Сыроежкин К.Л. Казахстан - Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству Книга 1

Подождите немного. Документ загружается.

221

3. Под влиянием событий «11 сентября»

трех основных целей: 1) не допустить, чтобы территория респуб-

лики стала базой для уйгурских сепаратистов; 2) поддерживать

проекты строительства транспортных коридоров через Кирги-

зию; 3) поощрять китайскую торговую экспансию в Киргизии,

а через нее – в регионе, а также китайское проникновение через

Киргизию в страны СНГ [40].

Начиная с 1996 г., КНР и Киргизия активно взаимодействовали

и в военной сфере. Китайские военные не раз оказывали киргиз-

ским вооруженным силам материально-техническую помощь, в

период с 1997 по 2003 г. в этой стране прошли обучение более

30 киргизских офицеров.

В июле 2001 г. было проработано специальное соглашение – в

ходе состоявшегося рабочего визита в КНР делегации министер-

ства обороны Кыргызской Республики. Соглашением предусматри-

вались основные направления такого партнерства: военно-полити-

ческое, военно-техническое; борьба с терроризмом, сепаратизмом

и экстремизмом; военные образование, строительство, подготовка,

реформы и другие. В марте 2002 г. было подписано соглашение

об оказании Китаем помощи вооруженным силам Киргизии на

10 млн. юаней (около 1,2 млн. долл.) [41].

В июне 2002 г. между КНР и Республикой Кыргызстан был

подписан «Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве»,

а в сентябре 2004 г. стороны подписали «Программу сотрудни-

чества на 2004–2014 годы».

Показательным в центральноазиатской политике Китая в

этот период было и то, что в середине 2000 г. Китай включился

в региональную «нефтегазовую игру». Правда, говорить о нем

как об активном участнике было бы преждевременно, но место

за собой он «застолбил».

В июле 2002 г. президент Туркменистана Сапармурад Ниязов и председатель КНР

Цзян Цзэминь подписали в Ашхабаде меморандум о строительстве газопровода

«Туркменистан – Китай» (с возможным его продлением до Японии). В мае 2005 г.

президент Узбекистана Ислам Каримов, посетивший Китай с деловым визитом, подписал

с КНР соглашение о долгосрочном сотрудничестве в области разведки и последующей

добычи узбекской нефти.

222

К.Л. Сыроежкин

Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству

Обращает на себя внимание и то, что после событий «11

сентября» политическое руководство Китая, судя по публи-

кациям китайских экспертов, пришло к весьма значимым для

себя выводам.

Во-первых, военно-политическое присутствие США в Цен-

тральной Азии на ближайшую перспективу будет являться

постоянно действующим фактором, и хотя ни КНР, ни Россия в

долговременном присутствии США не заинтересованы, поме-

шать этому они не в силах [42].

Во-вторых, «…реальная мощь России слабеет, она уже не в

состоянии направлять достойные силы в Центральную Азию»

[43], следовательно – с одной стороны, она вряд ли будет способ-

на выполнить возлагаемую на нее китайскими стратегами роль

по вытеснению США из региона. А, с другой – это открывает

для Китая возможности по усилению своего влияния (прежде

всего, экономического) в Центральной Азии.

В-третьих, «иракский кризис» продлится долго, следова-

тельно – рассчитывать на устойчивые поставки углеводоро-

дов из Ближневосточного региона не приходится. Вследствие

этого, возникает необходимость расширения географии

таких поставок за счет России и государств Центральной

Азии [44].

Отсюда, в-четвертых, вытекала стратегия поддержания

Центральной Азии в качестве состоящего «из небольших, ра-

зобщенных и не угрожающих КНР государств», «буферного

пространства» между Китаем и Россией, главной же задачей

являлось недопущение появления в пределах данного пространс-

тва «доминирующего государства», способного взять под свой

единоличный контроль государства региона [45].

В-пятых, конкуренция между Россией, США и Китаем в

Центральноазиатском регионе не входит в планы Пекина, на-

правленные на сохранение Центральной Азии в качестве «ста-

бильного стратегического тыла», а потому «…Китаю, России и

США просто необходимо развивать многосторонние отношения

223

3. Под влиянием событий «11 сентября»

в Центральной Азии, так как их вряд ли может заменить двусто-

роннее сотрудничество» [46].

