Стасюлевич М.М. (сост.) История Средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768

Подождите немного. Документ загружается.

571

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

11. Расскажу при этом историю одного

из приближенных Генриха – Конрада. Это

был юноша хорошего происхождения и хо-

рошего образа жизни; на нем лежало только

одно пятно участия в советах королевских.

Однажды Конрад находился в Госларе, впол-

не уверенный, что пользуется полной бла-

госклонностью короля. Король в это время

жил в крепости Гарцбурге, куда, кроме то-

варищей Генриха и соучастников его замыс-

лов, никто не мог явиться без зова. Вдруг

Конрад получает от короля приглашение

немедленно прибыть в Гарцбург в сопровож-

дении не более, как одного оруженосца: Кон-

рад, полагая, что он приглашается для како-

го-нибудь тайного совета, в котором, кроме

него, никто не может участвовать, делает

даже больше, нежели ему приказано: чтобы

показать свою доверенность к Генриху, он

сам делается своим оруженосцем и едет в

Гарцбург без всякой свиты. Въезжая в лес,

Конрад заметил засаду, но не думал, чтобы

это было приготовлено против него; однако

ж будучи совершенно один, он смутился

перед толпой и поспешно направился к близ-

лежащей церкви. Бургард, бургграф Мейсен-

ский, презренный исполнитель порученно-

го ему преступления, следовал за Конрадом

в церковь и дал ему честное слово, что ниче-

го неприятного с ним не случится, если он

выйдет из церкви. Конрад, конечно, не пове-

рил, но знал, что святость церкви не остано-

вит злодеев; а потому вышел и отдался Бур-

гарду. Злодеи загнали его в уединенное мес-

то и жестоко замучили до смерти, как им

было то приказано. За что он должен был

умереть, это не сказано ему было даже в пос-

ледние минуты, да и до сих пор остается не-

известным в точности; был, впрочем, слух,

что король мстил ему за его отношения к

одной из своих наложниц. Чтобы отклонить

от себя подозрение, король приказал всем

своим друзьям преследовать злодеев, кото-

рым, между тем, велено было скрываться.

Конрада же велел похоронить с почетом; сам

присутствовал печальный на его похоронах

и пролил немало слез: он был мастер при-

творяться. Но при всем том никто не хотел

думать, чтобы убийство Конрада соверше-

но было без повеления императора, как то и

было на самом деле.

12. Рассказывают, что Генрих умертвил

своими руками одного из своих товарищей,

юношу весьма благородного происхожде-

ния, между тем, как, по-видимому, он с ним

шутил. Тайно похоронив убитого, на другой

день он раскаялся в своем поступке перед

наставником своим Адальбертом, и епископ,

не требуя никакого покаяния от него, немед-

ленно дал ему разрешение. Но так как я не

мог достаточно исследовать это происше-

ствие, то и желал бы лучше считать его со-

мнительным, хотя о нем говорит весь свет.

13. Но я слыхал от одного из прибли-

женных к Генриху, который пришел от дво-

ра к своему брату – а брат был епископ – и,

желая похвалиться перед ним, рассказывал,

что при дворе никто не пользуется такой

благосклонностью короля, как он. Епископ,

брат его, слушал все это с удовольствием и

усердно увещевал его, чтобы он всячески

старался поддержать расположение короля,

доказывая ему, что такое расположение

очень почетно для него и полезно для все-

го их родства; тогда пришедший возразил:

«Я постарался бы об этом, если бы вместе

с милостью земного царя я мог сохранить

также милость царя небесного; но я знаю,

что кто пользуется доверенностью и мило-

стью нашего властителя, тот не получит

жизни вечной». Когда этот благоразумный

человек стал мало-помалу удаляться от дво-

ра, реже и реже посещать тайный совет ко-

роля, не покидая впрочем дворца совсем,

тогда король, заметив в своем слуге такое

охлаждение, не стал расспрашивать о при-

чине того и не дал ничем заметить своего

неудовольствия; не трогая своего меча, он

хотел погубить своего слугу чужой рукой.

