Базаров Б.В., Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. (ред.) Монгольская империя и кочевой мир

Подождите немного. Документ загружается.

вода иностранного термина, русского слова

«государство»).

Несмотря

на

то, что эта тенденция то нарастала, то ослабевала, tör всегда сохра-

нял

конкретный смысл, как нечто вне или выше любого реально су-

ществовавшего управления. Возвышение tör в значении

«государст-

венность» до духовного уровня, т. е. объекта поклонения, восходит,

по

меньшей мере, к

XVII

в., что хорошо сохранилось среди простого

народа. Однако остается очень важным первое документально под-

твержденное значение

törü

у монголов - идея высоких принципов,

отраженная в

Сокровенном

сказании. То, что все монголы, вне зави-

симости от социального слоя, в течение веков верят, что

törü

пред-

ставляет высшие идеалы политического и этического поведения, по-

зволяет понять, почему они

уважают

«государство»,

когда оно иден-

тифицируется с

törü.

Литература

Балданжапов

П.

Б.(пер.), Ванникова

Ц. П.

(ред.).

2001. Cagan Teüke - Бе-

лая

история: монгольский историко-правовой

памятник

XIII—XIV

вв.

Улан-

Удэ.

БираШ.

2001а.

Mongolin

tör yosni üüsel hügjil.

[Развитие монгольского

тор есун].

Bira Sh. Mongol

tüüh,

soël, tüüh bichlegiin sudalgaa

[Исследования

по

монгольской истории,

культуре

историографии. Избранные работы].

Улаанбаатар.

БираШ.

2001b.

Mongolin

tulgar

töriin ulamjilal

[Традиция

«столпа

государства»

монголов].

Bira

Sh.Mongol

tüüh,

soël, tüüh bichlegiin sudalgaa

[Исследования

по

монгольской истории,

культуре

историографии. Избран-

ные работы]. Улаанбаатар.

Болдбатор.

2001

(ред.).

Mongol ulsin tör, erh züin tüühen ulamjlal,

shinechleliin

zarim asuudal

[Некоторые вопросы исторической традиции

и об-

новления

государства

законодательства Монголии]. Улаанбаатар.

Булаг.

1989.

(ред.)

1989.

Had-un

ündüsün huriyangui altan tobchi. Huhhot:

Inner

Mongolian Educational

Press.

Дашдорж.

1964. Mongol tsetsen ügiin dalai

[Монгольские пословицы].

Улаанбаатар.

Дашдорж.

1966. Mongol tsetsen ügiin dalai

[Монгольские пословицы].

Улаанбаатар.

Ердемт.

2002.

Töriin tuhait Mongol onol:

müüh,

filosofi, huuliin eshi [Мон-

гольская теория

государства:

исторические, философские

юридические

ос-

новы].

Улаанбаатар.

479

Жамсран

Л. 1992. Mongolyn Tüüxiin Deej Bichig

[Сборник

архивных до-

кументов].

Surax bichig, xüüjdiin nomyn xevleeliin gazar: Улаанбаатар.

Журунгга.

1984.

déni tunumal neretü sudur orushiba. Altan Hagan-u Tu-

guji Beijing: National Press.

История

МНР: Bügiide nairamdahn Mongol arad ulus-un teuhe

[История

Монгольской

Народной

Республики].

Vol. И. Book 2.

Huhhot:

Inner

Mongolian

People's

Press.

Конституция

Монголии

1924. Улаанбаатар.

ЛундендоржН.

2001. Mongolin tör ësni üzel sanaa, tüünii bürdel [Мон-

гольская

политическая

мысль и ее

формирование].

Mongol ulsin tör, erh züin

tüühen ulamjlal, shinechleliin zarim asuudal

[Некоторые

вопросы исторической

традиции

обновления

государства и законодательства

Монголии].

Ed.

Boldbaatar. Улаанбаатар.

Найралту,

Алтаноргил. 1989.

Jarlig-iyer

totagagsan

gadagadu Mongol-un

törü-yi jasahu yabudal-un yamun-u hauli jüil-un bichig. Hailar: Inner Mongolian

Cultural Press.

Нацагдорж

III.

1968. To Van tüünii surgal

[Князь

То и его

наставления].

Улаанбаатар.

