Вагнер Рихард. Избранные работы

Подождите немного. Документ загружается.

зависеть ни от какой случайности; словом, если индустрия будет не нашей

повелительницей, а, наоборот, нашей служанкой, тогда мы своей целью

сделаем наслаждение жизнью и приложим все усилия к тому, чтобы

воспитать в наших детях силу и способность наслаждаться жизнью как

можно продуктивнее. Воспитание, основанное на развитии сил, на заботе

о физической красоте, станет преимущественно художественным

благодаря хотя бы любви к ребенку — любви, которую ничто не будет

смущать, — благодаря радостному созерцанию развития его красоты; и

каждый человек в известном смысле будет действительно художником.

Вследствие развития естественных наклонностей самые разнообразные

искусства и самые разнообразные в них течения достигнут в своем

развитии неслыханного великолепия; и, подобно тому как знания всех

людей получат наконец религиозное выражение в живом активном

познавании свободного, объединенного человечества, все эти богато

развившиеся искусства сойдутся в одной точке — в драме, в великой

человеческой трагедии, которая выразит глубочайший смысл

человечества. Трагедии будут празднествами человечества: в них

человек, свободный, сильный и прекрасный, будет прославлять восторг и

скорбь своей любви, будет с достоинством и величием приносить в жертву

любви свою смерть.

Это искусство снова станет консервативным; но в действительности

благодаря своей правдивости и жизненной полнокровности оно не будет

нуждаться в искусственной поддержке; оно не удовлетворится

требованием, чтобы его поддерживали ради какой-нибудь находящейся

вне его цели, ибо это искусство не нуждается в деньгах!

«Утопия! Утопия!» — вопиют великие мудрецы и восхвалители нашего

современного социального и художественного варварства, эти так

называемые практические люди, которые в своей повседневной

практической деятельности не могут не прибегать ко лжи и насилию или в

лучшем случае, если они честны, высказывают полнейшее невежество.

«Прекрасный идеал, но, как всякий идеал, он должен только витать в

нашем воображении и, к сожалению, никогда не будет достигнут

человеком, осужденным на несовершенство». Так вздыхает добрая,

сентиментальная

134

душа, мечтающая о небесном царстве, где бог вознаградит по крайней

мере за непонятную ошибку, которую он совершил, создавши землю и

людей.

Они действительно живут, страдают, лгут и клевещут и самых

отвратительных условиях, в грязных трущобах утопии, созданной на

самом деле их воображением и потому не существующей в

действительности; они употребляют все усилия и превосходят друг друга в

разных ухищрениях лицемерия, чтоб только поддержать ложь этой утопии,

с которой они самым жалким образом летят ежедневно кубарем,

искалеченные самой пошлой и фривольной страстью, на плоскую и голую

почву самой трезвой реальности; и они считают естественный способ

освободиться от этого колдовства химерой и ругают его утопией, подобно

тому как сумасшедшие считают истиной бред их воображения, а истину

бредом.

