Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке

Подождите немного. Документ загружается.

ло ста мелких городков в Венгерском королевстве имели право

на устройство общевенгерских ежегодных ярмарок. Почти 60%

их происходило вне сферы хозяйственного влияния больших го-

родов (до 100 км). Вместе с тем в наиболее развитых областях,

вблизи важных торговых путей малые города входили в хозяйст-

венную орбиту больших городов, располагаясь в пределах их

четырех- или восьмимильной зоны. Малые ярмарочные центры

группировались здесь в радиусе 16—19, 32—38, 50—60 км от

больших городов. Выполняя функции посредника между большим

городом и деревенской округой, они одновременно служили про-

межуточным этапом в процессе урбанизации крестьянского эле-

мента, устремлявшегося в города. В целом система «большой —

малый» город обеспечивала в этой стране с относительно поздней

и своеобразно формировавшейся урбанизацией возможность

постоянного более или менее равномерно распределенного рынка

для сельскохозяйственной продукции и ремесленного произ-

водства.

Аналогичную систему функционального взаимодействия малых

и больших городов фиксируют исследования чешских урбанистов

(Й. Яначек, Р. Новый). Мелкие чешские городки XIV—XV вв.,

в массе частновладельческие, в своих хозяйственных взаимосвя-

зях были ориентированы не столько «по горизонтали» (друг на

друга), сколько «по вертикали» на более крупные городские

центры и, в конечном счете, через их посредничество или

непосредственно — на большой, как правило, королевский город.

Эта структура отражалась в специфической периодичности ло-

кальных торгов и ярмарок, либо предшествовавших ярмаркам в

больших городах, либо следовавших вскоре после них. Это позво-

ляло купцам-оптовикам запастись на местных рынках необ-

ходимым товаром — продуктами питания (зерно, вино, пиво),

изделиями ремесленного производства, а также реализовать при-

везенное: соль, красители, продукцию металлообработки, железо

и т.п.

Малые города окружали поясом (в радиусе 20—25 км) Прагу и

другие (но уже на расстоянии 19—20 км) меньшие по значению и

величине королевские города, как, например, Мост или Жатец. В

Польше, где большие города отстояли друг от друга на 40—50 км,

пространство между ними заполняли малые города, входящие в

сферу непосредственного хозяйственного или политического воз-

действия большого города и располагавшиеся в радиусе 17 или

20/30 км (как, например, это было в округе Познани).

Скрепленная строгой периодичностью локальных еженедель-

ных или ежедневных торгов, местных и областных ярмарок, эта

209

система обеспечивала стабильный товарооборот в пределах обла-

сти и рынок для сельскохозяйственной продукции крестьянского

и домениального хозяйств, городского производства, углубляя

разделение труда между городом и округой, способствуя росту

специализации.

Таким образом, как это следует из приведенного материала,

малые города и местечки, даже оказываясь в сфере политического

или хозяйственного воздействия более крупных городских цент-

ров, не утрачивали своей специфической хозяйственной функции

местного рынка, доступного прежде всего для крестьян всех дере-

вень округи. Но особенно возрастала экономическая роль малых

городов в регионах с немногочисленными крупными городами

и развитой агрикультурой, как, например, в Англии XIII—XIV вв.

или французском Провансе и Венгерском королевстве в XV в.

в условиях роста спроса на европейском рынке на продукцию

сельскохозяйственного производства. Купечество малых городов

не только распределяло товары и кредит в округе: их рынки и

ярмарки, создававшие в своей совокупности постоянный рынок

для продукции крестьянского и сеньориального хозяйства, усили-

вали товарообмен в пределах областей, внося свой вклад в форми-

рование внутреннего рынка страны.

«Радиус и сила цивилизующего влияния малых городов, как

будто, невелики, — писал в своей давней статье JI. М. Баікин (когда

он интересовался еще социально-экономической историей), — но

зато таких городов было много, подчас в десятке километров друг

от друга. Словно тонкие кровеносные сосуды ветвились они густой

паутиной вокруг основных торгово-промышленных артерий. Для

неподвижной старины попросту не оставалось места»

. Хотя автор

этих строк имел в виду малые города Италии, но его образная

характеристика, как легко заметить, точно отражает самое сущест-

во этого феномена европейской урбанизации.

