Выготский Л.С. Собрание сочинений. Том 4. Детская психология

Подождите немного. Документ загружается.

Л.

С. ВЫГОТСКИЙ

функции. Эволюция интеллектуальной жизни подростка предстала

перед нами как единая целостная картина, в которой все части

подчинены связи с центром.

Из единого центра, из функции образования понятий мы

старались вывести все периферические изменения в психологии

подростка. В переходном возрасте восприятие, намять, внимание

и действие являются не пучком функций, опущенным в сосуд с

водой, не разрозненным рядом процессов, а внутренне связанной

особой системой, подчиненной в своей эволюции единому закону,

исходящему от центральной ведущей функции

—

функции образо-

вания понятий.

В этом смысле мы смогли наметить много общих черт между

различными функциями. Мы сумели показать, что законы возник-

новения произвольного внимания в сущности те же, что и законы

возникновения логической памяти. Мы с полным правом могли бы

переставить привычные, традиционные определения и с равным

основанием говорить о произвольной памяти, как и о логическом

внимании, ибо основа того и другого одна и та же. На основе

образования понятий обе функции приобретают интеллектуальный

характер, начинают руководствоваться мышлением в понятиях.

Это делает их логическими, с одной стороны, и свободными,

независимыми от более элементарных закономерностей, лежащих

в их основе, свободно направляемыми сознательной мыслью, т. е.

произвольными

— с

другой.

Мы сумели показать существенное отличие переходного возра-

ста, которое выражается в том, что отношения, существующие

между памятью и интеллектом, сменяются на обратные. Если в

детском возрасте мышление является функцией памяти, то в

переходном возрасте память становится функцией мышления. То

же самое с равным основанием мы могли бы сказать относительно

восприятия и действия ребенка. В раннем возрасте, да и вообще

на примитивных ступенях развития, мышление является функцией

восприятия зрительного поля. Мыслить—значит разбираться в

своих восприятиях. В переходном возрасте воспринимать

—

значит

мыслить видимое в понятиях, синтезировать конкретное и общее.

Восприятие становится функцией мышления.

Так, с полным правом мы могли бы говорить о логическом и

даже о произвольном восприятии, имея в виду приведенное выше

определение Келера, гласящее, что животные в гораздо большей

степени, ч,ем взрослые люди, рабы сенсорного поля. Но так же

точно и действие, вначале руководимое именно сенсорным полем

и являющееся первичной формой человеческого мышления, ста-

новится свободным, произвольным и логическим действием толь-

ко в переходном возрасте, когда оно направляется мышлением в

понятиях.

Нам остается сделать последний шаг. Для того чтобы найти

действительное доказательство и прочно убедиться в том, что

нарисованная нами закономерная картина эволюции всех функций,

связанных в единую систему, действительно верна, что развитие

[62

ПЕДОЛОГИЯ ПОДРОСТКА

представляет собой единый процесс, в центре которого стоит

функция образования понятий, нам нужно обратиться к сравни-

тельному изучению данных патологического характера, данных о

распаде и разрушении того сложного единства, развитие и

построение которого мы изучали только что. Идею сравнительно-

го изучения какой-либо сложной функции в ее развитии и распаде

Е. К. Сепп

формулирует следующим образом. Подобно тому,

говорит он, как геологи пользуются всяким повреждением земной

коры, ее сдвигами, сбросами и обнажениями вследствие размы-

вов,

для того чтобы изучить законы формирования пластов, для

того чтобы изучить историю развития Земли, так и невропатолог,

пользуясь теми нарушениями в нервной системе, которые произ-

водятся катастрофическими причинами, или теми, подобными

размывам стойкими и длительными изменениями, которые произ-

водятся интоксикацией и другими системными поражениями моз-

га, имеет возможность судить о строении и развитии нервной

системы человека, о строении и развитии его поведения.

