Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке

Подождите немного. Документ загружается.

объявленный, на случай возможных претензий наследников, «дви-

жимостью».

Крепость родственной группы в среде любекских ратманов

обнаруживает себя в практике возведения часовен, обустройстве

фамильных захоронений, проведении фамильных заупокойных

месс, на которые завещаются специальные суммы наследникам. В

хозяйственной сфере это проявляется в создании семейных торго-

вых компаний, кратких мобильных объединений для проведения

отдельных деловых операция и т.п.

Любекские завещания позволяют выделить и круг родственни-

ков, составляющих семейный клан — это прежде всего члены

малой семьи — супруги и их дети; затем — братья (мужа), нередко

являющиеся опекунами малолетних детей завещателя; сестры и их

мужья, племянники и племянницы; мать-вдова, тетки, дядья по

отцу, но также и по материнской линии; нередко также и двою-

родные братья и сестры. Этот круг родственников фигурирует в

качестве свидетелей при заключении сделок и оформлении заве-

щательного акта; получателей денежных легат; претендентов на

недвижимость, домашнюю утварь, оружие завещателя, на его паи

в совместных с родственниками и посторонними семье лицами

товариществах и компаниях.

При всей выраженности тенденции к закреплению за собой

недвижимости (патримония), супружеская семья, как независимая

хозяйственная единица еще и в ХГѴ в., согласно любекским

тестаментам, выглядит недостаточно самостоятельной. С этой точ-

ки зрения, показательна завещательная практика в отношении

жен. Их вдовья доля состояла из приданого, обычно денежного,

иногда в ввде рент, дополнительных денежных сумм, платьев и

украшений, подаренных мужем, части (иногда и всей) домашней

утвари. Иногда им завещались пожизненные ренты из недвижи-

мости супруга (при условии их отказа от повторного брака),

гораздо реже — торговое имущество, нереализованные товары. В

целом же центр тяжести материальной и хозяйственной жизни

перемещался либо к детям, наследующим равными долями отцов-

ский патримоний, либо к их опекуну — родственнику (дяде) из

отцовской (реже — материнской) группы.

Завещательная практика любекских бюргеров подтверждает в

целом то общее впечатление, которое складывается на массовом

материале лучше изученных сегодня средиземноморских торговых

центров о том, что городская семья при всей своей специфике в

Целом развивалась в общем русле традиционных для средневеко-

вой общественной структуры семейно-родственных отношений и

связей. Там и здесь явно главное — важность отношений родства,

189

не менее значимых для горожанина, чем для крестьянина и фео-

дального сеньора.

* * *

Итак, мы проследили характерные черты кровнородственных

структур у разных социальных слоев средневекового города. Рас-

смотренный материал свидетельствует о том, что человеческие

связи, основанные на общности крови, общности происхождения,

свойстве, играли важную роль также и в городской сфере сред-

невекового общества. Причем это не только не противоречило

принципам городской хозяйственной жизни, но даже отвечало и

мелкотоварному характеру ремесленного производства и относи-

тельно низкому уровню развития денежных и кредитных отноше-

ний. Сложностью и прочностью семейно-родственных отноше-

ний выделялись именно наиболее активные хозяйственно и поли-

тически ведущие слои городского населения — патрициат, ноби-

литет, крупное купечество, вовлеченные в дальнюю торговлю,

экспортное производство, в сложную игру политических и ди-

пломатических сил, далеко выходившую за пределы родного

города.

Город несомненно благоприятствовал индивидуализации

(«приватизации») малой, супружеской семьи, хозяйственно наибо-

лее выраженной, однако, лишь в среде рядовой массы горожан —

ремесленников, мелких торговцев. Но даже и в этом случае речь

может идти, насколько позволяет судить современное состояние

исследований и наш материал, все же скорее лишь о тенденции в

этом направлении, чем о ее реализации. То, что нам уже сегодня

известно о городской семье, о ее формах, функционировании, ро-

ли — культурной, хозяйственной и социальной, политической —

практически не оставляет места распространенным априорным

представлениям (так или иначе дающим о себе знать в историо-

графии до сих пор) о «разложении традиционных структур» в

условиях городской жизни. Речь идет скорее об адаптации к

городской среде присущих Средневековью принципов организа-

ции кровнородственной преемственности, стратегии брачных аль-

янсов, цену которым бюргерство сознавало не хуже «какого-

нибудь нормандского или фламандского барона»: патриции Гента

любили повторять, что они располагают двумя силами, которые их

защищают и поддерживают: это «их башни», укрепленные жили-

ща, и «их родственники»

