сожалению, вся масса литературы о Русском Устье посвящена преимущественно языку и

фольклору этой г

руппы, рассматривается вопрос о ее происхождении и почти не встречается сведений

об одежде. В книге «Русские на Индигирке» – наиболее обобщающем труде о русских старожилах

Арктики А.Г. Чикачев отводит интересующим нас сведениям только пять страниц, информация об

одежде глуха и не дает достаточного представления, нет также ни рисунков, ни фотографий.

Во вр

емя собственных поездок в Русское Устье информаторы сообщили автору, что помимо

ставших традиционными юбок и кофт «городского» покроя женщины старшего поколения носили и

платья с фартуками. Платье было длиной до лодыжек, передняя часть прямая, а спинка расклешенная,

при этом указывалось, что никаких кокеток или сборок не было, что вызывало удивление инфор-

маторов. Рукава платья были длинны

е сужавшиеся к низу, воротник-стойка, застежка на груди на

несколько пуговиц (рис. 1).

Вероятно, именно такое платье описывает и А.Г. Чикачев: «В будничные дни женщины носили

обычное платье-капот такой длины, чтобы закрывались икры ног, с длинными рукавами и закрытым

воротником. Платье застегивалось спереди» [6, с. 95]. П

роисхождение этого вида одежды неизвестно,

но можно предположить, что прямым предком платья-капота была рубашка-«верхница» или «кошуля»,

надевавшаяся жительницами Центральной и северной Руси поверх нижней рубашки-«исподки» и

412

игравшая роль горничного платья

[3, с. 27]. Такая одежда была известна и в XVI, и в XVII вв. и описана

в трудах Н.И. Костомарова и И.Е. Забелина [2].

В основу предлагаемой версии кроя русскоустьинского платья-капота положены конструкции

женской рубахи и косоклинного сарафана – старинных и широко распространенных видов женской

одежды. (рис. 2). Все детали кроя укладываются в прямоугольники различной длины ши

риной 60 см.

это обусловлено шириной ткани, изготовляемой на ручном ткацком станке, а так же максимально

экономным расходом ткани. На севере Якутии русские женщины не занимались ткачеством просто

потому, что лен здесь не растет, а собачья шерсть, которую пряли и использовали для вязания, видимо,

для ткачества непригодна. Ткани для одежды покуп

али у заезжих торговцев раз или два в год, стоили

они не дешево, а потому требовали минимального расхода.

Основная часть стана платья состоит из двух прямоугольников, ширина которых равна 50–60 см

(приблизительная ширина домотканины), а длина – необходимой длине изделия. Это может быть и

один кусок ткани согнутый пополам с вырезом для горло

вины. К задней части стана подшиваются один

или два (в зависимости от желаемой ширины платья) треугольника, полученные при разрезании по

диагонали прямоугольника необходимой длины. Именно так приобретает свою великолепную ширину

традиционный косоклинный сарафан. Таким образом и получается тот самый прямой перед и

расклешенная спинка, удивлявшие информаторов. Рукава платья так же кроятся из прям

оугольников

шириной 25 см и двух треугольников, сшитая вместе и сосбореная у основания эта конструкция дает

узкий рукав с буфами. Возможен и другой вариант конструкции рукава – с квадратной проймой,

получаемой при вырезании из деталей стана полосок примерно 5×35 см при этом длина детали рукава

несколько увеличивается. Воротник-стойка и планка застежки пред

ставляют собой прямоугольники

6×30 и 4×20 см.

Расход ткани для женщины среднего роста составляет около 4,5 м или 6,3 аршина при ширине 60

см. Примерно столько же или несколько больше ткани уходило в XVII в. на платья русских цариц [4].

В комплекте с платьем русскоустьинские женщины носили передник – «сарафан», наплечья кото-

рого украшались крылышками «буфами». Аналогичный передник прив

еден в книге «Этнография

русского крестьянства Сибири XVII – начала XIX вв.». Здесь он описан как «запон «малахистовый» с

оборкой» и принадлежал жительницам Алтая. Такие же, по мнению автора, носили и в бассейне Енисея,

а происходят они с Русского Севера [7, с. 162, рис. 7 в, г]. Сшит передник из двух или трех полотнищ

ткани, нагрудная часть и к

рылышки из небольших прямых отрезков ткани.

Таким образом, русские старожилы Индигирки сохранили в живом бытовании до середины ХХ

столетия не только образцы языка и фольклора XVII в., но и один из древнейших видов женской

одежды – платье-капот, прямого потомка древнерусской рубахи-верхницы.

Литература и источники

1. Зензинов В.М. Старинные люди у холодного океана: Рус.Устье Якут. обл. Верхоян. окр. – М.: тип.

П.П. Рябушинского,1914. – 133 с.

2. Костомаров Н.И., Забелин И.Е. О жизни, быте и нравах русского народа. – М.: Просвещение; Учеб.

лит., 1996. – 576 с.

3. Политковская Е.В. Как одевались в Москве и ее окрестностях в XVI–XVIII веках. 2-е изд. – М.:

Флинта, Нау

ка, 2005. – 176 с.

4. Российский государственный архив древних актов. Ф. 396. Оп. 1. Кроильная книга царского платья 1637 г.

5. Фольклор Русского Устья – Л.: Наука,1986. – 383 с.

