Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке

Подождите немного. Документ загружается.

зообіде. Материальное само по себе, то есть в оторванности своей не

важно. Оно всегда символично и в качестве такового необходимо для

историка во всей своей материальности. Оно всегда выражает, индиви-

дуализирует и нравственное состояние общества и его религиозные и

эстетические взгляды и его социально-экономический строй. Вспомним

изысканные наряды Бургундии при Карле Смелом, парики в эпоху

«Короля-солнце», помпезную процессию испанского самодержца в спаль-

ню

супруги-королевы, прически дам

при

Дворе Людовика XVI или лозунг

модниц в эпоху Директории: minimum материи — maximum эффекта!

Конечно, с той же точки зрения надо подходить и к истории материаль-

ного быта вообще, отпечатлевающего социально-психические процессы

на преображаемой им материи, причем не только не умаляется «показа-

тельное» значение самого материального бытия, возможность с его помо-

щью и в его терминах говорить о социально-психическом. Эта история

возможна только как один из моментов, как одно из качествований

исторического процесса, выражающее и символизирующее в себе его

самого. Оттого-то доныне еще обладают непревзойденной ценностью

работы прежних «археологов», умевших жить в прошлом. Они ошибались,

как ошибаются и нынешние, но они не были только археологами и умели

через попадавшие им в руки обломки прошлого воспринимать его как

нечто целое и живое. Да и теперь, в чем ценность общения с настоящим

историком искусства? Не в том, что он обращает наше внимание на

красоту пропорций и красок: все это важно и хорошо, но достижимо и

без его помощи как историка.

—

Он умеет нам

объяснить

данный профиль

свода из технических умений его строителей, указать незаметные следы

резца, обнаружить эстетический мотив кривизны дорической колонны,

т.е. он умеет привести нас в непосредственное соприкосновение с душев-

ностью прошлого»

Изучение истории средневекового костюма как социокультур-

ного феномена сопряжено и с немалыми объективными труднос-

тями, в том числе и с состоянием источников, особенно приме-

нительно к раннему Средневековью, запутанностью терминоло-

гии, относящейся к сфере одежды, ее региональным и локальным

многообразием. Вместе с тем, развитие археологии Средневековья,

совершенствование методов иконографического анализа, исследо-

вания терминологии средневековых письменных памятников, так

же как и развитие исследований в области средневековых менталь-

ностей заложили основы для культурологического анализа и этой

сферы средневековой культуры. Уже стали более ясными некото-

рые обпдае, принципиальные линии эволюции средневекового

костюма, факторы, динамика и своеобразие этой эволюции, в ходе

которой закладывались основы европейского костюма Нового

времени и первые представления о моде.

349

Для Средневековья, как эпохи господства традиционного об-

щества, характерно действие «правила неподвижности». Собствен-

но говоря, Средневековье практически до самого своего конца не

знало моды в современном смысле этого слова, «как неодолимою

стремления к переменам от года к году» (Ф. Бродель). Это не

значит, что движения не было вовсе. Изменения происходили, но

темп их был столь замедленным, а социальное пространство рас-

пространения новаций столь ограниченным, что это не нарушало

общего состояния (и впечатления) покоя и повторяемости в сфе-

ре повседневного бытия. Тем не менее обращает на себя внима-

ние то, что костюм в разных странах средневековой Европы —

насколько можно судить по сохранившимся изображениям, — во

всяком случае костюм ее господствующих классов, оставивших о

себе заметные следы в книжной миниатюре и в скульптурных

памятниках, оказывается довольно однотипным. «Неподвижность»,

таким образом, не исключала «движения» в пространстве. Изоли-

рованность средневековых княжеств и государств не была абсо-

лютной. Информация преодолевала расстояния, хотя и медленно,

и «мода» проникала повсюду, где говорили и писали на латинском

языке.

С точки зрения радикальных изменений типа средневекового

костюма, современные исследователи выделяют два качественных

рубежа в его истории: середина XII—XIII в. и середина XIV

столетия

Они маркируют, с одной стороны, завершение много-

векового пути его становления и совершенствования, а с другой —

начало принципиальных трансформаций, связанных с новой ор-

ганизацией европейского мира и его реальностями, с новыми

горизонтами и потребностями.

