Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин

Подождите немного. Документ загружается.

ческой процессе противоречиями и отставаниями, определяющими

своеобразные условия развития национального. Поэтому «заим-

ствование» связано всегда с творческой переработкой «заимство-

ванного», в которой различие не менее существенно, чем сход-

ство. Эта творческая переработка вырастает из самостоятельного

исторического опыта освоения действительности на основе со-

циальной практики, в котором большой художник неизбежно опи-

рается и на национальную литературную традицию, и на анало-

гичный опыт своих предшественников в других, более рано СЛО-

ЖИВШИХСЯ литературах.

Отношение Пушкина к западным писателям было различно

на разных этапах его творчества. Французы XVIII в. (в особен-

ности Вольтер), Байрон, Шекспир и Вальтер Скотт обозначают

последовательные литературные влияния, творчески воспринятые

и претворенные в его поэзии. Это — учителя, в общении с кото-

рыми сложился его творческий метод. Если рецепция француз-

ских влияний в первый период творчества Пушкина до ссылки

на юг (1820) имела еще но преимуществу пассивный характер,

то байронизм Пушкина в годы, проведенные на юге (1820—1824),

очень скоро превращается в борьбу с Байроном и преодоление

ограниченности его романтического индивидуализма, а влияние

Шекспира и Вальтера Скотта, начиная с Михайловской ссылки

(1824—1826), с самого начала имеет характер соревнования

в решении сходных задач реалистического изображения истори-

ческой и современной национальной действительности. Но кроме

учителей, влиявших на творческий метод поэта, были современ-

ники на Западе, французские или пемецкие ромаптики, с кото-

рыми он участвовал в общем литературном движении: сочув-

ственная или враждебная перекличка с этими современниками

во многом уясняет его литературные позиции. Наконец, в послед-

ний период творчества Пушкина литературное общение с Западом

открывает русскому поэту путь к творческому освоению мирового

культурного наследия. При этом художественное многообразие

античных, западных и восточных литератур и фольклора служит

материалом для его собственного творчества, широко откликаю-

щегося на темы мировой литературы.

В этом сложном взаимодействии Пушкина с литературным

прошлым и современностью Запада складываются его индиви-

дуальные черты как поэта н яснее намечается пройденный им

путь к созданию литературы национальной, народной u реали-

стической.

Как большая часть образованной дворянской молодежи начала

XIX в., Пушкин получил французское воспитание. В родитель-

ском доме он говорил по-фраіщузски. Обширная библиотека его

отца, перечитанная пм в детстве, заключала исключительно фран-

ЗѲО

цузскне книги. Первые детские опыты литературного творчества

Пушкина были на французской языке: комедия «L'Escamoteur»,

написанпая в подражание Мольеру, и поэма «La Tolyade», ваду-

манная как пародия на «Генриаду» Вольтера. Среди лицейской

лирики Пушкина сохранилось несколько французских стихотворе-

ний. Многие письма Пушкина папнсаны па французском языке

(например, II. Раевскому, Чаадаеву, А. 11. Керн и др.). Во фран-

цузских переводах Пушкин познакомился впервые и с большин-

ством известных ему английских и немецких писателей. При отно-

сительной слабости и подражательности русской литературы

XVIII в. французская литература имела для поэтического разви-

тия Пушкина особенно важное значение как основная литератур-

ная и культурная традиция, на которой он воспитался в моло-

дости п которую в дальнейшем преодолевал.

Французское литературное образование в начале XIX в. опи-

ралось па традиции «великих классиков» XVII в., создателей

французской национальной литературы, в ту эпоху еще не поко-

лебленные во Франции литературной полемикой романтизма.

Трагедии Расина, комедии Мольера, стихотворная поэтика Буало

п его сатиры служили образцами классического вкуса; к ним при-

соединился Вольтер как «классик» XVIII в. Эти имена с благо-

говением повторяет и молодой Пушкин. Но п впоследствии, бо-

рясь с сословной ограниченностью классической французской

ПОЭЗИИ, Пушкпп признает, что «Раснн велик, несмотря на узкую

форму трагедии»; оп готов апеллировать к авторитету Буало

против «растрепаниости» французских романтиков; он пазывает

Мольера как пример «смелости изобретения». Характерно, что

из Мольера Пушкин особенно цепил «Тартюфа», разоблачающего

религиозное лицемерие и моральное ханжество.