Так, изучая чрезвычайно богатую область речевых функций,

продолжает Сепп, невропатолог имеет возможность путем сопо-

ставления установить не только определенную локализацию рече-

вых центров, условность этой локализации, зависящей от порядка

формирования речи, но и взаимозависимость речевых функций и

других функций мозговой коры. Это возможно именно потому,

что при поражении нервной системы мы встречаемся с обнажени-

ем механизмов, настолько слитных в здоровом состоянии, что они

не позволяют выделить себя из единой функции, в которой

принимают участие.

Множество таких механизмов, обнажившихся вследствие раз-

рушения связи между ними, оказываются видовыми механизмами,

и у новорожденного ребенка, у которого еще нет поведения,

основанного на личном опыте, составляют единственно действу-

ющие механизмы. У взрослого мы встречаем их в изолированном

действии только в случае разрушения связи в центральной

нервной системе. Не только в области врожденных видовых

механизмов, но и в области механизмов, построенных на основа-

нии индивидуального опыта, на основании фиксирующей деятель-

ности мозговой коры, мы в патологии наблюдаем обнажение,

которое дает возможность изучать в изолированной деятельности

отдельные механизмы. Здесь на первый план, по мнению Сеппа,

приходится поставить речевую функцию.

Как на пример, позволяющий проникнуть в историю развития

этих некогда связанных механизмов и в историю построения ныне

распавшихся, но прежде единых функций, Сепп указывает на

моторную афазию у полиглотов, подчеркивая, что при разруше-

нии определенного участка мозговой коры пропадает возможность

говорить на родном языке и в то же время речь на языке менее

употреблявшемся, а иногда и достаточно забытом оказывается не

только не исчезнувшей, но и гораздо более свободной и полной,

чем это было до заболевания. Очевидно, что энграммы речевой

б«

163

Л.

С. ВЫГОТСКИЙ

функции в зависимбсти от порядка их формирования локализуют-

ся каждый раз в иных местах. Стирая те или иные энграммы

мозговой коры, патология дает невропатологу возможность загля-

дывать по частям в историю данной личности, в ее формирование.

Мы видим, таким образом, что мозг сохраняет в себе в

пространственном виде задокументированную временную последо-

вательность развития поведения, а распад сложных единых

функций позволяет нам проникнуть в историю их развития. Эта

мысль стала сейчас одним из основных методологических принци-

пов всей психоневрологии в. целом. Развитие является ключом к

пониманию патологических процессов, процессов распада синте-

зов,

высших единств, а патология — ключом к истории развития и

построения этих высших синтетических функций.

Мы уже указывали на приводимый Кречмером один из

основных невробиологических законов, который гласит: если

высший центр функционально слаб или отделен от подчиненных

центров, то общая функция нервного аппарата не просто прекра-

щается, но подчиненная инстанция становится самостоятельной и

показывает нам оставшиеся у нее элементы своего древнего типа

функционирования. Эмансипация низших центров находит полную

аналогию и в эмансипации низших функций. Низшая, или элемен-

тарная, функция, входящая в состав сложной единой функции,

при нарушении последней, при распаде ее единства выделяется и

начинает действовать по собственным примитивным законам.

Именно поэтому заболевание часто выражается в форме регресса.

Здесь как бы обратное движение процесса развития, возвращение

его к давно пройденным точкам, а следовательно, и раскрытие

самого секрета построения того сложного единства, распад

которого мы можем наблюдать и изучать. В этой эмансипации

заключается не случайная параллель, а важный невробиологиче-

ский закон, который, как мы говорили, с полным правом может

быть распространен и на историю развития и распада функций.

Три заболевания в этом отношении представляют исключи-

тельный интерес для понимания истории построения высших

психических функций в переходном возрасте. Мы имеем в виду

истерию, афазию и шизофрению; они, с нашей точки зрения,

являются как бы специально организованными природой экспери-

ментами распада тех единств, построение которых составляет

главное содержание переходного возраста. Во всех трех заболева-

ниях с разных сторон мы можем наблюдать обратное движение

того самого процесса развития, который с генетической точки

зрения мы изучаем в психологии подростка.

