Тузов Д.О. Теория недействительности сделок. Опыт российского права в контексте европейской правовой традиции

Подождите немного. Документ загружается.

dell'annullabilita del contratto. Art. 1414 - 1446. Bologna: Zanichelli editore; Roma: Soc. ed. del

Foro italiano, 1998. P. 82 s.

Итак, нет сомнений, что исключения из рассматриваемого принципа, его разумные

коррективы неизбежны. Однако они лишь подтверждают, как принято говорить,

существование самого принципа. Не останавливаясь на этом вопросе более подробно,

поскольку его анализ уже был дан выше применительно к концепции Годэмэ <367>,

весьма близкой к анализируемой здесь критике принципа виртуальной ничтожности,

подчеркнем лишь еще раз, что в современных условиях закон просто вступил бы в

логическое противоречие с самим собой, если бы в качестве общего правила допускал

возникновение гражданских прав и обязанностей, несмотря на нарушение условий, им же

самим для этого установленных <368>.

--------------------------------

<367> См.: § 23.

<368> Интересным примером иного подхода может служить правило, закрепленное

в ст. 87 Закона об Общей части ГК Эстонии 2002 г.: "Сделка, противоречащая

вытекающему из закона запрету, является ничтожной, если смыслом запрета является то,

что нарушение запрета повлечет за собой ничтожность сделки, в первую очередь в случае,

если законом установлено, что определенные последствия не должны наступить". Такое

решение, безусловно, взвешенно, ибо, конечно, не всякий запрет по самому своему

существу должен влечь ничтожность совершенной в противоречии с ним сделки

(например, запрет на торговлю в определенном месте или в определенное время). Однако

для своего применения данное правило предполагает установление каждый раз смысла

запрета, что не всегда легко и, во всяком случае, способно породить многочисленные

споры.

Не случайно отсутствие в ГК РСФСР 1922 г. общего положения о

недействительности (ничтожности) не соответствующих закону сделок признавалось в

литературе времени действия этого кодекса существенным законодательным пробелом

<369>. Действительно, ГК 1922 г. устанавливал лишь отдельные основания ничтожности

и оспоримости (принцип специальной недействительности) <370>, в связи с чем,

например, Я.М. Магазинер, отвергавший, как уже говорилось, общий принцип

ничтожности по существу, находил в современном ему гражданском законодательстве

также и формальное подтверждение своей позиции de lege lata. "Недействительность акта

может наступить только по прямому определению закона, - подчеркивал он, - так же

точно, как наказание может наступить только по определенному предписанию закона. | В

области гражданского права этот принцип специальной недействительности сделок ясно

выражен в ГК РСФСР: "Несоблюдение требуемой законом формы влечет за собою

недействительность сделки лишь в том случае, когда такое последствие несоблюдения

формы прямо указано в законе". Вместе с тем "недействительна сделка, совершенная с

целью, противною закону или в обход закона, а равно сделка, направленная к явному

ущербу для государства" (ст. 29, 30 и 130 прим. ГК РСФСР...)" <371>.

--------------------------------

<369> См., напр.: Иоффе О.С. Советское гражданское право (Курс лекций): Общая

часть. Право собственности. Общее учение об обязательствах. Л.: Изд-во ЛГУ, 1958. С.

238; Он же. Гражданско-правовая охрана интересов личности в СССР // СГП. 1956. N 2. С.

58 и сл.; Рабинович Н.В. Указ. соч. С. 28, 144.

<370> До введения в действие Основ гражданского законодательства Союза ССР и

союзных республик 1961 г. "недействительность сделок во всех случаях должна была

обусловливаться прямым указанием конкретного закона" (Шахматов В.П. Указ. соч. С.

169).

<371> Магазинер Я.М. Указ. соч. С. 124 и сл.

Отмеченный законодательный пробел (который Я.М. Магазинер, напротив, считал

достоинством ГК 1922 г.) был устранен в Основах гражданского законодательства Союза

ССР и союзных республик 1961 г. (ч. 3 ст. 14) и в ГК РСФСР 1964 г. (ч. 1 ст. 48),

предусмотревших на этот счет следующее лаконичное правило: "Недействительна сделка,

не соответствующая требованиям закона". Вместе с тем, поскольку в этом общем

положении говорилось лишь о недействительности такой сделки, оставался открытым

вопрос, является ли последняя - при отсутствии специального указания на это в законе -

ничтожной или оспоримой <372>.

--------------------------------

<372> Ср.: Шахматов В.П. Указ. соч. С. 147.

В литературе периода действия ГК 1964 г. ответ на этот вопрос давался не всегда.