6. Чикачев А.Г. Русские на Индигирке: Историко-этнографический очерк. Страницы истории нашей Ро-

дины. – Новосибирск: Наука, 1990. – 189 с.

7. Этнография русского крестьянства Сибири XVII – начала XIX вв. – М.: Нау

ка, 1981. – 271 с.

Рис. 1. Рисунок, сделанный со

слов информаторов в 2002 г.

413

Рис. 2. Раскрой традиционного платья-капота

Рис. 3. Запон «малахистовый» с оборкой

(по: 7, с. 162, рис. 7 в, г)

С.В. Суслова

Россия, Казань, Институт истории АН РТ

АРХЕОЛОГО-ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ РЕКОНСТРУКЦИЙ

ТАТАРСКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО КОСТЮМА (XIV в.)

Характер археолого-этнографических реконструкции, как известно, зависит от степени сохран-

ности артефактов, количества и качества дополнительных источников (археологических, этнографи-

ческих, письменных, изобразительных и т.д.). Предложенные в статье реконструкции татарского (золо-

тоордынского) средневекового костюма базировались на методике, разработанной известным архео-

логом и культурологом З.В. Доде. Основываясь на характере и количестве и

сточников, исследователь,

выделяет три возможных типа реконструкции костюма: аутентичная, соответствующая подлиннику,

полностью основанная на артефактах, аподиктическая, достоверная, основанная на совокупном комп-

лексе источников при отсутствии артефактов, гипотетическая, недостоверная: при отсутствии системо-

образующей основы костюма (одежды) и абсолютно достоверных источников [2, c. 305–331].

В отчественной науке, как известно, долгое время преобладала переоценка роли среднеазиатского

компонента в мат

ериальной культуре и искусстве Золотой Орды, основанная на недооценке феномена

преемственности этнокультурных и художественных традиций. При этом оказывались утерянными как

местные (кипчакские и булгарские), так и привнесенные (центрально-азиатские, монгольские) черты.

В качестве источника наших реконструкций использовались типологические материалы историко-

этнографического атласа татарского народа (том «Народный костюм) и археолого-этнографиче

ские,

искусствоведческие исследования, посвященные искусству и материальной культуре тюрко-монголь-

ских этносов Евразии. Комплексный подход к анализу этого круга источников при использовании

современных методов этнологии (структурно-типологического, ретроспективного, синхронного) позво-

лил осуществить своеобразный синтез в виде историко-этнографических реконструкций.

Изучение материалов половецко-кипчакских каменных изваяний, погребального инвентаря золо-

тоордынского времени в Нижнем и Ср

еднем Поволжье, в Крыму, на Кавказе показывает, что харак-

терными головными уборами золотоордынского времени были уборы шлемовидной формы с заты-

лочной лопастью, что, вероятно, связано с устойчивостью древних кочевнических традиций, так назы-

ваемой, «всаднической культуры». Головной убор реконструкции представляет собой войлочную шап-

ку, кроенную из четырех клиньев со слегка заостренной верх

ушкой, украшенной шишаком в виде

красного плетеного из войлочного или тканевого рулика «узла счастья». «Узел счастья» – один из

наиболее распространенных сюжетов в декоре тюрко-монгольского костюма золотоордынского

времени [4, каталог, № 255–274]. До сих пор он стойко сохраняется в искусстве тюрко-монгольских

этносов Евразии, в том числе и у волго-уральских татар. Шап

ка имеет металлическое или кожаное

ажурное навершие и затылочную лопасть – бармицу – обычно квадратной или подквадратной формы.

Ближайшим этнографическим аналогом являются мужские головные уборы монгол, бурят, калмыков.

Близкий по конструкции архаический тип головного убора с бармицей известен башкирам и татарам

калакчин. Специфика прически золотоордынца (татарина-кипчака) заключалась в практически обяза-

тельно

м присутствии длинных кос – одной, двух, трех, четырех. Косы, судя по ранним изобрази-

тельным материалам и материалам археологических раскопок, обычно убирались в специальные чехлы-

футляры [5, табл. 37]. Чехлы могли быть войлочными или кожаными, могли украшаться металличе-

скими накладками. Это отличало их от монгольской знати – мужчин и женщин, которые заплетали

414

волосы в две косы за ушами, каждую косу складывали вдвое, подгибая конец внутрь, туго подвязывали

у самого основания плетения. Коса, заплетенная и уложенная таким образом, была отличительным

признаком принадлежности к монголам и показателем высокого положения в социальной иерархии. В

предложенном варианте реконструкции косы помещены в один кожаный футляр, в виде длинной, ни

же

пояса, двойной полосы кожи с некоторым расширением к низу. Футляр орнаментирован кожаной же

аппликацией. Орнамент аппликации представляет собой широко известный в золотоордынском и более

позднем татарском искусстве мотив пальметты.

Одежда представлена в виде характерного для тюрко-монгольских традиций туникообразного

хлопчатобумажного халата с правосторонним (монгольским) запахом, длиной до колен со свободными

ру

кавами, поверх которых надеты нарукавники, которые издревле являлись обязательной деталью

повседневной рабочей одежды не только мужчин, но и женщин. Этнографические параллели – орна-

ментированные нарукавники жинсе – имеются в материалах рабочей одежды волго-уральских татар,

монгол и других тюркско-монгольских этносов Евразии.