Таким образом, научное понимание этой психологии представ-

ляется нам невозможным без глубокого изучения истории постро-

ения высших функций подростка сравнительно с историей распада

этих единств, этих синтезов в названных нами процессах заболе-

вания. Из них даже две болезненные формы обычно сопоставля-

лись,

сближались с переходным возрастом. Психологию подро-

стка часто рассматривали в свете учения об истерии и шизофре-

164

ПЕДОЛОГИЯ ПОДРОСТКА

нии. При этом, однако, имелись в виду отношения, прямо

противоположные тем, о которых мы говорим сейчас.

Сравнительное изучение процессов развития и процессов бо-

лезненного распада каких-либо форм чаще всего преследует в

педологии не те цели, которые мы сейчас ставим перед собой.

Основываясь на совершенно правильном положении, что между

болезнью и нормальным состоянием существует ряд тонких

переходов, что нет резких границ, отделяющих одно состояние от

другого, педологи обычно склонны понимать патологию как

утрированную норму и поэтому рассматривают каждый возраст в

свете свойственных ему заболеваний, пытаясь здесь в подчеркну-

том виде найти основные закономерности возраста, отраженные в

болезни.

Мы исходим из прямо противоположного допущения: в болез-

ни мы имеем возможность наблюдать процессы обратного разви-

тия.

Поэтому мы заранее не можем ожидать, чтобы история

распада высших форм поведения, как она наблюдается при тех

или иных душевных и нервных заболеваниях, представляла собой

просто в утрированном и подчеркнутом виде отражение истории

их построения. Один процесс является скорее противоположным

другому, чем его сгущенным выражением. Но именно благодаря

обратному движению процесса развития — распаду высших форм

поведения — его изучение становится ключом к пониманию исто-

рии развития этих форм. В частности, приводившийся уже выше

закон эмансипации низших функций говорит именно в пользу

такого, а не иного понимания соотношения процессов болезненно-

го распада и процессов развития. Болезнь часто является регрес-

сом, возвращением назад к уже пройденным пунктам развития и

позволяет путем сравнительного изучения найти и установить то

существенно новое, то специфическое, строение чего обнажается

при заболевании, как обнажаются древние геологические пласты

при размывах их поверхности.

Истерия давно рассматривалась как болезнь, тесно связанная с

особенностями переходного возраста. Э. Кречмер (1928) говорит,

что многие из симптомов так называемого истерического характе-

ра представляют собой не что иное, как застывшие остатки

психики раннего полового созревания или же ее неблагоприятные

характерологические изменения под влиянием позднейшей переме-

ны условий жизни. Далее Кречмер перечисляет ряд симптомов,

среди которых следует отметить характерный контраст между

холодностью и чрезмерным напряжением любовного чувства,

контраст между преданностью и детским эгоизмом и в особенно-

сти смесь забавного и трагического в образе жизни.

Поэтому, по словам Кречмера, если прежние исследователи

охотно определяли истериков как больших детей, то мы предпочи-

таем сказать «взрослые подростки». Это в точности будет

165

Л.

С. ВЫГОТСКИЙ

соответствовать тому периоду, когда наступила задержка в

биологическом развитии: периоду ранней половой зрелости. Не-

созревшая психика заключает в себе большую склонность к

импульсивным аффективным разрядам и в особенности к гипобу-

лическим механизмам. В общем можно сказать: период полового

созревания

—

излюбленная почва для истерических реакций.

Каждый человек расположен к истерии, полагает Гохе. Пояс-

няя его положение, Кречмер добавляет: именно потому, что

каждый носит в себе старые инстинктивные формы, лишь более

или менее прочно покрытые новейшими* характерологическими

слоями культуры

Что это значит? Мы можем понять только что

сказанное в свете двух законов, одинаково относящихся к

развитию и к распаду высших форм поведения. Напомним, что

один из них говорит о сохранении низших в истории развития

функций в качестве подчиненных инстанций внутри высших

сложных новых образований.