Чаще всего лишь констатировался общий принцип недействительности не

соответствующей закону сделки, но конкретной ее квалификации как ничтожной или

оспоримой не давалось. При классификации же различных видов недействительных

сделок на ничтожные и оспоримые о сделках, признаваемых недействительными по ст. 48

ГК 1964 г., зачастую вообще не упоминалось <373>. По-видимому, это было связано с

тем, что при уже отмеченном отсутствии в отечественной доктрине понятия порочности

(замещаемого не совпадающим с ним понятием недействительности) общее правило ч. 1

ст. 48 ГК, говорящее именно о недействительности, мыслилось в качестве принципа,

который "по своему значению... относится ко всем без исключения случаям

недействительности сделок" <374>, т.е., согласно укоренившемуся в российской

цивилистике пониманию недействительности, как к ничтожности, так и к оспоримости.

--------------------------------

<373> См., напр.: Советское гражданское право: Учебник. Т. I / Отв. ред. В.П.

Грибанов, С.М. Корнеев. С. 233 и сл.; Советское гражданское право: Учебник. В 2 т. Т. 1 /

Под ред. О.А. Красавчикова. 3-е изд., испр. и доп. М.: Высш. шк., 1985. С. 235 и сл., 241.

<374> Шахматов В.П. Указ. соч. С. 169.

Вместе с тем некоторые авторы, хотя и не формулировали напрямую общего

принципа ничтожности сделок, не соответствующих закону, в то же время, отмечая

общий характер правила ст. 48 ГК 1964 г., рассматривали сделки, подпадающие под это

правило, как ничтожные <375>, что в конечном счете было равнозначно прямому

признанию "классического" принципа виртуальной ничтожности. Такое толкование ч. 1

ст. 48 ГК было единственным логически обоснованным, ибо указание закона в отношении

порочной сделки на то, что она недействительна, не могло и не может толковаться иначе,

как установление недействительности ipso iure, т.е. ничтожности. Таким образом, и в

период действия ГК РСФСР 1964 г. ничтожность не соответствующей закону сделки

являлась общим правилом, а оспоримость - исключением из него, которое должно было

быть в каждом конкретном случае предусмотрено expressis verbis (принцип виртуальной

ничтожности и текстуальной оспоримости).

--------------------------------

<375> См., напр.: Иоффе О.С. Советское гражданское право // Избранные труды: В 4

т. Т. II: Советское гражданское право. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004 [по изд.

1967 г.]. С. 311; Советское гражданское право: Учебник. В 2 ч. Ч. I / Под ред. В.А.

Рясенцева. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юрид. лит., 1986. С. 212 (автор главы - В.А.

Рясенцев).

Гражданский кодекс РФ впервые в истории отечественного законодательства прямо

закрепил классическую модель соотношения оснований ничтожности и оспоримости.

Согласно ст. 168 ГК "сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых

актов, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не

предусматривает иных последствий нарушения". Следовательно, правило о ничтожности

сделок, не соответствующих закону (иным правовым актам), и нормы, устанавливающие

основания их оспоримости, соотносятся по действующему законодательству как lex

generalis и leges speciales.

Вместе с тем ст. 168 ГК не определила, в какой именно форме закон должен в

изъятие из общего правила устанавливать оспоримость сделок. В текстах нормативных

актов нет примеров, когда бы та или иная сделка прямо объявлялась оспоримой. Не

сосредоточены правила об основаниях оспоримости и в какой-то отдельной главе

Кодекса, которая была бы специально посвящена оспоримым сделкам, как это сделано,

например, в итальянском Codice civile или в новом ГК Эстонии. Статьи,

предусматривающие оспоримость сделок, расположены в российском ГК в одних главе и

параграфе (§ 2 гл. 9) со статьями, предусматривающими основания ничтожности, и, если

не привлекать доктринальных критериев, установить, когда сделка ничтожна, а когда

оспорима, основываясь непосредственно на тексте закона, нельзя.

Однако со времени принятия Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. оспоримыми

всегда считались сделки, в отношении которых закон указывал, что то или иное лицо

может требовать по суду признания сделки недействительной или что суд по требованию

заинтересованных лиц может признать сделку недействительной (ст. 32, 33 ГК РСФСР

1922 г.) <376>, что сделка признается (ст. 54 - 58 ГК РСФСР 1964 г.) или может быть

признана судом недействительной (ст. 173 - 179 действующего ГК) по иску

заинтересованного лица или лиц. Об оспоримости во всех этих формулировках

свидетельствует указание, во-первых, на возможность признания сделки

недействительной судом (а не на ее изначальную недействительность), а во-вторых, на

необходимость для этого иска (требования) заинтересованного лица <377>.

--------------------------------

<376> См., напр.: Магазинер Я.М. Указ. соч. С. 142.