Наконец, при всей разности подходов китайских экспертов

к оценке роли и перспектив ШОС, делался вывод о необходи-

мости сохранения этой структуры, поскольку «…ШОС – самый

удобный и законный канал общения и надежное средство коор-

динации действий в Центральной Азии» [48].

Все это в полной мере вписывалось в доктрину внешней поли-

тики КНР, в которой с приходом нового поколения руководителей

произошли знаковые перемены. Цзян Цзэминь, над которым

довлела стратегическая установка Дэн Сяопина о «сокрытии

своих возможностей» (таогуан янхуй – �со цзовэй)

, во внешней

политике придерживался осторожного подхода. Главный акцент

делался им на концепции «открытости и реформ» (гайгэ кай-

фан), в качестве основных целей предусматривающей: развитие

внешнеэкономических связей КНР; увеличение использования

передовых иностранных техники и технологий; расширение эк-

спорта; внедрение новых форм внешних экономических связей

и привлечение иностранного капитала.

В качестве возможных вариантов Чжао Хуашэн предлагает: : 1) США вступают в

Шанхайскую организацию сотрудничества в качестве наблюдателя или страны –

участницы переговоров; 2) Китай становится наблюдателем или страной-участницей

в программе НАТО «Партнерство ради мира» и принимает участие в ее работе

вместе с Россией; 3) все три державы находят общую почву для сотрудничества в

рамках ШОС и программы НАТО «Партнерство ради мира» [47].

Буквальный перевод этой стратагемы звучит следующим образом: «спрятать славу

в ножны и воспитывать в себе унижение» – «кое-что предпринимать, понемногу

начинать действовать». По-видимому, данная стратагема отражала реальную мощь

Китая на тот период. Поскольку конфликт с «сильными мира» не входил в его планы,

Дэн Сяопин советовал не предпринимать ничего такого, что выдвинуло бы Китай в

положение мирового лидера или лидера одной из противоборствующих на мировой

арене сил. Китай не должен занимать это место просто потому, что это наложило

бы на него некие обязательства, ограничило бы свободу действий, нанесло ущерб

его интересам. Однако одинаково плохо пребывать и в состоянии «недеяния». Дэн

Сяопин советовал продвигаться к цели пусть небольшими, но совершенно кон-

кретными шагами, делая что-то реальное, т. е. постоянно, медленно, неуклонно

приближаться к такой стратегической цели, как возрождение Китая, возрождение

китайской нации. Когда эта цель будет достигнута, Китай и по своему совокупному

государственному потенциалу, и по своей военной мощи не будет уступать никому

на планете [49].

224

К.Л. Сыроежкин

Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству

Однако, понимая, что в новых условиях это в определенной

степени сдерживает региональную и глобальную активность

Китая, в конце 1990-х – начале 2000-х гг. Цзян Цзэминь до-

полнил эту концепцию несколькими новыми стратегическими

установками.

Во-первых, это – концепция «комплексной национальной

мощи», опирающаяся на вывод о снижении роли чисто военного

фактора в обеспечении национальной безопасности в современ-

ном мире, а также о необходимости наращивания всестороннего

потенциала, способного поставить Китай в ряд самых влиятель-

ных членов мирового сообщества.

Во-вторых, – достаточно спорная, но, как это ни странно,

получившая широкое распространение, концепция «многополяр-

ности» (доцзихуа). Суть этой концепции заключалась в признании

тенденции к складыванию нескольких центров силы, которые

были призваны, «…конкурируя и взаимно сдерживая друг друга,

поддерживать в целом взаимоотношения мирного сосуществова-

ния и взаимовыгодного сотрудничества». Оптимальная политика

Китая в рамках этой многополярности должна была сводиться

«…не к лавированию, основанному на классическом балансе

сил, а к поискам обеспечения баланса интересов всех заинтере-

сованных сторон» [50].

Как подчеркивал Цзян Цзэминь: «…эпоха, когда крайне незна-

чительное число больших государств или блоки крупных стран

были монополистами в нашем мире, решали судьбы других стран,

ушла и никогда не вернется; в отношениях между крупными го-

сударствами непрерывно продолжается процесс урегулирования,

перестройки; в настоящее время как раз и происходит формиро-

вание многих центров силы (догэ лиши чжунсинь)» [51].

