Вильковский М.Б. Социология архитектуры

Подождите немного. Документ загружается.

565

ного функционирования организации прагматичный

внутренний дизайн здания с его гостеприимным и при-

ковывающим к себе внимание красочным внешним об-

ликом. Яркие коричневые, голубые и ржаво-красные

цвета, стилизованный орнамент и женская скульптура

над главным входом – все это вызывает определенные

ассоциации с разноцветной подарочной упаковкой.

Архитектура

и «свобода воли»

Согласно теории символического интеракциониз-

ма, материальные объекты и места не просто служат

пассивной декорацией или нейтральным фоном для со-

вершения тех или иных действий: люди часто наделяют

проектируемые формы способностью оказывать опре-

деленное влияние на человеческое поведение. Верлен

(Werlen, 1993) утверждает, что искусственно созданное

материальное окружение принимает поддающееся об-

наружению и кажущееся вполне самостоятельным уча-

стие в общественной жизни. В связи с эти возникает

воп рос: как же не являющиеся человеческими существа-

ми объекты и места (вроде здания, домашней обстанов-

ки или ландшафтного окружения) могут иметь своего

рода «собственную волю», способную повлиять на по-

ведение пользующихся ими людей? Интеракционисты

поясняют, что люди взаимодействуют с искусственным

или естественным материальным окружением в мане-

ре, весьма схожей с той, в которой они общаются с дру-

гими людьми. При этом люди постоянно определяют

и постигают роли различных материальных объектов

и мест, предположительно отвечающих им взаимно-

стью (Cohen, 1989). Люди размышляют об архитектур-

ных сооружениях, изучают и интерпретируют их сим-

волические значения и, таким образом, осуществляют

с ними определенное взаимодействие. В результате

РОНАЛЬД СМИТ, ВАЛЕРИ БАНИ.

ТЕОРИЯ СИМВОЛИЧЕСКОГО

ИНТЕРАКЦИОНИЗМА И АРХИТЕКТУРА

566

мы предоставляем проектируемым формам возмож-

ность участвовать в формировании нашего поведения.

Несмотря на то, что Мид четко определяет разницу

между общением с другими людьми и взаимодействием

с неодушевленными объектами, он все же отмечает без-

условную значимость последнего вида взаимодействия,

констатируя: «Материальные предметы – это вовлечен-

ные в акт социального взаимодействия объекты, роли

которых могут быть взяты на себя людьми, но которые

неспособны, в свою очередь, взять на себя наши роли»

(Mead, 1934).

На примере ситуации, описанной в позаимствован-

ном из книги Джона Дьюи (John Dewey) «Как мы мыслим»

(How We Think) отрывке, Джозеф Коэн (Joseph Cohen, 1989:

197–198) наглядно демонстрирует характер взаимодей-

ствия человека с материальной средой и объясняет,

каким именно образом спроектированные формы спо-

собны оказывать воздействие на человеческие мысли

и поведение. В рассказанной автором истории студент

обнаруживает на верхней палубе парома некий горизон-

тально укрепленный шест. Не имея понятия о его назна-

чении, студент пытается перебрать все возможные вари-

анты, выдвигает несколько гипотез с целью исключения

ряда правдоподобных объяснений, размышляет над ви-

зуальными данными и, в конечном счете, приходит к за-

ключению, что назначение шеста состоит в том, чтобы

указывать паромщику, куда направлен нос судна. Стано-

вится очевидной несомненная важность этого объекта

в условиях темноты или густого тумана. Основываясь

на приведенном примере, Коэн утверждает, что сталки-

ваясь с любым материальным объектом, мы сначала за-

ставляем наше воображение предложить все разумные

гипотезы, способные объяснить его символическое зна-

чение и причину существования, после чего подсозна-

тельно сравниваем относительные достоинства наших

ПРИЛОЖЕНИЯ

567

гипотез. В известном смысле мы пытаемся извлекать

информацию из окружающей нас материальной среды.

Иными словами, мы ищем подсказки, позволяющие нам

делать определенные выводы об окружающем нас мате-

риальном мире и реагировать на него сообразно нашим

о нем представлениям.

В классическом примере Мида (Mead, 1934) рассмат-

ривается ситуация со строящим мост инженером, вос-

принимающим мост так, как будто тот – человек. Инже-

нер прекрасно понимает, что в процессе строительства

ему придется столкнуться с немалым количеством проб-

лем, связанных с испытываемыми конструкцией разно-

образными нагрузками и деформациями. Осознавая это,

он принимает на себя «роль другого» («другим» в данном

случае является и сам мост как материальный объект,

и его местоположение в пределах окружающей среды),

а затем корригирует свое поведение с учетом требова-

ний, соблюдение которых необходимо для успешного

завершения строительных работ. Приведенный пример

позволяет прийти к нескольким важным выводам: иног-

да люди берут на себя роли различных материальных

объектов и мест; мы взаимодействуем с окружающей

нас средой и формируем с ней хотя и односторонние,

но все же социальные отношения; материальные объек-

ты и места оказывают глубокое влияние на формирова-

ние наших ответных реакций на окружающий нас мир.