<377> Иногда закон устанавливает, что сделка может быть признана

недействительной, не упоминая об иске и субъектах оспаривания. Такой прием был

использован, например, в п. 1 ст. 84 Федерального закона "Об акционерных обществах",

устанавливающем основание недействительности сделок "с заинтересованностью". Это

породило споры по вопросу о том, являются ли такие сделки ничтожными или

оспоримыми. Последующая редакция Закона поставила точки над "i", окончательно

решив этот спор в пользу оспоримости указанных сделок (см. ст. 1 Федерального закона

от 7 авг. 2001 г. N 120-ФЗ // СЗ РФ. 2001. N 33. Ч. I. Ст. 3423).

Такой подход к интерпретации этих положений принят и в судебно-арбитражной

практике. В постановлениях Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ по

конкретным делам можно встретить прямые указания на то, что при подобных

формулировках следует исходить из оспоримости соответствующих сделок <378>.

--------------------------------

<378> См., напр.: Постановление Президиума ВАС РФ от 31 окт. 2000 г. N 3020/00

(Вестник ВАС РФ. 2001. N 1. С. 56), п. 17 приложения к информационному письму

Президиума ВАС РФ от 13 марта 2001 г. N 62 "Обзор практики разрешения споров,

связанных с заключением хозяйственными обществами крупных сделок и сделок, в

совершении которых имеется заинтересованность" (Вестник ВАС РФ. 2001. N 7. С. 82).

Но имеются примеры, когда арбитражные суды необоснованно квалифицировали как

оспоримые и такие сделки, в отношении которых закон лишь устанавливает, что споры об

их недействительности подлежат рассмотрению в суде или арбитражном суде (имеется в

виду ст. 30 ранее действовавшего Закона РСФСР "О приватизации государственных и

муниципальных предприятий в Российской Федерации") <379>. Однако предметом

судебного спора может быть не только оспоримая, но и ничтожная сделка. Как отметил

Президиум ВАС РФ в Постановлении по одному из таких дел, "установленный законом

судебный порядок признания сделок приватизации недействительными судебные

инстанции ошибочно признали достаточным для квалификации всех сделок приватизации

как оспоримых" <380>.

--------------------------------

<379> См. об этом, напр., в Постановлениях Президиума ВАС РФ от 3 и 24 февр.

1998 г. N 5563/97 и N 752/98 // Вестник ВАС РФ. 1998. N 5. С. 23 и сл.

<380> Постановление Президиума ВАС РФ от 3 февр. 1998 г. N 5563/97 // Вестник

ВАС РФ. 1998. N 5. С. 23.

Вместе с тем следует отметить, что закрепленное в п. 1 ст. 166 ГК правило, согласно

которому оспоримая сделка недействительна не сама по себе, а в силу признания ее

таковой судом, не вызвало столько споров и толкований, сколько легальное определение

ничтожной сделки <381>. Причина этого, по-видимому, в том, что оспоримость связана с

идеей действительности: сделка, несмотря на ее пороки, влечет положительные правовые

последствия и не может считаться недействительной без судебного о том решения.

Именно эта идея, как было показано, лежит в основе различных проявлений теории права

оспаривания, и именно на нее опирается современная критика легального определения

ничтожной сделки.

--------------------------------

<381> См. выше, § 24 - 26.

Этим объясняется и то, что конструкцию оспоримости иногда пытаются представить

как универсальную и распространить на все виды порочных сделок. Примеры такого

подхода, ставящего недействительность любой, в том числе ничтожной, сделки в

зависимость от судебного решения, уже были рассмотрены выше <382>. Но поскольку

закон не дает оснований для подобных интерпретаций, некоторые авторы предлагают

законодательно изменить существующее соотношение норм о ничтожности и

оспоримости, установив оспоримость в качестве общего правила, а не в виде исключения,

как это предусмотрено в ст. 168 ныне действующего ГК. Так, Ю.П. Егоров предлагает

следующую новую редакцию этой статьи: "Сделка, не отвечающая требованиям закона,

указам Президента Российской Федерации и постановлениям Правительства Российской

Федерации, оспорима, если закон не устанавливает, что такая сделка ничтожна, или не

предусматривает иных последствий нарушения" <383>.

--------------------------------

<382> См.: § 26.

