Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке

Подождите немного. Документ загружается.

Само же занятие проституцией по своей организации и регла-

^ентациям вполне может быть сопоставлено с деятельностью

уродских корпоративных общностей иного типа. Перечень меро-

приятий кёльнских городских властей по этому вопросу, как по-

казывает исследование Ф. Ирзиглера, включал: ограничение дея-

тельности женщин конкретными улицами; учреждение «домов

женщин»; медицинский контроль городского хирурга; введение

специальной одежды или «знака», учреждение монастырей для тех

женщин, которые хотели бы отойти от своего ремесла. Предпола-

гались и «привилегии»: ограничение конкуренции со стороны

«чужих», закрепление монопольной сферы деятельности — «у

ворот», «на рынке», «около собора», «на площади» и т.п.

Социальный статус кёльнских женщин этой профессии в целом

был очень низок, хотя и не одинаков. На самой низшей ступени

находились обитательницы «общего дома на Берлихе». Созданный

городскими властями в начале XVI в., много позже, чем подобные

заведения в других немецких городах, этот «дом» не был предна-

значен для посещения высокими особами (включая императора,

как в Нюрнберге, Аугсбурге, Вене). Ко времени своего закрытия в

1591 г. (под давлением церкви и «добропорядочного бюргерства»,

как говорилось в постановлении) он превратился в притон: где

было совершено немало преступлений. Дом был коммунальной

собственностью, о чем свидетельствовал городской вымпел с ко-

роной; имел управляющего — одновременно содержателя винного

заведения и гостиницы; устав, подобный цеховому, который рег-

ламентировал взаимоотношения обитательниц дома с управляю-

щим, мастерицами, рабочее время, таксу гонорара и размер от-

числений (чинша); цены на вино и продукты (как правило, чрез-

вычайно высокие). «Дом» был окружен «приютами» и домами,

сдававшимися на условиях понедельной платы и служившими для

«встреч»; они имели свои названия, обычно зверей и птиц —

«Медведь», «Лисица», «Орел» и т.д. На обитательниц женских

Домов, как и на членов торгово-ремесленных корпораций, распро-

странялись общегородские обязанности, включая строительные

работы (как, например, возведение капеллы).

В «На Берлихе» женщины попадали после уличных облав, их

привозили в карете палача; они были лишены (высшая форма

Дискриминации) права на погребение по христиански (при «доме»

было свое кладбище). Обитательнцы «дома» — в основном местные

Жительницы, немолодые. Основной контингент посетителей —

Местные холостяки (женатым посещения были запрещены под

страхом сурового наказания) и приезжие (моряки, содцаты, под-

мастерья).

- А. Л. Ястребицкая 289

Положение тех, которые оставались на улице, было немногие |

лучше. С 1389 г. они были обязаны носить красный головнойS

платок или вуаль (в других городах был принят желтый или

зеленый цвет). Это были в основном девушки не старше 20 лет,

приходившие в город в поисках работы. Немало было и таких,

которые проработали какое-то время ткачихами или в услужении.

На улицу их толкнула нужда и соответствующее окружение. Дис-

криминация уличных женщин, кроме одежды, выражалась еще и

в том, что они были подчинены надзору городского палача и тем

самым как бы включались в сильно табуизированную среду людей

его окружения. За «защиту» они были обязаны уплачивать палачу

чинш, сумма которого колебалась в зависимости от места работы:

«у ворот», «на рынке» и т.п.

В городах процветала также и тайная профессиональная про-

ституция, базировавшаяся на посредничестве сводников и свод-

ниц. Этим занимались содержатели постоялых дворов, гостиниц,

трактиров, а также бюргеры и бюргерши. В кёльнских источни-

ках рассказывается о некоей Метцгин, которая принуждала к

проституции работавших на нее (в специально арендованном ею

помещении) льноткачих, которым она поставляла пряжу и произ-

водственный инвентарь. Среди жертв сводников было немало

несовершеннолетних, молодых девушек, пришедших на заработки,

но также и женщин из «хороших», но впавших в нищету бюргер-

ских семей. Ополчаясь в позднее Средневековье против открытой

проституции, общество, как показывают материалы по Кёльну,

вместе с тем, принимало ее как естественный компонент повсе-

дневности в завуалированной форме сожительства со служанками,

мастерицами и т.д. Открытый вызов утверждавшейся новой морали

подлежал строгому наказанию — физическому, денежным штра-

фом, изгнанием из города. Это, вместе с тем, не исключало

отдельных попыток, порой лично мотивированных, облегчить ма-

териальное существование «падших женщин». Об этом говорят

завещения и пожертвования отдельных бюргеров, в частности на

специальные приюты для тех, которые «искали спасения».