СТАНОВЛЕНИЕ, ЭТАПЫ ЭВОЛЮЦИИ

Истоки -средневекового костюма восходят к галло-рим-

ской эпохе, когда под варварским влиянием вошли в обиход

накладная рубаха и штаны и складывается новый, гораздо более

закрытый, чем римский, тип одежды. Это отвечало как климати-

ческим условиям (в Центральной и Северной Европе в римской

одежде было бы холодно и неудобно), так и изменению этического

идеала: церковь объявляла плоть греховной и требовала, чтобы

люди наглухо закрывали свое тело. В принципе, костюм Средне-

вековья, как он обозначился уже к тысячному году, составляла

льняная рубашка — камиза или шенс, штаны, верхняя рубаха, плат

и мягкая обувь. Короткие штаны, так называемые брэ, первона-

350

чально были простым полотнищем, которое обертывалось вокруг

бедер и закреплялось у пояса. Позднее брэ несколько удлинились:

лх делали до колен и даже до лодыжек, с завязками внизу. С

течением времени поверх брэ стали надевать другие штаны —

щосс, типа плотных чулок, натягивавшихся отдельно на каждую

ногу и прикреплявшихся специальными застежками к поясу брэ.

ЦІосс могли быть и относительно просторными, их носили и

женщины.

Камиза в раннее Средневековье не была нижней рубахой в

нашем смысле слова, во всяком случае такое понятие как «белье»

возникает поздно, только в XIII в. Крестьянская одежда, как об

этом свидетельствуют скульптурные изображения и миниатюры,

состояла из камизы и брэ (на некоторых изображениях можно

видеть крестьян, работающих в одной камизе, возможно, с набед-

ренной повязкой). Камиза (обыкновенно полотняная) доходила до

колен. Люди состоятельные и знатные надевали поверх камизы

еще одну рубаху — блио (от этого слова происходит наша блуза).

Как и камиза, блио имела рукава, которые у мужчин были более

широкими и длинными. У мужчин блио было коротким, нависав-

шее напуском над пойсом оно едва доходило до колен. Женское

блио представляло собой длинное свободное платье с напуском на

талии, стянутой узким кожаным ремешком. Без рукавов, оно

скреплялось на плечах фибулами-застежками.

Плащ был простым прямоугольным куском материи, который

застегивался фибулой на правом плече или на груди. В X—XI вв.

он был короткий и едва покрывал верхнюю часть тела. Изредка

плащи шили вместе с капюшоном. Женщины закутывали голову

и плечи накидкой. Зимой поверх блио надевали меховую одежду —

обычно выделанные овчинные тулупы. Монах Сен-Галленского

монастыря Аббо описывает плащ, в какой в меровингскую эпоху

облачались в холодную погоду монахи — так называемое рено из

звериных шкур мехом наружу.

Перчатки и рукавицы — изобретение Средневековое. Они ро-

дились в связи с нуждами крестьянского бьгга — при прополке и

жатве. Но постепенно они сделались предметом роскоши и оброс-

ли символическими значениями: войти в церковь в перчатках

считалось непристойным, пожать руку приятелю, не снимая пер-

чатки, — оскорбительным. Вручение перчатки означало омаж —

установление вассальной зависимости; напротив, бросая кому-ни-

будь перчатку, человек выражал презрение. Королевская перчатка,

Укрепленная на специальном кресте в центре рыночного места, —

знак королевского покровительства и защиты, символ королевско-

го тела и королевской воли и дарованных королем рыночных

351

привилегий. Наконец, перчатки были совершенно необходимы

при соколиной охоте, когда птицу держали на руке. Их изготовляли

из оленьей, телячьей и овечьей кожи. Средневековые перчатки не

имели пуговиц. Плотно сидевшие на руке, они обычно расширя-

лись к предплечью, чтобы покрывать рукава.

Более закрытой, чем римские сандалии, стала также и обувь. Не

шили из мягкой кожи и без твердой подошвы, закрепляя на ногах,

как сообщает тот же Аббо, узкими, перекрещивающимися на икрах

кожаными ремешками. Такая обувь годилась для дома или для

верховой езды. По грязным улицам ходили либо босиком, либо в

деревянных башмаках.