<383> Егоров Ю.П. Правовой режим сделок как средств индивидуального

регулирования. Новосибирск: Наука, 2004. С. 261. Интересно отметить, что эта идея уже

нашла воплощение в новом украинском законодательстве. Пунктами 2 и 3 ст. 215 ГК

Украины 2003 г. предусмотрено: "2. Недействительной является сделка, если ее

недействительность установлена законом (ничтожная сделка). В этом случае признание

такой сделки недействительной судом не требуется. <...> | 3. Если недействительность

сделки прямо не предусмотрена законом, но одна из сторон или иное заинтересованное

лицо оспаривает ее действительность на основаниях, предусмотренных законом, такая

сделка может быть признана судом недействительной (оспоримая сделка)" (Гражданский

кодекс Украины: Пер. с укр. Харьков: Консум, 2003. С. 139). Итак, согласно украинскому

ГК сделка ничтожна только тогда, когда закон прямо говорит о ее недействительности, во

всех остальных случаях ее противоречия закону, когда прямого указания на

недействительность в том же законе не содержится, сделку можно лишь оспорить. Таким

образом, в части регулирования ничтожности украинский законодатель возвратился к

принципу pas de nullites sans texte. Вместе с тем нельзя не заметить, что данная идея

проведена в ГК Украины все же не вполне последовательно и с юридико-технической

точки зрения несовершенно. Так, в ст. 229, 233 (сделки, совершенные под влиянием

заблуждения и стечения тяжелых обстоятельств) говорится, что сделка "может быть

признана судом недействительной"; в ст. 230 - 232 (сделки, совершенные под влиянием

обмана, принуждения, а также в результате злонамеренной договоренности представителя

одной стороны с другой стороной) - что "сделка признается судом недействительной".

Имеет ли это различие в формулировках какое-либо материально-правовое или

процессуальное значение? ГК Украины не дает ответа на этот вопрос. Далее, исходя из

правила п. 2 ст. 215, поскольку в указанных статьях налицо прямое указание на

недействительность, такие сделки следовало бы рассматривать как ничтожные. В то же

время п. 1 ст. 236 ("Момент недействительности сделки") определенно противопоставляет

ничтожную сделку сделке, "признанной судом недействительной". Это, казалось бы,

говорит о том, что сделки, которые "могут быть признаны" или "признаются" судом

недействительными, являются оспоримыми, хотя прямо и не именуются таковыми, а

значит, свидетельствует, напротив, в пользу оспоримости перечисленных сделок.

Двусмысленность формулировки "признается судом недействительной" становится еще

более очевидной, если учесть, что она употреблена также применительно к фиктивной

(т.е. мнимой) сделке (ст. 234). Ничтожна или оспорима такая сделка, остается, учитывая

все сказанное, неясным. В любом случае, практика применения рассматриваемых

положений украинского ГК должна, безусловно, предоставить ценный материал для

дальнейшего изучения проблемы соотношения ничтожности и оспоримости.

Отчасти сходное предложение высказывают С. Зинченко и Б. Газарьян.

"Практически полезным, - пишут они, - было бы такое законодательное решение данного

вопроса, при котором в качестве общего положения сделки, не соответствующие

требованиям закона или иных правовых актов, признавались бы оспоримыми. В качестве

исключения приемлем предельно конкретный перечень сделок и критериев, по которым

они признаются по закону ничтожными. Но, - тут же добавляют авторы, - признавать

оспоримые или ничтожные сделки недействительными должен только суд" <384>. Это

последнее замечание делает не вполне ясным смысл предлагаемого нововведения: если

для признания сделки недействительной в любом случае необходимо решение суда, то в

чем тогда состоит разница между ничтожностью и оспоримостью, и зачем эти категории

нужно вообще разграничивать?

--------------------------------

<384> Зинченко С., Газарьян Б. Указ. соч. С. 121 (то же без каких-либо ссылок

дословно воспроизведено у В. Анохина. - Анохин В. Указ. соч. С. 88). Правило об общей

оспоримости и исключительной ничтожности признает предпочтительным и А.П. Сергеев

(см.: Сергеев А.П. Некоторые вопросы недействительности сделок. С. 16).

Возможно, авторы имели в виду установить презумпцию действительности

ничтожных сделок, в соответствии с которой сделка, не имеющая юридической силы ipso

iure, считалась бы тем не менее действительной до тех пор, пока данное предположение не

было бы опровергнуто судом. В отличие от аннулирования оспоримых сделок, суд в этом

случае, как и по действующему законодательству, лишь констатировал бы факт

ничтожности, имевший место до и независимо от процесса, ничего не меняя в

материально-правовом положении сторон. Но в силу указанной презумпции без решения

суда никто не вправе был бы считать такую сделку недействительной <385>. Однако это

весьма тонкое различие ничтожных и оспоримых сделок было бы совершенно

неуловимым с практической точки зрения. В самом деле, если до судебного решения

ничтожная сделка предполагается действительной, то она должна исполняться точно так

же, как и сделка оспоримая, несмотря на ее ничтожность.