Если есть в истории настоящая утопия, идеал действительно

недостижимый, так это именно христианство; ибо оно ясно показало и

показывает каждодневно, что его принципы не могут быть проведены в

жизнь. И в самом деле, каким образом эти принципы могли бы стать

действительно живыми, воплотиться в реальной жизни, коль скоро они

были направлены именно против жизни, которую они отрицали, проклиная

все живое? Сущность христианства чисто спиритуалистическая,

сверхъестественная; оно проповедует смирение, отречение, презрение ко

всему земному и наряду с этим презрением — братскую любовь. Каким

образом реализация этих принципов проявляется на практике в нашем

современном мире, который претендует быть христианским и считает

христианскую религию споим незыблемым основанием? Она проявляется

в виде гордости, лицемерия, ростовщичества, кражи естественных благ и

эгоистического презрения к страданиям ближнего. В чем заключается

причина этого грубейшего контраста между идеей и ее реализацией? В

том факте, что идея была нездоровая, что она родилась вследствие

временного изнеможения и ослабления человеческой натуры и что она

грешила против истинной здоровой природы человеке. Но эта природа

показала, насколько неистощима ее беспрестанно обновляющаяся

продуктивная способность, несмотря на осуществленный в мировом

масштабе гнет этой идеи (христианства), которая, если б два

осуществились но всей своей последовательности, совершенно

искоренила

135

бы человека на земле, ибо она признавала в числе высших добродетелей

также и воздержание от половой любви. Но вы видите, что, несмотря на

всемогущество церкви, имеется такое изобилие людей, что ваша

христианско-экономическая премудрость не знает, что делать с этим

изобилием; что вы изыскиваете социальные средства истребления, чтоб

избавиться от этого изобилия, и вы были бы поистине счастливы, если бы

человечеству был положен конец христианством и в этом мире осталось

бы место лишь для единого абстрактного бога, вашего дорогого «я».

Вот каковы люди, кричащие об «утопии», когда здравый человеческий

разум апеллирует в ответ на их безумные опыты к природе, которая одна

только существует явно и осязательно, которая требует лишь того, чтоб

божественный человеческий разум заменил собой у нас инстинкт

животного, дающий ему возможность добывать себе без заботы, если не

без труда, средства существования! И право, нам достаточно добиться

этого результата в пользу человеческого общества, чтобы на этой

единственной базе воздвигнуть истинное, прекрасное искусство будущего.

Идеал, так часто служивший объектом споров «за» и «против», в

сущности представляет собой ничто. Ибо если в том, к чему мы

стремимся, отображена человеческая природа с ее подлинными

стремлениями, возможностями и склонностями, как движущая и

находящая в себе самой удовлетворение сила, то идеал в таком случае

явится не чем иным, как подлинной, безошибочной целью наших

стремлений; если же так называемый идеал имеет в виду задачи,

осуществление которых вне пределов возможности человеческой

природы, то такой «идеал» будет проявлением безумия, болезненного

духа, отнюдь не здорового человеческого разума. Наше искусство до

последнего времени как раз и было жертвой такого безумного подхода; и

действительно, христианский идеал искусства может быть назван лишь

продуктом лихорадочного состояния, ибо он полагал свою цель и задачу

вне человеческой природы и именно поэтому неизбежно должен был

вызвать реакцию отрицания со стороны здоровой человеческой личности.

Подлинно человеческое искусство будущего, вырастающее из вечно

свежей, зеленеющей почвы природы, поднимется на недосягаемую

высоту;

ибо оно будет расти именно сни-

136

зу вверх подобно дереву, корнями своими уходящему в землю и

вздымающему свой лиственный купол ввысь, из глубин человеческой

природы в необъятные просторы «чистой человечности»*.

Истинный художник, уже усвоивший эту правильную точку зрения,

может теперь же работать для произведения искусства будущего, потому

что это точка зрения, единственно подлинно реальная во веки веков.

Верно и то, что каждое из родственных искусств всегда — вплоть до

настоящего времени — проявляло в своих многочисленных произведениях

свое самосознание. Но от чего страдал всегда и страдают в особенности

при современном общественном строе вдохновенные творцы этих

благородные произведений? Не от соприкосновения ли с внешним миром,

то есть с тем миром, которому должны были принадлежать их

произведения? Что возмущало архитектора, когда он принужден был

тратить свою творческую силу на постройку по заказу казарм и домов для

найма? Что огорчало живописца, когда он должен был писать внушающий

отвращение портрет какого-нибудь миллионера; композитора,

принужденного сочинять застольную музыку; поэта, вынужденного писать

романы для библиотек для чтении? Каковы должны были быть их

страдания? И все это оттого, что приходилось растрачивать свою

творческую силу на пользу Индустрии, из своего искусства делать

ремесло. Но что должен перестрадать поэт-драматург, желающий

соединить воедино все искусства в высшем художественном жанре — в

драме? Очевидно, все страдания остальных художников, вместе взятые.