Символические интеракционисты не одиноки в своем

подходе к социальной роли проектируемых форм. Ис-

следующие область материальной культуры ученые так-

же считают, что материальная среда «социально жива»,

и что материальные объекты, разум и поведение – поня-

тия взаимозависимые (Knappert, 2002).

Мы далеки от утверждения, что абсолютно все ис-

кусственно созданные материальные объекты и места

наделяются своеобразной «свободой воли». Только за не-

РОНАЛЬД СМИТ, ВАЛЕРИ БАНИ.

ТЕОРИЯ СИМВОЛИЧЕСКОГО

ИНТЕРАКЦИОНИЗМА И АРХИТЕКТУРА

568

которыми из них признается право на обладание своего

рода «внутренним голосом». Зачастую искусственно соз-

данная материальная среда скучна и обыденна и просто

не в состоянии возбудить интерес и любопытство. Барт

(Barthes, 1986) и Бродбент (Broadbent, 1980) полагают, что

мы считаем значимыми и, соответственно, наделяем

«правом голоса» те образцы архитектуры, которые отно-

сим к категории «функционально важных». Под этим под-

разумеваются объекты и места, имеющие большое симво-

лическое значение или отображающие внутренний мир

человека. Позднее Оуэнс (Owens, 2004) предположил,

что, скорее всего, неким «толчком» к взаимодействию

с материальными объектами служит безотлагательность

чьих-то намерений и значимость того или иного матери-

ального объекта для завершения определенного задания.

Если рассмотреть это предположение в архитектурном

контексте, нетрудно понять, что места, где мы «живем»

и «работаем», как правило, тесно связаны с теми личны-

ми целями и задачами, которые мы хотели бы (или долж-

ны) достичь. Исходя из этого, мы обычно придаем таким

местам особое значение и приписываем им способность

влиять на наше поведение.

Архитекторы хорошо знают о способности не-

которых архитектурных творений обладать немалой

властью над нашими мыслями, чувствами и поступка-

ми. По большому счету, достижение подобного резуль-

тата – конечная цель каждого приступающего к работе

профессионального проектировщика. Известно, что не-

смотря на уже обсуждавшееся нами свойство человека

со временем изменять свое восприятие проектируемых

форм и, соответственно, в меньшей степени подвергать-

ся оказываемому ими влиянию, существуют архитектур-

ные объекты, веками воздействующие на огромное ко-

личество самых разных людей. К таким объектам можно

отнести римский собор святого Петра, руины храмов

ПРИЛОЖЕНИЯ

569

майя в Белизе, Гватемале и на мексиканском полуостро-

ве Юкатан, а также древний иорданский город Петра.

Философ Жан Бодрийяр (Jean Baudrillard) и архитектор

Жан Нувель (Jean Nouvel) в своей книге «Уникальные ар-

хитектурные объекты» (The Singular Objects of Architecture,

2002) определяют все вышеперечисленные творения

(наряду с рядом других архитектурных шедевров) как

совершенные, неповторимые и выдающиеся памятники

материальной культуры, являющиеся для зрителя безу-

пречным воплощением самой культуры, времени и про-

странства. Авторы утверждают, что некоторые места

и предметы вызывают в людях сильные эмоции, к кото-

рым можно отнести возникающее чувство полной гар-

монии между архитектурой и личностью или ощущение

того, что определенные образцы зодчества значительно

облегчают процессы самопознания и постижения окру-

жающего нас мира. С учетом всего вышеизложенного,

можно было бы сказать, что за такими искусственно соз-

данными формами признается право на «самостоятель-

ную роль» в общественной жизни.

Примеры архитектуры,

имеющей

«самостоятельную волю»

И архитектурные критики, и широкая обществен-

ность сходным образом объединяют ряд архитектурных

объектов и мест условным общим понятием «великая

архитектура». В то время, как объединенные в эту кате-

горию искусственно созданные формы в немалой степе-

ни обязаны подобному к себе профессиональному и пуб-

личному отношению особенностям своей постройки,

уникальности проекта или специфике использования,

главное все же заключается в том, что все они имеют

особое символическое значение и обладают приписы-

ваемой им людьми способностью к «самостоятельному

РОНАЛЬД СМИТ, ВАЛЕРИ БАНИ.

