Сыроежкин К.Л. Казахстан - Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству Книга 1
Подождите немного. Документ загружается.
201
3. Под влиянием событий «11 сентября»
попытки официальной России найти оправдание тем или иным
действиям США и стоическое молчание Китая. Объяснить это
желанием сохранить отношения стратегического партнерства с
США (в случае с Россией) и нежеланием идти на прямую конф-
ронтацию ни с США, ни с Россией (в случае с Китаем), или же
тем, что «США и Россия договорились о разделе зон влияния»,
было слишком просто.
На мой взгляд, и в России, и в Китае люди, принимающие
политические решения, были не столь наивны. И если они
позволяли действия, явно противоречащие национальным
интересам своих стран, то за этим скрывалась определенная
цель. И цель эта заключалась, по-видимому, в том, чтобы
позволить США, обладающим ограниченными ресурсами по
локализации серьезного регионального конфликта, «вползти»
в потенциально конфликтные и геополитически чужие для них
регионы, беря на себя ответственность за разрешение будущих
конфликтов в них.
То, что перспектива возникновения таких конфликтов, в том
числе и не без участия со стороны США и Запада – с одной сто-
роны, России и/или Китая – с другой, могла быть реализована,
сомнений не вызывало. Об этом говорили как социально-поли-
тическая ситуация в этих регионах, так и уже продемонстриро-
вавшая свою разрушительную силу демократическая риторика,
отказаться от использования которой США, при всем своем
желании, были не в состоянии.
В этих условиях и Россия, и Китай, напротив, демонстриро-
вали верность своим союзническим обязательствам. Налаживали
отношения с находящейся в состоянии конфронтации с США
«старой Европой», решая тем самым как свои внутренние, так и
внешнеполитические проблемы. Наращивали уровень контактов
на всех направлениях, в очередной раз давая «заблудшим овцам»
(прежде всего, из числа государств СНГ) возможность опреде-
литься с приоритетами и своими союзниками по региональной
безопасности.
202
К.Л. Сыроежкин
Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству
Другими словами, Россия и Китай демонстрировали, что
они научились не ставить перед собой недостижимых задач.
Они просто замерли в ожидании нового витка геополитичес-
кого противостояния, но в условиях, когда все подозрения в их
«имперских амбициях» были не только сняты, но отнесены уже
на счет США.
И надо отдать должное, эта стратегия дала свои результаты.
С точки зрения геополитики, в Центральной Азии 2002 – первая
половина 2003 гг. прошли под знаком явного доминирования
Москвы и Пекина.
*
Они, словно беря реванш за вынужденное
отступление в конце 2001 г., решительно взяли курс на укрепле-
ние позиций в регионе. Более того, несмотря на жесткое противо-
стояние с США, за первые годы нового столетия международное
*
В мае 2002 г. на прошедшем в Москве юбилейном саммите государств – членов
ДКБ было принято решение: добавить к аббревиатуре еще одну букву – «О»,
придав тем самым организации новый статус, выводящий ее в перспективе на
международную арену.
В первой половине августа в северной части Каспийского моря прошли «сбор-по-
ход» Каспийской флотилии и оперативно-тактические учения ВМС Казахстана в
районе полуострова Мангышлак, а фактически – первые за последние десять лет
крупномасштабные военные учения в акватории Каспийского моря. Государства
региона продемонстрировали появившимся в нем «новым игрокам», что намерены
самостоятельно обеспечивать здесь безопасность и для решения этой задачи у них
имеются соответствующие силы и средства.
17 декабря 2002 г. НХК «Узбекнефтегаз» и ОАО «Газпром» подписали соглашение
о стратегическом сотрудничестве в газовой отрасли. Соглашением предусматрива-
лись долгосрочные закупки узбекского газа на период 2003–2012 гг., участие ОАО
«Газпром» в проектах в области добычи природного газа на территории Республики
Узбекистан на условиях СРП, а также сотрудничество в области развития газотран-
спортной инфраструктуры Узбекистана и транспортировки среднеазиатского газа
через территорию республики.
23 февраля президенты Белоруссии, Казахстана, России и Украины выступают с
заявлением «о новом этапе экономической интеграции» с целью формирования
Единого экономического пространства.
В апреле 2003 г. В. Путин и С. Ниязов подписали рассчитанное на 25 лет соглаше-
ние в сфере энергоносителей. Москва получила решающий голос в энергетическом
секторе Ашхабада.