Вследствие того Генрих послал его с каким-

то поручением к королю руссов: не знаю,

впрочем, не было ли это поручение одним

предлогом. Тот охотно взялся за предложен-

ное ему, с одной стороны, находя в том вер-

ное доказательство прежней милости коро-

ля, так как он продолжает доверять ему

свои тайны, с другой – надеясь выслужить

у короля своими трудами порядочный лен

в случае успешного исхода дел. Наконец,

не менее приятно было ему и само удале-

ние от двора. Итак, он отправился, вовсе

не предчувствуя той участи, какая была ему

572

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

изготовлена. После нескольких дней путе-

шествия посольство остановилось ночевать

в одной гостинице и устроило там богатую

пирушку. Когда общество достаточно раз-

гулялось, бывший с ними славянин, чело-

век низкого состояния, обращается к при-

сутствовавшим с такими словами: «Я имею

при себе секрет: мне вручил грамоту епис-

коп Эппо (Наумбургский) с тем, чтобы я

передал ее тому государю, к которому вы

отправляетесь в качестве послов». Посол

просил показать ему то и увидал письмо,

запечатанное королевской печатью. Не ду-

мая долго, он сломал печать и велел свое-

му писцу объяснить ему содержание пись-

ма. Писец прочитал и перевел; содержание

было следующее: «Знай, что ты ничем луч-

ше не докажешь своей дружбы ко мне, как

устроив все так, чтобы этот посол мой ни-

когда не возвращался в мое государство.

Мне все равно, какое бы средство ты избрал

для того, вечное ли заключение в темнице

или смерть». Но посол, бросив это письмо

в огонь, весело продолжал свое путешест-

вие, отлично исполнил поручение и возвра-

тился домой сам богато одаренный и с цар-

скими подарками для короля.

В главе 14 автор снова возвращается к одной

скандалезной истории двора Генриха IV.

15. Ко всему этому злу Генрих присое-

динял еще одно качество, которое поддер-

живало его в старых грехах и давало повод

ко множеству новых. Именно он поставлял

епископов не по предписаниям церковного

законодательства и повышал их не по мере

заслуг; но чем кто больше давал денег и чем

кто был снисходительнее к его порокам, тот

почитался у Генриха более достойным епи-

скопства. Если таким образом кто-нибудь

уже достиг епископского звания, а затем яв-

лялся другой искатель, который давал де-

нег еще больше, и еще бессовестнее льстил

страстям короля, то Генрих низлагал пер-

вого, как виновного в симонии, а на его ме-

сто поставлял другого, как достойнейшего.

Таким образом происходило то, что в то

время во многих местах было по два епис-

копа, из которых ни один не был достоин

своего сана. Епископство Бамбергское

столько же доходное, сколько и славное не-

когда ученостью своего клира, Генрих от-

дал или, лучше сказать, продал за неимо-

верную сумму одному ростовщику, который

Столкновение, которое чуть было не произошло между Генрихом IV и его сыном, будущим

Генрихом V. Миниатюра из Йенской хроники Оттона Фрейзингенского, XII в.

573

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

гораздо лучше понимал относительную цен-

ность различных монет, нежели текст какой-

нибудь книги не говорю уже о понимании и

истолковании текста: он с трудом мог раз-

бирать его. Однажды за вечерней службой

накануне Пасхи он следующим образом про-

чел в собрании своего просвещенного духо-

венства известные начальные слова библии:

«Terra autem erat inanis et vaссa»

. Поисти-

не, сам епископ был не что иное, как двуно-

гая корова, бессмысленная и чуждая всяко-

го сознания. Впрочем, несмотря на то, что

этот епископ не щадил ни своих, ни церков-

ных денег для поддержания благосклоннос-

ти короля, Генрих низложил его, а место от-

дал другому, который также мало был дос-

тоин своего поста по образованию и образу

жизни, и еще постыднее потворствовал ко-

ролю в его злых делах.