Варварские короли и знать в меровингскую эпоху адаптировали

римские и византийские церемониальные одежды. Король сали-

ческих франков Хлодвиг (465/466—511) в торжественных случаях

облачался в пурпурную тунику и тканую золотом консульскую тогу

(хламиду). Но Карл Великий (742—814), пишет его биограф Эйен-

хард, предпочитал франкскую одежду. «Он носил на теле льняную

рубаху и надевал льняные исподние. Поверх — тунику, обшитую

шелковой каймой, и игганы, мягкие сапожки с ремешками, стяги-

вавшими голени. Плечи и грудь зимой он защищал накидкой из

шкур выдры и соболя. Поверх всего — голубой плащ. Всегда он

был опоясан мечом с золотой или серебряной рукоятью и перевя-

зью. Изредка он носил меч с самоцветными камнями, однако лишь

при особых празднествах или на приеме иностранных посольств.

Чужеземные же одеяния, хотя бы и самые красивые, отвергал. И

не терпел никогда, чтобы его облачали в них: только в Риме, раз

по просьбе папы Адриана, пишет биограф, в другой раз — по

настоянию его преемника Льва, он облекся в длинную тунику и

хламиду и надел римские сандалии. На празднествах он выступал

в златотканой одежде, в обуви с самоцветными камнями, плащ

застегивал золотой пряжкой, корона из золота и драгоценных

камней украшала его чело. В иные же дни одежда его мало

отличалась от обычной простонародной»

Это последнее замечание Эйенхарда продиктовано не только

стремлением подчеркнуть черты христианского благочестия, при-

сущие императору и образу его жизни. В рассматриваемую эпоху

раннего Средневековья, во всяком случае, принципы конструиро-

вания костюма мужского и женского, знатных лиц и простонаро-

дья, мирян и духовенства были одинаковы, и их отличали скорее

качество материала и применение украшений нежели формы кроя.

Конечно, во время работы, крестьянин, босой, в коротких брэ и

камизе отличался от священника или вооруженного рыцаря, но в

домашнем быту знатные, одетые в домотканые одежды, вряд ли

352

выделялись среди своих зависимых людей. Нужно было время,

чтобы половые и социальные градации отразились и были закреп-

лены в одежде. Во всяком случае, в конце ѴЦ в. римский папа еще

осуждал только что рождавшийся обычай духовенства носить осо-

бые одеяния, а несколько раньше другой папа жаловался на те

трудности, которые порождало отсутствие разницы между муж-

ским и женским костюмом.

Разграничение происходило постепенно и началось оно с цвета.

Регенсбургский клирик, автор «Императорской хроники», сообща-

ет под 788—802 гг., что император предписал крестьянам носить

платье только черного или серого цвета «и никакого оружия»;

знатные же могут одеваться «в зеленое, синее, красное». Это

постановление Карла Великого — одно из самых ранних средне-

вековых постановлений об одежде

Золото, пурпур, фиолетовый, голубой — уже в меровингскую

эпоху это цвета церемониальных одежд, символ знатности, благо-

родства крови и королевского достоинства, близости к высшему,

небесному миру, Богу. Также и шелк, парча и льняные полотна.

При раскопках гробницы королевы Арнегонды (550—570) в Сан-

Дени были обнаружены: шэнс из льняного полотна, фиолетового

шелка блио, пурпурная шелковая туника на подкладке из льняного

полотна с круглыми фибулами, скрепляющими шейный вырез, а

также шосс с завязками у щиколоток и мягкие сапожки. Археоло-

гические раскопки женских захоронений VI—VII вв. говорят о

чрезвычайной популярности во всех социальных слоях украшений,

в частности фибул всевозможного орнаментального типа (в эти

столетия появились новые его стили — плетеный, змеевидный

узор), с гравировкой, насечкой золотом и серебром и из самых

разнообразных сверкающих и светящихся, многокрасочных мате-

риалов — золота, серебра, железа, бронзы, керамики, эмалей,

жемчуга, цветного стекла. В IX—X вв. украшения начинает вытес-

нять вышивка в виде каймы по вороту или подолу, а также

драгоценными камнями на церемониальных одеждах. В Мюнхен-

ском музее хранится блио, приписываемое императору Генриху II

(начало XI в.). Оно украшено вышивкой на вороте, рукавах и по

подолу.

Качество ткани, из которой должна была шиться и шилась

одежда, ее стоимость, место производства уже в меровингское

время и в каролингском обществе становятся знаком происхож-

дения, социальной значимости и самоидентификации человека.