Представленный на реконструкции передник интересен и по конструкции, и по реш

ению декора-

тивных орнаментальных деталей. Предположительно он изготавливался из хорошо обработанной кожи,

крепился на плечах при помощи характерной и хорошо описанной в научной литературе системы

кожаных ремней [5, с. 210]. Грудь передника орнаментирована двумя кожаными бляхами. Эти харак-

терные детали одежды кочевников, также, вероятно, связанны с традициями «всаднической культуры»

(защита груди в бою). Остатки нагрудн

ых блях из толстых кожаных и войлочных кругов обнаружены в

кочевнических комплексах XIII–XIV вв. Изображение их находим и на каменных изваяниях кочев-

ников, составляющих, как известно, основное население Золотой Орды.

Обязательным атрибутом традиционной одежды татарина издревле являлся пояс. Им подпоясывали

исключительно верхнюю одежду. В ханский период татарской истории наборные, богато укр

ашенные пояса

широко бытовали в мужском одеянии волго-уральских, особенно казанских, татар. Об этом говорят и

литературные источники, и многочисленные музейные экспонаты. В XIX в. у волго-уральских татар

использовались в основном матерчатые пояса: самотканые, сшитые из фабричной ткани, реже вязаные из

шерстяных ниток. В костюме же астраханских, сибирских и крымских татар, зн

ачительно дольше

сохраняющих архаические формы, восходящие к культуре постзолотоордынских ханств, пояса с пряжками

и металлическими накладками были распространены чрезвычайно широко. К поясному ремню справа и

слева на кожаных ремнях, как правило, подвешивались часто в орнаментированных футлярах бытовые

предметы, аксессуары, ремесленный инструментарий, амулеты. Эта древняя традиция – все свое иметь при

себе – в ка

честве рудимента дожила у кочевых в прошлом народов вплоть до ХХ в.

В реконструкции поясной набор – у кожаного пояса рабочего передника – включает богато орна-

ментированный мешочек-кошелек для денег, нож в орнаментированном кожаном футляре, горелку,

амулет – металлическую куклу-божок курцак

– знак того, что его хозяин еще не расстался полностью с

древним тенгрианством и не до конца принял официальную в империи религию – мусульманство.

В золотоордынских кочевнических погребениях часто находят остатки кожаной обуви. Мужские

кожаные сапоги украшались кожаной же аппликацией или мозаикой, что характерно для тюрков с

весьма раннего времени [6, с. 10–11], либо серебряными или медными бл

яхами. Бляхи украшали и

голенища, и носки сапог. Конструкция сапог в реконструкции более сходна с монгольскими вариа-

циями кожаной обуви, но имеет аналоги и в тюркском кочевом мире [1, c. 196]. Союзки и голенища

скроены из двух симметричных половин. Голенища закрывают всю голень и их ширина одинакова в

верхней и нижней ч

астях. Союзки жесткие, наглухо пришиты к голенищу. Подошва толстая негну-

щаяся, с войлочной прокладкой, жесткий носок загнут вверх. Подошва нашивается на союзку с рантом,

сборок на союзке нет. Конструкция сапог приспособлена для езды в жестком седле при быстрой скачке,

стоя в упоре на стремени, то есть для определенной, выработанной веками посадки. Одновр

еменно эта

конструкция весьма удобна и для оседлого образа жизни. Орнамент сапог – кожаная аппликация,

выполненная в духе тюрко-монгольских традиций.

По материалам археологических раскопок (Г.А. Федоров-Давыдов, С.А. Плетнева и др.) очевидно,

что весьма характерным для средневековых тюрко-кочевнических традиций является использование

мужчинами в качестве украшений серег (обычно одно

й) – кольцевой или в форме знака вопроса. Эта

традиция в Центральной Монголии, например, сохранялась вплоть до начала ХХ века. Достаточно

ординарным явлением было и использование в комплексе мужских украшений гривны. Золотая Орда в

этом отношении не является исключением. На пальце ремесленника – клеймо. Оно выполнено в виде

массивного перстня-печатки – украшения, характерного для зо

лотоордынских и более поздних татар-

ских ювелирных традиций.

Таким образом, данная реконструкция отражает симбиоз кочевнических кипчако – половецких и

тюрко-монгольских традиций, сложившийся, прежде всего, в условиях золотоордынских городов Ниж-

него Поволжья – Сарая-Берке, Сарая-Бату.

Вместе с монгольским нашествием в зону восточно-европейских степей, как известно, были пере-

несены мн

огие центральноазиатские формы городского костюма, типологически восходящие к ранне-

415

средневековым формам высокого китайского искусства [4, c. 58]. Вопрос о монгольском наследии неиз-

бежен, если мы хотим понять природу происхождения Золотой Орды и основ ее культуры [3, c. 12]. Это

обоснованное утверждение М.Г. Крамаровского – известного исследователя золотоордынской культуры

в определенной степени нашло отражение в реконструкции костюма знатной горожанки Золотой Орды.

Основой для конструирования головного убора явились сложные многочаст

ные металлические или

тканевые шапочки с открытой макушкой, широко распространенные в тюрко-монгольском мире, богато

декорированные ювелирными поделками в виде блях, самоцветов в оправе, кораллами, бисером.