16. Между тем среди таких обстоя-

тельств король уже достиг юношеского воз-

раста. Когда бременский епископ Адаль-

берт сделался могущественнейшим из его

советников, Генрих, по его наставлению,

начал отыскивать в пустынных местах вы-

сокие и от природы неприступные горы и

на этих горах строить укрепления, которые

могли бы служить прекрасною защитой и

украшением государства, если бы были по-

ставлены на более приличных местах. Пер-

вый и обширнейший из этих новопостроен-

ных замков был назван Гарцбургом. Он был

отлично укреплен снаружи и обнесен креп-

кой стеной, с башнями и прочными ворота-

ми. Внутри замка построен был роскошный

королевский дворец. Там же соорудили ве-

ликолепный монастырь, обладавший бога-

тыми сокровищами. В этот монастырь Ген-

рих собрал из всех стран многочисленное

и знатное духовенство. Многие епископст-

ва со всеми своими учреждениями едва рав-

нялись этому монастырю, а иные даже ус-

тупали ему. Всякое драгоценное церковное

украшение, которое Генрих видел у какого-

нибудь епископа, старался он добыть себе

просьбой или силой, и потом отдавал в Гар-

цбургский монастырь. В других замках Ген-

рих заботился не столько о красоте и рос-

коши, сколько о твердости. Благословенно,

трижды благословенно было бы имя его,

если б он устроил эти твердыни, чтобы про-

тиводействовать язычникам. Если б это

было так, то, конечно, все язычники давно

бы приняли св. крещение или, по крайней

мере, платили бы на вечные времена дань

христианским князьям. Но все эти построй-

ки Генриха сначала казались нашим сооте-

чественникам (то есть саксонцам) детской

забавой; ибо никто не знал злых намерений

короля. И так как они не видели в том ника-

кой опасности для себя, то не только не пре-

пятствовали Генриху, когда то еще было

возможно, но даже помогали ему работой

и деньгами, ожидая, что он после докажет

свое мужество в войне с чуждыми народа-

ми. Но когда по замкам были расставлены

гарнизоны, которые начали делать набеги

на окрестности, чтобы собирать жатву там,

где не сеяли, принуждать к рабской работе

свободных и оскорблять их жен и дочерей,

тогда только они поняли, что значили эти

замки, но не отважились ни на сопротивле-

ние, ни на защиту себя. Только те, которые

сами страдали, жаловались втайне жителям

отдаленных местностей, не испытавшим

потому хищничества королевских гарнизо-

нов. Но эти последние не думали помогать

угнетенным, и таким образом усиливали

тиранию, которая потом охватила и их. От

поселян король перешел потом к рыцар-

скому сословию, и от похищения предме-

тов сельской промышленности к похище-

нию свободы. Так Генрих поступил, как с

рабом, с Фридрихом, который занимал вид-

ное место между свободными людьми и

даже в среде дворянства. Так же жестоко

король преследовал Вильгельма, который

был весьма богат деньгами, но слишком в

умственном отношении скуден. Эти-то два

поступка и вооружили всю Саксонию про-

тив Генриха. Впрочем, когда саксонцы на-

чали открытую войну против короля, то

Фридрих и Вильгельм забыли свои клятвы,

оставили отечество и жалкими перебежка-

ми явились на стороне врагов. Но об этом я

скажу ниже.

В последующих главах, от 17 до 22-й, автор

рассказывает коротко тайные приготовления

Вместо, vacua, пуста; а vacca – корова.

574

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

с обеих сторон к войне; Генрих изгоняет из

Швабии ее герцога Оттона, который бежал к

Магнусу, герцогу Саксонскому, но оба они были

вывнуждены сдаться (1071 г.), и Генрих отправил

их в темницу; в то же время он заключил союз с

Данией, но нападение саксонцев на Люнебург

принудило короля выпустить Магнуса и обещать

саксонским князьям, в день Петра и Павла,

29 июня 1073 г., созвать сейм в Госларе для уст-

ройства дел

23. Когда затем приблизился праздник

князей апостолов, а именно, Петра и Пав-

ла (29 июня 1703 г.), король назначил всем

саксонским князьям собраться в Госларе с

тем, чтобы, если случилось что-нибудь до-

стойное обсуждения в государственных де-

лах, он мог решить по всеобщему совеща-

нию с князьями. Все радостно поспешили

туда в надежде, что бедствия, давно уже

испытываемые Саксонией, получат свой ко-

нец. В самый день праздника, назначенный

для совещания, на рассвете собрались у

дворца епископы, герцоги, графы и князья

и, сидя, напрасно ожидали, чтобы король

или вышел к ним, или их позвал к себе. Но

двери его покоев оставались запертыми: он

играл в кости со своими сверстниками, ни-

мало не заботясь, что столь знатные люди,

как последние слуги, ждут у его дверей. Так

прошел весь день, и никто не выходил к ним

известить о случившемся. Когда же насту-

пила ночь, один из придворных вышел к ним

и с насмешкой спрашивал князей, как дол-

го они думают еще ждать, потому что ко-

роль другим выходом уже ушел из дворца

и поспешил в замок. Тогда все они, испы-

тав такое унижение со стороны короля, при-

шли в такое негодование, что если бы не

остановил их маркграф (Лаузицкий) Деди,

то они в ту же минуту, без всякого страха,

отказались бы от присяги на верность. С

этого дня и по той причине началась война;