В августе 2003 г., после визита в Ташкент В. Путина, И. Каримов, устойчиво
ориентированный на США, делает сенсационное заявление: «У нас была некая
эйфория, когда мы обращали внимание на далекие страны, которые якобы должны
были заполнить вакуум после распада СССР... Мы убеждаемся в том, что допустили
много ошибок из-за этой эйфории» [13].
203
3. Под влиянием событий «11 сентября»
положение России и Китая укрепилось, а их роль и значение в
мировой политике существенно возросли.
Правда, уже к концу 2003 г. в отношениях России – как с
Западом, так и с государствами СНГ – что-то «сломалось».
Союз Германии, Франции, России и Китая оказался не столь
прочным, как могло показаться в начальный период «иракского
кризиса».
По отношению к России Запад вновь продемонстрировал,
что он по-прежнему рассматривает ее как младшего партнера, и
считаться с ней намерен лишь постольку поскольку. Стало реаль-
ностью расширение НАТО на восток. В дальнейших планах среди
будущих членов альянса появились Украина, Молдова, Грузия,
Азербайджан и даже Армения. Зона традиционного влияния Рос-
сии сжималась, словно шагреневая кожа, что никак не отвечало
ее национальным интересам, а Запад – вместо того, чтобы идти
на компромисс, – загонял «русского медведя» в угол.
В большинстве государств СНГ, в отличие от волонтеров на-
чала – середины 1990-х гг., появились эмиссары, чьи послужные
списки не оставляли сомнений в направленности их деятель-
ности. Готовился к запуску новый проект Запада – устранение
не устраивающих его политических лидеров с использованием
технологий так называемых «цветных революций».
Осенью 2003 и 2004 гг. эти технологии с успехом сработали
в Грузии и на Украине. Весной 2005 г. брожение началось в
Киргизии. И хотя киргизский проект нельзя назвать полностью
успешным (удалить из власти президента Аскара Акаева удалось,
но в результате смены власти прозападного политического ру-
ководства в Киргизии не сформировалось), тем не менее, хаос,
порожденный этими событиями, заставил и Россию, и Китай
изрядно понервничать.
В конце мая 2005 г. произошли трагические события в уз-
бекском Андижане, очень напоминавшие попытку организации
очередной «цветной революции» в Центральной Азии. И хотя
эта попытка была пресечена, сами события оказали серьезное
204
К.Л. Сыроежкин
Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству
влияние на изменение расклада геополитических сил в Цент-
ральной Азии.
Главным результатом «цветных революций» стал синдром
страха. Причем, страх этот был двоякого рода: страх значитель-
ной части населения постсоветских государств, обоснованно
опасающейся, что, кроме новых неурядиц, «цветные революции»
ничего хорошего не принесут; и страх правящей элиты, опасаю-
щейся, что революционная волна ее сметет.
Первый род страха, ставший главным лекарством от вируса
«цветной революции», сыграл позитивную роль. Хаос в Киргизии
действовал эффективнее любых агитаторов. А вот страх второго
рода – в плане эволюционной модернизации – сыграл для поли-
тического развития постсоветских государств отрицательную
роль. Правящая элита стала действовать на опережение, быстро
сформировав механизм так называемой «управляемой демокра-
тии», обеспечивающий видимость демократических процедур и
гарантирующий консервацию сложившегося статус-кво.
Однако именно серия «цветных революций» заставила Рос-
сию по-новому взглянуть как на характер ее взаимоотношений
с новыми независимыми государствами, так и на исходящую от
них совокупность угроз ее национальной безопасности.
И в этом не было ничего неожиданного, ситуация действи-
тельно требовала пристального внимания. Однако, в преддверие
выборов в Думу и грядущих выборов президента люди, ответс-
твенные за принятие государственных решений, стали вести
себя, мягко говоря, неадекватно складывающейся обстановке.
В российском политическом механизме снова что-то «слома-
лось» – вновь, как и в середине 1990-х гг., начали вспоминать
об «имперской природе России» и ее исторической миссии на
просторах Евразии.
Как это ни парадоксально, но идеи, изложенные в стратегии
США в области национальной безопасности, оказались вос-
требованными и в России. Пытаясь хоть как-то реагировать на
усиливающиеся попытки Запада расширить зоны своего влияния
205
3. Под влиянием событий «11 сентября»
на постсоветском пространстве, Россия начала вести себя, слов-
но слон в посудной лавке, разрушая достигнутое ранее хрупкое
равновесие.