Маргинальная группа городских проституток, особенно в боль-

ших городах, была весьма многочисленна и динамична. Так, в том

же Кёльне, женщины таким образом обеспечивавшие свое сущест-

вование, не оіраничивались городской клиентурой. Они регулярно

посещали округу; вместе с торговыми транспортами отправлялись

на ярмарки во Франкфурт-на-Майне, в Антверпен; сопровождали

войска. Иногда им удавалось собрать средства, обеспечивавшие

некоторое благосостояние. Но достичь его все же удавалось немно-

гим.

290

Регламентированные и договорные по своему характеру отно-

шения между обитательницами публичных домов, уличными про-

ститутками, с одной стороны, и их «организаторами», городскими

властями — с другой, способствовали восприятию этого вида

женской деятельности как одной из разновидностей поденного

труда. Маргинальный, с точки зрения господствующей морали,

труд этот, однако, не являлся таковым по степени распространен-

ности в средневековом городе и воздействию на его социальную

топографию.

В кольце предместий и садов. Процесс оформления город-

ской топографии и сложения внутригородского пространства в

основных чертах своих завершается к началу ХГѴ в. или в течение

этого столетия. Расширение городской территории происходило

разными путями. Большинство старых, первой волны урбанизации

городов разрасталось за счет включения в свои пределы примитив-

ных, стихийно сложившихся в непосредственной близости от

городских ворот поселений — предместий. Они вырастали, как

правило, около важнейших дорог, сходившихся у города или от

него исходящих. Так обстояло дело, например, в Кёльне, где все

его четыре предместья возникли в 1106 и 1180 гг. вдоль дорог,

исходивших от городских кварталов в пределах римских стен, или

в Аугсбурге; здесь тракты, связывавшие город с Регенсбургом и

Мюнхеном послужили предпосылкой для возникновения восточ-

ного Облатгерфориггадта. В Меммингене все три городских пред-

местья были ориентированы на главные торгово-промышленные

трассы

Рост за счет предместий такого происхождения типичен

в конце XII — середине XIII вв. для многих городов.

С неказистой жилой застройкой, хозяйственными помещения-

ми ремесленников, производство которых было пожароопасным

или требовало большого пространства, постоялыми дворами для

возчиков, сопровождавших грузы, тавернями, с садами и огорода-

ми — эти кварталы у городских ворот вклинивались острым углом

в основное городское пространство, составляя его продолжение.

Им присуща нерегулярность застройки, хаотичность улочек и

переулков, которая усиливалась по мере того, как городская стена

выталкивала сюда все новых и новых поселенцев. Со временем эти

предместья окружались кольцом стен. Кварталы такого происхож-

дения можно обнаружить на планах Мюнхена, Страсбурга, Мюнс-

тера, Вормса, Аахена и многих других городов Центральной и

Западной Европы. Вместе с тем, с XII в. мы находим города, где

расширение их территории осуществлялось целенаправлено и пла-

номерно путем основания новых поселений в их округе городски-

10* 291

ми монастырями и сеньорами, часто становившихся ядром нового

города. Именно таким образом происходило расширение Магде-

бурга (в его северной части), таково же происхождение новоіх>

города в Люнебурге и Кведлинбурге. Этим же путем не менее

двадцати городов, как полагал X. Планитц, достигли максималь-

ного расширения своего внутреннего пространства уже в XII в. В

их числе — немецкие Кёльн, Зоэст, Гослар, Люнебург, Магдебург,

Шпейер и французские города Безансон и Камбрэ.