Его творения становятся произведением искусства лишь тогда, когда

они делаются достоянием общественности, получают возможность, так

сказать, войти в жизнь, а драматическое произведение искусства может

войти в жизнь лишь при посредстве театра. Но что представляют собой

эти современные театры, располагающие ресурсами всех искусств?

Промышленные предприятия — даже там, где они получают специальные

субсидии от государства или разных принцев: заведование ими

возлагается обыкновенно на тех людей, которые вчера занимались

спекуляцией хлеба, которые завтра посвятят свои солидные познания

* Весь этот абзац был выпущен Вагнером при перепечатке статьи в Собр. соч. – Прим.

пер.

137

торговле сахаром, если только они не приобрели необходимых познаний

для понимания величия театра в результате посвящения в таинства

камергерского чина или других подобных должностей. До тех пор пока на

театр будут смотреть как на средство, годное для денежного обращения и

способное дать капиталу большие дивиденды, что является вполне

естественным, принимая во внимание доминирующий характер

социальной жизни и необходимость директору быть ловким спекулянтом

по отношению к публике — вполне логично и ясно, что дирекцию, то есть

эксплуатацию, можно доверить лишь человеку, приобретшему в этих

делах опытность, ибо дирекция, действительно художественная дирекция,

соответствующая первоначальной цели театра, окажется, без сомнения,

неспособной достигнуть современной цели. Отсюда ясно для всякого

проницательного ума, что если театр должен вернуться к своему

благородному естественному назначению, то абсолютно необходимо,

чтобы он освободился от тисков промышленной спекуляции.

Каким же образом этого достигнуть? Не идет ли речь о том, чтобы

освободить хоть одно учреждение от рабства, в котором находятся в

настоящее время все люди и все их общественные предприятия? Да,

именно эмансипация театра должна предшествовать всякой иной, ибо

именно театр является самым разносторонним, самым влиятельным

учреждением искусства; и каким образом человек может надеяться стать

свободным и независимым в областях менее высоких, если он не сумеет,

прежде всего, свободно проявить свою самую благородную деятельность

— деятельность художественную? Уже теперь государственная служба,

военная служба по крайней мере не являются больше промышленным

ремеслом: начнем же с освобождения такого общественного явления, как

искусство, потому что, как я это доказал выше, на него в нашем

социальном движении возложена бесконечно высокая задача,

чрезвычайно важная деятельность. Больше и лучше, чем устаревшая,

отвергнутая нашей общественностью религия; гораздо действительнее и

явственнее, чем государственная мудрость, давно уже импотентная,

сомневающаяся в самой себе, может вечно юное искусство постоянно

черпать в самом себе и в том, что есть наиболее благородного в духе

эпохи, все новую, свежесть; именно искусство в состоянии указать потоку

социальных страстей,

138

который легко разбивают дикие подводные камни и замедляют омуты,

высокую и прекрасную цель, цель благородного человечества.

Если вы, друзья искусства, действительно заботитесь о спасении

искусства, которому угрожают бури, то знайте, что дело идет не о том

только, чтоб его сохранить, но и чтобы сообщить ему его естественные,

одному ему принадлежащие, полнокровные функции.

Честные государственные мужи, вы, которые противодействуете

предчувствуемому вами социальному перевороту, по всей вероятности,

главным образом потому, что ваша вера в чистоту человеческой натуры

поколеблена и вы не можете не смотреть на этот переворот как на

переход из скверного положения в еще худшее, — если вами руководит

искреннее намерение вдохнуть в этот новый порядок силу, способную

создать действительно прекрасную цивилизацию, помогите нам всеми

вашими силами вернуть искусство самому себе и его благородной

деятельности.