Шапочки нередко имели затылочную лопасть для скрытия волос, богатые налобные и шейно-височные

украшения. Архетипами таких уборов являются головные уборы средневековой монгольской знати,

прекрасные образцы котор

ых приводятся в уникальном издании Марты Бауэр, посвященном Хасланд-

Кристенсену – руководителю трех Центрально-азиатских экспедиций и основателю центрально-азиатских

коллекций Национального музея Дании [10, c. 44, 50]. Фрагменты их, в частности центральные теменные

бляхи, были обнаружены и в золотоордынских кладах XIV в. Шахрисябза. Этнографические параллели

подобным уборам находим в девичьем костюме среднеазиатских народов (узбеков, тур

кмен, таджиков),

этнокультурная история которых тесно связана с золотоордынскими традициями в прошлом. Это ана-

логичная металлическая шапочка под названием такыя. По материалам Историко-этнографического

атласа татарского народа наиболее архаическим девичьим головным убором также являются шапочки с

открытым верхом и под тем же названием такыя. У татар – мишарей Пензенской и Симбирской губерний

в прошлом подобная шап

очка кашпау также представляла собой шапку-повязку. Верхний край повязки

собирался на нитку или закладывался в складку, а нижний для крепости с внутренней стороны под-

шивался узкой тесьмой. Налобная часть украшалась монетами, бляхами [8, c. 166–167].

Головной убор реконструкции также представляет собой жесткую шапочку с открытым верхом,

украшенную богатым набором блях. Со ст

ороны висков к ней прикреплено характерное для тюрко-

монгольских этносов богатое сканое шейно-височное украшение в виде декоративно оформленной

цепи, известное у ряда групп волго-уральских татар под названием сырга [7, c. 26]. Украшение деко-

рировано миндалевидными подвесками, украшенными сердоликами и подвесками из монет.

В данной реконструкции мы намеренно не используем широко рас

пространенный в монгольском

мире головной убор бокка, известный по изобрзительным и археологическим материалам и в Восточ-

ной Европе (Поволжье, Заволжье) [9, c. 36] и хорошо описанный Плано Карпини и Рубруком, посколь-

ку этот головной убор является исключительно женским [9, c. 36].

Выходное платье (рубаха) отличается присущей для средневекового костюма монументальностью.

Она туникообразная, раскроена по вертикальным швам. Пле

чевая часть рубахи, обычно до талии или

середины груди, имеет подоплеку из простой ткани. Ворот – стойка, рукав – широкий. Особенностью

ханских тюрко-монгольских форм рубахи является богатая отделка низа рукава. Это высокая, до локтя

манжета вроде обшлага – браслета, известного в средневековом костюме казанских [7, c. 56], крымских

[11, c. 42–43] и астраханских

татар. Манжета декорирована обычно золотошвейной вышивкой, жемчу-

гом, самоцветами. Низ рубахи также расшит полосой золотного шитья в виде цветочно-растительного

орнамента золотоордынского типа.

Особый колорит комплексу придает верхняя безрукавка, выполненная по мотивам центрально-

азиатских традиций [1, рис. 1]. Шьют ее обычно из парчовых или ярких дорогих шелков, отделывая

обязательно гладкими, сочетающимися по цвету ше

лковыми полосками и оторочкой. Безрукавка скро-

ена с плечевым швом, плечо слегка приподнято в виде крылышка, спинка уже, чем передок. Передок

разрезан, и на правую сторону находит дополнительная, пришитая по оси симметрии полочка с

энгером. Нижняя часть дополнительной верхней полочки короче, чем прикрытая ею нижняя. Орнамент

настрачивают из тонких полосок шелка одн

ого цвета с каймой.

В качестве оригинального дополнения к ансамблю костюма служит сумочка-оберег, надетая через

левое плечо под правую руку и используемая для хранения амулетов, мусульманских изречений из Корана.

Типологически (по назначению) эта деталь костюма связана с казанско-татарской перевязью хаситэ, а по

форме с более архаичными аналогами – мишарской пер

евязью чапук [8, c. 235] и сумочками-перевязями

астраханских

, крымских

татар, являющихся потомками постзолотоодынских татарских ханств. Сумочка

подквадратной формы, обычно бархатная или позументная, украшалась монетами либо золотным шитьем.

В фондах Астраханского государственного историко-архитектурного музея-заповедника хранится

старинное фото с изображением астраханской татарки в старинной одежде (средневековом костюме?) с

высокими до локтя манжетами, расшитыми золотом и самоцветами.

Согласно ранним фотодокументам Астраханского государственного историко-архитектурного музея-

заповедника, позументные или шитые золотом сумочки-карманцы для хранения оберегов астраханские

татарки носили по типу мишарских чапук через левое плечо под правую руку.

Судя по рисункам-реконструкциям О. Федорюк, хранящимся в экспозиции Бахчисарайского музея ис-

тории и культуры крымских татар, крымские татарки носили нагрудные амулеты-украшения также – через

левое плечо под правую руку.

416

Рис. 1. Вариант реконструкции костюма

золотоордынского ремесленника XIV в.

(по материалам кочевнических традиций Золотой

Орды). Реконструкция С.В. Сусловой.

Художник Т. Соловьева.

Рис. 2. Вариант реконструкции девичьего костюма

золотоордынской знати XIV в. (по материалам

городских традиций Золотой Орды).

Реконструкция С.В. Сусловой.

Художник Т. Соловьева.

В качестве обуви предлагается горничный вариант туфель, расшитых бисером, так же широко рас-

пространенный в костюме средневековой татарской знати (у казанских, астраханских, крымских татар).