Гораздо ближе молодому Пушкину были французские пи-

сатели XVIII в. Культура XVIII в. влияла на молодого Пушкина

в двух своих аспектах. С одной стороны, он воспринимал още

живые традиции салопной аристократической культуры старого

режима, сохраняющей свою сословпую исключительность и изы-

сканность, но подточенной изпутри влиянием буржуазной крити-

ческой мысли. Отсюда увлечение «легкой поэзией» XVIII в. с ее

салонным эпикуреизмом, игривой эротикой и скептическим лпбер-

типажем, насаждаемое в русской дворянской литературе этого

времени в особенности влиянием Батюшкова. С другой стороны,

Пушкин унаследовал от XVIII в. «вольнодумство» буржуазного

Просвещения, рационализм и материализм, который проповедо-

вали накануне французской революции

Барон д'Ольбях, Морлс, Гальяни, Діідерот,

Энциклопедии скептический причет...

Отсюда его отрицательное отношепие к традиционной церков-

ной религиозности, к офицпальпой и неофициальной мистике

эпохи «Священного Союза». Известно, что русское лпберальпос

361

движение александровской эпохи, завершившееся декабрьским

восстанием, пропитано было идеями предреволюционной буржуаз-

ной мысли, воспитавшей еще в конце XVIII в. революционную

идеологию Радищева. Как указывает исследователь декабристов

В. Семевский, «из писателей XVIII в. сыграли значительную

роль в развитии общественных и религиозных идей многочислен-

ных членов тайного общества Беккария, Вольтер, Гельвеций,

Гольбах, Рейналь».

Из писателей XVIII в. паиболее сильное влияние имел на мо-

лодого Пушкина Вольтер. Имя Вольтера как учителя особенно

часто упоминается в стихах лицейского периода. «Муж единствен-

ный», «поэт в поэтах первый», Вольтер, по признанию Пушкина,

«всех больше перечитан, всех менее томит». Пушкин знает его

и как классического трагика («соперник Еврипида»), и как автора

лирических элегий («Эраты нежный друг»), и как певца «Ген-

риады» («Тасса внук»), и как философа и сатирика («сып Мома

и Минервы»), создателя философских романов («отец Кандпда»).

Но наиболее сильное впечатление па Пушкина-поэта произвела

«Орлеанская девственница» Вольтера, «книжка славная, золотая,

незабвенная, катехизис остроумия», «святая библия Харнт».

Отзвуки этого увлечения сохраняются очень долго. Еще в 1825 г.

Пушкин пробует переводить поэму Вольтера, а в 1827 г. цитирует

из нее несколько стихов в «Арапе Петра Великого» для характе-

ристики моральной распущенности и вольномыслия француз-

ского дворянского общества эпохи Регентства. Сочетание эротиче-

ского либертннажа с религиозным вольнодумством и политиче-

ским свободомыслием — характерное явление для французского

Просвещения, охотно облекавшего антиклерикальную и антире-

лигиозную тему в форму фривольной пародии религиозных сю-

жетов. Среди лицейских товарищей Пушкина и в дружеском

обществе «Зеленая лампа», в которое Пушкин входит по оконча-

нии лицея, эпикурейско-эротическая струя неизменно сочетается

с вольномыслием в вопросах религии и политики. В этом смысле

«вольтерианец» XVIII в. — одновременно «философ и шалун»,

как называл себя Пушкин в дружеском послании к Горчакову.

Пушкин был хорошо начитан в поэзии французского либер-

тпнажа, которая начипастся как оппозиционное течение в клас-

сической литературе XVII в. и кончается в эпоху французской

революции и в центре которой стоит «Орлеанская девственница»

Вольтера. Он цепил фрпвольные «сказки» Лафонтена, подчеркнув

в них впоследствии одпо из первых проявлений оппозиции про-

тив официального ханжества двора Людовика XIV: «бедный дво-

рянин (несмотря на господствующую набожность) печатал в Гол-

ландии свои веселые сказки о монахинях»; «зато Лафонтен умер

без пенсии». Он знал «Вервера» («Vert-Vert»), шутливую эроти-

ческую поэму аббата Грессе, который подвергался преследованию

духовенства за религиозное вольнодумство. Он увлекался и анти-

религиозными поэмами Парнн, написанными в эпоху француз-

ов?