Таким образом, те механизмы, которые управляют нашим

поведением на ранней ступени развития, и в частности в ранний

период полового созревания, не исчезают у взрослого человека

вовсе; они включены как вспомогательный исполнительный меха-

низм в состав более сложной синтетической функции. Внутри нее

они действуют по другим законам, чем те, которые управляют их

самостоятельной жизнью. Но когда высшая функция почему-либо

распадается, сохранившиеся внутри нее подчиненные инстанции

эмансипируются и снова начинают действовать по законам своей

примитивной жизни. Вот откуда возникает в заболевании возврат

назад. Расщепление высшей функции и означает в условном,

конечно, смысле как бы возврат к генетически уже оставленной

ступени развития.

Э. Кречмер говорит, что в этом заключается не случайная

параллель, а важный невробиологический основной закон, кото-

рый в области низшей двигательной сферы уже давно известен,

но не нашел еще применения в области психиатрии неврозов.

Когда в психике моторно-выразительной сферы высшая инстан-

ция становится неспособной к руководству, то следующая за ней

низшая инстанция начинает самостоятельно работать, следуя

собственным примитивным законам. В этом заключается второй

из упомянутых нами законов.

Какая же подчиненная инстанция начинает самостоятельно

работать при истерии и, следовательно, возвращает нас к началу

полового созревания? Этот механизм Кречмер называет гипобули-

кой и говорит, что в примитивной психической жизни воля и

аффект тождественны. Каждый аффект в то же время тенденция,

каждая тенденция принимает черты аффекта. Эта непосредствен-

* В этом смысле мы могли бы образно сказать в связи с дальнейшим, что каждый

носит в себе не только свою истерию, но и свою афазию, и свою шизофрению,

т. е. те пройденные, но сохранившиеся в снятом, скрытом виде ступени развития,

которые обнажаются при заболеваниях.

166

ПЕДОЛОГИЯ ПОДРОСТКА

ная импульсивная организация волевой жизни, свойственная ре-

бенку и особенно подростку к началу полового созревания,

эмансипируется от высшей волевой надстройки при истерии.

Самое существенное, что гипобулика признается качественно

характерным волевым типом, который при некоторых обстоятель-

ствах может функционировать самостоятельно и располагается

между целевой установкой и рефлекторным аппаратом, причем

способен вступать в соединение то с первой, то со вторым,

полагает Кречмер.

В этом смысле гипобулика не является новым созданием

истерии, она специфична не для одной истерии. По словам

Кречмера, то, что мы у истерика рассматриваем как род болез-

ненного инородного тела, этот бес и двойник целевой воли, мы

находим у высших животных и у маленьких детей. Для них это

воля вообще; на этой ступени развития она является нормальным

и более или менее единственным существующим способом хотеть.

Гипобулический волевой тин представляет собой онтогенетически

и филогенетически низшую ступень целевой установки. Именно

поэтому мы и называем его гипобулическим. Изучение показыва-

ет, что самые разнообразные заболевания сопровождаются эман-

сипацией гипобулического механизма. Болезнь, считает Кречмер,

берет нечто, что является важной нормальной составной частью в

психофизическом выразительном аппарате у высших живых су-

ществ; она отрывает его от нормального соединения, изолирует

его,

смещает и заставляет его таким образом функционировать

чересчур сильно и бесцельно тиранически.

Из того факта, что такие разнообразные типы болезней, как

военный невроз или эндогенная кататония, имеют те же самые

гипобулические корни, вытекает, что гипобулика не только

важная переходная ступень в истории развития высших живых

существ, исчезнувшая впоследствии или просто замещенная целе-

вой установкой. Мы видим, что гипобулика напоминает, скорее,

оставшийся орган, отпечаток которого сохраняется в более или

менее сильной степени также и в психологической жизни взросло-

го человека. Она является не только атавизмом, мертвым придат-

ком. Наоборот, мы видим, что и у здорового взрослого человека

гипобулика в качестве важной составной части, присоединяясь к

целевой функции, образует то, что мы называем волей. Однако

она здесь не диссоциирована, как при истерии или кататонии, не

представляет собой самостоятельной функции, но слита с целевой

установкой в крепкую единую функцию.