Предложенные реконструкции средневекового татарского костюма мы склонны отнести к разряду

гипотетических. В них действительно отсутствует системообразующая основа костюма (одежда), для

восстановления которой нет абсолютно достоверных источников. Нам приходилос

ь размещать имею-

щиеся артефакты в соответствии с собственными представлениями. Реконструкции основывались на

признании относительной устойчивости и преемственности типологических признаков народной

культуры, не случайно, поэтому, при их археолого-этнографическом обосновании приводятся архаиче-

ские материалы из ранней этнографии татарского костюма. Гипотетические предположения о том, как

выглядел исследуемый комплекс костюма, мы пытались с

опроводить соответствующими историче-

скими, археолого-этнографическими объяснениями. «Размещение же имеющихся артефактов на произ-

вольно выполненных изображениях одежды вряд ли можно считать реконструкцией» [2, с. 307].

Археолого-этнографические реконструкции татарского исторического костюма способствуют

воспроизводству этнических стереотипов культуры. Они являются источником трансформации и раз-

вития т.н. «вторичных фольклорных форм» (сценический фольклор, например) и современной профес-

сиональн

ой культуры (изобразительное и декоративно-прикладное искусство, театр). Они используются

в качестве символа реконструируемой этничности в музейных экспозициях, а также в современном

моделировании, в том числе высокой моде.

Список литературы

1. Викторова Л.Л. Монгольская одежда // Одежда народов зарубежной Азии. – Л.: Наука, 1977. – С 169–197.

2. Доде З.В. Костюм как репрезентация историко-культурной реальности: к вопросу о методике иссле-

дования // Структурно-семиотические исследования в археологии. – Донецк: Донецк. национ. ун-т, 2005. –

Том.2. – С. 305–331.

3. Крамаровский М.Г. Восток и Запад в истории и культуре Золотой Орды (по материалам чи

нгисид-

ской торевтики XIII–XV вв.): Дисс. в виде науч. докл. … д-ра ист. наук. – СПб.: Изд-во «Государственный

Эрмитаж», 2002. – 60 с.

4. Крамаровский М.Г. Золото чингисидов. Культурное наследие Золотой Орды. – СПб.: Славия, 2001. –

363 с.

5. Плетнева С.А. Печенеги, тюрки, половцы в южнорусских степях // Материалы и исследования по

археологии. – М.: Нау

ка, 1958. – № 62. – Т. 1. – С. 151–226.

6. Саттарова Л.И. Казанская узорная кожа. – М.: Культура и традиции, 2004. – 159 с.

417

7. Суслова С.В. Женские украшения казанских татар середины XIX – начала XX вв. Историко-этногра-

фическое исследование. – М.: Наука, 1980. – 120 с.

8. Суслова С.В, Мухамедова Р.Г. Народный костюм татар Поволжья и Урала (середина XIX – начало

XX вв.). Историко-этнографический атлас татарского народа. – Казань: ФЭН, 2000. – 311 c.

9. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских хан

ов. – М:

Изд-во МГУ, 1966. – 270 с.

10. Boyer M. Mongol jewellery. Nationalmuseets skrifter. – Kobenhavn, 1952. – 224 р.

11. Qirimtatar Decorativ-Ameliy Sanati (XIX–XX asir). – Simferopol: SONAT, 2001. – 119 p.

О.В. Умеренкова

Россия, Кемерово, государственный университет

ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ И РЕКОНСТРУКЦИИ УКРАШЕНИЙ

ОДЕЖДЫ И ГОЛОВНЫХ УБОРОВ В ЭПОХУ БРОНЗЫ

(ПО МАТЕРИАЛАМ ПАМЯТНИКОВ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ)

В последние десятилетия в археологической науке возрос интерес к проблемам интерпрета-

ционного характера, в том числе и к костюмным реконструкциям. Одежда и ее декорирование, наряду с

другими элементами материальной и духовной культуры, имеет свои особенности, историю станов-

ления и развития. Исследователи используют различные источники для ее воссоздания: археологи-

ческие материалы, письменные ис

торические и литературно-фольклорные источники, предметы изо-

бразительного искусства. Принципы подхода, методы и процедура реконструкции опираются на

разнообразные достижения мультидисциплинарных исследований.

В специальной литературе, посвященной эпохе бронзы, реконструкция украшений одежды и го-

ловных уборов является одной из малоизученных тем. Такое положение дел объясняется особенностью

источников, имеющихся в распоряжении специалистов. Украшения, как одн

а из категорий археологиче-

ского инвентаря представляет собой многоплановый информативный источник. Для проведения

исследовательских работ по реконструкции одежды с полно представленной источниковой базой

вполне логично представляется изложение фактического материала в последовательности: ткани и

детали костюма – отдельные части (головной убор, платье, обувь), – и после этих процедур – непосред-

ственно сама реконструкция костюма в целом. Эт

нографические материалы дают обширное представ-

ление об использовании множества видов и способов украшения одежды: вышивка, узорное ткачество,

крашение, разнообразные вставки из кумача и набивного сатина; нашивки из цветных полос, атласных

лент, блесток, кружев. Различные декоративные средства, применявшиеся для создания единого худо-

жественного целого – костюма, неизменно были подчинены выработанным веками пр

иемам компози-

ции. Специфика материала эпохи бронзы не позволяет специалистам включить в процесс воссоздания

одежды все эти детали костюма. Данные, полученные в ходе полевых исследований памятников дают

ученым возможность восстановить лишь общие черты деталей одежды, а именно – размещение на

костяке предметов (украшений) костюма из долговечных материалов, в нашем случае – бронзы.