с кой

революции и пародирующими библейскую и христианскую

мифологию в духе приключений «Орлеанской девственницы»

(«Война богов», «Галантные приключения библии» и др.).

С «Орлеанской девственницей» и другими произведениями

этой группы связаны первые опыты Пушкина в области эпиче-

ского повествования. Религиозное «вольнодумство», воспитанное

французскими либертинами, выступает особенно отчетливо в «по-

таенной» поэзии Пушкнпа: в его первой, педавно найденной поэме

«Монах» (1813), пародирующей в форме эротической «сказки»

житие православного святого, и в более поздней «Гавриилпаде»

(1821), примыкающей к жанру антирелигиозных поэм Парни,

но уже проникнутой лирической страстностью написапных одно-

временно с нею «байронических поэм».

В незаконченном «Бове»

(1814), подсказанном примером Радищева, величайшего русского

«вольнодумца» XVIII в., и в «Руслане и Людмиле» влияние

Вольтера определило лишь формальные особенности литератур-

ного жанра — широкое эпическое повествование с рядом парал-

лельных сюжетов, отступлений и эпизодов и шутливый, эроти-

чески фривольный тон повествования, связанный с иронической

трактовкой сюжета и героев. По своей теме эти поэмы, в особен-

ности «Руслан», являются первым опытом преодоления сословно

ограниченной тематики классицизма XVIII в., попыткой, еще не-

умелой, овладеть народностью русского богатырского эпоса н ска-

зочного фольклора, почерпнутой пз таких производных источни-

ков, как рыцарская фантастическая повесть и лубочный роман.

Впоследствии, вооруженный опытом европейского романтизма,

Пушкин пересмотрел свое отношение к французской литературе

XVII— XVIII вв. с точки зрения свопх новых требований к искус-

ству — широкого художественного реализма н народности. Кри-

тика французского классицизма и его влияния на русскую

ноэаию XVIII в. занимает большое место в литературных выска-

зываниях Пушкина, начиная с 20-х гг. (ср. в особенности незакон-

ченную статью «О ничтожестве литературы русской»).

Основным пороком французской классической литературы

является, по мнению Пушкина, ее сословная ограниченность, ее

придворный, аристократический, салонный характер. «Француз-

ская словесность родилась в передней», заявляет Пушкин, «п да-

лее гостиной не доходила». Классическая французская литера-

тура XVII в. была литературой придворной. «Все великие пи-

сатели сего века окружили престол Людовика XIV. Все писатели

получили свою должность. Корнель, Расин тешили короля заказ-

ными трагедиями, историограф Буало воспевал его победы и на-

значал ему писателей, достойных его внимания, Боссюет и Фле-

шье проповедовали слово божпе в его придворной капелле, камер-

динер Мольер при дворе смеялся над придворными. Академия

первым правилом своего устава положила хвалу великого ко-

роля». «Кто напудрил и нарумянил Мельпомену Раснпа и даже

строгую музу старого Корпел я? Придворные Людовика XIV. Что

:)63

павело холодный лоск всжливостп и остроумия на все произве-

дения писателей XVIII столетия? Общество M-es du Deffand,

Bouffiers, d'Epinay, очень милых н образованных женщин. Но

Мильтон и Данте писали не для благосклонной улыбки прекрас-

ного пола». Отсюда «робость и жеманность» французской поэзип,

«боязливые правила» теоретиков французского классицизма. «От-

селе вежливая, тонкая словеспость, блестящая, аристократиче-

ская, немного жеманная, но тем самым понятная для всех дво-

ров Европы — ибо высшее общество, как справедливо заметил

один из новейших писателей, составляет во всей Европе одно

семейство».

