Золоева Л., Порьяз А. Мировая культура: Древняя Греция. Древний Рим
Подождите немного. Документ загружается.
предков, расположенные так, что по ним можно проследить
родословную хозяина.
Лары – древнеримские божества, хранители домашнего очага и
семьи.
Пенаты – древнеримские божества, хранители очага и
припасов.
После появления в италийском доме греческой половины в нее
переместилось все семейство. Эта часть дома была точной копией
греческого перистиля, окруженного с трех сторон портиками.
Пространство, оставшееся открытым, превратили в садик и цветник. И
еще в перистиле повсюду была вода: она текла в канавах, била
фонтанами, скатывалась каскадами по маленьким водопадам.
Одежда
Катон Младший, последовательный хранитель обычаев предков,
не упускавший ни малейшей возможности напомнить своим
современникам, как испортились их нравы, надевал тогу прямо на голое
тело, так как был убежден, что в древности тунику не носили. Однако
еще задолго до Катона в тунику одевалась вся Италия, от раба до
сенатора. Она представляла собой два полотнища, сшитые вместе, так
чтобы оставалось отверстие для головы. Иногда у туники имелся только
левый “рукав”, правая рука оставалась свободной, а полотнища туники
прихватывались на правом плече застежкой. Тунику подпоясывали
поясом, чтобы она спускалась чуть ниже колен, а сзади доходила до
коленного сгиба. Спускать ее значительно ниже мужчине не подобало:
это было “по-женски”, а вздергивать выше считалось солдафонской
модой – так носили тунику центурионы.
[Илл. – Римлянин. Стр. 538]
В кругах состоятельных отдавали предпочтение белым туникам.
Сенаторов отличала широкая пурпурная полоса на тунике, у всадников
такая полоса была значительно уже.
В одной тунике по улицам ходило только бедное население
Рима. Человеку из общества следовало надевать тогу. Тога была чисто
римской одеждой. Она придавала римскому гражданину величавость и
важность, но была громоздкой и неудобной. Для тоги требовался кусок
материи в форме эллипса, в два-три раза больший, чем нужно было по
фигуре.
Материю брали обеими руками за широкий край, захватывая
примерно треть куска, и, собрав складками, перекидывали через левое
плечо так, чтобы покрыто была левая рука и спереди конец свисал
почти до земли. Затем материю пропускали под правой рукой, на
высоте бедра опять собирали в складки и, протянув по груди наискось,
перекидывали конец через левое плечо. Оставшуюся материю опускали
полукругом, тщательно располагая складки, чуть пониже колена и
перекидывали конец опять через левое плечо.
[Илл. – Римлянин в тоге. Стр. 380 ]
Понятно, что надеть такое сооружение на себя самому
практически невозможно и в городской фамилии появляется
специальный раб, умеющий расправить и уложить складки тоги. Еще с
вечера этот раб “устраивал наново складки”, прокладывая их
тоненькими дощечками липового луба и прихватывая зажимами. К
официальной одежде полагалась официальная обувь: с тогой носили
башмаки с ремнями, закрывавшие ногу. Тога должна была быть белого
цвета, уберечь ее в грязи и тесноте римских улиц было трудно. С ее
стиркой дома было не справиться, приходилось обращаться к фуллонам.
Поэтому понятна радость героя Ювенала, что, уезжая из Рима, он
направляется в такие места, где человека облекают в тогу только на
смертном одре.
Со временем тогу все реже носили и в самом Риме. В
императорский период одежда, считавшаяся символом римской
гражданственности, стала ненужной, превратилась в мундир, который
надевали только по долгу службы.
Кроме тоги, верхней одеждой были плащи самого разного
покроя. Это и короткая, доходившая до середины спины накидка с
капюшоном, и пенула, тесный белый пушистый плащ, в котором
разгуливали римские франты, “запирая” себя, как в футляр (очевидно,
пенула застегивалась впереди), и лацерна, которая первоначально была
воинским плащом, но уже в начале эпохи Империи стала обычной
одеждой гражданского населения. Этот широкий плащ застегивался под
горло или на плече; полы можно было закинуть на одно плечо или
крест-накрест на спину, можно было целиком в него закутаться.
[Илл. –Рельеф Алтаря Мира в Риме. Стр. 587]
Никаких брюк или штанов у римлян, как и у греков, не было: они
считались варварской одеждой. Но на севере (например, в Германии)
солдатам приходилось надевать это варварское одеяние. Не было у
римлян и чулок, а охотники и пастухи обматывали ноги вязаными или
ткаными обмотками.
Головных уборов мужчины не носили; только отправляясь в
дорогу, на голову надевали широкополые шляпы.
Женскую одежду составляли туника, стола и пелла. Одежда у
женщин не очень отличалась от мужской, только была чуть длиннее.