этот день был началом всех последовавших

бедствий. В ту же ночь все князья, подкре-

пив себя пищей, вместе со своими советни-

ками, пока другие спали, собрались в церк-

ви и объявили, пролив предварительно сле-

зы, что они предпочтут жесточайшую

смерть, нежели останутся жить после тако-

го бесчестия. Они определили день и место

для собрания всего саксонского народа, где

сообща посоветуются о восстановлении

свободы, которую хотят у них, очевидно,

похитить; после же того все возвратились

домой с твердым намерением никогда бо-

лее не являться по королевскому призыву

на службу.

В последующих главах, от 24 и до 131-й, автор

излагает ход военных действий до вторичного

отправления Генриха в Италию с войском, 1081 г.,

против Григория VII, который еще в 1076 г. принял

сторону саксонцев и обратил внутреннее

муждоусобие Германии в борьбу папской власти

с императорской. Автор останавливается на на-

чале 1082 г., когда саксонцы, воспользовавшись

удалением короля, вместе с прочими князьями

провозгласили антикоролем Германа Люксембург-

ского.

Liber de bello Saxonico. 1–23.

Наш автор вообще страдает анахронизмами:

Магнус был выпущен гораздо позже сейма в Госларе.

575

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

Пьер Ланфре

О ПОЛИТИЧЕСКОМ

ХАРАКТЕРЕ ГРИГОРИЯ VII

ГИЛЬДЕБРАНДА

(в 1860 г.)

Учреждения, как и всякое другое дело

рук человеческих, имеют свой идеал; но так

как их развитие по самой сущности нерав-

номерно и порывисто, то весьма часто они

бывают принуждены молчать о нем и отла-

гать его достижение до более удобного вре-

мени. В весьма немногих случаях им предо-

ставляется возможность открыто поставить

свой идеал и громко высказать свои затаен-

ные стремления; в такой только момент мы

и можем изучать до основания дух, нравст-

венное значение и влияние того или другого

учреждения. Вся его сила и живучесть в

скрытом состоянии сосредоточиваются, так

сказать, в этот непродолжительный момент,

и тогда только можно произнести о нем ре-

шительный приговор точно так же, как и ин-

дивидуумы могут быть справедливо оцене-

ны только по главной мысли, которая руко-

водила ими. Учреждение папства имело два

таких момента: один – при Григории VII, дру-

гой – при Иннокентии III. В последующее

время своей истории папство было тем, чем

оно могло быть; тогда оно явилось тем, чем

хотело быть.

Гильдебранд, Папа, под столь извест-

ным именем Григория VII, представляет

самое высокое и самое полное олицетворе-

ние теократического идеала в таком виде, о

каком прежде только мечтали римские пер-

восвященники. Если он не осуществил всех

практических условий, то, по крайней мере,

он первый формулировал и поддержал при-

тязания пап во всей их силе и до последне-

го дня своей жизни. Его устами папство ос-

мелилось, наконец, сказать всему миру, что

оно понимало под неопределенным словом

светской власти пап; оно сбросило с себя

мелкое честолюбие, которое придавали ему

по слухам и которое служило маской для

его слабости; оно смело провозгласило себя

законодателем человечества, одной закон-

ной верховной властью над народами. По-

ложение, полное опасности и величия, ко-

торое, однако, дало самую лучшую страни-

цу истории пап. Рассуждая о том, должно

отказаться от всяких предвзятых мнений и

суда партий. Можно порицать тираничес-

кую систему, которой Гильдебранд был рев-

ностным приверженцем, и средства, часто

не совсем честные, которыми он пользовал-

ся для достижения своих целей, но было бы

несправедливо с нашей стороны не признать

самопожертвования, мужества и гения, ко-

торые он проявлял с непоколебимой уве-

ренностью в правоту своего дела. Долг вся-

кого отдавать справедливость таким добле-

стным качествам везде, где они бы ни

встретились; поступая так, мы платим дань

уважения не лицу человека, а человеческой

природе.