Проблема «большой — малый» город имеет, на мой взгляд, еще

один заслуживающий внимания аспект, так сказать, «генетичес-

кий». Часто небольшие размеры городов объясняют их более

поздним появлением и тормозящим воздействием на них ранее

возникших и процветающих региональных центров. Но всегда ли

причина только в этом? Не даюг ли о себе знать порой иные, более

глубинные взаимосвязи, в частности, имеющие отношение к де-

мографическим и хозяйственным процессам в регионе, к внутри-

городской специализации, к географическому, наконец, поло-

жению молодой агломерации?

Как показывает уже рассматривавшееся в другой связи иссле-

дование Д. Николаса, во Фландрии, например, в «большие» города

210

могли вырасти только те предгородские образования, которые,

подобно Генту и Брюгге, сложились в областях с повышенной

плотностью населения и были расположены на стыке зон с разной

хозяйственной ориентацией: в данном случае, на агрикультуру и

скотоводство. Снабжение продовольствием и сырьем собственного

населения, занимавшегося кожевенным производством и сукноде-

лием, и операции по перепродаже зерна из соседних областей

составили их изначальную функцию, так же как и основу богатства

и последующего промышленного процветания. Города же, возник-

шие не просто позже, но в центре слабонаселенных хлеборобных

областей, остались в основном (подобно городам Юго-Западной

Фландрии) мелкими и второстепенными, поскольку их торгово-

ремесленные функции, не найдя приложения, не получили соот-

ветствующего развития.

Особенности хозяйственно-географического «месторасположе-

ния» помогают, с другой стороны, понять причину чрезвычайной

устойчивости и процветания некоторых малых городов, которые,

выйдя на историческую арену достаточно поздно, тем не менее

смогли утвердить себя как городские центры, несмотря подчас, на

могущественное соседство. Таков, в частности, северонемецкий

ганзейский Букстехуде. Возникший в XIII в. на стыке плодород-

ных нижненемецких маршей и скотоводческой области, располо-

женный на судоходном притоке Эльбы, открывавшем выход к

морю, этот город быстро набрал силу, став не только одним из

важных звеньев в транзитной торговле (зерном, шерстью, продук-

тами питания), но и хозяйственным центром обширной округи.

Здесь рано оформились многочисленные и политически влиятель-

ные ремесленные корпорации, сложилась собственная правовая

традиция. Расположенный по соседству с Гамбургом, Букстехуде

вплоть до XV в. успешно сопротивлялся мощному давлению с его

стороны.

«Новые» малые города XV—XVI вв.: симптом «угасания»

или видоизменение форм средневекового урбанизма? Концепция

Упадка города в позднее Средневековье имеет немало привержен-

цев в зарубежной медиевистике. Показателем уровня интереса к

этой проблеме служит, в частности, то, что именно ей был

посвящен один из пленарных докладов и специальная Секция на

IX Международном конгрессе по экономической истории (Берн,

1986 г.).

В качестве одного из «ярких» симптомов «угасания» в XV—

XVI вв. средневекового урбанизма (наряду с прогрессирующим

ограничением городской автономии, трансформацией цехов и

211

коммунальных институтов, изменениями в социальной и иму-

щественной структуре городского населения и т.п.) указывают

обычно на малые города, распространение которых в названные

столетия действительно приобрело характер массового явления.

«Временем малого города» называет, в частности, X. Штооб

период с 1300 по 1450 г. По его подсчетам, уже к началу эпидемии

чумы (1330—1340 гг.) малые города (от 800 до 2000 жителей) и так

называемые «карликовые и неполноценные» городские агломера-

ции с числом жителей менее 800 человек составили ок. 66% городов

от общего их числа, объединив свыше 60% городского населения

Центральной Европы. Близкие этим соотношения фиксируют ис-

следователи в Польше, Чехии, Словакии. В Тоскане начала XV в.