Первое, что обращает на себя внимание: в данной концепции

поставлены рядом два взаимоисключающих тезиса о балансе

интересов и перманентной конкуренции между центрами силы.

Начать нужно с того, что данная конкуренция вряд ли приведет

к становлению многополярного мира; с куда большей вероятнос-

225

3. Под влиянием событий «11 сентября»

тью ее итогом может стать, как предупреждает историк Найелл

Фергюсон, «новое средневековье», анархическое состояние

«мира без гегемона». «Многополярность, – пишет он, – не ста-

нет альтернативой однополярности. На смену последней придет

аполярность – глобальный вакуум власти. И от этого глобального

беспорядка выиграют силы, куда более опасные, чем сопернича-

ющие между собой великие державы» [52].

Далее, многополярного мира никогда не существовало, ис-

торически имела место «полицентричность», да и то – только в

региональном масштабе. При этом самое главное – то, что «поли-

центричная» система всегда стремилась через войны и конфликты

превратиться в более простую, биполярную, версию. И в этом

контексте можно согласиться с мнением Кондолизы Райс о том, что

«…многополярность никогда не была объединяющей идеей. Она

представляла собой необходимое зло и поддерживала состояние

без войны, но никогда не способствовала победе мира. Много-

полярность – это теория соперничества, теория конкурирующих

интересов и – хуже того – конкурирующих ценностей» [53].

Наконец, многополярный мир не создается несколькими го-

сударствами; он формируется естественным образом – в случае

появления потребности в нем у всех крупных политических

игроков. Поэтому заявления о том, что мир должен быть мно-

гополярным, – благое пожелание, а расчеты на то, что он будет

лучше однополярного, – иллюзия.

Но самое примечательное заключается в ответе на вопрос,

почему эта концепция родилась именно в Китае, и именно в

конце 1990-х – начале 2000-х гг.? Ответ на этот вопрос дают

разъяснения, сделанные Цзян Цзэминем относительно понятия

«многополярность». Судя по этим разъяснениям, основной смысл

концепции заключался в том, что «формирование многополярной

структуры – это длительный процесс, наполненный сложной

борьбой» между реальными и потенциальными центрами силы

[54], и главная задача Китая – оставаясь вне этих конфликтов,

использовать ситуацию для «мирного возвышения».

226

К.Л. Сыроежкин

Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству

Кстати говоря, именно в такой тональности оценивают кон-

цепцию «многополярности» и китайские эксперты, по мнению

которых, «…именно в рамках реализации данной концепции

китайское руководство видело возможность для Китая играть бо-

лее активную роль и утвердить себя в качестве реального центра

международной политики, не дожидаясь наращивания силового

потенциала, сопоставимого с мощью мировых лидеров» [55].

В-третьих, – концепция «выхода за пределы» (цзоу чуц�й),

появившаяся в том контексте, как она понимается сегодня, в

выступлениях Цзян Цзэминя за два года до вступления Китая в

ВТО в начале 2000 г. [56].

Стратегические задачи этой концепции были определены на

5-й сессии ВСНП 9-го созыва 5 марта 2002 г. – премьером Гос-

совета КНР Чжу Жунцзи. Им было отмечено, что «необходимо

поощрять и поддерживать отечественные предприятия всех

форм собственности в инвестировании за рубеж, но, особенно,

в страны ближнего зарубежья. Следует наладить импорт передо-

вых технологий, ключевого оборудования, дефицитного сырья

и материалов и тем самым диверсифицировать импорт важных

для Китая стратегических ресурсов».

Сегодня эта установка преследует три главные цели. Во-

первых, обеспечения быстро растущей экономики Китая остро

дефицитными в стране видами энергии и сырья. Во-вторых,

создания на базе лучших отечественных фирм нескольких десят-

ков собственных транснациональных компаний, которые могли

бы успешно конкурировать на мировой арене с аналогичными

гигантами США и других ведущих стран мира. И, наконец,

приобретения – путем «слияний и поглощений» – известных

во всем мире брендов, с тем, чтобы с их помощью еще более

наращивать китайский экспорт, и без того уже достигший весь-

ма значительных размеров, почти сопоставимых с объемом

китайского ВВП. Все три задачи взаимосвязаны, и успешное

их решение позволит Китаю обрести еще большее влияние на

мировую экономику [57].