Если мы говорим, что Гильдебранд был

искренен, то это не относится к отдельным

его действиям и его политическим пред-

приятиям, коварство которых часто оче-

видно, но к главному убеждению, которое

служило для него вместе и целью, и изви-

нением в его глазах. Жизнь его всецело

была посвящена идее, а верное служение

идее невольно поражает даже и тогда, ког-

да сама идея ложна. Человек достигает

истины только вследствие постепенного

приближения к ней; и какого рода заслугу

можно было бы приписать ему, если его

самопожертвование не имело бы своего до-

ПЬЕР ЛАНФРЕ (PIERRE LANFREY. Род. в ШАМБЕРИ в 1828 г.). Он получил вос-

питание у иезуитов на родине, которую он должен был оставить, преследуемый свои-

ми наставниками, и закончил свое образование в Париже, в Fcole de droit. В 1857 г. он

издал первый труд «L’église et les philosophes au XVIII siècle», отличающимся большой

независимостью мнения. Не менее замечательна его «Политическая история пап», на-

писанная им с целью объяснить исторически вопрос о светской власти римских пап,

который «продолжает разрешаться людьми партий и дилетантами».

576

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

стоинства независимо от полноты истины

его целей, которые он преследовал? У

Гильдебранда было единство и бескорыс-

тие высокого честолюбия. Еще в его юно-

сти можно было видеть исключительное

преобладание принципа, который был для

него второй религией, и он подчиняет ему

неизменно свое собственное возвышение.

Он ищет личного успеха, но не иначе как

ради торжества принципа. Известно нео-

быкновенное влияние, которое он оказы-

вал на пап, бывших его непосредственны-

ми предшественниками и избрание кото-

рых зависело от его решения.

Спрашивается, каким образом этот «по-

ставщик пап» не мечтал сам сделаться

Папой? Но более внимательное исследо-

вание сейчас откроет побуждения, по ко-

торым он столь мало искал этой чести.

Прежде начала великой борьбы, которую

он задумал, он хочет исподволь пригото-

вить к ней средства; руками других он со-

здает меры, которые, происходя от него,

может быть, возбудили бы непреодолимое

недоверие, и потому он предпочитает ста-

вить на папский престол своих предвест-

ников и слуг. Он внушает им и распрост-

раняет наперед все существенные принци-

пы своей реформы. По его внушению папы

поражают тяжелыми ударами епископский

феодализм, стараются снять с духовной бе-

нефиции зависимость ее от королей и сде-

лать безбрачие основным законом церкви.

Но более важной его заботой было осво-

бодить папский престол от влияния импе-

раторской власти, бывшей тогда во всей ее

силе, – предприятие щекотливое, в кото-

ром его изворотливость и дипломатия не-

сравненны. При каждом новом избрании

он становится посредником между наро-

дом римским и императором, с целью по-

казать свое уважение к последнему и вме-

сте уравновесить то властью первого, об-

легчая как бы притом затруднительность

избрания.

Таким образом, в 1059 г., Николаю II,

своей креатуре Гильдебранд внушает дек-

рет, составленный на соборе Латеранском

(см. выше), который передает избрание пап

коллегии кардиналов, оставляя народу

только право согласия, и который упоми-

нает о праве утверждения императора, как

о простой почести (salvo honore et reverentia

dilecti filii). При следующем избрании он

признал за этим декретом безусловный ав-

торитет, и император, не имея возможнос-

ти или не осмеливаясь уничтожить его, при-

нужден был признать его законом.

С этого времени он с удивительной пре-

дусмотрительностью приобретает различ-

ные связи, могущие поддержать его в мину-

ты опасности. На юге он находит дружбу Ро-

берта Гвискара и норманнов, давая их

завоеваниям апостольское освящение, кото-

рое имело силу обращать насилие в право,

похищение – в закон. На севере он распола-

гает к себе Матильду, графиню Тосканскую,

приставив к ней умного и преданного духов-

ника; он пленил превосходством своего ге-

ния эту мужественную и страстную душу.

Так подготовлял он трудолюбиво, медленно

и терпеливо все те средства, которые поз-

же будут для него опорой; а когда, нако-

нец, старость и слабость Александра II воз-

вестили, что его день кончины близок, он

открывает враждебные действия тем, что

издает неслыханное дотоле приказание мо-

лодому германскому королю Генриху IV

явиться в Рим, чтобы дать там отчет в своем

поведении и оправдаться от обвинения в си-

монии перед трибуналом верховного перво-

священника – прелюдия, удивительно вы-

бранная для того, чтобы приготовить умы к

задуманному им предприятию.