Все великие европейские литературы нового времени имели,

по мнению Пушкина, народные корнн, замечательная мысль,

в которой Пушкин далеко опережает свой век. «В Италии и

в Гипшании народная поэзия уже существовала прежде появле-

ния ее гениев. Они пошли по дороге, уже прохожепион». «Герма-

ния давно имела своих Ннбелунгов...». Напротив, французский

классицизм пе имел народных корней. Этим Пушкин объясняет

его подражательный характер. «Во Франции Просвещение за-

стало поэзию в ребячестве, без всякого направления, безо вся

кой силы. Образованные умы века Людовика XIV справедливо

презрели ее ничтожность и обратили се к древним образцам. Бу-

ало обнародовал свой Коран, н французская словесность ему по-

корилась». Пушкин с начала 20-х гг. выступает против влияпия

французской поэзии, которое грозило «умертвить нашу отроче-

скую словесность». «Стань за Немцев и Англичан», пишет он

Вяземскому в 1823 г., «уничтожь этих Маркизов классической

поэзии».

Несмотря на полемическую остроту подобных высказываний,

Пушкин многим обязан в своем дальнейшем развитии француз-

ской культуре XVIII в. В своем мировоззрении Пушкин сохра-

нил навсегда черты критического свободомыслия эпохи Просве-

щения, ясность и трезвость ума, скептически настроенного в

вопросах «метафизики», но близкого по своему складу к француз-

скому материализму XVIII в. Об этом свидетельствуют и извест-

ное письмо из Одессы (март 1824 г.), послужившее поводом для

его вторичной ссылки, в котором атеизм признается «системой

не столь утешительной, как обыкновенно думают, по, к нещастью,

более всего правдоподобной», и значительно более позднее стихо-

творение «Дар напрасный, дар случайный» (1828), вызвавшее

стихотворное опровержение митрополита Филарета. Отбросив

узкий рационализм энциклопедистов в вопросах религии, Пуш-

кин в сущности и впоследствии оставался «безбожником», рас-

сматривая религию как явление историческое, сопоставляя Биб-

лию с Гомером как памятники первобытной культуры ИЛИ защи-

щая протестантизм против Чаадаева (в письме 1831 г.) с точки

врепня исторически необходимой смепы монархических учрежде-

ний республиканскими.

364

О своем творчестве Пушкин не отбрасывает наследия фран-

цузского классицизма XVII

—

XVIII вв., по также преодолевает

его ограничошюсть на более высокой ступени, обусловленной

сложным и противоречивым опытом последующей романтической

эпохи. Реализм Пушкина прошел через классическую закалку

и сохраняет простоту, ясность, объективность, гармоническую

соразмеренность формы, характерную для классического стиля,

логическую точность и предметность словесного выражения. Ха-

рактерны в этом смысле высказывания Пушкина по вопросам

«вкуса», так охотно обсуждавшимся в эпоху классицизма. «Истин-

ный вкус», по его мнению, заключается «в чувстве соразмер-

ности и сообразности». Это «прелесть более отрицательная, чем

положительная, которая не допускает ничего напряженного в чув-

ствах, темного, запутанного в мыслях, ^неестественного в описа-

ниях». Она предполагает в поэте «верность ума, точность выраже-

ния, вкус, ясность и стройность», которая «менее действуот на

толпу, чем преувеличение (exageration) модной поэзии...». «Не-

обходимым условием прекрасного» является не поэтический «во-

сторг», т. е. не слепое н бессознательное вдохновение, как пропо-

ведовали романтики, а «сила ума, располагающая частями в их

отношении к целому». С этой точки зрения Расин, этот «маркиз

классической поэзии», прекрасен «стихами, полными смысла, точ-

ности и гармонии», и стихотворение на случай Вольтера, на кото-

ром «легкая печать его неподражаемого таланта», выше напы-

щенной лирики французских романтиков. «Признаемся в rococo

нашего запоздалого вкуса: в этих семи стихах мы находим более

слога, более жизни, более мысли, чем в полдюжине длинных

французских стихотворений, писанных в нынешнем вкусе, где

мысль заменяется исковеркапным выражением, ясный язык Воль-

тера — напыщенным языком Ронсара, живость его — несносным

однообразием, а остроумие — площадным цинизмом и вялой ме-

ланхолией». Исключительно важное значение для развития пуш-

кинской прозы имела школа французских прозаиков XVIII в. во

главе с Вольтером».