Наибо

лее ценными для специалистов являются находки образцов одежды, но для изучаемого пе-

риода они крайне редки, представлены весьма фрагментарно, и не позволяют составить представление о

костюме в целом. Более полные и разнообразные сведения содержатся в этнографических материалах,

используя которые можно выявить эволюцию одежды с древности и существенно дополнить недостаю-

щие детали. Но и здесь с

уществуют свои особенности – относительно эпохи бронзы мы можем гово-

рить только о реконструкции украшения одежды, используемой при погребальной практике.

Следующий момент – практически весь комплекс украшений, известный для изучаемого периода,

зафиксирован в женских погребениях. В археологии эпохи бронзы известны немногочисленные случаи

фиксации этих изделий в захоронениях мужчин или детей, но, к со

жалению, они не представляли собой

полную картину со всеми необходимыми компонентами для воссоздания внешнего облика костюма,

убора либо прически. В нашем случае реконструкция базируется, в первую очередь, на закономер-

ностях, выявленных при анализе инвентаря погребений.

Воссоздавая внешний вид облачения погребенного, на наш взгляд, вполне оправдано совмещение

поведенческих стереотипов древнего и сов

ременного человека. Отдельные виды украшений в древ-

ности носили и использовали так же, как и в настоящее время – браслеты на руках и ногах, кольца – на

пальцах рук, серьги являлись ушными украшениями и т.д. Гораздо сложнее дело обстоит при реконст-

рукции «составных» изделий. Сложности при реконструкции наборных украшений состоят, прежд

всего, в состоянии источниковой базы, что представляет собой достаточно выраженное затруднение, с

которым приходится сталкиваться специалистам. Довольно представительный комплекс бронзовых

украшений имеет различную степень сохранности, в большинстве случаев изделия сохраняются фраг-

418

ментарно, что затрудняет выявление в полной мере их морфологических особенностей. В специальной

литературе, фондовых материалах представлен массовый набор разрозненных изделий, не связанных ни

между собой, ни, в определенных случаях, с погребенными. Среди памятников бронзового времени

Западной Сибири известны немногие погребения «in situ» с богато представленным инвентарем, на

основании которых с большой долей достоверности можн

о определить факты украшения костюма и

установить их место в погребальном обряде. Не сохранились связывающие элементы сложносоставных

украшений, изготовленные из органических материалов. В силу ряда факторов специалистам не всегда

удается определить способы крепления и совмещения нескольких предметов в одно целое.

Полевая фиксация материала в данном случае имеет первостепенное значение. Многие погре-

бения, со

держащие представительный комплекс бронзовых изделий, но не оформленные должным

образом не представляют для специалистов ценности в качестве источника для реконструкции и

исторической интерпретации. Поэтому и опыт воссоздания облачения и украшения погребенных в

эпоху бронзы не велик.

Поскольку источниками, позволяющими воссоздать головной убор у древних женщин, украшения

одежды и обуви являются матери

алы раскопок погребений с точной фиксацией отдельных деталей in

situ, а так же изобразительные материалы, известные нам по памятникам древнего искусства, в процессе

реконструкции нам представляется необходимым учитывать следующие факторы:

– четко фиксировать расположение каждого изделия относительно погребенного;

– оценивать сохранность металла и вероятность восстановления внешнего вида отдельно взятого

украшения, проводя в от

дельных случаях, по возможности, реставрационные работы в полевых условиях;

– необходимо отмечать расстояние между отдельными элементами наборного украшения;

– фиксировать наличие следов тления органических материалов, которые могли служить в качест-

ве крепления комплекта изучаемых изделий;

– дополнять элементы костюма путем привлечения источников из погребений, содержащих массо-

вый комплект изделий, но в силу опр

еделенных факторов (плохая сохранность, неудовлетворительная

фиксация материала и т.д.) не ставших определяющими для реконструкции.

Представленные положения обработки украшений были выделены нами при анализе специальной

литературы по теории реконструкции костюма и практических трудностях, с которыми пришлось

встретиться в результате проводимых исследований [5, с. 51–61].

За основу описания материала в полевых условиях применительно к изучен

ию украшений нами

была использована система, предложенная И.С. Каменецким [2]. Разработанный учет местоположения

всех категорий украшений относительно погребенного для эпохи бронзы нам представляется важным

по следующим признакам.

Для обряда ингумации:

1 – в головах:

– височная, затылочная, шейная, лобная части;

– рядом с черепом (если захоронение было совершено скорчено);

2 – на скелете:

– на п

редполагаемом месте непосредственно;

– расположение относительно места (слева, справа);

– расположение относительно костяка (слева, справа);

3 – в стороне от скелета:

– во взаимосвязи;

– по всей могиле бессистемно;

– отдельным скоплением.

Для обряда кремации:

– вместе с пеплом и остатками кальцинированных костей со следами обжига;

– вместе с пеплом без следов огня;

– отдельным скоплением.

Подобная полевая фиксац

ия интересующих нас источников будет способствовать объективному

воссозданию внешнего облика костюма во взаимосвязи с ее отдельными элементами – в данном случае

– украшениями. Это одна из версий, основывающаяся на особенностях археологических источников

эпохи бронзы – в данном случае – на неразрывной связи с погребальной практикой.