Гильдебранд заставляет избрать себя

коллегию кардиналов и народ римский, с

которым совещались только тогда, когда

предстояло сделать торжественную мани-

фестацию. Он обошелся без голоса импе-

ратора, недавно еще необходимого для ут-

верждения избрания, но не чувствовал себя

еще довольно сильным, чтобы посвятиться

без его согласия, и приобрел его совершен-

ным повиновением, несмотря на оппозицию

германских епископов, которые ненавиде-

ли его, как врага епископской аристократии.

С первого года его первосвященниче-

ства открылась его цель: она выразилась в

его словах и действиях. Григорий VII стре-

мился к всемирной монархии и достигал

того с полной уверенностью пастыря, го-

тового действовать для доброго дела и оп-

577

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

равдывать свои действия целью. Такая фаль-

шивость удивительна в такой высокой душе,

и подобное тому не раз встречается в исто-

рии Средних веков. Спрашивается, какого

рода насилием должны были подвергнуть-

ся эти души духовных не только для того,

чтобы приобрести такое бесстрастие к кле-

вете, но и для того, чтобы сохранить неиз-

менную ясность ума среди стольких ужа-

сов, оставаясь притом недоступными угры-

зениям совести, подобно жреческому ножу

после заклания гекатомбы. Между Гильдеб-

рандом и его преемниками есть, по край-

ней мере, то различие, что козни, которые

он употребляет, не имеют в себе ничего кро-

вавого и представляются только благочес-

тивым обманом.

«Вы не знаете,– писал он испанским гра-

фам,– что с самых древних времен испан-

ское государство составляет собственность

святого Петра и что оно принадлежит пап-

скому престолу, а никому другому, хотя бы

даже находилось в руках язычников; ибо что

однажды сделалось собственностью церк-

ви, то не может никогда не принадлежать

ей». Таким образом, он объявляет свое пра-

во на Испанию, о котором никто никогда

не слыхал, и пускает в ход смелую гипоте-

зу, рассчитывая на невежество, суеверие и

хаотическое состояние, в которое была по-

гружена Испания; он требует у графов, вме-

сте с годовой данью, верховной власти над

землями, которые они приобретут у врага.

Трудно было заставить поверить басне

такого рода во Франции, где недавние спо-

ры Гинкмара и епископства против претен-

зий папского престола оставили в умах идеи,

довольно определенные относительно взаим-

ных прав государства и церкви; а потому во

Франции Григорий довольствуется духовны-

ми угрозами и всячески старается доказать

королю, что они могут ниспровергнуть его

точно так же, как и всякое восстание поддан-

ных: «Если король не отказывается от пре-

ступления симонии, то французы, поражен-

ные анафемой, откажутся повиноваться

ему». Но к королю Венгрии Папа обращает-

ся с прежней своей любимой темой:

«Вы могли знать от своих предшествен-

ников,– писал он к нему с полной уверен-

ностью,– что ваше государство составляет

собственность святой церкви Римской с тех

пор, как король Стефан передал все права

и всю власть над своей церковью св. Пет-

ру... Несмотря на то, мы узнали, что вы по-

лучили свои владения, как феод, от короля

Генриха (IV). Если это так, то вы должны

знать, каким образом вы можете заслужить

нашу благосклонность и милость св. Пет-

ра. Вы не можете получить ни той, ни дру-

гой, и даже оставаться королем, не навле-

кая на себя первосвященнического негодо-

вания, если не исправите своей ошибки и

не объявите, что владеете своим феодом не

от королевского достоинства, но от досто-

инства апостольского».

Он предлагает новое государство Све-

ну королю Датскому:

«Есть близ нас очень богатая провинция

(то есть Южная Италия), которой владеют

презренные еретики. Мы желали бы, чтобы

один из ваших сыновей поселился в ней,

чтобы быть ее князем и сделаться там

защитником религии, если, впрочем, как обе-

щал нам епископ вашей страны, вы согласи-

тесь посылать его с отборными войсками и

на служение апостольскому престолу».