В родственной группе средневековый

горожанин, как и сеньор, и крестьянин, находил основание сво-

им моральным ценностям и поведению, ибо честь, которую он

190

стяжал, становилась достоянием группы, а бесчестье, которым он

мог себя покрыть, падало также на всю группу. Право кровной

мести, под знаком которого проходит вся феодальная эпоха, дей-

ствовало и в городской сфере.

Европейскому городу в средние века были присущи не менее

сложные (чем те, что имели место вне его стен) формы организа-

ции семейных отношений и родства: многоячейное патриархаль-

ное сообщество; фратрерия (совместное проживание братьев),

индивидуальная супружеская семья в ее домохозяйственном об-

рамлении.

Это многообразие соответствовало сложности городской хозяй-

ственной жизни и социально-политической организации и их

потребностям, отвечало ценностным представлениям средневеко-

вого бюргерства. Типы семьи и родственных объединений, их

соотношения варьировали в зависимости от эпохи и региона, типа

города, социального и имущественного положения групп город-

ского населения. Но суть дела при этом оставалась неизменной: в

среде средневекового традиционного городского общества семья и

отношения родства сохраняли свое значение одной из базовых

социальных структур. Сложность их форм вполне соответствовала

множественности выполняемых ими функций. Развитие средневе-

ковой городской семьи протекало (и в этом тоже заключалось ее

своеобразие) как бы в постоянном противоборстве двух тенден-

ций — к сплочению вокруг супружеского ядра и родственни-

ков (и тем самым к его индивидуализации) и одновременно — к

сохранению родственного линьяжа.

МАЛЫЕ ГОРОДА КАК СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ФОРМА

СРЕДНЕВЕКОВОЙ УРБАНИЗАЦИИ

Постановка проблемы. Малые города — тема, которая в

последние полтора десятилетия превратилась в одну из актуаль-

нейших в современной медиевистике. Однако наш материал — не

историографическое исследование, поскольку историографии (в

прямом смысле этого слова) малого города еще не существует.

Можно говорить об «историографии» становления проблемы —

проследить утверждение в медиевистике представления о важности

ее изучения. Практически нет работ, содержащих концептуальное

осмысление самого феномена малых городов. Основываясь на

сравнительном анализе данных новейших исследований о город-

ском развитии в средневековой Европе, в отдельных ее регионах

и странах, мы рассматриваем ряд проблем, принципиально важ-

191

ных для понимания феномена малых городов, их специфики

и их функций, роли в процессе градообразования и развития

средневековой урбанизации, ее изменений во времени.

Будучи проблемой европейского городского развития в целом,

малые города в то же время — явление, понимание природы

которого имеет ключевое значение для оценки урбанистических

процессов в странах Центральной и Юго-Восточной Европы — в

Польше, Чехии, Венгерском королевстве в Средневековье и раннее

Новое время.