--------------------------------

<385> Сходным примером взаимодействия материального и процессуального права

является презумпция невиновности в праве уголовном.

Могут, впрочем, указать, что судебное признание недействительности ничтожных

сделок возможно не только по иску заинтересованного лица, как в случае оспоримости, но

и вследствие простого возражения другого участника спора, а также по собственной

инициативе суда независимо от заявлений сторон или иных лиц, участвующих в деле.

Однако это различие, хотя и важное само по себе, не является определяющим в вопросе

разграничения оспоримости и ничтожности. Данные категории имеют прежде всего

материально-правовое значение, а в материально-правовом смысле вряд ли есть

существенная разница между сделкой, до решения суда действительной, и сделкой,

которая до того же момента в силу установленной презумпции должна считаться таковой.

Эта грань исчезает совсем, если по поводу сделки не возникает никаких споров и она не

становится предметом судебного рассмотрения.

Таким образом, высказываемые предложения об изменении закона фактически

сводятся к тому, чтобы упразднить категорию ничтожности и в качестве общей модели

для всех видов порочных сделок установить их оспоримость. De lege ferenda это означает

не что иное, как официальное признание теории права оспаривания в нашем

законодательстве. Критика данной теории и ее разнообразных проявлений уже давалась

выше, в связи с чем нет необходимости вновь возвращаться к этому вопросу. Следует

лишь подчеркнуть, что недействительность порочной сделки всегда обусловлена ее

несоответствием императивным правовым предписаниям, поэтому естественным

результатом такого несоответствия является недействительность ipso iure (ничтожность).

Оспоримость же, будучи проявлением диспозитивного начала, должна устанавливаться

только как исключение из общего правила. Именно такого соотношения ничтожности и

оспоримости требует логика закона, и непосредственное его закрепление в 1994 г. в

Гражданском кодексе РФ можно лишь приветствовать.

§ 30. Проблема форм оспаривания

Из положений закона, устанавливающих отдельные основания оспоримости,

вытекает, что средством оспаривания сделок по российскому законодательству является

иск <386>. Этим российское гражданское право отличается, в частности, от права

германского, в котором оспаривание осуществляется путем внесудебного заявления

заинтересованного лица, обращенного к другой стороне сделки или, если оспариваемая

сделка является односторонней, - к лицу, в отношении которого она совершена либо

которое на основании этой сделки непосредственно приобрело какую-нибудь правовую

выгоду (§ 143 BGB) <387>.

--------------------------------

<386> Сами стороны не в состоянии объявить оспоримую сделку недействительной,

как полагает, например, А.П. Сергеев (см.: Сергеев А.П. Некоторые вопросы

недействительности сделок. С. 13) и как считали некоторые процессуалисты (А.А.

Добровольский, Н.Б. Зейдер и др.) (подробнее см.: Тузов Д.О. Иски, связанные с

недействительностью сделок. С. 33 - 44). Это прямо вытекает из ст. 166 ГК, согласно

которой оспоримая сделка недействительна в силу признания ее таковой судом.

<387> Внесудебный порядок оспаривания закреплен и в новом эстонском ГК (ст. 98

(1) Закона об Общей части ГК Эстонии 2002 г.): "Аннулирование сделки производится

подачей заявления другой стороне. При отсутствии другой стороны аннулирование сделки

производится подачей заявления, направленного общественности". Система, подобная

германской, применяется и в ряде североамериканских штатов (см.: Ласк Г. Гражданское

право США (право торгового оборота): Сокр. пер. с 5-го амер. изд. 1957 г. М.: Иностр.

лит., 1961. С. 90 и сл.). Она принята также в современном единообразном праве (uniform

law): согласно art. 3.14 Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА

2004 г. (Unidroit Principles of International Commercial Contracts 2004. Rome: International

Institute for the Unification of Private Law (Unidroit), 2004. P. 112 s.) и art. 4:113 Принципов

Европейского договорного права (Principles of European Contract Law. Parts I and II / Ed. by

O. Lando, H. Beale. 2000) аннулирование договора производится путем простого

уведомления (by notice) об этом другой стороны.

Российский закон не только не знает внесудебного оспаривания, но и не допускает

оспаривания в какой-либо иной форме, кроме исковой. Сколь бы ни был очевиден порок

оспоримой сделки для суда и других участников процесса, суд не вправе принимать во

внимание основанные на этом требования истца или возражения ответчика до тех пор,

пока они не облечены в форму иска (первоначального или встречного).