Конституция

Монголии

1992. Улаанбаатар.

Скрынникова

Т. Д. 1997. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. М.: Вос-

точная

литература.

Трепавлов

В. В. 1993. Государственный строй монгольской империи

XIIIв.

М.: Наука.

Beffa M.-L., Hamayon R. 1995. The concept of

tanggari

in the Secret History

of the Mongols. Mongolyn Nuuts Tovchoo-ny 750

jiliin

oid zoriulsan

olon

ulsyn

baga

hural. Ed. by Sh. Bira. Vol. 1. Ulaanbaatar: 185-194.

Bawden

Ch. 1955. The Mongol

Chronicle

Altan Tobci. Text, translation and

critical

notes.

Wiesbaden:

Otto

Harrassowitz.

Choiji

1980.

Gangg-a-yin

Urushal.

Huhhot:

Inner

Mongolia People's Press.

Choiji(ed.).

1983. Altan Tobchi.

Huhhot

(China):

Inner

Mongolian People's

Press.

Cleaves

F. 1982

(trans.).

The Secret History of the Mongols. Cambridge,

Mass.:

Harvard University Press.

Dulam

Bumochir. 2003. Cult of the state: the state in the culture of the Mon-

gols. Unpublished article.

Hüheöndür. 1985. Bolor Erihe. Written by Rashiponsug (Rashpuntsog) 1774-

75.

Huhhot: Inner Mongolian Peoples Press.

Lattimore O., Isono F. (eds.). 1982. Memoirs and autobiography of a Mongol

Buddhist reincarnation in religion and revolution / the Diluv Khutagt. Wiesbaden:

Harrassowitz.

480

Liu, Jin Fuo (ed.). 1981.

Arban

buyantu пот-un

tsagaan

teuke. Huhhot: Inner

Mongolia Peoples Press.

Onon,

U. 2001. The Secret History of the Moongols: The

life

and times of

Chinggis Khan. Curzon Press, Oxford.

SagasterK. 1976. Die

Weisse

Geschichte

(Cagan

Te'ke). Ein

mongolische

Quelle

zur Lehre von den

Beiden

Ordnungen.

Religion und Kommentiert von K.

Sagaster. Wiesbaden.

Skinner Q. 2002. The idea of a cultural lexicon. Skinner (ed.)

Visions

poli-

tics.

Vol. 1. Cambridge:

158-174.

Tsevel,

Ya. 1966. Mongol khelnii tovch tailbar toP (Толковый словарь мон-

гольского языка). Ulaanbaatar.

Примечания

Törü

- общее слово для раннетюркского, уйгурского, чжурчженьского

(маньчжурского) и классического монгольского языков. Тог является разго-

ворной

формой

törü

в кириллическом монгольском языке. В данной статье

мы употребляем

törü

- его использования в документах на классическом

монгольском языке и tör в случае использования материалов на разговорном

кириллическом монгольском языке.

Существует слово монгольского происхождения

törül

(и его производ-

ные),

относящиеся к «рождению», «происхождению» и

«роду».

Эрдемт

[2002]

связывает это слово с политическим значением

törü,

хотя и признает,

что в значении «закон» и «принцип»

törü

имеет тюркское происхождение.

Для установления связи между

törül

törü

нужны дальнейшие исследования.

У нас сложилось предварительное мнение, что речь идет о

двух

разных сло-

вах. В даурском варианте монгольского языка, в котором нет слов тюркского

происхождения, есть слово

törül,

но не

törü.

Yasa

- общее слово для раннетюркского и монгольского языков. В

классическом монгольском -

jasa,

a в разговорном и кириллическом мон-

гольском -

zasa.

Tengger

—

tnger в разговорном монгольском языке и

tngri

—

в классиче-

ском

и кириллическом монгольском языке.

Чингис шлет послание своей жене:

«Bayigulugsan

törü

ber ese

bolba

batu

dura-yin

erke

ber

bolba»

«Правление

(rule), которое я установил, больше

не

существует. Существует сила моего крепкого желания» [Bawden 1955:

§31].

Например, Чингис дает наставление: «Управляй народом» =

«Ulus-i

jasa»

gejü

[Bawden

1955: § 28].