Завершение процесса сложения городского пространства зна-

меновалось строительством стен. В одних случаях возводилось

их новое кольцо, охватывавшее и предместья, в других — рас-

ширялись старинные стены, чтобы включить в свои пределы но-

вые кварталы. Одним из крупнейших по занимаемой площади —

400 га — в немецких землях уже в конце XII в. (когда он был

охвачен общими стенами) стал Кёльн, а в Северо-Западной Евро-

пе — Гент, ареал которого к концу XIII в. составлял 644 га. Для

сравнения: в ХГѴ в. Брюгге охватывал площадь в 430 га, Лувен —

410, Брюссель — 449, Аахен — 175, Вена, Магдебург, Оснабрюк —

110/102 га, Хильдесхайм — 82, Любек — 107, Гамбург — 106,

Маастрихт — 113 га. Ареал Парижа в правление Филиппа-Августа

(1165—1223) составлял 273 га.

В пределах стен города еще и в XIV в. имели значительное

незастроенное пространство, огороды, участки пашни, луга, сады

и виноградники, придававшие ему сельский вид. И это не должно

удивлять: горожане нуждались в овощах, фруктах, молочных

продуктах, технических культурах (для производства красителей,

например). Эти потребности принимались во внимание и при

планировании внутреннего пространства новых городов. Расши-

рение города не влекло за собой сокращения сельскохозяйствен-

ных угодий внутри стен. Напротив, как показывают исследования

французских медиевистов, с 20-х годов XIII в. и особенно во

второй половине этого столетия резко учащаются упоминания в

источниках о садах и огородах горожан

Они характерны для

городской топографии на всем протяжении истории средневеко-

вого порода практически во всех европейских регионах. Правовые

и литературные памятники, иконография свидетельствуют о важ-

ности садоводства и огородничества для горожан не только в

раннее Средневековье, в XII—XIII вв., но и в последующие столе-

тия. Пространство под садами, виноградниками, огородами могло

возрастать или уменьшаться под влиянием демографических про-

цессов — сокращения или увеличения численности населения,

наличия или недостатка свободных рабочих рук, но никогда не

исчезало вовсе. Важность садоводства и огородничества обуслав-

292

давалась и постепенно происходившим изменением традиционной

(хлеб, мясо, вино) структуры питания: увеличением удельного веса

овоідей и фруктов в повседневном рационе. Но сады и огороды

обеспечивали горожан продуктами питания также и в экстремаль-

ных

ситуациях: в случае неурожая зерновых, или военных действий

и опустошения округи неприятелем.

Таким образом, средневековый город находился не только в

кольце стен. Зеленый пояс густых садов и рощ, полей и заливных

лугов составлял непременный элемент его пространства как внеш-

него, так и внутреннего.

ГОРОД КАК ОБРАЗ: УРБАНИЗМ В СРВДНИЕ ВЕКА

Приступая к описанию средневекового города историки

традиционно обращают внимание на тесноту, скученность за-

стройки, антисанитарию, опасность пожаров и т.п. Но подобные

описания, производя впечатление на читателя, все же мало что

дают для понимания средневекового урбанизма по существу, хотя

они и опираются на непосредственные свидетельства источников.

Сегодня историки культуры предлагают несколько сместить ракурс

прочтения этих свидетельств с внешних, лежащих на поверхности

констатаций, на те внутренние мотивы и побуждения, которыми

они собственно и были порождены, и тогда за их внешним фасадом

обозначатся контуры некоего образа, идеала, к воплощению кото-

рого стремились.

Средневековому городу был присущ своеобразный урбанизм.

Он складывался постепенно, так или иначе согласуясь с определя-

ющими для города на том или ином этапе его развития функциями,

с характером хозяйственной активности, образом жизни тех, кто

его населял, — бюргеров и урбанизировавшейся феодальной ари-

стократии, так же как и с их представлениями о том, каким должен

быть город. Становление и развитие средневекового урбанизма

пишет Ж. Jle Гофф, осуществлялось в четырех основных направ-

лениях: «чистота, безопасность, регулярность, как точное соблю-

дение правил, красота»