Многоцветные, яркие, легкие ткани были «присвоены» — «закреп-

лены» за высшим социальным слоем. Причина тому не только в

их богатстве, сколько в особенностях мироввдения людей той

12-А.Л. Ястребицкая 353

эпохи, воспринимавших конкретное, земное одновременно как

символ, знак, образ иной, высшей, неземной реальности. Именно

это «наслоение», по выражению Ж. Jle Гоффа, — конкретного на

абстрактное составляло основу ментальностей и чувствований сре-

дневекового человека. Яркие, сверкающие цвета, блеск золота и

серебра, драгоценных камней, как и многоцветье церковных вит-

ражей, статуй и живописи, ассоциировались средневековым созна-

нием со светлой изначальной энергией и силой, которые суть Бог

и спасение, иными словами — с причастностью к высшему боже-

ственному миру. Отсюда и понимание красоты, как света, «кото-

рый успокаивал и ободрял и являлся знаком благородства». «Ви-

димая красота, — согласно Гильому Овернскому, — определяется

либо рисунком и расположением частей внутри целого, либо

цветом (который, как и пропорции, он производил от первичной

энергии света), либо, наконец, и тем, и другим вместе, рассмат-

ривают ли их отдельно друг от друга или изучают гармонию,

порожденную их взаимодействием» Таким образом, красивое —

это разноцветное и блестящее, но также и богатое, сопрягающееся

с благородством происхождения, знатностью по крови, и в этом

своем содержании запечатлеваемое также одеждой.

Если простой люд, челядь, воины довольствовались грубыми

тканями, которые изготовлялись в крестьянском хозяйстве и до-

мениальных мастерских, то знатные шили шэнс и брэ из льняного

полотна, блио и плащи из ярких шелков, привозимых купцами с

Востока и из Сицилии, тонких сукон высшего качества «из Фри-

зии» — «pallia frisonicum».

Этот термин, фигурирующий в источниках эпохи викингов,

породил в научной литературе большую дискуссию. Дело в том,

что несмотря на широкое употребление в источниках того времени,

он практически не подтверждается какими-либо дополнительны-

ми свидетельствами, в том числе и археологическими, о существо-

вании столь развитого сукноделия в «земле фризов». Не следует ли

из этого, полагает X. Келленбенц, один из крупнейших исследо-

вателей и знатоков хозяйственной истории европейского Средне-

вековья, что «фризские купцы» занимались сбытом сукон, в дейст-

вительности произведенных во Фландрии и Англии. Агиографи-

ческие источники, северные саги сообщают о высоком развитии

сукноделия в названных странах, так же как и о вывозе сукна.

Вместе с тем, по мнению Келленбенца, нет никаких оснований

утверждать, что речь вдет в данном случае именно о «фризских

сукнах». Доподлинно известно лишь то, что сукна, которые назы-

вались фризскими, были очень высокого качества и что Карл

Великий и высокопоставленные придворные его облачались в

354

одежды именно из «фризского сукна» и что император направил

партию такого сукна в качестве дара халифу Харун-Аль- Рашиду,

герою «Тысяча и одной ночи». «Фризские сукна» продавались

купцами на огромном европейском пространстве — от Эльзаса до

Скандинавии.

Людовик Благочестивый (778—840), король Аквитании, став-

ший в 814 г. франкским императором, имел обыкновение по

случаю главных годовых праздников — на Пасху, Рождество, Пяти-

десятницу — одаривать высокородных нобилей из своего окруже-

ния шелками и «фризскими сукнами», а челядь и прислугу —

простыми тканями местного производства. Упоминания о «фриз-

ских сукнах» исчезают из источников одновременно с завершени-

ем эпохи викингов, с уходом их с исторической сцены.

Перемены стали заметными к середине XII столетия. Норманд-

ский хронист Ордерик Виталий возмущался новшествами в туале-

тах господ: короткие одежды, удобные для движения, стали за-

меняться длинным костюмом. Удлинились носки туфель, длиннее

стали рубашки и плащи, которые подчас даже волочились в пыли;

расширились и удлинились рукава. Даже волосы и те стали отпус-

кать. Длинная одежда, подчеркивающая особый образ жизни арис-

тократии, ее избранность, ее «праздность» как приверженность к

специфическому образу жизни, непричастность к физическому

труду, сразу же зримо противопоставляла ее и простым воинам и

тем, кто добывал свой кусок хлеба в поте лица своего.

Другой чертой новой моды было усиление в ней орнаменталь-

ных мотивов и новый крой, свидетельствующий о совершенство-

вании портняжного искусства. Блио не только украшалось вы-

шивкой; его шили таким образом, чтобы ворот был открытым и

позволял видеть орнамент на нижней рубахе — шэнс; орнаменти-

рованный подол шэнс выглядывал из-под более короткого блио.