Белая

История

также упоминает «религиозное правление» (пот-ип

yasag)

[Liu 1981: 89].

bütügsen

törü

- завершенный

törü;

31-44 481

engke törü -

мирный

törü;

ünen törüyosu -

истинный

törüyosu;

qayiran

yeke törü -

прекрасный

yehe törü;

bütügsen

yeke törü -

завершенный

yehe törü;

say in törü -

хороший

törü;

qas yeke törü shajin qoyar -

великий, нефритовый

törü shashin;

kündüyeke törü shajin -

тяжелый

törü shajin;

ünen törü shajin -

истинный

törü shajin (Bawden 1955).

Эта

фраза

указывает

на

явно разный политический смысл

tör и

törel (или törügseri).

ЧАСТЬ

МОНГОЛЬСКОЕ

ПРАВО

Е. И.

Кычанов

НЕКОТОРЫЕ

ЗАМЕЧАНИЯ

ПРАВЕ

КОЧЕВЫХ

ГОСУДАРСТВ

Все известные большие кочевые государства Центральной Азии

обладали таким атрибутом государственности, как суверенность, вы-

ражавшаяся в верховенстве власти правителя (шаньюя, кагана, хана)

внутри страны и ее независимости вовне. Одним из проявлений суве-

ренности

верховной власти являлось правосудие, право власти и ее

органов разрешать уголовные и гражданские дела в установленном

порядке.

Право как совокупность санкционированных или установ-

ленных верховной властью норм имело своим источником как нормы

обычного права, признанные суверенной верховной властью,

госу-

дарством, так и новые, установленные верховной властью,

государст-

вом нормы.

В государстве сюнну (хунну) имелись два вида уголовного нака-

зания

- смертная казнь и вид наказания, именовавшийся по-сюннуски

«я» [Ши цзи, цз. ПО: 86: Таскин 1968: 130]. Сопутствующим наказа-

нием

являлись конфискация и обращение в рабство семьи осужденно-

го к уголовному наказанию. Конфискация семьи преступника и обра-

щение

ее в рабство, т. е. Общесемейное наказание известно было в

соседнем с сюнну Китае как

«юань

цзо»,

его и в Китае, и у сюнну ни-

как

нельзя рассматривать как просто норму обычного права.

Поскольку

наказание «я» не описано, комментаторы трактуют

его как позорящее наказание - нанесение надрезов на лицо наказуе-

мого (сравни с китайским нанесением татуировки), или же как нака-

зание

битьем палками, или

даже

«дробление костей под колесами те-

лег»

[Там же].

Мы

не знаем, за какие составы преступления у сюнну применя-

лась смертная казнь, кроме упоминаемого в тексте трудно переводи-

мого случая, когда в неясных случаях совершение преступления со-

стояло в том, что был обнажен на определенный размер меч или ис-

пользовано оружие или предмет, могущий быть оружием определен-

ного законом размера. Очень возможно, что речь шла о тех событиях,

когда субъектом преступления являлось лицо низкого социального

положения,

а объектом угрозы - лицо более высокого социального

положения.

484

Из

тех же китайских источников мы узнаем, что в государстве

сюнну существовал суд

двух

инстанций — местный и верховный, лич-

но

шаньюя. Представители власти на местах «выслушивали жалобы»

«выносили приговоры». Очевидно, сомнительные случаи доклады-

вались шаньюю, безусловно верховному

судье

государства. На рас-

смотрение тяжб и уголовных дел отводилось десять дней. Подозре-

ваемые и подследственные содержались в тюрьмах-ямах [Хоу Хань

шу, цз. 119:. 5а: Таскин 1973: 103].

У скифов за публичное (при свидетелях) нападение на социально

равного по

статусу

человека: «Если кто ударит кого-либо из равных,

или,

напав, повалит на землю, или разорвет платье, то старейшины

налагают за это большое наказание, даже если обида

будет

нанесена

при

немногих свидетелях» [Латышев 1948: 304]. Лжепрорицателей

карали

смертью, при этом имела место и общесемейная ответствен-

ность - вместе с преступником казнили и его сыновей [Там же: 38].

Одним из способов наказания у скифов было отсечение правой руки

(вероятно,

наказание по принципу талиона в случаях совершения кра-

жи) [Там же].