Санитарно-гигиенические меры. Именно стремлением к

чистоте были вызваны к жизни соответствующие предписания

городских властей. По сути, они стереотипны в своих требованиях,

Независимо от того, идет ли речь о городах Западной, Южной или

Центральной Европы — о французском Аррасе, немецком Нюрн-

берге, итальянских Болонье или Вероне. Никто не должен делать

293

сточные канавы таким образом, чтобы вода из них разливалась цк

общественной улице, читаем мы в купомах Арраса 1243 г., так**

никто не должен выплескивать на улицу кипящую жидкость

выбрасывать навозную подстилку из стойла, виноградный отжим*

человеческие экскременты, воду после мытья — вообще никакую

грязь; нельзя ничего бросать на улицу перед домом; за нарушение

постановления — штраф. Статуты XIII—XIV вв. Марселя, Милана,

Болоньи, Нюрнберга запрещали пачкать улицы мясникам и рыба-

кам, а кожевникам, валяльщикам и красильщикам — работать на

них и выливать воду из мастерских (последнее можно было делать

лишь поздно вечером). Мять лен и пеньку, мыть их, равно как и

кожу, шерсть и сукно разрешалось лишь в специально отведенных

для этого местах. Заботой о чистоте и стремлением ввести сельско-

хозяйственные занятия горожан (так же как и ремесленную дея-

тельность) в определенные рамки городского общежития были

продиктованы и предписания о запрете выпускать на улицы жи-

вотных, в частности свиней. Подобные постановления характерны

для Болоньи и Вероны, так же и для Нюрнберга, где эта проблема

оставалась актуальной еще и в XV в. Свой категорический запрет

городской совет мотивировал тем, что свиньи, бродящие по ули-

цам, вызывают неудовольствие «знатных горожан и-именитых

приезжих».

Нечистоты и мусор, которые большей частью сбрасывали в реки

или городские рвы, составляли бич средневекового города и ис-

точник инфекционных заболеваний. Служба мусорных повозок

возникает поздно: в Париже в XIV в., в Аугсбурге — лишь в XV в.

Но очистка улиц производилась нерегулярно — раз в неделю (чаще

в две недели). Время от времени устраивались экстренные уборки.

Во Франкфурте-на-Майне дважды в год, ранней весной и осенью,

накануне ярмарок, которыми город славился на всю Европу,

предписывалось вывозить нечистоты и устилать улицы в наиболее

грязных местах соломой.

Одной из трудноразрешимых (ввиду относительно небольших

размеров городских участков) санитарно-гигиенических проблем,

было уберечь источники питьевой воды от загрязнения фекалиями.

В Вене XIII в. питьевые фонтаны во дворах домов находились И*

расстоянии не более метра от отхожего места и так обстояло дело

практически во всех городах Империи. Опасность загрязнения

была уже в полной мере осознана к XV в. С начала ХГѴ в. *

немецких городах появляются постановления, определяющие мес-

торасположение отхожих мест и расстояние, отделяющие их &

источников питьевой воды и от соседей 1*/2 шага (прибл. 0,45 ^

в Мюнхене; 7 шагов — в Гейдельберге; три шага — в Нюрнберге •

294

г родской совет регулировал работы по очистке клоак, а произво-

дись они за счет владельцев домов и участков. Очистки осущест-

влялись по ночам и в холодное время года. «Ночной король»,

«ночной мастер» — так называли горожане в австрийских землях

кто эти работы выполнял. В санитарном отношении эти меры

были малоэффективными. Чума, холера, желудочно-кишечные

заболевания на всем протяжении Средневековья оставались преж-

де всего заболеваниями городскими.

Более успешно, особенно в Западной Европе, решалась другая

проблема городской чистоты: мощение улиц. Первые сведения о

уродских мостовых исходят из Парижа XII в.: каждый горожа-

нин, «буржуа» здесь был обязан заботиться о том, чтобы улица

перед его домом была замощена. Рассказывают, что поводом к

этому грандиозному предприятию послужило гневное настроение

короля Филиппа-Августа. Крайне раздраженный вонью, грязью и

пылью, поднимаемой возами прямо под окнами дворца, он при-

казал прево и парижским «буржуа» замостить все улицы Сите

«грубыми и прочными камнями». Эта мера была распространена

затем по королевскому указу и на другие французские города,

так что к XIV в. улицы важнейших французских городов имели

мостовые.

В первой половине XIV в. мощение улиц началось в Праге. Но

гак обстояло дело далеко не во всех городах Центральной Европы.

В богатом Аугсбурге мостовых не было почти до самого начала

XV в., так же как и тротуаров: лишь в некоторых местах улиц были

сделаны настилы для перехода, а вдоль домов — насыпи. В конце

XV в. жители Ройтлингена уговаривали императора Фридриха III

не приезжать к ним, но он не послушался и едва не погиб в грязи

вместе с лошадью. Подобные анекдоты не означают, однако, что

горожане этого европейского региона не осознавали необходимос-

ти и не испытывали потребности в улучшении улиц и дорог. В

завещаниях любекских бюргеров, особенно купечества, с ХГѴ в.