Столу носили только римские матроны – почтенные замужние
женщины. Это была длинная, волочившаяся по полу одежда со
множеством складок, перехваченная по талии поясом. По низу ее
нашивали узкую оборку. Выходя из дому, женщина набрасывала на себя
пеллу – длинную широкую шаль, в которую можно было полностью
закутаться.
Вне дома женщины носили тонкое прозрачное покрывало,
наброшенное на голову. Эта накидка прикреплялась к головному убору
– круглой шапочке, отделанной золотой или серебряной сеткой, или к
легкой повязке-диадеме.
Описать разнообразие женских причесок затруднялся даже
знаменитый поэт Овидий – знаток римских мод. Он говорил, что
перечислить их не проще, чем пересчитать желуди на ветвистом дубе.
Но все же чаще всего женщины расчесывали волосы на прямой пробор
и укладывали их узлом на затылке или завивали в локоны.
Одежда трудового люда состояла из туники, часто
неподпоясанной, и плотного толстого плаща, который надежно
защищал от дождя и ветра. Обувью сельскому населению служили
деревянные башмаки, а также легкие плетеные сандалии; в теплую и
сухую погоду и крестьяне, и рабы ходили босиком.
Римляне не любили пестрой одежды, она воспринималась как
нечто варварское, лишавшее человека сдержанности и достоинства.
Кроме того, алый и лиловый цвета считались неприличными для
римских женщин, а зеленый и оранжевый – для мужчин. Зеленый был
“женским” цветом, а оранжевый – цвет брачного покрывала невесты, и
ношение его мужчинами выглядело как издевка над чистотой и
строгостью древних обычаев. Вообще все оттенки коричнево-желтого и
серо-черного воспринимались как признак скромных, бережливых, по
старинке живущих граждан. И наоборот, все оттенки красного,
фиолетового, зеленого, создававшиеся искусственно, с помощью
дорогих красителей, указывали на богатство, всегда были предметом
роскоши. Причем наиболее ясно на это указывал алый цвет, очень
дорогой и бесстыдно намекавший на сенатский или всаднический
пурпур.
Дети и их воспитание
О рождении ребенка в семье оповещали венки, вывешенные на
дверях. Дальнейшая судьба младенца зависела от того, признает ли его
отец своим законным ребенком. Когда отец отвергал новорожденного,
его просто выбрасывали на улицу. Формула “я тебя породил, я тебя и
убью” была для римлян незыблемым и священным законом,
именовавшимся ”отцовской властью”. Отец обладал полной властью
над своими детьми от их рождения до самой смерти; он мог не только
выбросить младенца, но продать или убить своего ребенка. Слово отца
было выше любого закона.
[Илл. – Бытовая сценка. Стр. 220 верх.]
Если новорожденный оставался в семье, то на восьмой день в
честь девочки или на девятый в честь мальчика устраивался семейный
праздник, на который собирались родные и близкие, приносились
жертвоприношения, очищавшие мать и ребенка. В этот день младенцу
давали имя.
Полное имя римского гражданина состояло из трех частей.
Первая из них – личное имя; таких имен было совсем немного – Авл,
Аппий, Гай, Гней, Децим, Квинт, Луций, Марк, Маний, Нумерий,
Публий, Секст, Сервий, Тит и Тиберий. Второе имя – родовое, что-то
вроде современной фамилии. А вот последняя часть имени – уже
специфически римская. Собственно говоря, эту часть составляло
прозвище одной из ветвей рода. Так, некогда кто-то из Юниев,
например, получил прозвище Лонг (Длинный) – и с тех пор все его
потомки стали называться Юнии Лонги. Слепой старец из рода
Корнелиев дал повсюду сопровождавшему его молодому человеку
прозвище Сципион, что в переводе с латыни означает “палка”, “трость”.
После этого в роду Корнелиев появились Корнелии Сципионы.
У женщин в Риме было только родовое имя. Значит, дочь Публия
Корнелия будут звать просто Корнелией, а ее младшую сестру –
Корнелией Минор (что значит “младшая”), или Корнелией Секунда (то
есть “вторая”). Соответственно третью дочь будут звать “третьей”,
четвертую - “четвертой” и т.д. Когда женщина выходила замуж, к ее
имени прибавлялось и имя мужа.
Римляне были очень суеверны, а маленькое беспомощное
существо казалось им особенно легкой добычей для темных сил:
младенцу дарили разные амулеты из коралла и янтаря, которые должны
были защитить его от дурного глаза. Золото защищало от колдовства, а
если ребенку повесить волчий зуб, у него легко прорежутся зубки, и он
не будет бояться.
[Илл. – Бытовая сценка. Стр. 220 средн.]
В старину новорожденных кормила мать, но уже к концу
Республики стало обычным брать кормилицу, которая часто оставалась
в доме и после того, как ребенок подрос. Иногда няня переселялась в
новую семью своей питомицы после ее замужества. К мальчикам
приставлялся “педагог”, что-то вроде “дядьки”, сопровождавший
ребенка повсюду и учивший его хорошим манерам. Педагог, раб или
отпущенник, обычно был греком, чтобы мальчик с раннего детства
учился греческому языку.