Процесс развития в переходном возрасте как бы разложен на

части и повторен в обратном порядке в истории истерического

заболевания.

То,

что эмансипируется как самостоятельная низшая функция

при истерии, в начале переходного возраста является нормальной

ступенью в развитии воли. Процесс ее дальнейшего развития

заключается в построении и образовании того сложного единства,

из которого отщепляется и выделяется'эта низшая функция при

167

Л.

С. ВЫГОТСКИЙ

заболевании. Об истериках, говорит Кречмер, часто спрашивают,

слабовольны ли они. Кречмер говорит, что при такой постановке

вопроса ответа никогда не получить. Такие истерики не слабо-

вольны, а слабоцельиы. Слабость цели и есть психическая

сущность состояния, как мы видим у большого числа хронических

истериков. Только отделяя одну от другой обе волевые инстан-

ции, мы можем понять загадку: человек, не умея управлять собой,

вовсе не бесцельно употребляет величайшую силу воли для того,

чтобы дать картину самого жалкого слабосилия. Слабость цели не

является слабостью воли, полагает Кречмер.

Мы могли бы резюмировать сравнительное изучение волевых

функций у истерика и подростка. Мы могли бы сказать, содержа-

нием развития в переходном возрасте является именно то, распад

чего составляет содержание истерического заболевания. Если при

истерии гипобулика эмансипируется от власти целевой воли и

начинает действовать по своим примитивным законам, то в

переходном возрасте гипобулика включается в качестве составной

неотделимой части в целевую волю, впервые возникающую в этом

возрасте и являющуюся выражением той функции, которая дает

человеку возможность управлять собой и своим поведением, ставя

ему определенные цели и направляя его процессы так, чтобы они

вели к достижению этих целей.

Таким образом, целевая воля, господствующая над аффектом,

овладение собственным поведением, управление собой, умение

ставить цели своему поведению и достигать

их

— вот то новое, что

лежит в основе развития всех психических функций в этом

возрасте. Но умение ставить цели и овладевать своим поведением

требует, как мы видели, ряда предпосылок, из которых главней-

шая— мышление в понятиях. Только на основе мышления в

понятиях возникает целевая воля, и поэтому нас не должен

удивлять тот факт, что при истерии мы наблюдаем ускользавшие

обычно от исследователей расстройства интеллектуальной де-

ятельности. Пониженное развитие интеллекта или эмоциональное

расстройство мышления рассматривали обычно либо как условия,

содействующие развитию истерических реакций, либо как сопро-

вождающие основные эмоциональные расстройства и побочные

явления.

Наши исследования показали, что расстройства интеллектуаль-

ной деятельности при истерии имеют гораздо более сложное

свойство: это расстройство целевого аппарата мышления. Харак-

терное для нормального человека отношение между деятельно-

стью мышления и аффективной жизнью сменяется на обратное.

Мышление теряет всякую

самостоятельность,

гипобулика начина-

ет вести собственную сепаратную жизнь, она не принимает более

участия в сложных целевых согласованных построениях, а дей-

ствует в соответствии с самыми простыми, примитивными форму-

лами.

Это бесцелие относится и к мышлению истерика: оно теряет

волевой характер. Истерик перестает управлять им, как не

J 68

ПЕДОЛОГИЯ ПОЛРОСТКА

способен управлять и всем поведением в целом.