«Точность и краткость, вот первые досто-

инства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестя-

щие выражения ничего не стоят». Примером такой прозы для

Пушкина всегда оставался Вольтер как «лучший образец благо-

разумного слога».

Школа классицизма сближает Пушкина с Мѳриме и Стенда-

лем, которые среди французских романтиков занимают сходные

с ним позиции классического реализма.

Ссылка Пушкина на юг (1820) обозначает существенный пе-

релом в его мировоззрении и творчестве. В ссылке укрепляются

ого революционные политические настроения, поддержанные

сблнжеппем с членами «Южного общества», левого крыла декаб-

365

ристоВ, и впечатлениями революционного движения па Западе,

с которым декабризм был связан идеологически, национально-

освободительной борьбой в Испании, Италии и в особенности —

в близкой Греции. Невольный «изгнанник», ссыльный поэт, про-

тивопоставляет себя изгнавшему его «обществу». Картины дикой

южной природы Кавказа и Крыма и красочное своеобразие на-

родной жизни русского колониального Востока раздвигают узкий

горизонт салонной п книжной поэзии французского XVIII в. Так

создаются предпосылки для романтической революции в творче-

стве молодого Пушкина, связанной с интенсивным увлечением

поэзией Байрона.

В начале 20-х гг. влияние Байрона становится явлением обще-

европейского значения. Байрон выступает как литературный

вождь европейского либерализма. Поэтизация национально-осво-

бодительной борьбы в Испании, в Италии и Греции (в «Чайльд

Гарольде» и «восточных поэмах»), полудобровольное изгнание

из родины, личное участие в карбонарском движении, а впослед-

ствии — в греческой революции, увенчанное героической смертью

в МИССОЛОНГИ, — все это окружало личность Байрона ореолом по-

литического борца против торжествующей реакции. Последние

произведения Байрона, написанные в изгнании, поэма «Дон-

Жуан» и политические сатиры «Бронзовый век» п «Видение

суда» в особенности полны были самых резких нападок на тог-

дашних правителей Европы, деятелен «Священпого Союза»,

Меттерниха, английского министра Кастельри, полководца Вел-

лингтона, Александра I и их мелких п крупных приспешников.

Современным властителям Европы Байрон противопоставляет ро-

мантизированный образ Наполеона, связанный для него с фран-

цузской революцией. Поэзия Байрона, воспитанная, как и поэзия

молодого Пушкина, на идеологическом наследии французской

буржуазной мысли XVIII в., на «вольнодумстве» и критицизме

идеологов буржуазной революции, создает романтический образ

мятежного героя-индивидуалиста, пессимистического и разоча-

рованного, героя-отщепенца, находящегося в конфликте с совре-

менным обществом, и преступника с точки зрения господствую-

щей морали. Все творчество Байрона превращается в лирическую

исповедь этого героя. В свете этого поэтического образа воспри-

нимается современниками и собственная жизнь Байрона.

Пушкин впервые познакомился с сочипениями Байрона в Пе-

тербурге, незадолго до ссылки, но только на юге Байрон стано-

вится его любимым поэтом. Мятежная поэзия Байрона восприни-

мается Пушкиным на фоне революционных событий в Европе.

Личность поэта окружена для него героическим ореолом певца

свободы. Неоднократно он сближает Байрона с Наполеоном, кото-

рый и для пего связан с французской революцией: «. .. мятежной

Вольности наследник и убийца». Романтический индивидуализм

Байрона позволяет Пушкину художественно осмыслить свой

протест и разочарование. Первым свидетельством влияния Бай-

рона является элегия «Погасло дневное светило» (1820), напи-

санная па корабле во время морской поездки из Феодосии в Гур-

зуф: молодой изгнанник отождествляет себя с Чайльд Гарольдом,

покидающим свою родину. Гораздо более значительное влияние

имели на Пушкина «восточные поэмы» Байрона, которым

он подражал в своих «южных» поэмах, написанных в годы

ссылки (1820—1824): «Кавказский пленник», «Братья-разбой-

ники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы». По собственному

признанию Пушкина, «„Кавказский пленник" и „Бахчисарай-

ский фонтан" отзываются чтением Байрона, от которого я с ума

сходил».