227

3. Под влиянием событий «11 сентября»

Но главное в наследии Цзян Цзэминя – концепция «возрож-

дения величия Китая» (Чжунго вэйда фусин) и «возрождения

величия китайской нации» (чжунхуа миньцзу вэйда фусин).

Именно она прозвучала на X�I съезде КПК (октябрь 2002 г.) вX�I съезде КПК (октябрь 2002 г.) в съезде КПК (октябрь 2002 г.) в

качестве политического завещания третьего поколения китайских

руководителей их преемникам. Как было подчеркнуто на съез-

де Цзян Цзэминем, три великие исторические задачи, которые

стоят перед КПК, это – «…продвижение вперед модернизации,

завершение объединения Родины, защита мира во всем мире и

стимулирование совместного развития. Словом, осуществить

великое возрождение китайской нации на пути социализма с

китайской спецификой» [58].

На базе этой концепции в начале 2003 г. в Китае появилась

концепция «мирного возвышения» (хэпин цз�эци). Впервые ло-

зунг «мирного возвышения» был представлен общественности

в выступлении проректора Центральной партшколы КПК Чжэн

Бицзяня. Китайские эксперты немедленно развернули широ-

комасштабное пропагандистско-комментаторское обсуждение

этого лозунга. На страницах общественно-политических изданий

появились многочисленные статьи о «мирном возвышении»,

были проведены научные конференции, в сжатые сроки подго-

товлены обобщающие исследования.

В самом общем виде «мирное возвышение» Китая понима-

лось как более активное позиционирование страны в качестве

государства, которое ненасильственными методами (через эф-

фективное экономическое развитие и энергичную миролюбивую

внешнюю политику) добивается глобального статуса. «Мирное

возвышение» КНР также подразумевало реализацию стратегии

энергетической безопасности страны, достижение мирного вос-

соединения Китая, а также его паритета с США по основным

направлениям мировой повестки, и все это – на основе принципа

многополюсности международных отношений.

Кроме того, эта концепция включала также и тезис о боль-

шей ответственности Китая за судьбы мира и развития, кото-

228

К.Л. Сыроежкин

Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству

рая, в частности, выражалась в готовности КНР играть более

активную роль в процессах экономической глобализации и

формировании многополюсного мира. «Мирное возвышение»

подразумевало и качественное изменение ��us �per�n�i �per�n�i�per�n�i

дипломатии Китая, которая до этого строилась по модели

простого реагирования «вызов-ответ», а теперь должна была

строиться по принципу «действие-результат», итогом чего

и стала бы реализация китайских интересов как глобальной

державы [59].

Акцент делался, во-первых, на том, что благоприятные вне-

шние условия, сложившиеся на международной арене, связанные

с малой вероятностью глобального конфликта в обозримом бу-

дущем, дают реальный шанс для развития Китая, чьи интересы

лежат, в первую очередь, в сфере экономического строительства.

А, во-вторых, на мирном характере трансформации страны,

которая не создает своей политикой никакой «китайской угро-

зы», но противодействует любым международным действиям и

инициативам – в случае, если они предпринимаются без учета

позиции Китая [60].

Однако во внешнеполитической практике эта концепция не

прижилась. Выдвижение понятия «возвышение», пусть даже и

с добавлением «мирное», в деле фиксации позитивного между-

народного имиджа Китая оказалось малоплодотворным. Тезис о

возможности роста Китая за счет других стран, по-видимому, не

убеждал соседей Китая в том, что его действия не представляют

для них угрозы. К тому же, в ходе обсуждения концепции в ки-

тайском экспертном сообществе стало ясно, что данный лозунг

вызывает сомнения и неоднозначные трактовки и внутри страны.

Летом 2004 г. на щит вновь была поднята концепция необхо-

димости «мира и развития» (хэпин �й фачжань), выдвинутая

Пекином еще в 1980-х гг. [61].