Само собой разумеется, что потеря целей приводит к дезориен-

тировке, к спутанности и в сфере содержания нашего мышления,

к изменению самих переживаний. Кречмер правильно говорит, что

истерик окружает себя для обороны от внешнего мира стеной,

состоящей из инстинктивных реакций — бегства и обороны. Он

притворяется, ожесточается, усиливает свои рефлексы. Этим

способом удается обмануть угнетающий, устрашающий внешний

мир,

испугать его, утомить и сделать уступчивым. Такой инстин-

ктивной тактике по отношению к внешнему миру соответствует

внутренняя защита от переживаний. Для сущности истерической

психики характерно, полагает Кречмер, скорее избегать тяжелых

переживаний, чем становиться с ними лицом к лицу.

Мы не станем сейчас рассматривать подробно сложные изме-

нения переживаний, наблюдающиеся при истерии и составля-

ющие, в сущности, психологическое содержание истерического

невроза. Скажем только, что две черты характеризуют эти

изменения. Во-первых, регрессия в детство, которая выражается

в преувеличенно детском подражании духовному уровню малень-

кого ребенка. Это состояние, называемое пуэрилизмом и вызыва-

емое часто искусственно в гипнозе, несомненно, родственно

возвращению назад и в области волевой жизни. Вторая особен-

ность заключается в том, что между функцией расстройства

понятий и изменением переживаний существует прямая причинная

связь.

Мы уже говорили, какое огромное значение для нашей

внутренней жизни приобретает функция образования понятий.

Вся внешняя действительность и вся система внутренних пережи-

ваний осознаются нами в системе понятий. Достаточно от мышле-

ния в понятиях перейти к мышлению в комплексах — а именно это

мы наблюдаем при истерии,— как мы непосредственно опускаемся

на другой, генетически более ранний способ ориентировки в

действительности и самих себе. Вот почему спутанная картина в

восприятии и осмысливании внешней действительности, картина

собственных переживаний и самосознания личности являются

прямым следствием расстройства функции образования понятий.

В чем выражается это расстройство? В том, что единая и

сложная по построению функция образования понятий распадает-

ся в силу известного закона и обнажает сохраненные в ней в

качестве постоянной подкладки мышления комплексные формы

интеллектуальной деятельности. С переходом к более ранней

функции мышление изменяется со стороны содержания и пережи-

вания как внешнего мира, так и своего внутреннего мира.

Мы можем закончить сравнительное рассмотрение распада

воли и мышления в понятиях при истерии и построения этих

функций в переходном возрасте. Резюмируя сказанное, мы

приходим к общему выводу: в истерии мы наблюдаем процесс

обратного развития именно тех функций, построение которых

составляет самую характерную особенность переходного возра-

169

Л.

С. ВЫГОТСКИЙ

ста. Исчезновение гипобулики в качестве самостоятельной инстан-

ции и возникновение целевой воли, как и исчезновение комплек-

сного мышления и возникновение мышления в понятиях, состав-

ляет самую характерную особенность психологии подростка.

Обратные процессы лежат в основе истерического заболевания.

Это сравнение возвращает нас к рассмотренным прежде

вопросам о культурной переработке влечений, возникновении

волевого овладения своей аффективной жизнью в переходном

возрасте. Вейсенберг, как и другие биологи, отмечает эмпириче-

ски установленный факт,, что половое созревание совпадает с

окончанием общего органического созревания

. В этом факте

исследователь склонен видеть объективно целесообразное стрем-

ление природы соединить в одном временном пункте общую

телесную зрелость с половым созреванием. Эта связь, на биологи-

ческом значении которой мы уже останавливались, имеет и

существенное психологическое значение. Половой инстинкт под-

ростка потому и окультуривается, что вызревает поздно и застает

к моменту вызревания уже сложившуюся личность со сложной

системой функций и аппаратом инстанций и процессов, с которы-

ми вступает в сложное взаимодействие: с одной стороны, вызыва-

ет их перестройку на новой основе, а с другой — сам начинает

проявляться не иначе, как сложно преломленный, переработанный

и включенный в непростую систему этих отношений.