Малые города — тема новой социальной истории. В сущ-

ности, проблема малого города уже давно присутствует в медие-

вистике. Она зародилась в начале нынешнего столетия одновре-

менно с осознанием исследователями своеобразия средневекового

города. Уже фон Белов акцентировал внимание на «бесчисленном

множестве» локальных мелких очагов «промышленного производ-

ства», которые, как он полагал, отвечая общему относительно

низкому уровню развития ремесла и обмена, составляли одновре-

менно «и особенность, и источник силы» средневековой городской

жизни, во всяком случае к востоку от Рейна

Постановка вопроса о малых городах логически вытекала из

осознания историками многообразия городских форм жизни в

средневековой Европе и попыток их типологизирования. Выделе-

ние трех главных хозяйственных типов средневекового города, как

и признание широкого спектра сопровождающих их переходных

ступеней и форм, стало одним из важнейших достижений (как уже

отмечалось в предшествующих разделах этой работы) социально-

экономической истории рубежа и начала XX столетия: был открыт

путь к изучению уже не города вообще, но его разновидностей, в

том числе и «малых» форм как самостоятельного и ^заслуживающе-

го внимания феномена. В классификации X. Йехта малый город

выступает практически в двух видах, противополагаемых крупным

центрам дальней торговли и экспортных ремесел: как «аграрный

город», наиболее распространенная повсеместно, по признанию

X. Йехта, форма городского поселения и как центр «промыслово-

ремесленной деятельности с локальной ориентацией».

Сознание важности проблемы малого города выкристаллизовы-

валось в медиевистике начала столетия и предвоенных десятилетий

в полемике с теорией К. Бюхера и его последователей о замкнутом

городском хозяйстве. С этой точки зрения, показательны рассмат-

ривавшиеся уже выше работы Р. Хепке (1928) и X. Хеймпеля (1933),

в которых был поставлен вопрос о структурных хозяйственных

взаимосвязях в пределах исторической области, региона, и в этом

192

контексте — о функциональном взаимодействии городов, разных

по масштабам и характеру экономической жизни. По существу,

ими была подчеркнута значимость (причем на всех этапах средне-

вековой истории) малых городов не только как носителей локаль-

ного обмена, но и как звена в межлокальных хозяйственных связях

крупных городов и территории в целом. Примерно в эти же годы

появляются и первые специальные исследования Г. Аммана, рас-

крывавшие хозяйственное значение мелких швейцарских горо-

дов

Устойчивый интерес к проблеме малого города проявляла в

предвоенный период польская и венгерская историография, глав-

ным образом в связи с проблемой формирования национального

бюргерства и буржуазии.

Вплоть до начала 60-х годов исследования по малым городам

не выходили все же за описанные рамки традиционного «краеве-

дения», и число их было невелико. Западная урбанистика еще

прочно сохраняла унаследованное от правового подхода историо-

графии XIX в. традиционное предубеждение к малым городам. Тем

не менее, уже рубеж 50—60-х годов стал переломным также и в

изучении малых городов. В этом смысле показательны работы

западногерманского урбаниста X. Штоба о так называемых непол-

ноценных городах, преимущественно сеньориальных и вотчинных

городках, наделенных ограниченными городскими правами и сво-

бодами, как формы городского развития в позднее Средневековье

и французского историка М. Аполона о малых городах Прованса

Интерес к ним как бы возродился заново, но уже в ином истори-

ографическом контексте обновляющейся послевоенной медиевис-

тики. Принципиальное расширение базы источников, в том числе

за счет массового археологического материала, особенно по горо-

дам Центральной и Восточной Европы, Скандинавских стран;

новые методы анализа письменных источников и новые ракурсы

их рассмотрения; обращение к методикам смежных дисцип-

лин, в том числе (и это особенно важно для изучения

истории городов) к исторической географии и топографии, ис-

пользование аэрофотосъемки и тд. — такова «материальная» ос-

нова этого обновления.

Не менее важно, однако, изменение и самого принципа подхода

к изучению Средневековья и отдельных его феноменов. В отноше-

нии средневекового города это выразилось, как уже отмечалось, в

тремлении понять город в его функционировании и динамике и

°Дновременно — в широком контексте хозяйственных, социаль-

ых, политических, культурных процессов в конкретной истори-

йкой области, регионе, стране. Нельзя не отметить известное

Сияние на этот общий процесс переориентации урбанистики

"А.Л. Ястребицкая 193

марксистских историков с их подходом к трактовке средневекового

города как категории экономической, интересом к проблеме хо-

зяйственного взаимодействия между городом и сельской окру-

гой, ремесленным и аграрным производством, акцентировкой

важности изучения вотчинных городов, рынков, промысловых

местечек

С 60-х годов малые города становятся признанным объектом

локальных и региональных исследований прежде всего в историо-

графиях восточноевропейских стран. Важный вклад в изучение

проблемы внесли восточногерманские историки, обратившиеся к

малым городам в связи с проблематикой генезиса капитализма и

социальных движений эпохи Реформации и Великой крестьянской

войны; они выступили также инициаторами проведения одной из

первых международных конференций по малым городам, показав-

шей насущность постановки общих проблем, связанных с ними,

таких как понятие «малый город», его типология, особенности

генезиса, функций и т.п.