частым становится пожертвование денежных сумм «для починки

плохой дороги». В Кёльне со всех возов и повозок, прибывавших

город, взималась особая проездная плата для благоустройства

Улицы, ведущей от главных ворот к рынку, по которой было

Наиболее интенсивное движение. Благоустройство улиц у ворот,

Гостов, рынков, ратуши составляло особую заботу городских со-

етов.

Забота о безопасности. Каменное строительство. На том

уровне важности, с точки зрения формирования урбанистичес-

кого облика средневекового города, что и забота о чистоте, гигие-

295

не, находится и забота о безопасности — стремление максимально,

сократить возможность уничтожения внутреннего пространства

огнем пожара: для города, где основная масса построек, особенно

в первые столетия его истории, возводилась из дерева, это была

самая большая опасность и проблема. Стремление защититься от

пожаров являлось одним из мощных факторов, воздействовавших

на изменение характера застройки городов.

Нет ни одного города в средневековой Европе, который бы не

стал жертвой огня. Французский Руан с 1200 по 1225 г. пережил

шесть пожаров. Именно после двух больших пожаров в середине

XIII в. городским советом Любека было принято решение, чтобы

впредь дома сооружались из камня. Так как вблизи города не было

залежей естественного камня, то его заменили обожженым кирпи-

чем. Строить дома из кирпича и глинобитные рекомендовал своим

бюргерам и совет Нюрнберга в постановлениях 1329—1335 гг. В

Хильдесхайме совет в 1381 г. обещал вознаграждение каждому, кто

будет строить дом из кирпича, а в Иннсбруке после грандиозного

пожара в 1390 г. вообще было предписано возводить жилые по-

стройки только из камня. В Хаммельне в 1385 г. совет принял

решение разобрать все деревянные пожароопасные дома и впредь

делать их только глинобитными. Маленький альпийский Фельд-

кирх в Форарлберге в 1320 г., согласно переписи, был еще городом

деревянной застройки, к концу же столетия, здесь, как сообщают

источники, уже преобладали дома из камня и глинобитные (ошту-

катуренные), что не в последнюю очередь было спровоцировано

сильным пожаром 1348 г. Аналогичные приведенным выше реше-

ния о каменной и кирпичной застройке были приняты городскими

советами в Цюрихе (после пожара 1313 г.) и в Боцене, после того

как в 1483 г. город выгорел дотла. В свете этих свидетельств

обретает глубокий смысл запись в путевых заметках известного

итальянского гуманиста Сильвио Пикколомини о том, что у не-

мецких городов поразительно молодой вид, будто они возникли

или были отстроены только что.

Под пристальным вниманием властей находились крыши до-

мов. (^деланные из соломы или дранки они часто становились

причиной городских пожаров. Запреты властей использовать этот

легко воспламеняющийся материал проходят через все Средневе-

ковье, но особого успеха они не имели. Дело в том, что крыши из

черепицы или шифера были очень дороги, не говоря уже о том,

что они были слишком тяжелы для деревянного каркаса жи-

лых строений. Во многих городах Империи власти обещали денеж-

ную помощь тем, кто хотел покрыть свой дом черепицей. Импе-

ратор Рудольф IV даже освободил бюргеров штирийского города

296

ройтсберга на шесть лет от налогов, когда они, восстанавливая

свои дома после пожара, вознамерились покрывать крыши чере-

пиией (в противном случае они могли рассчитывать лишь на

четыре года льгот).

Но при всем том крыши из черепицы еще и на исходе Средне-

вековья оставались редкостью из-за дороговизны материала и в то

время — символом социального престижа. «Драгоценностью»

назвал епископ Ульрих II Бриксенский черепичное покрытие

одной из башен своего дворца. Дороговизна и престижность чере-

пичных и шиферных крыш толкали на подделку. Дранку или

солому окрашивали в красный цвет. Море красных крыш — так

выглядит Вена на миниатюре XV в.; но Пикколомини, пришедший

в восторг от уютных и теплых жилищ венцев, вместе с тем был

неприятно поражен обилием в городе соломенных крыш.