Глубокое своеобразие человеческого полового созревания за-

ключается в том, что три ступени в развитии поведения

—

инстинкт, дрессура и интеллект—не появляются в хронологиче-

ском порядке, так, чтобы раньше вызревали все инстинкты, затем

все,

что относится к дрессуре, и, наконец, только тогда появлялся

бы интеллект. Напротив, существует величайшая генетическая

чересполосица в появлении указанных трех ступеней. Развитие

интеллекта и дрессуры начинается задолго до вызревания полово-

го инстинкта, и созревающий инстинкт застает уже в готовом

виде сложную структуру личности, которая изменяет свойства и

способ деятельности появившегося инстинкта в зависимости от

того,

что он включается как часть в новую структуру. Включение

полового инстинкта в систему личности не напоминает собой

появления других, ранее вызревающих инстинктов, например

сосания, ибо то целое, в состав которого включается новая

созревающая функция, существенно иное.

Стоит сравнить проявление инстинкта в психике идиота и в

психике нормального 14—15-летнего подростка, чтобы увидеть

различие в вызревании этого инстинкта в одном и другом случае.

У подростка к моменту вызревания половог о инстинкта существу-

ет ряд установленных интеллектом и привычками тонких и

сложных функций. Инстинкт развивается в этом целом иным

способом: все отражается в сознании, все контролируется волей,

и половое созревание идет как бы с двух концов — сверху и снизу,

так что, как мы видели в одной из предыдущих глав, Э. Шпран-

гер

принимает оба эти процесса за два самостоятельных

(70

ПЕДОЛОГИЯ ПОДРОСТКА

процесса,— до такой степени внешне они независимы один от

другого. На самом деле это единый по существу процесс,

отраженный в высших формах сознания и поведения личности.

Благодаря тому что новая система влечений, возникающая

вместе с половым созреванием, сложно преломляется, отражается

в мышлении подростка и вступает в сложную связь с целевыми

действиями, она приобретает совершенно иной характер и входит

в качестве подчиненной инстанции в ту функцию, которую

принято называть волей. Решающий переход от комплексного

мышления и функции образования понятий, подробно рассмотрен-

ной нами выше, является необходимой предпосылкой этого

процесса.

Если истерия освещает нам совершенно ясно процесс постро-

ения воли в переходном возрасте, то распад функции образования

понятий, наблюдающийся при истерии не в столь яркой форме,

находит крайнее выражение в другом заболевании, которое

характеризуется нарушением речевой функции и носит поэтому

название афазии. По выражению Сеппа, изучение афазии являет-

ся ключом для понимания интеллектуальной работы мозговой

коры. Из всех форм этого заболевания, с точки зрения психоло-

гии переходного возраста, наибольший интерес представляет так

называемая амнестическая афазия, проявляющаяся в том, что

больной забывает слова, относящиеся к ряду предметов и

действий, с трудом воспроизводит слова. Потеря слов может

принимать количественное выражение, и тем не менее основной

тип расстройства речевой деятельности, как он наблюдается при

афазии, остается обычно тем же самым.

Сущность изменений при амнестической афазии может быть

выражена в одном положении: патологическое нарушение приво-

дит к распаду того сложного единства, которое мы называем

функцией образования понятий. Сложная связь, существующая в

основе этой функции, по-видимому, распадается, и из-за этого

слово спускается на более раннюю генетическую ступень, остав-

ленную позади нормальным человеком до периода полового

созревания. Афазик переходит от мышления в понятиях к

комплексному мышлению. В этом самая характерная, существен-

ная черта интересующего нас заболевания, черта, сближающая

его по закону противоположности и обратного течения процессов

с психическим развитием подростка.

Исследования амнестической афазии, произведенные в послед-

нее время, показывают, что все те разнообразные нарушения,

которые при этом наблюдаются, внутренне связаны друг с другом

и являются частями единой картины; в ее основе лежит одно

главное нарушение, при котором расстраивается мышление в

понятиях. Современные исследования показывают, что нарубиение

не затрагивает изолированно речевой сферы или сферы понятий,

171