Таким образом, по справедливому замечанию В.В. Михеева,

с конца 1990-х – начала 2000-х гг. ключевыми компонентами

стратегии Китая становятся: в экономике – переход от поли-

229

3. Под влиянием событий «11 сентября»

тики «открытости» и взаимодействия с мировой экономикой к

интеграции в мировые рынки; во внешней политике – переход

от задач «…обеспечения международных условий развития

реформ» к активному участию в создании новой архитектуры

международной безопасности.

Современной экономической стратегии Китая, направленной

на врастание Китая в глобальную экономику, соответствует

новый внешнеполитический курс, суть которого состоит в вы-

страивании партнерских стратегических отношений с США,

как единственной сверхдержавой, и в повышении глобальной и

региональной роли Китая при помощи механизмов многосторон-

ней дипломатии. Этому соответствует и данное КПК китайским

дипломатам указание «быть как все», т. е. вести себя так же

раскованно, свободно, как дипломаты западных стран.

Суть новой стратегии «команды Ху Цзиньтао» включает сле-

дующие элементы:

• переход от пассивной линии поведения, нацеленной на со-переход от пассивной линии поведения, нацеленной на со-

здание благоприятных внешних условий для внутренних реформ,

к активной, призванной превратить Китай в реального участника

глобальных трансформаций;

• переход от политики приоритетности двусторонних связейпереход от политики приоритетности двусторонних связей

к многосторонней дипломатии;

• защита за рубежом, активная и часто – агрессивная, инте-защита за рубежом, активная и часто – агрессивная, инте-

ресов Китая, китайского бизнеса и китайских граждан.

Данной стратегии отвечает новое позиционирование Китая

на международной арене. Китай позиционирует себя как наби-

рающая глобальную значимость сила, которая пока не уверена в

своих ресурсах и не имеет таковых, чтобы играть лидирующую

роль в мировой экономике и политике, как не уверена и в вы-

годной для Китая реакции мирового сообщества на восхождение

Китая [62].

Что касается регионального аспекта внешней политики Ки-

тая, то он базировался на провозглашенном X�I съездом КПКX�I съездом КПК съездом КПК

курсе на «превращение соседей в партнеров» (�й лин вэй шань,

230

К.Л. Сыроежкин

Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству

и лин вэй бань)

правда, с поправкой на те внешнеполитические

концепции, о которых говорилось выше.

События в Грузии и на Украине осенью 2003 и 2004 гг., и, осо-

бенно, в Киргизии и Узбекистане весной 2005 г., внесшие новый

элемент неопределенности в систему безопасности на постсовет-

ском пространстве, а также та роль, которую сыграли в них США,

побудили Китай вновь несколько скорректировать свою стратегию.

По справедливому замечанию В. Михеева, Китай оказался перед

дилеммой: идти ли в фарватере российской политики, иметь ли

«свою игру» или делать ставку на американский фактор [64].

Дилемма действительно существовала и обусловливалась

она не только совокупностью региональных угроз, но, главным

образом, региональной политикой трех крупнейших внешних

акторов. Если в области стратегии – борьба с терроризмом, ре-

лигиозным экстремизмом и наркоторговлей (исключая приори-

тетность направлений борьбы) – интересы Китая, России и США

полностью совпадали, то в области тактики – методик решения

этих проблем – разница была существенной.

Китай делал основную ставку на поддержку действующих полити-

ческих режимов и укрепление своего влияния в регионе преимущес-

твенно за счет его участия в крупных экономических проектах; США

– на смену «авторитарных политических режимов» и расширение

сфер своего влияния за счет экспорта демократии. Россия занимала

промежуточное положение, с одной стороны, активно не противо-

действуя попыткам США «принести демократию» в регион, а, с

другой – пытаясь использовать борьбу с объективно существующими

угрозами (в том числе, и в формате ШОС) в целях укрепления своего

военно-политического присутствия в Центральной Азии.

Вторая проблема, возникшая в связи с феноменом «цветных

революций», – ставшая актуальной необходимость определения

Как подчеркивалось в докладе Цзян Цзэминя съезду, «…Мы будем укреплять

дружественные добрососедские отношения с соседними странами. Относясь к

ним с прежней доброжелательностью и считая их своими партнерами, усиливать с

ними региональное сотрудничество, поднимать на новую высоту обмен и сотруд-

ничество» [63].