Таким образом, не будучи сама по себе абсолютно новой для

урбанистики, проблема малого города, тем не менее, — проблема

именно современного этапа ее развития, новый интерес к ней

обусловлен иным, системно-функциональным подходом к изуче-

нию города, новым источниковедческим и методическим оснаще-

нием исторической науки и более глубоким осмыслением города

как специфического и регионально многообразного феномена

европейского Средневековья. Проблема малого города сегодня —

комплексная проблема. Это прежде всего проблема средневекового

урбанизма как такового — его специфики, изменений во времени

и, конечно же, это проблема самого понятия город: его содержа-

ния, сравнительно-исторического изучения.

Вместе с тем, надо признать, что степень изученности малых

городов на сегодня в целом все еще такова, что позволяет скорее

осознать насущность постановки комплекса принципиальных, свя-

занных с ними вопросов, чем ответить на них

Одна из актуальных задач состоит в преодолении сложившихся

стереотипов в их оценке, предубеждений, выработке подхода к их

определению, уяснении их функций и значения в средневековом

обществе. Об этом, собственно, и идет речь в этом разделе.

Опираясь на материалы современных конкретно-исторических

исследований, автор стремится прояснить ряд общих вопросов,

важных для понимания роли малых городов не только в урбаниза-

ционных процессах в средневековой Европе, но и в ее хозяйствен-

ной и социальной жизни, организации власти и политического

господства.

194

Терминология. Критерии оценки. Дефиниция. Первый во-

прос и первая трудность, с которой мы сталкиваемся обращаясь к

проблеме малого города, — его дефиниция. В сущности, то коли-

чественное определение, которым мы порой так свободно опери-

руем, достаточно произвольно, субъективно и фактически сво-

дится к тавтологии: «малый» — значит «небольшой». Как точка

отсчета и объект сопоставления, так или иначе присутствует некий

обобщенный образ или признанных европейских средневековых

метрополий, или — менее крупных, но достаточно значимых

областных и региональных центров. Определение «малый» ассо-

циируется, правда, также с представлением о локальности масшта-

бов хозяйственной деятельности, но, как бы то ни было, речь идет

все же о понятии, сформированном под влиянием современных

представлений и количественных критериев без учета особеннос-

тей, присущих средневековой урбанизации.

Каков же тот количественный формальный предел, с которого

начинается в средневековой Европе малый город?

Широкие обобщения в данном случае едва ли возможны. Со-

отношение между городами по числу жителей, занимаемой пло-

щади, так же как, соответственно, и количественные критерии их

классификации, варьировали в зависимости не только от стра-

ны, региона, области, но также и от хронологического периода.

Если, например, агломерация в 5 тыс. жителей на территории

Галлии раннего Средневековья заслуживает оценки «большая», то

для XIII в. этот рубеж, по мнению JI. Женико, начинается уже с

10 тыс. человек, а в позднее Средневековье, как считает, напри-

мер, П. Деспор, — с 15—20 тыс. человек. Таким образом, опреде-

ление количественного предела, с которого «начинается» малый

город, зависит от дифференциации городских поселений в целом

в изучаемом ареале и в конкретный хронологический период. Во

Франции XII—XIII вв. основная масса городов, развившихся из

позднеантичных civitates, имела площадь в среднем от 5 до 30 га

(за исключением Тулузы — 90 га, Меца — 70 га); были и совсем

крошечные — от 1,5 до 3 га. В XII в. это Альби, Клермон, Нойон.

Но в XIII в. они, согласно классификации JI. Женико, принадле-

жали уже к группе значительных центров с населением ок. 10 тыс.