Здесь нелишним будет напомнить о негативном восприятии не
только элитами, но и населением государств Содружества двух
появившихся в России в октябре 2003 г. любопытных концепций:
предложенного Анатолием Чубайсом проекта «либеральной импе-
рии»
*
, а также «Доктрины Сергея Иванова», материализовавшейся
в новой концепции реформирования Вооруженных Сил.
**
Чем было вызвано появление этих концепций, содержащих
положения, явно противоречащие новой внешнеполитической
доктрине России, в которой пространство СНГ рассматривалось
как «естественная традиционная зона российских интересов»,
*
Суть проекта заключалась в том, что в основе внешней политики России должно лежать
сочетание рыночных экономических рычагов и агрессивной экспансии. По Чубайсу,
российская либеральная империя «может и должна»: 1) содействовать развитию рус-
ской культуры и культуры других народов России, защищать русских и русскоязычных
граждан в соседних странах; 2) содействовать экспансии отечественного бизнеса в
соседние страны – как в торговле, так и в приобретении и развитии активов; 3) быть
заинтересована в поддержании, развитии, а при необходимости – и в защите базовых
демократических институтов, прав и свобод граждан в соседних странах [14].
**
Здесь настораживало несколько обстоятельств. Во-первых, Россия включила в
свою военную доктрину принцип возможности нанесения превентивного удара
по чужой территории. «Мы не можем абсолютно исключать и превентивного при-
менения силы, если этого будут требовать интересы России или ее союзнические
обязательства», – говорит на совещании С. Иванов. Представленный Министерством
обороны документ, правда, не содержит прямого упоминания о возможности нане-
сения превентивного удара, однако контекст разделов, касающихся модернизации
Вооруженных Сил и их задач, а также оценки характера внешних и трансграничных
угроз не оставляют сомнений, что косвенно речь идет именно об этом.
Во-вторых, согласно представленному Министерством обороны документу, Россия
оставляет за собой право «коррекции принципов военного планирования» в случае
«возникновения внутренней нестабильности как межэтнического, так и политиче-
ского характера, а также в случае действий того или иного политического режима
по свертыванию демократических преобразований» в странах Содружества [15].
Именно этот пункт вызывал наибольшие опасения. Поскольку в странах СНГ преце-
дентов «свертывания демократических преобразований», «возникновения внутренней
нестабильности как межэтнического, так и политического характера» было хоть от-
бавляй, а желающих поучаствовать в «урегулировании» конфликтов слишком много,
конкуренция за право «разводящего» на постсоветском пространстве обещает быть
жесткой. И если Россия предлагала методику, ничем не отличающуюся от той, которую
навязывали далеким от демократии постсоветским государствам США и Европа, она
естественным образом теряла свои преимущества в этой конкурентной борьбе.
206
К.Л. Сыроежкин
Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству
сказать сложно. Очевидно, как это уже не раз случалось, ска-
залась разница приоритетов различных ведомств. Хотя нельзя
исключать и того, что российский политический класс, осознавая,
что его западный проект имеет свои пределы, очерченные реаль-
ными геостратегическими и экономическими интересами России,
которые, прежде всего, связаны со странами СНГ, наблюдая за
постоянными «исканиями» лидеров государств Содружества
*
,
давал им возможность определиться со своими приоритетами.
По-видимому, в этом была своя логика, поскольку даже в воп-
росах региональной безопасности, где были достигнуты наиболь-
шие результаты, успех был не столь очевиден. Вынужденная
или сознательная игра некоторых государств на противоречиях,
существующих между США, Европой и Россией, стала фактом
геополитической реальности.
В июле 2004 г. на заседании Совета безопасности России,
посвященном политике России в СНГ, В. Путин послал лидерам
государств Содружества очередной сигнал: «Мы подошли к опре-
деленному рубежу в развитии СНГ. По сути, мы находимся перед
альтернативой. Либо мы добьемся качественного укрепления
СНГ, создадим на его базе реально работающую влиятельную в
мире региональную структуру, либо нас неизбежно ждет «раз-
мывание» этого геополитического пространства и, как следствие,
окончательное падение интереса к работе в Содружестве среди его
государств-участников», – подчеркнул он на заседании [16].
Однако никакой реакции на это заявление не последовало. И
это свидетельствовало о том, что интерес к СНГ – минимален,
большинство готово к негативному сценарию развития событий,
который никому не кажется опасным.