До семи лет брат и сестра воспитывались вместе и играли в игры,
обычные и для сегодняшних детей: в прятки, чет-нечет, качались на
качелях, бегали взапуски. Мальчики играли в солдат, гладиаторов,
цирковых возниц. Любимой игрой будущего императора Септимия
Севера была игра в “суд и судьи”: перед “судьей” шли ликторы с
пучками розог и секирами, он садился на возвышение и творил “суд”.
В семь лет для мальчика начинались годы учебы, а девочки по-
прежнему оставались в детской при матери и няне. Мальчики из бедных
семей шли в начальную школу и учились там лет пять – за это время, по
словам Плавта, грамоте могла превосходно выучится и овца. Впрочем,
из этих пяти лет на учебу приходилось не больше половины, в
остальные дни у детей были каникулы и праздники. Учитель начальной
школы – magister ludi, бедный человек , как правило, низкого
происхождения, никогда не пользовался в Риме уважением. На гроши,
которые он зарабатывал, учитель должен был еще снять помещение для
своей школы: чаще всего навес или мастерскую со стулом для себя и
скамьями для учеников. Когда денег не хватало и на это, уроки
проводились под открытым небом, а чтобы их ничто не отвлекало,
учеников отгораживали занавесом.
День в школе начинался рано. В полдень дети уходили домой
позавтракать, а потом возвращались в школу до вечера. В начальной
школе дети учились читать и писать, занимались арифметикой. Книг у
них не было; под диктовку учителя дети записывали тексты, которые
могли им пригодиться в жизни, например, Законы XII Таблиц. Писали
на навощенных табличках, выдавливая буквы на них стилем –
железным грифелем, один конец которого был заостренным, а другой
тупым и широким, чтобы удобнее было стирать написанное. Счету
учили на пальцах (пальцы левой руки обозначали единицы и десятки,
правой – сотни и тысячи), и на абаках, немного похожих на наши
счеты.
Законы XII Табл иц – древнейшие записанные римские
законы (450 г. до н.э.).
Абак – счетная доска.
Дисциплина в школе была суровой: детей щедро осыпали
бранью и побоями, и здесь в ход пускались розги и ремень.
Неудивительно, что у римских авторов сохранились самые неприятные
воспоминания о “проклятом школьном учителе”. Собственно, на
начальной школе и заканчивалось обучение детей ремесленников и
мелких лавочников.
Детям состоятельных родителей приходилось гораздо легче – в
начальную школу они не ходили, считать и писать их учил отец. Если
же в доме не придерживались этого старого доброго обычая, то
нанимали образованного раба, а то и целый штат учителей-греков. В
некоторых семьях дети и среднее образование получали в родных
стенах, но все же гораздо чаще их отправляли к грамматику.
Грамматики были не просто учителями “средней школы”, они
были образованнейшими людьми своего времени, серьезно
занимавшиеся историей, литературой, критикой, лингвистикой. Они
толковали древних авторов, составляли бесценные грамматические
справочники – предтечи наших толковых словарей. Их задача состояла
в том, чтобы научить мальчиков правильно говорить и писать,
основательно ознакомить с литературой, главным образом с поэзией.
Здесь требовались познания грамматика в самых разных областях – от
философии до астрономии.
Обучение у грамматика начиналось с простых вещей – с
исправления произношения, правильной постановки ударения, со
склонения и спряжения. После этого переходили к чтению греческих
авторов: Эзопа, Гомера, затем латинских – читали “Одиссею” в
переводе Ливия Адроника, произведения Вергилия, Теренция, Плавта.
Ливий Андроник (III в. до н.э.) – первый известный
древнеримский поэт.
Чтение в римской школе было несравнимо более трудным, чем
сейчас: не было не то что заглавных букв, или знаков препинания, не
было даже пробелов между словами – все слова писались слитно.
Рукописные тексты, используемые учениками, во многом не совпадали
друг с другом: подлинный авторский текст был испещрен ошибками
многочисленных переписчиков.
Чтение сопровождалось подробным комментированием учителя,
касавшимся и формы и содержания. Ученики тщательно записывали
слова учителя – “беспорядочная смесь” этих записей мало чем
отличалась от конспектов сегодняшних школьников.
Школа грамматика учила вдумываться в слова, взвешивать их,
внимательно и осмысленно читать, знакомила с особенностями стиля,
приучала получать наслаждение от кропотливого умственного труда.
После такой серьезной подготовки мальчики лет в 13-14 поступали в
“высшее учебное заведение” – риторскую школу.
В Рим риторику завезли греки. Говорят, что когда в середине II в.
до н.э. афиняне послали к римлянам с политическим поручением
прославленных ораторов и писателей Карнеада, Диогена и Критолая, их
выслали из Рима, ссылаясь на то, что пребывание людей, которые могут
убедить слушателей во всем, чего ни захотят, опасно. Однако молодые