Применительно к спорам о защите права собственности и других вещных прав

данное положение было прямо закреплено в официальном разъяснении Пленума Высшего

Арбитражного Суда. "В случаях, когда при разрешении спора об истребовании имущества

из чужого незаконного владения выясняется, что право собственности истца основано на

оспоримой сделке, - говорится в разъяснении, - АРБИТРАЖНЫЙ СУД НЕ ВПРАВЕ В

ТОМ ЖЕ ПРОЦЕССЕ ПРИ ОТСУТСТВИИ ВСТРЕЧНОГО ИСКА ОТВЕТЧИКА ДАВАТЬ

ПРАВОВУЮ ОЦЕНКУ СДЕЛКЕ И ПРИЗНАВАТЬ ЕЕ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ,

поскольку оспоримая сделка может быть признана недействительной только по иску

ограниченного круга лиц, указанных в главе 9 ГК РФ" <388> (выделено мной. - Д.Т.).

--------------------------------

<388> Абзац 2 п. 21 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февр. 1998 г. N 8 "О

некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права

собственности и других вещных прав" // Вестник ВАС РФ. 1998. N 10. С. 20.

Однако при рассмотрении конкретных дел Высший Арбитражный Суд не всегда

придерживается этого правила. Так, им было отменено решение арбитражного суда о

взыскании с клинической больницы в пользу акционерного общества договорного штрафа

за просрочку оплаты подрядных работ. Как указано в принятом по этому делу

Постановлении, "судом не дана оценка заявлению ответчика о том, что договор...

заключен под влиянием обмана и угроз, в связи с чем сделка может быть признана

недействительной на основании статьи 179 Гражданского кодекса Российской Федерации.

<...> При таких обстоятельствах ответчик был лишен возможности в полной мере

защитить свои права при рассмотрении спора" <389>. Между тем, как видно из

содержания данного Постановления, встречный иск о признании договора подряда

недействительным ответчиком не заявлялся. Поэтому формально, с точки зрения

действующего законодательства, у суда не было никаких правовых оснований решать

вопрос о юридической судьбе сделки. Но по существу, придав юридическое значение

заявлению ответчика о наличии оснований оспоримости, оставленному без внимания

нижестоящим судом, Президиум ВАС попытался решить более глубокую проблему, а

именно проблему допустимых форм оспаривания, решаемую некоторыми

законодательствами в пользу признания в качестве одной из таких форм, наряду с иском,

возражения (эксцепции) ответчика об аннулировании.

--------------------------------

<389> Постановление Президиума ВАС РФ от 2 июля 1996 г. N 94/96 // Вестник

ВАС РФ. 1996. N 10. С. 120 и сл.; п. 34 Обзора // ХП. 2001. N 7. С. 128.

В самом деле, всегда ли оправданно возложение на лицо, управомоченное оспорить

сделку (а, как правило, таким лицом является социально менее защищенный субъект,

например несовершеннолетний или потерпевший от недобросовестных действий своего

контрагента), бремени проявления процессуальной инициативы, когда ее почему-либо не

проявляет противоположная сторона? Не следует ли его также защитить и в позиции

ответчика, предоставив право оспорить сделку путем простого возражения против иска?

Могут сказать, что это было бы излишним, так как заинтересованное лицо вполне

защищено в позиции ответчика и при исковой системе оспаривания, поскольку вправе

выставить против заявленного ему иска встречный иск об аннулировании сделки. Однако

такая защита не вполне решает проблему. Встречный иск подчиняется всем общим

правилам об иске, а потому точно так же, как и первоначальный иск, подлежит действию

давности, которая по нашему законодательству является беспрецедентно короткой,

составляя всего один год. Между тем правоотношение, возникшее из оспоримой сделки,

может длиться значительно дольше этого срока, к тому же общий срок исковой давности,

которому будут подлежать требования, вытекающие из этого правоотношения, составляет

во всяком случае три года. Поэтому вполне может сложиться ситуация, когда контрагент

управомоченного на оспаривание лица предъявит к последнему иск об исполнении сделки

уже после того, как истечет давность по иску об оспаривании, вследствие чего

аннулирование сделки окажется практически неосуществимым. Резонно также

предположить, что недобросовестный контрагент, знающий об основании оспоримости,

скорее всего, будет намеренно выжидать истечения давности по иску об аннулировании,

чтобы затем реализовать основанное на оспоримой сделке правоотношение, не опасаясь

уже предъявления встречного иска.

Для решения этой проблемы, казалось бы, достаточно просто изъять встречные иски

об аннулировании оспоримых сделок из-под действия исковой давности. Однако

подобное решение было бы искусственным, ибо иск об аннулировании, по сути, один и

его природа не зависит от того, предъявляется ли он как встречный или как

первоначальный. Было бы поэтому непонятно "привилегированное" положение

встречного иска по сравнению с аналогичным первоначальным иском, обусловленное

лишь процессуальной позицией сторон. Да и с этой последней точки зрения между

данными исками по существу нет разницы, ибо ответчик, заявивший встречный иск,

выступает по нему уже не как ответчик, а как истец.