Так обстояло дело в позднее Средневековье, причем в важном

городе, городе-резиденции. Все это предостерегает от чрезмерно

прямолинейных и оптимистических обобщений свидетельств

письменных источников, касающихся намерений властей изме-

нить качество городской застройки. Речь все же шла скорее о

благих намерениях и пожеланиях, чем о радикальном в «одноча-

сье» изменении реальности.

Городские дома, до XII в., по крайней мере, мало чем отлича-

лись от сельских. И это не должно удивлять: большинство город-

ских жителей составляли выходцы из деревень, приносившие с

собой и свои строительные навыки. Конечно, тип и материал, из

которого делали дома, были разнообразны и зависели как от

местных условий, так и от богатства, положения в обществе их

владельцев. Но вплоть до конца средних веков большая часть

жилищ крестьян и простых ремесленников воздвигалась из ивня-

ка, обмазанного глиной, оштукатуренного сверху дерева или пло-

хо обтесанного камня. В Вене (как, впрочем и в других городах

немецкоязычного ареала) еще и во второй половине ХГѴ в. широко

была распространена деревянная застройка типа «штендербау» из

переносных элементов: столбов, из которых мастерили основу

здания, и брусьев; вертикальные, горизонтальные и наклоненные

под углом, они образовывали стены. Промежутки между ними

заполнялись глиной, соломой, позднее-и кирпичом. Характерно,

что городское право в раннюю пору рассматривало дом как дви-

жимое имущество, потому что в случае расторжения договора об

аренде земельного участка (а она широко была распространена в

городах) сооружение могло быть разобрано и увезено арендатором

с собой. Именно такой случай засвидетельствован в 1223 г. в

Любеке. Напротив, новые дома из обожженного кирпича, кото-

297

рые начинают возводить в Любеке на исходе XIII в., были уа^

стационарными, связанными накрепко с наделом, что нащд0

отражение и в изменении правовых представлений: именно с этого

времени земельная собственность и сооруженная на ней построй-

ка начинает рассматриваться как единое целое в правовом отно-

шении

Каменные строения в городах, появившиеся в ХГѴ в., принад-

лежали (в Любеке, например) представителям высшего городского

слоя, купечеству, занимающемуся дальней торговлей. Главный

дом, выходящий фасадом на улицу, служил товарным складом,

нижний этаж использовался для торговли. Простые ремесленники

и торговцы использовали пространство переднего дома, обращен-

ного фасадом на улицу, для жилья, ремесленных занятий, торгов-

ли, хранения запасов продовольствия, сырья и т.п.

В непосредственной близости от главного рынка и возведенных

ок. 1200 г. крьггых рядов были построены первые каменные дома

в Вене. Один из них, датируемый археологами 1220 г., имел 11м

в ширину и 14 м — вглубь двора. Другой, выстроенный между 1220

и 1250 гг. был двухэтажным, шириной в 6 м и в глубину —11м.

Его стены, толщиной в 90 см были сделаны из бутового камня,

прочно скрепленного цементным раствором. О концентрации ка-

менных построек в одном из престижных приходов Кёльна —

св. Колумба — говорит налоговая опись от 1286 г. 53 дома обозна-

чены в ней как каменные и 37 как деревянные. Опись упоминает

еще и Штрайтцойгассе, где стояло 11 каменных и 10 деревянных

домов. Но Кёльн — это все же случай исключительный. В целом

же, каменные дома горожан, особенно к северу от Луары, в тех же

немецких землях, даже в крупных городах, в ХГѴ в. были еще

редкостью (в процветающем ганзейском Данциге в 1382 г. их

имелось всего три). Они были наперечет, и обозначение «камен-

ный» нередко превращалось как бы в собственное имя дома,

(например, известная «Каменица» во Львове), в признак, выделяю-

щий его из массы других жилищ в городе.

Письменные источники, как и археологические раскопки гово-

рят о том, что и в XIII—XIV вв. городские жилые постройки в массе

оставались невзрачными*. Даже мощные, отстроенные из камня

или кирпича, дома имели мало окон и небольшого размера.

Такими, во всяком случае, предстают Страсбург и Базель в хрони-

ке конца XIII в. Упоминаемые в юридических документах Страс-

бурга (1322 г.) элементы конструкций жилых построек свидетель-

ствуют о распространенности именно деревянных жилых домов.

• См. Очерк II. С. 103-104.