основную массу городов составляли агломерации с населением до

тысячи жителей, в которых, как уже отмечалось, проживало около

34% городского населения области в целом

При оценке новых малых городов обычно подчеркивают до-

мениальный характер их происхождения, связывая с этим их

хозяйственную нестабильность, зачастую кратковременность су-

ществования, правовую неполноценность, как отражение все той

же хозяйственной слабости и «неразвитости». Конечно, примеров

этого более чем достаточно. Но взятые сами по себе, вне контекста

системных процессов позднего Средневековья, примеры эти мало

что дают для понимания природы феномена «новых» малых го-

родов.

Не менее рискованно было бы возводить в ранг градообразую-

щего фактора позднего Средневековья и инициативу локальных

или территориальных феодальных властей даже там, где она осо-

бенно бросается в глаза: в Юго-Западной Германии, Саксонии и

Тюрингии, Франконии и Гессене, области Миттельгебирге, чеш-

ско-моравских землях, в Польском и Венгерском королевствах.

В тех случаях, когда появляется возможность сопоставить рас-

пространение новых малых городов с конкретными, протекающи-

ми в данной области хозяйственными, социальными, полити-

ческими процессами, обнаруживается воздействие более глубоких

и сложных взаимосвязей. Так, согласно данным исследования

польского урбаниста Я. Веселовского, распространение новых

малых городов в Великой Польше приходится на последние деся-

тилетия ХГѴ в. и приобретает массовый характер в 1400—1450 г.

(17 новых городков каждые десять лет) — как раз тогда, когда эта

историческая область вступает в новый этап экономического раз-

вития и оказывается в центре пересечения новых главных путей

общеевропейской торговли массовым товаром, продуктами пита-

ния, прежде всего — зерном и мясом

. Новые городки — в мас-

212

се магнатские и шляхетские — центры доменов. Но одновременно

зачастую — это этапы на пути дальних торговых транспортов. Это

совпадает с тем, что мы уже знаем о росте в эту эпоху товарности

домениального хозяйства, включении его в широкие рыночные

отношения. Отсюда — особая заинтересованность феодальных

собственников в возвышении правового статуса таких центров, в

ограждении привилегиями, которые обеспечивали возможность

свободной (от регламентации купеческих корпораций) торговли,

активными участниками которой были и сами феодалы. Возмож-

ность относительно свободной торговли привлекала сюда и кресть-

ян. Материалы исследований Я. Веселовского, Г. Самсоновича

позволяют сделать вывод о том, что новые малые города распола-

гались вдоль основных путей пересекавшего Великую Польшу

европейского транзита и ее торговых контактов с соседними об-

ластями. Однако в массе своей, особенно в XV в., сосредотачива-

лись эти городки на путях локального обмена. Важно также и то,

что многие из них вели свое происхождение от поселений (при-

ходские села, деревни), выполнявших функции городских и се-

зонных ярмарочных центров задолго до официального оформле-

ния их городского статуса.

Данные картографического анализа городской сети Великой

Польши в эти же столетия проливают свет и на другое обстоятель-

ство, важное для понимания феномена новых малых городов также

и в других европейских регионах. На первой стадии своего рас-

пространения они заполняли лакуны внутри провинциальных го-

родских систем, способствуя их уплотнению особенно в зонах,

хозяйственно более развитых. В дальнейшем, малые города рас-

пространяются на соседние области, не знавшие или почти не

знавшие урбанизации. Это сопровождалось установлением ста-

бильных хозяйственных взаимосвязей между отдельными, до того

замкнутыми на самих себе провинциальными городскими систе-

мами. Итогом было сложение к концу XVI в. достаточно плотной

и в целом стабильной городской системы в этой области. На эту

роль новых малых городов в оформлении региональных и област-

ных городских систем и их взаимосвязей указывают также и

материалы исследований французских медиевистов.

В этой связи возникает вопрос: всегда ли замедление ритма

новых городских локаций, фиксируемое исследователями, в част-

ности в тех же польских или немецких землях со второй половины

XV—XVI в. может рассматриваться как проявление упадка город-

ского развития? Не является ли замедление темпа урбанизации в

некоторых случаях, напротив, показателем известной «насыщен-

ности городами» данной страны, области и отсутствия в этот

213

период хозяйственной потребности в новых агломерациях? Харак-

терно, что в той же Великой Польше редкие уже в XVI—XVII вв.