Романтический индивидуализм Байрона не был наносным и

поверхностным явлением в творческом развитии русского поэта.

Тема столкновения личности и общества, впервые в русской ли-

тературе поставленная молодым Пушкиным в его «южных поэ-

мах», отражает в романтической форме подлинный исторический

конфликт между передовой, революционно настроенной дворян-

ской молодежью преддекабрьской эпохи и общественным строем

крепостной России. Противопоставление природной «вольности»

и «рабства» цивилизации, «неволи душных городов», этот свое-

образный руссоизм в байроническом преломлении, особенно от-

четливо звучащий в обличительных речах Алеко в «Цыганах»,

является поэтическим выражением того же конфликта. Таким об-

разом, создаппый Пушкиным образ русского «байронического»

героя, этот «москвич в гарольдовом плаще», имеет национальные

и биографические корни, хотя и был оформлен под влиянием

сложившегося ранее европейского образца. На эти корни указы-

вал сам Пушкии в дружеской переписке: «Характер Пленника

неудачен, это доказывает, что я не гожусь в герои романтиче-

ского стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие

к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость

души, которые сделались отличительными чертами молодежи

19-го века».

Отождествляя себя со своим героем, Пушкин, подобно Байрону,

изображает своего героя лирически, с субъективным эмоциональ-

ным участием к его судьбе и переживаниям. Однако в то же

время он с самого начала намечает путь к критическому преодо-

лению романтического субъективизма, и в этой борьбе русского

поэта с всесильной байронической традицией уже подготовляется

новая реалистическая трактовка конфликта между индивидуа-

листической личностью и обществом. Герой «Кавказского плен-

ника», и в особенности «Цыган», терпит крушение при столкно-

вении с действительностью. Его представления о первобытной

«вольности» разоблачаются как романтическая иллюзия; его

мятежный индивидуализм выступает в своей эгоистической

ограниченности, присущей человеку буржуазной цивилизации.

Разочарованный пленник не соблазняется счастьем паивной и

непосредственной любви черкешенки, «дочери природы», и воз-

ЗН7

вращается обратно на родину, причппив смерть своей избавитель-

нице. Алеко, не способный покориться законам «дикой доли»,

приносит в патриархальное общество собственнический эгоизм и

«роковые страсти» цивилизованного человека и изгоняется за это

патриархальным коллективом, который произносит над пим

приговор словами старого цыгана: «Ты для себя лишь хочешь

воли!..». Таким образом, для человека культуры нет пути назад,

нет выхода нз воспитавшего его общества.