Вы, мои страдающие братья всех слоев человеческого общества,

чувствующие в себе глухую злобу, — если вы стремитесь освободиться от

рабства денег, чтоб стать свободными людьми, поймите хорошо нашу

задачу и помогите нам поднять искусство на достойную высоту, чтобы мы

могли вам показать, как поднять ремесло на высоту искусства, как

возвести раба индустрии на степень прекрасного сознательного человека,

который с улыбкой посвященного в тайны природы может сказать самой

природе, солнцу, звездам, смерти и вечности: вы тоже мне

принадлежите, и я ваш повелитель!

Если бы вы все, к которым я обращаюсь, согласились с нами и стали

действовать сообща, как легко при вашем желании можно было бы

осуществить те простые мероприятия, неизбежным последствием которых

явилось бы процветание самого значительного художественного

учреждения — театра. Государство и городское самоуправление сочли бы

своей первой обязанностью представить возможность театру отдаться

лишь своему высокому и истинному назначению. Эта цель может быть

достигнута, если театру будут даны достаточные средства, чтоб его

дирекции могла быть чисто художественной; эта дирекция будет

предоставлена самим художникам, соединившимся вместе для создания

произведения искусства и условившимся

139

взаимно плодотворно помогать друг другу; только самая полная свобода

может их объединить в их стремлении к предложенной цели, ради которой

они освобождаются от обязанностей пред промышленной спекуляцией; и

этой целью будет искусство, которое может быть понято лишь свободным

человеком, а не рабом денег.

Судей их произведений будет свободная общественность. Но чтобы

сделать и её абсолютно свободной перед искусством, надо будет пойти

ещё дальше: публика должна иметь бесплатный доступ на театральные

представления. До тех пор пока деньги нужны будут для удовлетворения

всех жизненных потребностей, до тех пор у человека без денег будет лишь

воздух и, может быть, вода. Эта мера будет иметь целью лишь лишить

истинные театральные представления характера произведений за плату –

взгляд, выражающий самое чудовищное непонимание характера

художественных представлений; государство или – ещё лучше – городское

самоуправление должно будет вознаграждать художников за их

произведения из собственных предназначенных для этого сумм, и

вознаграждать коллективно, а не каждого в отдельности за его

индивидуальное произведение.

Там, где средств на это не хватает, лучше совсем отказаться на время и

даже навсегда от театра, раз он может найти средства к существованию,

лишь становясь промышленным предприятием; отказаться от этой мысли

до тех пор, пока не явится в нём такая настоятельная потребность, что

заставит само общество принести ему известные коллективные жертвы.

Когда же общество достигнет прекрасного, высокого уровня

человеческого развития – чего мы не добьёмся исключительно с помощью

нашего искусства, но можем надеяться достигнуть лишь при содействии

неизбежных будущих великих социальных революций, — тогда

театральные представления будут первыми коллективными

предприятиями, в которых совершенно исчезнет понятие о деньгах и

прибыли; ибо если благодаря предположенным выше условиям

воспитание станет всё более и более художественным, то все мы

сделаемся художниками в том смысле, что, как художники, мы сумеем

соединить наши усилия для коллективного свободного действия из любви

к самой художественной деятельности, а не ради внешней промышленной

цели.

140

Искусство и его учреждения, желательная организация которых могла

быть намечена здесь лишь очень поверхностно, могут таким образом

сделаться предвестниками и моделью всех будущих коммунальных

учреждений: идея, объединяющая корпорацию художников для

достижения своей истинной цели, может быть применена и во всяком

другом социальном объединении, которое поставит перед собой

определённую цель, достойную человечества; ибо вся наша будущая

социальная организация, если мы достигнем истинной цели, будет и не

сможет не носить художественный характер, который только и

соответствует благородным задаткам человеческой природы.

Итак, Христос нам показал, что мы, люди, все равны и братья; Аполлон

наложил на эту великую братскую ассоциацию печать силы и красоты и

направил человека, сомневавшегося в своём достоинстве, к сознанию

своего высочайшего божественного могущества. Воздвигнем же

жертвенник будущего как в жизни, так и в живом искусстве двум самым

величественным наставникам человечества: Христу, который пострадал

за человечество, и Аполлону, который вознёс его на высоту

вселяющего радость и бодрость величия.

ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА БУДУЩЕГО

Людвигу Фейербаху посвящается

с благодарностью и уважением

ПОСВЯЩЕНИЕ

Только Вам, уважаемый господин Фейербах, могу я посвятить этот труд

ибо с ним я возвращаю Вам Вашу же собственность. Но поскольку он в

известной мере перестал быть Вашей и стал собственностью художника, я

нахожусь в сомнении относительно того положения, в котором я оказался

по отношению к Вам: захотите ли Вы получить обратно из рук художника

то, чем Вы одарили его как философ? Но мое стремление и мой долг

выразить Вам благодарность за нравственную поддержку превозмогли

мои сомнения

Отнюдь не тщеславие, а только лишь непреодолимая потребность

заставила меня стать на некоторое время писателем. В ранней юности я

сочинял стихи и пьесы; к одной из этих пьес мне захотелось написать

музыку — чтобы овладеть этим искусством, я стал музыкантом. Позднее я

писал оперы, перекладывая на музыку собственные драматические

сочинения. Профессиональные музыканты к числу которых я принадлежу

по своему положению считали, что я обладаю поэтическим даром;

профессиональные писатели не отрицали за мной музыкальных талантов.

Мне часто удавалось взволновать публику, однако профессиональные

критики всегда поносили меня. Так мой противоречивый опыт дал мне

богатую пищу для размышлений когда же я размышлял вслух, против

меня ополчались филистеры, которые неизменно представляют себе

художника глупцом, не способным мыслить. Друзья поощряли меня

письменно изложить свои взгляды на искусство и на то, к чему я

стремлюсь в искусстве, я же предпочитал выражать это своим

творчеством. Убедившись, что сделать это в полной мере мне не удается,

я понял, что не отдельному человеку, а лишь сообществу суждены

подлинные,

142

бесспорные свершения в области искусства. Понять это и не потерять при

этом надежду — значит всем своим существом восстать против

нынешнего положения в жизни и в искусстве. Решившись на восстание, я

стал писателем, к чему меня вынудила уже некогда нужда.

Профессиональные литераторы, которые теперь, когда замолкли

последние отголоски бури, снова свободно вздохнули, сочли дерзостью,

что сочиняющий оперы музыкант занялся их ремеслом. Но я прошу их

милостивого разрешения обратиться в качестве художника не к ним, а

только к мыслящим художникам, с которыми у них нет ровно ничего

общего.

Не сочтите и Вы дерзостью с моей стороны, уважаемый господин

Фейербах, что я поставил Ваше имя в начале этого труда, обязанного

своим существованием тому впечатлению, которое произвели на меня

Ваши сочинения, но которое не соответствует, быть может, Вашим

взглядам на то, к чему должно было привести это впечатление. Тем не

менее Вам не может быть безразлично, смею думать, получить

доказательство того, как Ваши мысли были восприняты одним из

художников и как он в качестве художника с искренним рвением попытался

пересказать Ваши мысли другим художникам — и только им. Прошу Вас

отнести лишь за счет моего рвения, которое, я полагаю, Вы не осудите, не

только то, что вызовет Ваше одобрение, но и то, что Вы не сможете

одобрить.

Рихард Вагнер

I. ЧЕЛОВЕК И ИСКУССТВО

1. Природа, человек и искусство

Искусство так же соотносится с человеком, как человек соотносится с

природой.

Когда природа развилась до такого состояния, которое заключало в

себе условия для существования человека, сам собой появился человек.

Когда жизнь человека создала условия для возникновения

художественного произведения, оно возникло само собой.

Природа порождает и творит непроизвольно и непреднамеренно,

подчиняясь лишь необходимости; та же необходимость является

порождающей и творящей силой в жизни человека: все непроизвольное и

непреднамеренное вытекает из естественной потребности, лишь в ней —

основа жизни.

143