*
Постоянные демарши А. Лукашенко, российско-туркменский скандал с гражданством,
готовность Э. Рахмонова предоставить Вашингтону и НАТО военные базы на таджик-
ской территории в контексте неопределенности со статусом российской военной базы
в Таджикистане, колебания А. Акаева, обхаживание США Армении, явный дрейф в
сторону США Грузии и Азербайджана, заявления руководства Казахстана по вопросам
транспортировки углеводородов – все это свидетельствовало о том, что об однозначном
доминировании России в Центральной Азии и на Кавказе говорить было преждевре-
менно. К России обращались лишь тогда, когда другого выхода уже не было.
207
3. Под влиянием событий «11 сентября»
Аналогичные настроения оставались доминирующими и в
последующие годы. Хотя вопрос о ликвидации СНГ никем не ста-
вился, было очевидно, что данная структура требует серьезного
реформирования. И такая оценка была недалека от истины.
Новые «демократы» – Грузия, Украина и Молдова – реани-
мировали ГУАМ, который, хотя и потерял одно «У», сохранил
свое главное предназначение – гарантировать ограничение рос-
сийского влияния на постсоветском пространстве. А буквально
перед саммитом глав государств СНГ в Казани (27 августа
2005 г.) они предложили еще один проект – «Содружество де-
мократического выбора», который, по их задумке, должен был
объединить демократов, начиная с Балтики и Черного моря и
кончая Прикаспийским регионом.
Проект по формированию Единого экономического про-
странства (ЕЭП) затормозился из-за «особой позиции», занятой
Украиной. Для всех, в том числе и для украинских политиков,
было очевидно, что потуги Украины, касающиеся вступления в
Евросоюз – блеф, но этот блеф осознанно поддерживался как
украинскими политиками, так и чиновниками Евросоюза. И
смысл данной риторики сводился к одному – показать России,
что у стран СНГ есть и иная альтернатива.
Руководство Грузии заняло откровенно антироссийскую
позицию, предпочитая разговаривать со своим соседом преиму-
щественно с использованием методов шантажа и угроз. И что
любопытно, на тот период Россия ей потакала.
Киргизия, на словах выступавшая за стратегическое партнерс-
тво с Россией, на деле демонстрировала стремление «сосать двух
маток одновременно».
Лидер Туркменистана всегда сторонился всякого рода альянсов.
А в мае 2005 г., прибыв в Москву на торжества по случаю 60-летия
Победы, он намекнул, что тот формат, в котором существует СНГ,
никак его не устраивает. Выслушав претензии других лидеров к
правящему режиму в Туркмении, лучшим вариантом С. Ниязов
посчитал ассоциированное членство в этой организации.
208
К.Л. Сыроежкин
Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству
Молдова после прошедших в феврале 2005 г. парламентских
выборов фактически дистанцировалась от России, «похоронив»
ее проект урегулирования ситуации в Приднестровье.
Не лучшим образом складывалась ситуация с Арменией и
Азербайджаном: оселком, на котором проверялась эффектив-
ность деятельности институтов СНГ, для них являлась нерешен-
ная проблема Нагорного Карабаха.
Казахстан давно высказывался за необходимость реформиро-
вания СНГ, и хотя на словах он активно демонстрировал свою
приверженность приоритету отношений с Россией, на деле все
было не столь однозначно. Достаточно упомянуть его решение
об участии в проектах «Баку – Джейхан» и «Одесса – Броды»,
молчаливое поощрение процесса возрождения националисти-
ческих организаций и заявления ряда политиков о том, что на
одной дружбе с Россией Казахстан зацикливаться не будет. Китай,
США, Европа и ближние соседи по СНГ – все они фигурируют
в долгосрочных планах «дружбы».
Узбекистан, по своему обыкновению, держал паузу. И хотя
И. Каримов адекватнее других оценивал угрозу политического
экстремизма и перспективу возникновения конфликтов между
государствами региона, а, следовательно, – и ту роль, которую
могут сыграть внешние силы (прежде всего, Россия) в локали-
зации негативных последствий этих событий
*
, кардинальные
перемены в его политике произошли только после событий,
имевших место в Андижане в мае 2005 г.
**
*
Когда в октябре 2004 г. Россия вступила в Организацию «Центрально-азиатское
сотрудничество», для многих это было неожиданностью. Смысл участия России в
этом объединении объяснил президент Узбекистана И. Каримов. Он признал, что
иногда в Центральной Азии срабатывает механизм «как бы не уступить соседу»:
«Мы не просто видим донора, который может не только вкладывать в реализацию
проекта, но и участвовать в решении некоторых конфликтных ситуаций, которые
могут возникать в наших отношениях» [17].