Существует еще одна проблема при обращении к теме к

остюмной реконструкции в эпоху бронзы

– отсутствие письменных исторических и литературно-фольклорных источников. Образы, представ-

ленные в изобразительном искусстве – единичны и малоинформативны. Несмотря на существующий

опыт в изучении металлических изделий, до сих пор предназначение некоторых из них остается

спорным. Даже способы ношения тех или иных украшений вызывают сомнения. В качестве пр

имера

приведем известные специалистам «маркеры» ирменской культуры – гвоздевидные подвески – брон-

зовые изделия, выполненные из стержня. Сама привеска по конфигурации напоминает гвоздь, загну-

тый, обычно, по форме ушной раковины человека, что и дало подобное название. Фиксировались эти

419

изделия либо по одному экземпляру, либо по два, с обеих сторон черепа погребенного. Способ ношения

гвоздевидных подвесок определить трудно, наиболее распространенное мнение исследователей

сводится к надеванию на раковины ушей – сам стержень, выполненный в форме ушной раковины,

помещался за ухо, а видимым украшением служила шляпка [3, с. 131, рис. 197.3, 4]. Такое исполь-

зование возможно, но, на наш взгляд, не вс

егда удобно, т.к. ни чем не закрепленный стержень должен

был держаться неустойчиво. Существует еще одно обстоятельство – по полевым материалам эти изде-

лия не всегда располагались у височных костей погребенного – довольно часты случаи находок под-

весок в районе затылочных костей черепа. В таких случаях возможно предложить несколько ва

риантов.

Крепление могло осуществляться при помощи полоски ткани или кожи, охватывающей всю голову и

пропущенной не по височной зоне, а вплотную к ушной раковине. Вместо такой полоски могла высту-

пать шапочка, плотно облегающая голову. Гвоздевидные подвески могли крепиться на ее край, а потом

уже помещаться за ухо. В качестве иного ва

рианта можно предположить использование ткани (покры-

вала), покрывающей голову погребенной, которая и фиксировалась у ушей этими подвесками. Креп-

ление могло осуществляться при помощи органических материалов – полосок ткани, кожи, нитей.

Такое употребление оправдывает тот факт, что мы оперируем материалами погребений и подобный

способ ношения был приемлем только для погребальной практики и не мог использ

оваться в повсед-

невной жизни из-за неудобства ношения.

Учитывая расположение подвесок в районе затылочных костей можно предположить употреб-

ление изделий для поддержания прически по образу височных колец. Такое использование было пред-

ложено еще М.П. Грязновым и поддержано рядом исследователей [1, c. 102–105]. Вполне допустимо,

что в пряди волос сначала вплетались (или пр

опускались через них) подвески, шляпкой наружу, а затем

укладывались в прическу.

Еще один способ ношения гвоздевидных подвесок сводится к использованию их в качестве серег

(реконструкция по Молодину, Бородовскому, Троицкой) [3, с. 131, рис. 197]. И в данном случае, раз-

меры и массивность изделий не должны учитываться, т.к. по этнографическим данным ношение гро-

моздких пр

едметов путем продевания в ушные отверстия не противоречит действительности. В то же

время, необходимо отметить факт существования массивных изделий на теле человека для регионов с

теплым климатом. Соприкосновение металла с открытым участком тела при низкой температуре не

совсем приемлемо. Возможность подобного способа ношения может быть оправдана ритуальной прак-

тикой, но ник

ак не утилитарным назначением.

К сожалению, эти варианты не подкреплены источниками, относящимися к эпохе бронзе и имеют

право на существование во всем своем разнообразии. По материалам, относящимся к более позднему

времени – например, к тюркским изваяниям, можно проследить аналогии способу ношения этим изде-

лиям. Приведем один из них. Ю.И. Ожеред

овым описаны изваяния, на месте ушей которых четко были

прорисованы крупногабаритные украшения наподобие серег формы «знак вопроса», с крупными

оттяжками двух форм – подтреугольной и овальной. По мнению автора, называть эти прорисованные

изделия из-за размеров не совсем корректно. Правильнее назвать этот тип украшений наушными

подвесками, так как, судя по позиции, они о

девались на уши сверху сзади и, таким образом, что

подпружиненные изогнутые концы верхних дужек входили в ушные раковины и фиксировались в них,

удерживая подвески в требуемом положении [4, с. 148]. Но в нашем случае, «шляпка» достаточно

большая и способы фиксации остаются не совсем понятными.

Таким образом, костюм представляется в специальной литературе как од

но из ярчайших прояв-

лений материальной культуры. В его украшении отражаются не только традиции и социальные отно-

шения, но и некоторые элементы идеологии, эстетические нормы. Для правильного и эффективного

использования материалов по реконструкции украшений одежды необходима четкая полевая фиксация,

систематизация и обработка этих изделий. Важным результатом такого исследования является

сформированное представление о т

ипообразующих признаках однородных предметов, что в свою оче-

редь, позволяет создать типологию украшений, опирающуюся на объективные показатели. Такой поход

нам представляется необходимым для процедуры исследования древних видов костюма, т.к. на осно-

вании сравнительных данных и анализа можно установить его более ранние формы, проследить разви-

тие и историю изменений в оп

ределенные исторические периоды.