ТЕОРИЯ СИМВОЛИЧЕСКОГО

ИНТЕРАКЦИОНИЗМА И АРХИТЕКТУРА

570

участию» в общественной жизни. Отталкиваясь от пред-

шествующего обсуждения, можно отметить, что все эти

объекты или места несут в себе то, что Бодрийяр и Ну-

вель называют «тайной», пробуждающей чувства и вос-

поминания и неизбежно вызывающей в людях внут-

ренний отклик (2003). В качестве часто обсуждаемых

в профессиональной литературе образцов «великой

архитектуры» можно назвать Собор Парижской Богома-

тери (как, впрочем, и сам город Париж), кампучийский

храмовый комплекс Ангкор Ват, испанские дворец Аль-

гамбра и сады Хенералифе, римский Пантеон, музей Гуг-

генхейма в испанском Бильбао, нью-йоркские Эмпайр-

стейт-билдинг и здание корпорации «Крайслер»,

древний турецкий город Эфесус, пекинский «Запрещен-

ный город», вашингтонский Мемориал ветеранов Вьет-

нама, Культурный центр Жан-Мари Тжибау в Новой

Каледонии, Сиднейский оперный театр, мексиканский

Собор Святой Девы Гваделупе и индийский Тадж-Махал.

Мы рассмотрим лишь два примера того, что мно-

гими воспринимается в качестве шедевров «великой

архитектуры». Первый пример – построенный в 2950 г.

до н.э. Стоунхендж, представляющий собой каменное

сооружение времен неолита, обнаруженное на Солсбе-

рийской равнине в Южной Англии. Этот поразитель-

ный как для своего, так и для нашего времени объект

имеет 330 футов в диаметре и состоит из больших кам-

ней, некоторые из которых достигают ширины 6,5 и вы-

соты 13 футов и связаны каменными перемычками. Бур-

ная дискуссия о том, как этому удивительному артефакту

удается в течение стольких веков сохранять свою неот-

разимую притягательность, не прекращается уже мно-

го лет. Некоторые приезжают в Стоунхендж просто для

того, чтобы испытать благоговейный трепет перед его

гигантскими мегалитами, повосхищаться его намного

опередившими свое время инженерными технология-

ПРИЛОЖЕНИЯ

571

ми, конструкцией и дизайном и попытаться понять, как

удалось доставить издалека камни такого размера. Боль-

шинство хотело бы знать, кто и для чего построил это

сооружение и в чем его ритуальное значение. Другие же

пользуются самим фактом существования спроектиро-

ванной формы как поводом поразмышлять о нашем про-

исхождении или о смысле самой человеческой жизни.

Однако, каковы бы не были причины столь большой

популярности этого места, люди наделяют его своего

рода «самостоятельной волей». Стоунхендж продолжа-

ет оказывать неоспоримое влияние на человеческие

мысли, чувства и поступки. Второй пример – это Купол

Скалы – построенная в VII веке в сердце Иерусалима

исламская мечеть восьмиугольной формы с покрытым

золотом куполом. Эта святыня почитаема всеми тремя

основными монотеистическими мировыми религиями

не столько из-за ее красоты и архитектурного великоле-

пия, но, в первую очередь, потому, что это – насыщен-

ное историей и религиозными традициями культовое

место поклонения Богу. По мнению мусульман, именно

от расположенной в центре купола скалы пророк Ма-

гомет когда-то начал свое восхождение на Небо, дабы

встретиться с Богом. Большинство почитающих свя-

тыню евреев полагает, что как раз здесь пророк Иаков

и увидел лестницу в небеса. Христиане же ассоциируют

Купол Скалы с жизнью и проповеднической деятель-

ностью Иисуса Христа.

Теория символического

интеракционизма

и профессиональные

проектировщики

Теория символического интеракционизма в состоя-

нии существенно помочь профессиональному проекти-

ровщику как на стадии размышления над замыслом про-

РОНАЛЬД СМИТ, ВАЛЕРИ БАНИ.

ТЕОРИЯ СИМВОЛИЧЕСКОГО

ИНТЕРАКЦИОНИЗМА И АРХИТЕКТУРА

572

екта, так и в процессе самого проектирования. Мы же,

работая со специалистами иного профиля над представ-

ляющими общий интерес проблемами, в свою очередь

можем почерпнуть немало для себя полезного в плане

проверки и развития собственных теоретических идей.

В конечном итоге, подобная совместная деятельность

дает надежду на улучшение качества проектирования

тех мест, где люди работают, живут, учатся, молятся или

играют. Давайте вкратце рассмотрим, чем принятый

среди символических интеракционистов подход к архи-

тектуре может пригодиться архитектору-практику.