**
Хотя нельзя не отметить тот факт, что в отношениях Узбекистана с США что-то
сломалось годом раньше. 16 июня 2004 г., когда в Ташкенте проходил саммит ШОС,
Россия и Узбекистан заключили бессрочный договор о стратегическом партнерстве.
За неделю до этого (8 июня) вступило в силу российско-узбекское соглашение о
совместной обороне воздушного пространства России и Узбекистана. Оба эти
события были встречены в США с некоторым недоумением.
209
3. Под влиянием событий «11 сентября»
На наш вгляд, наиболее важным было следующее: если
раньше Россию, пусть и не уважали, но хотя бы боялись,
то после волны «цветных революций» не стало и этого. На
постсоветском пространстве появились силы, сопоставимые
с Россией по степени своего влияния. Более того, изменилась
и политическая элита новых независимых государств – она
стала не только менее пророссийской, но и менее государ-
ственнической.
В начале 2005 г. и в России политическое руководство,
по-видимому, окончательно пришло к заключению, что в
существующем виде «СНГ» – весьма затратный и нежизне-
способный проект. В марте 2005 г. в Ереване, на совместной
пресс-конференции с президентом Армении Р. Кочаряном,
В. Путин высказался о перспективах СНГ. Как им было подчер-
кнуто, «…у СНГ никогда не было сверхзадачи в экономической
интеграции», «…Если кто-то ожидал особых достижений во
всех областях в СНГ, то их не было и быть не могло. Цели
программировались одни, а на деле процесс после распада
СССР проходил по-другому. Главная цель была для СНГ – на-
иболее мягко расстаться после распада СССР. С этой целью
СНГ справилось» [18].
И хотя отказываться от данного проекта Россия была не наме-
рена, подход к взаимоотношениям с государствами, входящими
в СНГ, был существенно скорректирован.
Все это и создавало те условия, которые был вынужден учи-
тывать Китай, формируя основы своей политики в отношении
Центральной Азии и выстраивая двусторонние и многосторонние
отношения в регионе.
3.2. Приоритеты региональной политики Китая
К концу 1990-х гг. обстановка, сложившаяся в регионе, а
также укрепление позиций России и усиление активности США,
направленной на закрепление своего влияния в нем [19], потре-
210
К.Л. Сыроежкин
Казахстан – Китай: от приграничной торговли к стратегическому партнерству
бовали новых подходов и от Китая. С 1997 г. Центральная Азия
начинает рассматриваться китайскими экспертами в качестве
стратегического тыла Китая [20]. При этом сохранение Централь-
ной Азии в качестве стабильного стратегического тыла Китая
зависело от нескольких условий.
Во-первых, от скорейшего решения спорных вопросов о гра-
ницах между Китаем и странами региона и подписания оконча-
тельных соглашений по данному вопросу.
Во-вторых, от локализации угрозы этнического сепаратизма,
исходящей от уйгурских организаций, дислоцирующихся на
территории Центральной Азии и, по мнению Китая, «…подде-
рживающих тесные контакты с сепаратистскими организациями
на территории СУАР КНР».
В-третьих, от обретения Китаем устойчивого позитивного
имиджа в глазах политического руководства и населения госу-
дарств Центральной Азии.
В-четвертых, от получения Китаем доступа к углеводородным
ресурсам региона.
Наконец, от обеспечения условий, гарантирующих, что
Центральная Азия не окажется под доминантным контролем
какой-нибудь одной державы или группы государств, особенно
из числа тех, отношения с которыми у Китая складываются не
лучшим образом.
*
*
По мнению одного из ведущих специалистов по Центральной Азии, директора
Центра изучения России и Центральной Азии Фуданьского университета Чжао
Хуашэна, «Сохранение Центральной Азии в качестве стабильного стратеги-
ческого тыла Пекина зависит от трех условий. Во-первых, от решения спорных
вопросов о границах между Китаем и странами региона и от установления мира
и безопасности в приграничных районах… Во-вторых, от проведения страна-
ми Центральной Азии доброжелательной внешней политики по отношению к
Китаю и от установления КНР приемлемых двусторонних отношений с этими
республиками. В-третьих, Центральная Азия не должна находиться под конт-
ролем какой-либо сверхдержавы или группы сверхдержав, прежде всего, тех,
с которыми у Китая сложные геополитические и стратегические отношения.
Из этого следуют основной принцип и задача политики КНР в ЦА, а именно:
Китай должен сохранять дружеские отношения со странами региона и делать
все возможное, чтобы не допустить контроля над ними со стороны группы
сверхдержав или одной из них» [21].