Если

неким лицом было уличено

другое

лицо в даче ложной

клятвы царским очагом, то сопутствующим наказанием лицу, давше-

му ложную клятву, являлась конфискация имущества и передача это-

го имущества лицу (лицам), уличившему осужденного в даче ложной

клятвы [Доватур и др. 1982: 125].

Ухуани, враги сюнну, проживали в современной Внутренней

Монголии,

управлялись «большими людьми» {да

жэнъ)

разных дос-

тоинств.

Обычай (или закон) предусматривал беспрекословное под-

чинение

власти правителя.

«Тот,

кто нарушит приказ да жэнь, подле-

жит наказанию. Вплоть до смертной казни». У ухуаней в уголовной

практике

были распространены композиции — « если кто-либо огра-

бил или убил

друг

друга,

то позволено было самим назначать возме-

щение

друг

другу.

Недовольствующиеся этим доходили до да жэнь и

докладывали им с тем, чтобы произвести суд. Пригоняли лошадей,

коров,

овец, чтобы откупиться от смертной казни» [Хоу хань шу,

цз.

120: 2а].

Таким

образом, в определенных случаях при совершении уголов-

ных преступлений допускалось частное примирение с возмещением

убытков или откупом. Композиции - типичный институт раннегосу-

485

дарственного права, призванный заменить губительный для общества

институт кровной мести. Эту же роль у

ухуаней

играло изгнание пре-

ступников в пустыню Гоби. Лицо, преследуемое властью (да

жэнъ)

или

подлежавшее аресту, не должно было приниматься населением

[Там же: 16].

сожалению, мы ничего не знаем о законах сяньби-тоба, ли-

шивших сюнну господства в Центральной Азии, кроме того, что эти

законы

были «ясными» и «строгими» и карали за измену, мятеж, со-

вершение убийства, ограбление и прелюбодеяние. У сяньбийцев ту-

юйхунь, государство которых в

IV-VII

вв. имело основную террито-

рию на месте современной провинции Цинхай, смертной казнью ка-

рали за убийство и кражу

коня,

за остальные преступления против

личности и имущества назначались композиции и битье палками.

Осужденных к смертной казни забивали камнями [Вэй шу, цз. 101: 86].

Мало известно и о праве жуаньжуань, которые пришли на смену

сяньби

в господстве в Центральной Азии. По ранним законам жуань-

жуань тех, кто струсил в бою, забивали камнями или пороли плетью

[Там же, цз. 103: За].

Продолжением законов кочевых государств Центральной Азии

были законы Тюркских каганатов. Древнетюркское право выделяло

антигосударственные преступления - мятеж и измену (наказание -

смертная

казнь),

преступления против личности и против имущества.

В числе преступлений против личности наказывали смертной казнью

за убийство [Чжоу шу, цз. 50: 26; Суй шу, цз. 84: 16.]. За причинение

ранения

или травм назначались композиции - «если кто-либо причи-

нит

в драке травму или ранение, то повредивший глаз возместит

ущерб пострадавшему, отдав ему свою дочь, если не имеет дочери, то

должен отдать жену и имущество. Сломавший

другому

конечность

или

повредивший какую-либо иную часть тела отдает пострадавшему

лошадь». За развратные действия (вероятно, изнасилование) действо-

вал принцип талиона - у виновного отрезали половой член, а затем

разрубали его пополам по пояснице. Совративший девушку был обя-

зан

уплатить штраф и жениться на совращенной. Замужнюю женщи-

ну за прелюбодеяние наказывали смертной казнью. Среди преступле-

ний

против имущества особо выделялась кража лошади, за хищение

имущества виновный наказывался выплатой композиции в десяти-

кратном размере против стоимости похищенного имущества [Там же].

486

Остается открытым вопрос, касающийся

всех

вышеупомянутых

кочевых государств от сюнну до тюрков, у которых уже точно была

письменность

- было ли их право писанным или бесписьменным. По-

следнее обстоятельство - отсутствие писанного, материального права

указывает на известную ущербность развития институтов

государст-

венности,

на переход права от обычного к материальному, писанному.