новые городские локации появлялись преимущественно в погра-

ничных районах и там, где прежде не было локальных рынков.

В контексте городской системы конкретной территории следу-

ет, видимо, оценивать и исчезновение части мелких городов.

Несомненно, они больше были подвержены опасностям, связан-

ным с войнами; в первую очередь становились жертвами измене-

ния хозяйственной конъюнктуры и т.п. Исчезали прежде всего те

из них, которые меньше были защищены в правовом отношении,

слабо укоренены локально, в ком, наконец, исчезала потребность

у их владельцев. Но как сказывались эти потери на состоянии и

функционировании городской сети в целом? Там, где она сфор-

мировалась, как, например, в той же Великой Польше, (или в

Саксонии, Вестфалии, Рейнской области, Швабии), исчезновение

некоторого числа малых городов не вело обязательно к принципи-

альным изменениям, отражаясь в основном лишь на иерархии ее

отдельных звеньев.

Проблема нестабильности положения многих новых малых

городов позднего Средневековья имеет, однако, и другой аспект.

В частности, не является ли эта нестабильность обратной стороной

(или следствием?) их способности порой быстро адаптироваться к

новым, иногда чрезвычайным условиям хозяйственной жизни,

демографической ситуации, политической обстановке и, особен-

но, — к потребностям спроса?

Яркие примеры подобной адаптационной способности дает, в

частности, история городской Франции, причем в самые черные

периоды Столетней войны: это уже упоминавшиеся выше бургады

графства Бигорры, пиренейских княжеств, городки провинции

Бурбоннэ, Бретани, поднявшиеся к активной торгово-промыш-

ленной деятельности в 20—50-е годы XV столетия благодаря своей

позиции нейтралитета.

Становление новых малых городов в ряде областей и террито-

рий явственно обнаруживает к тому же воздействие новых силовых

линий и центров европейской хозяйственной жизни. Так, рост со

второй половины XV в. мелких городков в Артуа и Шампани,

расширении их сети в Швабии, Эльзасе, Хагенау было обусловлено

импульсами, исходившими от новых европейских промышленных

и финансовых центров — Лиона, Аугсбурга, Нюрнберга, Ульма.

Сеть новых мелких городов в Верхней Германии, Западной Швей-

царии была вызвана к жизни открытием новых путей европейской

транзитной торговли через альпийские перевалы (Йохберг, Шплю-

ген) и потребностями фрахтового обслуживания.

214

Появление новых малых городов в известной мере несомненно

было связано также с глубинными процессами трансформации фео-

дального способа производства и производственных отношений. Как

уже отмечалось, позднее Средневековье было временем повсемест-

ного ужесточения городских корпоративных структур и их монопо-

лии в хозяйственной жизни, «замыкания» цехов, но одновременно —

и подъема предпринимательской активности. Особенно интенсивно

этот процесс протекал в старинных метрополиях, крупных и средних

городских центрах. Напротив, в новых, тем более мелких, городах

давление традиции до поры до времени было слабее, а возможности

использования новых технологий, освоения новых видов массовой

продукции, расширения объема и рамок производства — больше.

Пример тому — мелкие фландрские центры нового сукноделия или

швабские городки, специализировавшиеся на производстве хлопча-

тобумажных тканей, шелковой нити.

Не случайно система раздач и рассеянная мануфактура рейн-

ских и верхнегерманских центров экспортного производства нало-

жились на ремесленное производство не только деревни, но и

небольших городов как непосредственной округи, так и отдален-

ных областей. Это имело следствием (по данным Ирзиглера по

Кельну и Г. Аммана по Нюрнбергу) развитие разделения труда в

сфере промышленного производства между большими городами и

локальными городскими центрами. Мелкие городки в ареале мощ-

ного хозяйственного воздействия экспортного центра специализи-

ровались на производстве полуфабрикатов (шерстяной или хлоп-

чатобумажной пряжи, проволоки и т.д.), некоторых видов массо-

вых изделий из металла (ножи, мечи, котлы, предметы домашней

утвари), ходовых сортов грубых сукон, возделывании технических

культур

. Полуфабрикаты получали окончательную отделку в ма-

нуфактурных мастерских городских предпринимателей; через них

же поступала на дальние рынки основная масса изделий промыш-

ленного производства и сырье.