человек и площадью не менее 40 га

Оценивая соотношение между городами по их площади и числу

жителей в широком хронологическом диапазоне, следует считаться

не только с фактором роста, но и с известной закономерностью

развития форм средневековой урбанизации: а именно площадь

городских поселений первой, ранней волны урбанизации (как

«естественно» выросших, так и «основанных»), как правило, много

195

больше, чем площадь позже возникших городов. Эта особенность,

впервые отмеченная К. Хаазе при картографировании и топогра-

фическом анализе городов средневековой Вестфалии, прослежи-

вается в центральноевропейском ареале в целом и во Франции.

Соответственно изменяется и «предел» площади, с которого начи-

нались «малые» города. Так, в Вестфалии он колебался от 10 до 15

гектаров в период между 1180—1240 гг. и от 5 до 10 гектаров — в

интервале с 1240 по 1350 г., но мог быть и еще меньше

Французские урбанисты, руководствуясь таким критерием, как

распространение с XIII в. нищенствующих орденов (этого «баро-

метра уровня урбанизации», по выражению Ж. Jle Гоффа), выде-

ляют в качестве нижней ступени городской иерархии город с одним

монастырем ордена францисканцев, предпочитавших, в отличие

от доминиканцев, именно небольшие города (верхняя ступень —

3 и более монастырей — как правило, в городах с населением ок.

10 тыс. человек). В Провансе начала XIV в., уже достаточно хоро-

шо изученном демографически, такие города насчитывали обыч-

но ок. 300 очагов, т.е. согласно подсчетам Э. Баратье, — 1500—1800

человек

В аналогичных, примерно, цифровых показателях оп-

ределяет малые размеры города и Д. Херлихи для Тосканы начала

XV в., исходя из статистических данных флорентийского Кадастра

1427 г. Вместе с тем Д. Херлихи считает, что собственно водораздел

между городским и сельским поселением проходит («если учиты-

вать всю совокупность функциональных критериев») много ниже

этого уровня, включая бургады городского типа с населением от

800 до 1000 жителей. Он выделяет также поселения в 700—800

человек как «функционально переходный» тип от деревни к мало-

му городу. В целом городское население Тосканы было представ-

лено в начале XV в. городом-гигантом Флоренцией (38 тыс.

человек) и 20 «мелкими» центрами, концентрировавшими почти

27% городского населения всей области

На Пиренейском полуострове уровень, с которого начинался

малый город, был много ниже. В 1276 г. 238 городских поселений

в области Сориа (Испания) насчитывали по 160—200 жителей, в

то время как ее главный город — Сориа — 800 человек. Фуэрос

некоторых пограничных городков называют по 36 (Виллафронти-

на, 1201 г.), 54 (Вилларенте, 1254 г.) человек мужского населения

В Наварре середины XIV в. два самых небольших города, из числа

исследованных И. Лакаррой, Пуэнте ла Рейна и Яка (данные

1495 г.) насчитывали по 143 домохозяйства, приблизительно 500-—

800 человек (по подсчетам Лакарры).

Результаты исследования численности населения 50 городов

Малой Польши, проведенного на основании различного типа

196

источников XIV—XVI вв. польскими и немецкими исследователя-

ми, позволяют составить представление о существовавших в этой

исторической области соотношениях между размерами отдельных

городов и, таким образом, об уровне, с которого здесь начинались

мелкие городские поселения. Так, в 1330 г. на вершине городской

пирамиды находился «большой город» Краков (ок.12 тыс. жите-

лей); затем следовали два «главных» города Бохня и Сандомир

(2200—2500 жителей); еще четыре имели население от 1400 до 1800

человек, два других — от 1100 до 1200 человек; восемь городов

насчитывали от 500 до 1000 жителей. Но имелись и еще более

мелкие, в частности, монастырские городки в 200—300 жителей.

Население ни одного из шляхетских городов не превышало 1200

человек

Города в 100—200 домохозяйств (от 600 до 1000 жителей

из расчета Т. Лалика по 6 человек на домохозяйство) были широко

распространены в польских землях XIII—XV вв.