Одновременно с этим идеологическим пересмотром позиций

романтического индивидуализма в «южных поэмах» намечается

и преодоление байронизма как художественного метода. Новый

литературный жанр «романтической поэмы», созданный Пушки-

ным по образцу «восточных поэм» Байрона, изображает действи-

тельность в преломлении субъективного лирического восприятия

героя, с которым поэт отождествляет себя эмоционально. Новел-

листический (любовный) сюжет романтической поэмы сосредо-

точен вокруг центральной ЛИЧНОСТИ героя, его душевных пере-

живаний, раскрытию которых служит ромапическая эффектная

фабула. Байрона напоминают и лирическая манера повествования,

композиционная отрывочность, недосказанность, обособленность

драматических вершин действия и самый портрет меланхоличе-

ского героя, рассказывающего историю своего разочаровапия

п обычной форме биографических реминисценций автора пли

лирических признаний, н образы прекрасных героинь,

декоратив-

ный фон романтического Востока. Но пмепио это внешпее сход-

ство ученика с учителем особенпо оттеняет творческую самосто-

ятельность молодого Пушкина и указывает дальнейшее направ-

ление его развития. Параллельно с моральным развепчаппем

байронического героя происходит эстетическое развепчание его

единодержавия в романтической поэме, раскрепощение компо-

зиционных элементов этой поэмы от безусловного подчинения

лирическому образу героя, признание за ними объективной дей-

ствительности и утверждение их художественной самостоятель-

ности. Этнографические картины из подчиненной композицион-

ной роли лирического вступления развиваются в самостоятельный

центр художественного интереса. В «Кавказском пленнике» опи-

сания Кавказа и жизни горцев почти вытесняют традиционную

фигуру разочарованного героя. «Черкесы, их обычаи и нравы»,

признается Пушкин, «занимают большую и лучшую часть моей

повести». В «Бахчисарайском фоптане» обычный лирический

герой совершенно отсутствует: его место занимает крымский хаи,

который, несмотря на черты наносного байронизма, сам принад-

лежит к этнографической обстановке «татарской» позмы. Можно

сказать, что романтический «местный колорит» в поэмах Пуш-

кина уже намечает путь к поэтическому универсализму его зре-

лой поры, к объективному, реалистическому постнжепию исто-

рического и национального своеобразия, не ограниченному узкой

рамкой современной общеевропейской дворяпско-буржуазпой

цивилизации. С другой стороны, рядом с главным героем само-

стоятельное н независимое от него зпачение получают второсте-

пенные действующие лица. В особенности героиня становится

активным и вполпе равноправным фактором действия. Отсюда

необходимость объективной драматической характеристики равно-

правных п противоборствующих персонажей, Марии и Заремы,

Земфиры и старого цыгана, из которых каждый имеет свою роль

и свою судьбу. В «Цыганах» это стремление к драматической

объективности разбивает узкую форму лирической поэмы: появ-

ляется «шекспириэация» в изображении характеров, которую

Пушкин разовьет впоследствии в лаконической и конденсирован-

ной форме «маленьких трагедий».

Из позднейших произведений Пушкина к традиции романти-

ческой поэмы примыкает «Полтава» (1828). «Полтава» напоми-

пает «восточные поэмы» по своему романическому сюжету

(Мазепа—Мария—Кочубей); Мария и Мазепа еще сохраняют

в своей внешности и психологической характеристике черты бай-

ронического героя и его возлюбленной. Но рамки романтической

поэмы раздвинуты новой нациопальпо-псторпческой темой —

борьбы за единство и национальную независимость русского госу-

дарства; личпое столкновение Мазепы и Кочубея вытесняется

исторической борьбой Петра Великого и Карла XII, в которой

Мазепа выступает как союзник Карла, а Кочубей — как мученик

за родипу, хотя и невольный. Так субъективная п индивидуали-

стическая іго содержанию п форме байроническая поэма перера-

стает D героическую эпопею с национально-историческим содер-

жанием, в свободное и широкое эпическое повествование. В этом

смысле известную аналогию «Полтавы» можно усмотреть в исто-

рических поэмах Вальтера Скотта, нз которых «Мармпон» (1808)

напоминает поэму Пушкина и по своей темо. Образы властолю-

бивого, гордого и мрачного героя, предшественника разочарован-

ных героев Байрона, и соблазненной им девушки (Констанции)

могут быть сопоставлены с Мазепой и Марией; в последней псспс,

как у Пушкина, изображается великая историческая битва (при

Флоддон-Фильдс), решившая судьбу Шотландии, и романтиче-

ские судьбы героев сплетаются с историческими судьбами их на-

рода. Вальтер Скотт тяготился узкими рамками лирического

изображепия исторической действительности: историческая поэма

была для пего только этапом к роману. Тот же путь проделал п

Пушішп: реалистическая трактовка исторической темы приводит

ею

дальнейшем к прозаической форме исторического романа.

Под влиянием Байрона еще в Кишиневе (1823) был задуман

и начат Пушкиным «Евгений Онегин», стихотворный роман

«в роде Доп Жуана», по собственному признанию поэта. Пуш-

кин высоко ценил последнее произведение Байрона, усматривая

в нем «удивительное шекспировское разнообразие». «Что за чудо

Дон Жуап», ппсал он Вяземскому в 1825 г. «...это chef d'ocuvre

Байропа». «Дон-Жуап» помог Пушкину найти выход из лириче-

24 В. M. Жирмунский

369