Однако, как уже отмечалось в другой связи, вовлечение ремес-

ленного населения мелких городов в орбиту предпринимательской

деятельности купечества крупных экспортных центров не лишало

мелкие города самостоятельности. Как показывает история фланд-

рского сукноделия или швабского производства хлопчатобумаж-

ных тканей, о чем говорилось уже выше, они жили полнокровной

хозяйственной жизнью, имели собственную монопольную зону

локальной активности и выход на дальний рынок. Вместе с круп-

ным городом провинции, к которой они экономически тяготели,

эти малые города образовывали хозяйственный и культурный

«универсум».

215

В контексте региональной истории подчас в ином свете пред-

стает и природа правовой «неполноценности» многих новых горо-

дов, на которую так любят ссылаться исследователи, связывающие

новые малые города с «закатом» средневековой урбанизации и

акцентирующие их политическую и хозяйственную несостоятель-

ность. При более пристальном рассмотрении можно обнаружить,

что эта политическая неполноценность отнюдь не всегда была

адекватна реальной, порой весьма значительной, важности агло-

мерации и фактически центральному характеру ее функции. Ис-

следования, в частности бурговых городов, рыночных местечек

и «вольных поселений» в некоторых землях Юго-Западной

Германии XV—XVI вв. утверждают в мысли, что «правовая непол-

ноценность» многих из них — отражение не столько вырождения

средневекового урбанизма в эту эпоху, сколько стремления

набирающей силу территориальной власти приспособить объек-

тивный процесс урбанизации в регионе к своим нуждам и инте-

ресам.

В этом отношении показательна ситуация, сложившаяся в граф-

стве Арнсберг (Южная Вестфалия) с его системой бурговых город-

ков, крепостей и «вольных поселений». Исследовавший этот ре-

гион видный немецкий ученый-урбанист В. Эбрехт показывает,

что эта система строилась с ориентацией на хозяйственное освое-

ние края и с учетом естественно сложившейся специализации

отдельных районов (агрикультура, лесное хозяйство, горнорудный

и плавильный промыслы) и локальных хозяйственных связей и

центров, так же как и пролегавших неподалеку путей над регио-

нального обмена и европейского транзита

Одновременно предусматривалось обеспечение потребностей

территориальной власти: расширение территории господства, за-

щита ее границ и важнейших жизненных центров, а также огра-

ничение роста самостоятельности бюргерства. Первое достигалось

возведением укрепленных городков с широкими рыночными и

иными привилегиями в пограничных районах; строительством

системы крепостей вблизи горных перевалов, речных переправ, в

тесном соседстве, наконец, со спонтанно выросшими там поселе-

ниямй с городскими функциями. Второе

—

дифференцированным

наделением этих агломераций городскими правами, привилегия-

ми, «свободами», которые предоставлялись таким образом, чтобы

наиболее сильные и перспективные локальные центры оказыва-

лись обладателями только «свобод», что исключало, например,

право проведения рынка, ярмарок, самостоятельного выбора су-

дей и членов городского совета. Вся система «дарования» город-

ских прав и привилегий в графстве фактически была ориентиро-

216

вана на то, чтобы не лишая локальные центры возможности

хозяйственного роста, обеспечить монопольные права и централь-

ное положение города-резиденции Арнсберга.

Пример бурговых городков и «вольных поселений» графства

Арнсберг, так же как и разнообразных форм «неполноценных»

городов в ряде других немецких территорий, позволяет утверждать,

что под шапкой «негородских» правовых наименований выступали

подчас агломерации, обладавшие широким спектром центральных

городских функций. В массе это действительно центры домени-

ального и территориального управления, но также — и локальные

центры хозяйственной жизни края: торговли зерном, скотом,

салом, винами, ремесленными изделиями. Однако их правовой

статус, возвышая административно, исключал, как правило, рост

политической самостоятельности их жителей.