Другим возможным вариантом мог бы стать переход на германскую систему

внесудебного оспаривания, суть которой кратко была изложена выше. При этой системе

оспаривание хотя и требует от управомоченного лица проявления инициативы, однако

выполнение данного требования совершенно необременительно, поскольку не связано

даже с соблюдением установленной для оспариваемой сделки формы (§ 144, II BGB).

Однако и такое решение было бы вряд ли оправданным, ибо поставило бы под угрозу

определенность правовых отношений и усложнило бы рассмотрение в судах и без того

непростых споров о недействительности сделок, так как можно предположить, что все

ответчики начали бы ссылаться на то, что они уже оспорили сделку и что она,

следовательно, недействительна, приводя в подтверждение этого какие угодно доводы.

Напротив, проблема решается совершенно естественно путем признания за

ответчиком права на возражение об аннулировании, ибо на возражения, как уже

отмечалось, исковая давность не распространяется. Именно так подходит к вопросу,

например, итальянский ГК, устанавливающий правило о том, что оспаривание может быть

осуществлено не только посредством предъявления иска об аннулировании, но и путем

выставления одноименного возражения (eccezione di annullamento) стороной, против

которой предъявлен иск об исполнении оспоримой сделки, независимо от того, погашен

ли давностью иск об аннулировании, причем на данное возражение исковая давность не

распространяется (art. 1442, co. 4: "Оспоримость может быть противопоставлена стороной,

к которой предъявлен иск об исполнении договора, даже если погашен давностью иск для

ее реализации"). Такое решение обосновывается в итальянской доктрине тем, "что было

бы неуместно возлагать на заинтересованную сторону бремя проявить во что бы то ни

стало в течение пяти лет <390> инициативу аннулирования сделки, в то время как другая

сторона не претендует на ее исполнение: до тех пор, пока другая сторона молчит, нет

причины, чтобы заинтересованное в аннулировании лицо действовало" <391>.

--------------------------------

<390> Срок давности по искам об аннулировании оспоримых сделок в итальянском

праве (art. 1442, co. 1, c.c.).

<391> Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 466 s.

Возражение об аннулировании предусматривал и проект русского Гражданского

уложения, ч. 2 ст. 65 которого устанавливала: "Возражение о недействительности сделки

может быть предъявлено до тех пор, пока существует право требовать исполнения

основанных на сделке обязательств". Здесь под возражением "о недействительности"

составители Проекта понимали именно возражение об аннулировании, учитывая, что ст.

65 помещена в гл. III об оспоримых сделках ("Принуждение, ошибка, обман"), а Проект,

как было показано выше, уже четко различал ничтожные и оспоримые сделки, хотя и не

использовал соответствующую терминологию. Вместе с тем термин "возражение о

недействительности" является неточным, поскольку создает почву для смешения

рассматриваемой эксцепции преобразовательного характера, приводящей к

аннулированию сделки, с обыкновенным возражением о недействительности ничтожной

сделки, выставление которого ответчиком представляет простое отрицание основания

иска и может иметь место независимо от того, предусмотрено ли такое возражение

законом.

Допущение возражения об аннулировании, не подверженного действию давности, в

значительной мере подрывает строгость разграничения между ничтожностью и

оспоримостью, существенно сближая эти категории <392>. "Действительно, - отмечал

Бетти, - оспоримость приводит к тому, что само правило частной автономии... не имеет

бесспорного связующего значения, но в существе своем несостоятельно и прекарно,

обречено на исчезновение по заявлению заинтересованного лица, даже находящегося в

положении ответчика. В самом деле, уже сама возможность выставления эксцепции об

оспоримости... обличает и доказывает потенциальное отсутствие эффекта, которым сделка

страдает сама по себе, еще до того, как будет произведено аннулирование" <393>, и

"которое может при необходимости преобразоваться из потенциального в реальное по

заявлению заинтересованного лица. В итоге на оспоримость сделки можно ссылаться в

порядке эксцепции до тех пор, пока длится то отношение, которому аннулирование

сделки положило бы конец" <394>.

--------------------------------

<392> См.: Alpa G. Op. cit. P. 787.

<393> Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 458, также 466.

<394> Ibid. P. 467. См. также: Tommasini R. Invalidita (Diritto privato) // Enciclopedia

del Diritto. T. XXII. S. 1. (ma Milano): Giuffre, 1958. P. 585: "Эффект оспоримого акта,

поскольку он является прекарным, не определяет бесспорной и окончательной

юридической трансформации (отношения. - Д.Г.)..."