Мы

видим почти повсеместно наличие талиона — наказание того ор-

гана, которым совершено преступление по библейскому принципу

«око за око, зуб за

зуб»

и переход от талиона к композиции, требова-

ние

уплаты откупа за преступления против личности. В качестве при-

мера укажем на то, как этот процесс отражен в статье 213 армянских

законов

Мхитара Гоша:

«Хотя

прежде и полагалось око за око, зуб за

зуб, рука за

руку,

нога за ногу, рана за рану,

удар

за удар, но сей закон

по

милосердию божьему отменен евангельским учением. И за кровь

человека принимается денежное удовлетворение, смотря по важности

дела и по различию членов

тела»

[Шаргородский 1957: 23]. В Европе

такие формы права, которые мы обнаруживаем в кочевых

государст-

вах Центральной Азии, были характерны для «варварских

правд»

ранних

европейских государств до рецепции ими римского права.

Х-ХШ вв. характеризуются сменой тюркского господства в

сердце Центральной Азии -

Халхе

на монгольское. Эта смена завер-

шилась созданием Великого Монгольского

Улуса

под главенством

Темуджина - Чингис-хана (хана над ханами). В праве это отразилось

появлении писанного кодифицированного права, каковым являлась

«Яса».

«Яса»

не дошла до наших дней, она сохранилась в изложении,

отрывках,

даже

не по-монгольски [Вернадский 1939].

«Яса»

вклю-

чала нормы уголовного, гражданского, судебного, международного

права. Имело место всеобщее закрепощение, «всеобщее прикрепление

населения

к государственной

службе».

Закон отстаивал права рабо-

владельцев. Наиболее распространенным видом уголовного наказания

была смертная казнь. Наряду со смертной казнью наказывали битьем

палками,

поркой, штрафами скотом. В праве было реализовано пред-

ставление о даровании Небом Чингис-хану власти над всем миром.

Нормой

права стала «определенная форма объявления войны с гаран-

тией безопасности населению враждебной страны в

случае

добро-

вольного подчинения» [Там же: 33].

487

Трудно сказать, когда прекратилось употребление

«Ясы».

Можно

думать,

что на падение ее значения сыграло свою роль сформирова-

ние

права монгольской династии Юань. Одновременно можно пред-

положить, что нормы

«Ясы»

в той или иной форме действовали у

монголов после гибели династии Юань, в период с XIV до конца

XVI в. В XV в. при усилении ойратов и

даже

кратковременном их

господстве над монголами имело место более глубокое осознание из-

вестного этно-лингвистического единства, восприятие монголоязыч-

ного мира как единого целого. Этим целям послужило и принятие во

второй половине XVI - начале

XVII

в. монголоязычным миром ти-

бетского

буддизма

школы

Гелугпа.

Как учение Цзонхавы при помощи

ойратов объединило Тибет в теократическое

государство

под лидер-

ством далай-лам, так оно же - ламаизм заменил для раздробленных на

отдельные ханства монголов и ойратов то связующее звено, которое

придает обществу государственное единство. Религиозное единство

монгольского мира олицетворяло центростремительные силы мон-

гольско-ойратского общества в противовес экономической раздроб-

ленности, объясняемой формой хозяйствования, кочевым образом

жизни

и, как следствие этого, раздробленности политической, олице-

творявшей силы центробежные. Идеология единства бытовала у Чин-

гисидов, прямых потомков Чингис-хана и его

урука,

Чингисидов как

новых потенциальных объединителей монголов.

Несмотря на взаимную

вражду

и войны, единство монгольского

(монголо-ойратского) мира находило свое выражение в

съездах

(сей-

мах) высшей монгольской знати и обсуждения на них общих проблем

монгольского мира, включая разработку общего для него законода-

тельства. Это наличие общих законов, общего материального коди-

фицированного

права превращало монгольско-ойратский мир в свое-

образное, но государственное образование, конфедеративное

государ-

ство, конфедерацию, лишенную единого хана-правителя, но управ-

лявшуюся сеймом монголо-ойратских ханов разных достоинств. Тен-

денция

на государственное развитие обеспечивалась исторической

памятью (государство Чингис-хана), кровным родством и свойством

значительной части монголо-ойратской знати, общей верой, общими

законами,

наконец, близостью языков (диалектов) и традиционно об-

щим

способом ведения хозяйственной деятельности. Хотя законы бы-

ли писанными, они до наших дней полностью не дошли, включая и

488