Таким образом, как показывает рассмотренный нами в данном

разделе материал, феномен новых малых городов плохо укладыва-

ется в рамки однозначной негативной оценки их как симптома

упадка средневекового урбанизма. То, что уже известно о их

хозяйственной жизни, роли в становлении и функционировании

провинциальных городских систем, о природе правовой «непол-

ноценности» некоторых их типов и т.п. убеждает, что речь идет о

специфической урбанизационной форме, пребывавшей в соответ-

ствии с хозяйственными, социальными, политическими реалиями

европейской жизни той эпохи.

Во всяком случае, их связь с мощной экспансией рыночных

отношений и товарного производства как на Западе, в «центре»

европейского средневекового мира, так и в его «периферийных и

полупериферийных зонах» (если воспользоваться терминологией

Валлерстайна) бросается в глаза. Показательно, что максимум их

распространения приходится на период формирования основ об-

щеевропейского рынка и «европейской мировой хозяйственной

системы»

В этом контексте новые малые города в равной мере

и продукт, и носитель, и показатель интенсивности этого процесса,

так же как и его региональной специфики. Думается, есть доста-

точно оснований полагать, что новые малые города, во всяком

случае начиная с середины — второй половины ХГѴ столетия, —

суть одно из проявлений трансформации средневекового урбаниз-

ма в ответ на те структурные изменения, которые сопровождали

переход от классического феодализма высокого Средневековья к

новому, переломному этапу его истории и которые подготовили

основы капиталистического развития. С этой точки зрения, новые

малые города не столько симптом «угасания» средневекового ур-

банизма, сколько, пожалуй, одно из свидетельств «долгого Средне-

217

вековья», предостерегающее от односторонней модернизации ис-

тории XV—XVI и даже XVII столетий.

Переломные периоды европейской истории, пишет Ф. Бродель,

так или иначе всегда отражались на городе, а моменты роста

обнаруживали себя во взрыве урбанизации. Движение при этом

было обоюдным: город настолько же порождал подъем, насколько

сам был им порожден. Но даже если город не был единственной

причиной подъема, он обращал его к своей выгоде Эта линия

развития давно привлекает внимание историков-урбанистов. Од-

нако преимущественный интерес к внутригородским процессам,

при том, как правило, в единичных средних и крупных центрах,

дальней торговли, экспортного производства заслоняет перед ис-

следователями другой аспект проблемы — движение в целом

средневековой урбанизации как специфического феномена, ее

видоизменения во времени и ее региональные, конкретно-истори-

ческие особенности.

Именно это обстоятельство, на мой взгляд, прежде всего ска-

зывается на трактовке новых малых городов. Но одновременно так

или иначе дают о себе знать и стереотипы правового подхода к

определению понятия средневекового города в целом, так же как

и предпочтение, оказываемое исследователями количественным

критериям (площадь, занимаемая городом, численность населе-

ния).

Вместе с тем, как убеждает рассмотренный нами материал,

очевидно, что проблема «малого города» — это проблема городской

системы в целом: присущего ей порога урбанизма (и урбанизации

в функциональном смысле), иерархии ее отдельных звеньев и

эволюции во времени. Но одновременно это также проблема

конкретно-исторического развития области, территории, региона,

страны, — происходивших там экономических изменений, соци-

окультурных, демографических, политических процессов, — ины-

ми словами: тотальной (глобальной) истории — культурантропо-

логического синтеза*.

* Мысль о важности изучения малых городов «широким фронтом» как обще-

европейской феномена с целью

как

уточнения дефиниции самого понятия «город»,

так и выяснения в этом контексте их собственной специфики впервые была

сформулирована в ходе дискуссий на Международном коллоквиуме в Бордо (ок-

тябрь 1985 г.), организованном по инициативе Центра городских исследований

университета Бордо III и Национального центра научных исследований. По мне-

нию Ж.-П. Пуссу, одного из руководителей коллоквиума, эта работа должна

развертываться по двум фундаментальным направлениям: хронологическом —

реконструкция для каждого из основных исторических периодов (Средневековья,

раннего Нового времени и современности), описи малых городов с указанием

218