Таким образом, управомоченное на оспаривание лицо может, по сути, игнорировать

оспоримую сделку, не исполнять ее, относиться к ней как к несуществующей, даже не

заботясь о ее аннулировании до тех пор, пока ему не будет предъявлен иск об исполнении,

который оно сможет легко парализовать возражением. Оспоримость при этом значительно

приближается к относительной недействительности (относительной ничтожности) в

установленном выше смысле: пока сделка не аннулирована, она действительна для всех,

кроме субъекта права оспаривания. Точнее, формально она остается действительной и для

него (в этом и состоит ее отличие от собственно относительно недействительной сделки)

<395>, но с практической точки зрения значение такой действительности, если сделка еще

не исполнена, сведено к минимуму.

--------------------------------

<395> Следует иметь в виду, что оспоримая сделка становится недействительной не

вследствие самого факта оспаривания, а именно в силу судебного решения, независимо от

того, каким образом заинтересованное лицо оспаривает сделку - посредством иска или

эксцепции. "С материально-правовой точки зрения, - пишет М. Бьянка, - судебное

решение, принимающее возражение об оспоримости, есть все же решение об

аннулировании, поскольку оно окончательно лишает договор действительности" (Bianca

C.M. Op. cit. P. 644). Практическое значение данного положения состоит, в частности, в

том, что ответчик, ограничившийся возражением об оспоримости, не может на этом

основании претендовать на возмещение ущерба, для чего ему будет необходимо

предъявить соответствующий иск (см.: Ibidem). Таким образом, институт эксцепции об

аннулировании, значительно сближающий фигуру оспоримости с ничтожностью, не

лишает ее тем не менее самостоятельности.

Думается, что институт возражения об аннулировании, хотя и несколько сглаживает

разграничение между ничтожностью и оспоримостью, все же не является несовместимым

с классическим учением, которое, если вспомнить, развилось благодаря интерпретации

прежде всего такого преторского средства, как exceptio <396>. Но и независимо от этого,

как вполне адекватно решающий рассматриваемую проблему, он вполне может быть

воспринят и в нашем гражданском праве. Однако допустить его было бы целесообразно

лишь для тех случаев, в которых контрагент управомоченного на оспаривание сделки

лица действует недобросовестно, используя насилие, угрозы, обман, затруднительное

положение другой стороны, или, во всяком случае, знает в момент совершения сделки о

наличии в ней порока, например о недееспособности или несовершеннолетии

контрагента, об ограничении полномочий органа юридического лица или представителя

на совершение сделок от имени другого лица и т.п. При добросовестном же незнании

контрагента о пороке сделки (в частности, в сделках, совершенных под влиянием

заблуждения) введение этого правила создало бы неоправданный дисбаланс в положении

сторон, и для таких случаев должна быть сохранена исключительно исковая форма

оспаривания.

--------------------------------

<396> См. выше, § 18, 19.

Учитывая изложенное, для введения в российское законодательство института

возражения об аннулировании можно предложить следующие изменения и дополнения

ГК РФ.

Во-первых, абз. 1 п. 1 ст. 166 следует дополнить предложениями:

"Такое требование реализуется путем предъявления иска или выставления

возражения об аннулировании. Возражение об аннулировании может быть

противопоставлено иску об исполнении оспоримой сделки в случае, если другая сторона

знала или должна была знать об основании оспоримости".

Во-вторых, в содержащихся в ст. 173 - 179 и других нормах ГК, а также иных

законов формулировках, использованных для указания на случаи оспоримости, таких, как

"сделка может быть признана судом недействительной по иску...", слова "по иску" следует

заменить словами "по заявлению". Это позволит, не нарушая существенно материю ГК,

подвести под указанные нормы также и возражение об аннулировании.

Наконец, в-третьих, ст. 181 ГК необходимо дополнить, по аналогии со ст. 65 проекта

русского ГУ и art. 1442, co. 4, итальянского ГК, пунктом 3 следующего содержания:

"3. Возражение об аннулировании оспоримой сделки может быть выставлено

независимо от истечения давности по иску о ее аннулировании".

§ 31. Проблема природы оспаривания

Иск об аннулировании оспоримой сделки (ресциссорный иск), или, как его называет

закон, "иск о признании оспоримой сделки недействительной" (п. 2 ст. 181 ГК), является

по своей природе преобразовательным <397>. В отличие от негационного иска, он

направлен не на констатацию недействительности, а на уничтожение правового эффекта

сделки, вследствие чего сделка становится недействительной. Таким образом, решение

суда выполняет здесь функцию материально-правового юридического факта, с которым