Список литературы

1. Абдулганеев М.Т., Лузин С.Ю., Кунгурова Н.Ю. Раскопки у с. Быково // Охрана и изучение куль-

турного наследия Алтая: тез. науч.-практ. конф. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1993. – Ч. 1. – С. 102–105.

2. Каменецкий И.С. Код для описания погребального обряда (часть вторая) // Археологические откры-

тия на новостройках. – М.: Наука, 1986. – С. 136–194.

3. Мо

лодин В.И., Бородовский А.П., Троицкая Т.Н. Археологические памятники Колыванского района:

Материалы «Свода памятников истории и культуры народов России». – Новосибирск: Наука, 1996. – Вып. 2.

– 192 c.

420

4. Ожередов Ю.И. Комбинированное изваяние с реки Цалуу в Западной Монголии // Исторический

опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: Сб. науч. тр. – Барнаул: изд-во Алт. ун-та,

2003. – Кн. 1. – С. 144–151.

5. Умеренкова О.В. К проблеме реконструкций одежды и головных уборов в эпоху бронзы // Архео-

логия Южной Сибири: идеи, методы, открытия: сб. до

кл. междунар. науч. конф. – Красноярск: ред.-изд.

отдел Красноярск. пед. ун-та, 2005. – С. 51–61.

Э.Р. Усманова

Казахстан, Караганда, государственный университет,

Сарыаркинский археологический институт

НАКОСНОЕ УКРАШЕНИЕ В ЖЕНСКОМ КОСТЮМЕ ЭПОХИ БРОНЗЫ

(ПО МАТЕРИАЛАМ «АНДРОНОВСКИХ» ПОГРЕБЕНИЙ КАЗАХСТАНА)

У разных народов название украшения для кос звучит по-разному: тəзме, чулпы, шолпы, чавага,

пупак. В народном женском костюме накосник принимает всевозможные виды. Он весело звенит

монетами, чехлом плотно обнимает косу, цветными тесемочками струится по волосам, тяжелой сереб-

ряной подвеской опускается по спине. Он может быть выразительным декоративным элементом

головного убора, а мож

ет быть самостоятельным украшением, вплетенным в косу. Неизменным в

накоснике остается одно: свойство покрывать, украшать волосы со стороны спины. В традиционной

культуре символика накосного украшения связана с пониманием значения женских волос как знака

плодородия. Отсюда следует появление и участие накосника в сценарии ритуалов, которые маркируют

важные социальные события в жизни женщины: и

нициация, свадьба, рождение ребенка [1, с. 77]. И

если этнографическая история накосника достаточно хорошо засвидетельствована, то история его появ-

ления в женском костюме изучена гораздо меньше.

Археологические свидетельства. Первые находки накосников известны в материалах эпохи

бронзы урало-казахстанских степей. А именно в культурах синташтинско-петровского облика первой

половины II тыс. до н.э. По

зже накосники распространяются в последующей, алакульской культуре. В

комплексах женских украшений федоровской культуры накосное украшение присутствует лишь в

незначительном количестве.

Сегодня в андроноведенье принято отделять синташтинско-алакульскую культурную линию раз-

вития от собственно андроновской, понимая под последней вариант развития «федоровки» в восточном

пограничье с «алакулем» [4]. Собственно классическая «федоровка» ассоциируется с культурным

простран

ством Южного Зауралья, Северного и Центрального Казахстана. В данном тексте в некоторых

случаях употребляется общий, устоявшийся термин «андроновская культурно-историческая общ-

ность/андроновская общность», с двумя основными самостоятельными образованиями: синташтинско-

алакульская и федоровская.

Накосники в женских погребениях Синташтинского комплекса первоначально ошибочно были

приняты за нагрудники [2, с. 193, 325]. Но постепенно с нак

оплением материала, подобные находки,

сделанные в области спины или груди стали означаться накосниками. Основной «арсенал» обнаружен-

ных «андроновских» накосных украшений сосредотачивается в Тоболо-Ишимском междуречье. К

сожалению, многие погребения разрушены в древности, и поэтому цельных накосных украшений

насчитывается 31 экз. из семнадцати учтенных могильников, расположенных в урало-казахстанской

степной зоне [6, c. 71]. При этом детали накос

ных украшений довольно часто находятся в заполнении

или на дне могильных ям, разрушенных во время проникновения.

Вид и типы накосных украшений. По оформлению своих деталей выделяются два основных типа

накосных украшений:

– I-й тип условно обозначен как «простой», две/несколько низок бронзовых бусин чередующих/не

чередующих с пастовыми бусинами или полосы об

ойм, которые заканчиваются листовидными / ромбо-

видными подвесками;

– II-й тип условно обозначен как «сложносоставной», две/несколько низок бронзовых бусин

чередующих/не чередующих с пастовыми бусинами, держат сложносоставной ювелирный комплект,

состоящий из подвесок, трубчатых пронизей, обойм, который заканчивается листовидными / ромбо-

видными подвесками.

Возможны вариации, которые принципиально не меняют тип накосного укра

шения – это дополни-

тельные подвески из природных форм, количественная сторона деталей.

Археологическая действительность такова, что сам головной убор не сохраняется. В погребении,

как правило, в районе черепа, фиксируется только его ювелирный декор в виде различных бляшек,

бусин, пронизей, подвесок. В случае отсутствия такого декора, о наличии головного убора в погребении