Особое внимание стали уделять поясу: раньше блио носили с

напуском и оно прикрывало пояс, а теперь (отчасти в связи с более

широким применением шелковых тканей) блио стало обтягивать

фигуру (у женщин плотно облегая грудь), тем самым открылся пояс

и стал важным декоративным элементом; он проходил вокруг

талии и завязывался узлом спереди, так что оба его конца ниспа-

дали к ногам. В венском музее хранится блио, сотканное, как

сказано в арабо-латинской надписи на нем, в 1181 г. в Палермо

(где в середине XII в. налаживается производство шелковых тка-

ней). Оно сшито из сине-фиолетового шелка. Широкие рукава

собраны книзу в узкие обшлага. Тесный ворот имеет разрез для

просовывания головы. Вместе с блио сохранилось полотняное

шэнс, окаймленное фиолетовым шелком.

и* 355

Внедрение новых сортов ткани: шелка и хлопка было также

одним из проявлений «революции костюма», поразившей вооб-

ражение современников. До XII в. шелк привозился исключитель-

но с Востока и ценился в Европе чрезвычайно дорого. В середи-

не XII в. налаживается его производство в европейских городах:

Палермо, а затем в Лукке. В XII в. оно распространяется во

Франции, а затем — в Германии. Хлопок шел на изготовление как

рядовых тканей (подчас вместе со льном), так и дорогих сортов

(моллекин). Производство хлопчатобумажных тканей во Франции

было налажено в XII в. Наряду с этим из давно знакомых сортов

волокна — из льна и шерсти — научились приготовлять высоко-

сортные материи (льняной Дамаск и др.). С XII в. домотканые

одежды сохраняются лишь в крестьянском обиходе. Феодалы и

городская верхушка предпочитают ткани, изготовленные профес-

сиональными ремесленниками (хотя для домашних нужд и про-

стой повседневной одежды и в этой среде даже в позднее Сред-

невековье еще широко использовались ткани собственного произ-

водства).

Появление нового типа костюма не было столь внезапным и

спонтанным, как это представлялось Ордерику Виталию. Археоло-

гические находки тканей в Хайтхабу в X в., надгробные скульп-

турные портреты причисленных к лику святых королевских су-

пружеских пар X—XI вв. показывают, что длинный, подчеркиваю-

щий фигуру фасон платья, был уже знаком, во всяком случае

знатным дамам, и в эти столетия. Но с XII в. он обретает смысл и

получает распространение как символ новой земельной аристокра-

тии — класса феодалов, осознавшего свое особое место в общест-

венной системе. Новая мода — это конечно и один из результатов

прогресса, имевшего место в сфере материальной жизни и произ-

водства в X—ХІІ/ХИІ вв., но также и отражение нового качества

социального устройства, складывающегося в эти столетия — новой

организации отношений господства и подчинения, отношений

власти, так же как и утверждения новых эстетических идеалов и

поведенческих форм.

Сгацрвление новой моды вплетается в те же социокультурные

процессы, которые маркировали «пробуждение», начало хозяйст-

венной стабилизации средневекового Запада и «становление хрис-

тианского мира» (Ж. Jle Гофф), после столетий завоеваний и

регресса, связанных с падением Римской империи, переселения-

ми германцев и войнами варварских королевств, возникших на

ее территории. К тысячному году завоеватели, наконец, стали

оседлыми, превратившись в класс крупных землевладельцев, а

некогда подчиненные им конные воины получили привилегии

356

благодаря распространению системы бенефициев и вассального

договора. К середине XI в. понятие «nobiles» — знатный уступило

^есто понятию «miles» — рыцарь. Центром экономической, судеб-

ной и политической власти становится сеньория, а ее ядром —

укрепленный рыцарский замок. Господствующий класс спла-

чивается не только иерархической системой вассальных отноше-

ний, но и новой организацией семейно-родственных связей. В

XI—XII вв. возникают обширные аристократические семейные

коллективы, объединявшие потомков одного предка по мужской

линии, с нераздельным владением патримонием — родовыми

землями. Аристократические линьяжи высокого Средневековья —

не пережиток родового строя, но элемент уже новой феодально-

сеньориальной общественной системы. От первобытного клана

его отличали и меньший масштаб родственной группы и четкие

экономические связи, развитое семейное сознание, находившее

выражения в генеалогиях, родовом имени и замке, гербах и сим-

волике цветов. Иной была и его функция. Строгая внутренняя

иерархия — подчинение младших авторитету старших в роде,

принцип нераздельности фамильных владений, практика брачных

альянсков — все это было подчинено укреплению основ сеньори-

ального господства: земельной собственности, власти над массами

лично-зависимого и свободного крестьянского населения и иерар-

хических отношений власти.