В качестве критериев для определения размеров города в неко-

торых случаях могут выступать и иные показатели. В частности, в

тех же славянских землях, в Силезии XIII—ХГѴ вв., например,

это — число деревень, входивших в подвластный городу админи-

стративный округ (Weichbild): у мелких городов не было и десяти

(для основной массы городов — в среднем 15—20 деревень);

или площадь пахотных земель, которая у мелких городов,

напротив, как правило, была больше, чем у крупных, и намного

превосходила их собственные размеры

Известным показателем

может служить, как показывают современные исследования, и

такой демографический фактор, как радиус притока иммигрантов.

Для городка Монбризон в области Форез (Франция) он в 1220—

1260 гг. не превышал 10 км в округе города. В другом скромном

городе Фореза Сент-Аон-ле-Шатель 78% иммигрантов в 1252—

1348 гг. происходило из деревень, расположенных в 20 км от

Уродка. В нижнесаксонском Букстехуде 30% жителей, получив-

ших право бюргерства в XIV—XV вв., были выходцами из зоны

Действия городского права. Рост города сопровождался увеличе

нием радиуса притока новых жителей. Французские города с

населением ок. 10 тыс., например, Аррас, Мец, Реймс, притягивали

XIII в. основную массу людей из области радиусом в 40 км

Примеры можно было бы умножить. В этом, однако, нет

необходимости. Приведенный материал убедительно свидетельст-

вует об относительности количественного понятия «малый» город,

трудности выработки (более того, явной непригодности по

существу) любой абстрактной, общей для «всех» регионов количе-

Ст

венной характеристики «малого» города, будь то численность

Жителей или общая площадь заселенного ими пространства. Это

197

тем более сложно, что речь идет, как мы могли убедиться, не о

единичных случаях, но широко распространенном, в некоторых

областях и землях — превалирующем виде городских поселений.

Мало что может прояснить и средневековая городская терми-

нология, как латинская, так и языка повседневности. Средневеко-

вье почти до самого конца не знало специального термина для

определения оппозиции «большой — малый город». Современники

классифицировали города по внешнему признаку (наличие стен,

например), роду занятий жителей (таковы фр. villes champetres

—-

сельские города), объему и характеру городских прав и свобод (так,

например, у западных славян официальный термин civitas был

общепринят на протяжении многих столетий для всех городских

агломераций, наделенных правом по магдебургскому образцу),

рыночных привилегий (еженедельный торг, ярмарка), положению

в системе территориального административного управления (в

Вюртемберге XVI—XVII вв. городские поселения с уменьшитель-

ным официальным обозначением «Stadtlein», «Stadtle», «Stadchen»,

как правило, не обладали статусом административного центра в

отличие от Amtsflecken), характеру налоговых платежей и обязан-

ностей. С этой точки зрения термин «малый город» в современной

литературе распространяется на широкий спектр поселений, да-

леко не всегда обладавших статусом города и городскими свобо-

дами в полном их объеме, — на «неполноценные города» по

терминологии X. Штоба, выступающие в источниках под разно-

образными правовыми наименованиями

На текучесть и многозначность средневековой терминологии

часто обращают внимание исследователи, и городская терминоло-

гия не составляет в этом отношении исключения. Более того, она,

может быть, даже в еще большей степени сложна для анализа.

Средневековье, по замечанию такого тонкого знатока его как

Ж. Jle Гофф, не располагало ни дефиницией города, ни заслужи-

вающим доверия их инвентарием. Если и имеется феномен, кото-

рый бы был столь плохо освоен концептуально и терминологически

Средневековьем, так это именно город. Civitas, burgus, oppidum,

villas castrum, Stadt, ville и др. — эти городские термины, как И

другие, содержание которых варьирует в зависимости от типа

источника, региона, времени, как правило, редко соответствуют

объективным характеристикам агломерации. Но при всей своей

текучести, требующей в каждом конкретном случае специального

анализа, городская терминология все же не позволяет усомниться

в существовании у людей той эпохи представлений об известной

иерархии поселений городского типа как с точки зрения их фор"

мальных, внешних признаков, о чем уже говорилось, так и соИЯ'

198