Проектирование школ

Принципы проектирования школ, разработанные

еще в Веймарской республике и получившие широкое

распространение в США после Второй мировой вой-

ны, предлагают ряд общих идей, позволяющих создать

для обучения детей соответствующую «символическую

атмосферу», спроектировать пространство, не мешаю-

щее самовыражению школьников, и наладить взаимо-

связь между учащимися и остальной частью сообщества.

Основные принципы вышеупомянутого подхода к про-

ектированию заключаются в следующем: мебель должна

годиться для удобной перестановки и подходить для уче-

ников любого возраста; классные комнаты следует про-

ектировать в соответствии с их целевым предназначе-

нием; необходимо не только правильно проектировать

сами классные комнаты, но и тщательно организовывать

внешнее пространство, поскольку обучение происходит

в обеих окружающих средах; школы должны отобра-

жать все особенности данного сообщества (например,

его расовый и этнический состав, главные ценности

и ожидания его членов); необходимо создание надлежа-

щей системы воздушной циркуляции и обеспечение воз-

можности эффективного использования естественного

ПРИЛОЖЕНИЯ

573

освещения; искусственно созданное в пределах школы

материальное окружение должно способствовать фор-

мированию учащихся и как просто «людей», и как «граж-

дан» своей страны (Henderson, 1997).

Некоторые из озвученных принципов находятся

в полном соответствии с базовыми положениями тео-

рии символического интеракционизма, одно из кото-

рых гласит: зрелая личность формируется, усваивая

различное отношение со стороны великого множества

людей и предметов или того, что принято называть

«обобщенным другим». По завершении «усвоения внеш-

него мира» у человека появляется способность к органи-

зованному и последовательному поведению; он начина-

ет вести себя в соответствии с постоянно меняющейся

вокруг него ситуацией и действовать сообразно специ-

фическим особенностям своей личности. Велика веро-

ятность того, что у символических интеракционистов

могло бы возникнуть желание помочь распростране-

нию схожего с вышеописанным подхода к проектиро-

ванию учебных заведений. В то же время они в состоя-

нии выступить с конструктивной критикой ряда общих

для многочисленных типовых школьных проектов упу-

щений, к которым относятся: создание универсальных

классных комнат с жестко фиксированными стульями;

нехватка окон и, как следствие, естественного освеще-

ния; недооценка роли взаимодействия учителей и ро-

дителей и недостаточное участие сообщества в жизни

школы. Правда заключается в том, что многие наши

школы проектируются и строятся с мыслями об обеспе-

чении должного контроля за учениками, о снижении

издержек и об относительной простоте реализации

проекта; при этом мало кто озабочен достижением та-

ких целей как эффективное обучение школьников и на-

лаживанием прочной взаимосвязи с остальной частью

сообщества.

РОНАЛЬД СМИТ, ВАЛЕРИ БАНИ.

ТЕОРИЯ СИМВОЛИЧЕСКОГО

ИНТЕРАКЦИОНИЗМА И АРХИТЕКТУРА

574

Проектирование школ не ограничивается оформ-

лением учебных помещений – оно также подразумевает

организацию отдельного пространства для игр. Неко-

торые ландшафтные архитекторы стараются улучшить

взаимодействие между учащимися, преподавателями

и местными жителями, создавая общее для них всех

символическое окружение и пытаясь придавать боль-

ший смысл «обобщенному другому» посредством проек-

тирования и переустройства детских площадок. Бринк

(Brink) и Йост (Yost, 2004) рассказывают о более чем де-

сятилетнем опыте преобразования игровых площадок

некоторых старейших школ центра Денвера в своего

рода «обучающее окружение». Это переустройство осу-

ществлялось совместными усилиями специализирую-

щихся на изучении ландшафтного дизайна студентов-

архитекторов, школьных преподавателей, чиновников

от образования и членов городской общины. Предло-

женные проекты сочетали в себе элементы обществен-

ного места с «образовательным уголком», оснащенным

всем необходимым для полноценного развития ребен-

ка. Новые площадки задумывались для улучшения ка-

чества обучения школьников, были пригодны для игр

детей различного возраста, отображали исторические

и культурные ценности городского сообщества и спо-

собствовали укреплению чувства гордости за содеянное.

Для достижения этих целей проектировщики создали

удобные «сидячие пространства», твердое покрытие

для игр и самой разнообразной активной физической

деятельности, «образовательные зоны» со множеством

географических карт, лабиринтов и обучающих текстов,

а также спланировали доставляющие эстетическое удо-

вольствие и облегчающие осуществление учебного про-

цесса естественные лужайки и участки искусственного

озеленения. Было установлено специальное оборудова-

ние для развивающих игр, отведены места для выставок

ПРИЛОЖЕНИЯ