Эти реалии социальной жизни, расчленение общества на соци-

альные классы, как это обозначилось в центральных европейских

регионах к X—XI вв. четко были осмыслены уже современниками.

Свидетельство тому распространившееся в эти столетия учение

трех

общественных «разрядах» («ordines»): «молящиеся», «сражающиеся»,

«трудящиеся». Центральная социальная идея этого учения, разрабо-

танного церковными авторами — епископами Адальбероном Лан-

ским и Герардом Камбрейским — идея служения, взаимных обяза-

тельств и связанной с этим социальной иерархии. Каждый разряд —

«ордо» имеет свою социальную функцию и вместе с тем строго оп-

ределенное место в обществе. Духовенству и аристократии отводи-

лось высшее место в этой системе. Поддерживая друг друга, они

вместе обеспечивают единство общества — «Дома Божия». «Трудя-

щиеся» — преимущественно крестьяне, «пахари», призваны кормить

всех, воины-рыцари — защищать «Дом Божий», а монахи и духовен-

ство — возносить молитвы, заботясь о спасении их душ

Это пред-

ставление о «трехфункциональном» общественном устройстве, как

мы видели выше, получило к XII в. свое закрепление и в костюме.

«Трехфункциональная» модель трансформируется по мере из-

менения социально-политической действительности и идеологи-

357

ческих потребностей ведущих социальных слоев и, наконец, усіѵ

пает место новым теориям, учитывающим усложнение обществе^

ного разделения труда и социальной структуры общества в цело^

под влиянием подъема городов XII—XIII вв., развития торговле

изменений в структуре феодальной аристократии, ростом притя-

заний элиты городов и королевской власти.

Писатели XII—XIII вв. (Гонорий Августодунский, францисканец

Конрад, Бертольд Регенсбургский), авторы пособий для исповед-

ников, наряду с вертикальной ориентацией социальной иерархии

«сверху» — «вниз», символизирующей незыблемость общественных

разрядов, «ординес», начинают учитывать и иерархию «горизонталь-

ную», отражающую профессиональные функции, жизненные ситуа-

ции и положения — «статусы», «состояния». Немецкий сборник

проповедей, составленный ок. 1220 г., перечисляет 28 «состояний»!

В их числе: папа, кардиналы, послушники, странствующие монахи,

белое духовенство, юристы, медики, студенты, странствующие сту-

денты, монахини, император, король, князья и графы, рыцари,

дворяне, оруженосцы, бюргеры, купцы, розничные торговцы, ге-

рольды, крестьяне «послушные», крестьяне «мятежные», женщины,

«братья-проповедники» (доминиканцы)

Но для всех подобных сочинений неизменной остаётся цент-

ральная идея: «Общество функционально расчленено, составля-

ющие его группы и индивиды выполняют свои службы, свое

«призвание», и все они должны способствовать благу социального

целого... и это ведущая характернейшая черта феодальной идеоло-

гии»

Но одновременно также — и видения социальной действи-

тельности.

В соответствии со своими представлениями об общественном

устройстве и идеологическими моделями организовывало Средне-

вековье и свою повседневную жизнь, включая и такие, казалось

бы, «частные» сферы, как манера одеваться или устраивать засто-

лье, семейные торжества по случаю бракосочетаний, крестин,

поминовения усопших и т.п. Из каких тканей (с точки зрения их

стоимости, качества, расцветок и т.п.) шить одежду, какие блюда

и в каком количестве предлагать гостям, да и самое их число,

все это должно было соответствовать традиции — «статусу», «со-

стоянию» каждого и ни в коем случае не оскорблять обществен-

ную нравственность.

В этом отношении красноречив эпизод, описываемый ЖаноМ

Жуанвилем, французским историком XIII в., наблюдателем Я

участником которого был он сам. Однажды на ПятидесятниНУ

(Троицын день) король (Людовик IX), выйдя из-за стола, беседо-

вал с графом Бретани, а Жуанвиль прогуливался неподалеку-

358