Подобным образом он передает царство

Дмитрию, русскому князю, под предлогом,

что его просили о том, если он не найдет

нескромною такую просьбу; а просителем

был собственный сын Дмитрия: «Ваш сын,

посетив могилу апостолов, прибыл к нам и

объявил, что он желал бы получить ваше

государство от нас, как дар св. Петра, дав

клятву нам в верности; он уверил нас, что

вы согласились бы на его просьбу. Так как

она показалась нам справедливой, то мы и

отдали ваши владения от имени святого

Петра».

Он употребляет формы гораздо менее

деликатные в следующем письме к Орзоку,

герцогу Каглиарскому в Сардинии, владе-

телю малоопасному:

«Ты должен знать, что многие просят у

нас твоей страны и обещают нам большие

выгоды, если мы позволим им овладеть ею.

Не только норманны, тосканцы, ломбарды,

но даже и немцы настойчиво просят нас о

том; мы не хотели, однако, решиться на то

прежде, чем узнаем твое мнение через на-

шего посла.

578

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

Если ты захочешь оставаться преданным

апостольскому престолу, то мы не только

не дадим позволения нападать на тебя, но

защитим даже духовным и светским оружи-

ем от всякого нападения»...

Трудно найти человека, который столько

пользовался бы своим положением и сво-

им словом против слабых. Но какое боль-

шое различие между всем, что мы видели,

и тем ласкающим и отеческим тоном, с ко-

торым Григорий обращается к Вильгельму

Завоевателю, когда просит у него клятвы в

верности, и даже после того, когда тот от-

казал ему в ней! Наконец, он раздает в ко-

роткое время короны Польши, Венгрии и

Германии, низлагает императора Никифо-

ра Ботаниата, заставляет платить дань Вра-

тислава, короля Богемского, вручает вер-

ховную власть над Гаэтой графу Аверсы,

чтобы приготовить себе защитника на слу-

чай возможного отпадения Роберта Гвиска-

ра. Так что уже в самом начале его правле-

ния не было в Европе государя, у которого

он не похитил бы или не поколебал верхов-

ной власти. Только Генрих IV, молодой ко-

роль Германский, для защиты себя выходит

на сцену и защищает свое право.

Генрих, которого так прославила его

борьба с Гильдебрандом и которого мы зна-

ем только по пристрастным рассказам ду-

ховных историков, жил в эпоху, когда его

соперник был избран Папой и когда он сам

решился на опасную борьбу с вождями гер-

манского феодализма. Но зато его союзни-

ками были все города Германии, и это об-

стоятельство лучше всего характеризует

борьбу Генриха IV с князьями, весьма по-

хожую на то время, когда позже (в XII в.)

во Франции королевская власть подала

свою руку коммунам. Хотя церковные хро-

нографы сравнивали Генриха IV с Нероном,

однако в целости его поведение и жизнь

доказывают, что он стоял выше большей

части государей того времени. Странная

смесь мужества и слабости, законности и

духа хитрости, стойкости и нерешимости,

которые замечаются в нем, достаточно по-

ясняется неопытностью его юности, самы-

ми резкими крайностями, в которые он так

рано был поставлен, и суеверием, которое

поселяло разлад в его сердце. Против него-

то Гильдебранд направил свои удары с не-

которой страстностью, оправдываемой теми

узами подчинения, которые так долго дела-

ли из папства императорский феод. Сверх

того, Генрих для того врага королей был

самой славной жертвой, какую он мог при-

нести. Ему прежде всего нужно было ме-

тить в самые высокие личности. Унижая его,

он унижал не одного короля, но и его коро-

левство вместе с ним.

Политическая партия, к которой при-

стал на этот случай Гильдебранд в Герма-

нии, показывает ясно, как нужно смотреть

на фантастическую картину современного

нам неокатолицизма, которую этот хочет

наложить на историю, когда изображает

Григория VII демократом, вооруженным

анафемой, чтобы освободить народы от фе-

одального гнета. Это общее место не вы-

держивает серьезной критики. Если смот-

реть с точки зрения теории, то система, ко-

торой Григорий VII решился заменить волю

королей, была еще в тысячу раз более ти-

ранической; а с точки зрения фактов, мы

чаще всего увидим, что гнет, который ле-

жал на народах, еще более увеличился от

идей Григория VII вместо того, чтобы сде-

латься легче.

Григорий VII не ввел новой политики на

папском престоле, он придал только боль-

ше блеска политике своих предшественни-

ков и пап вообще, которые всегда действо-

вали по очень странным убеждениям отно-

сительно демократических интересов. Они

постоянно были заняты только тем, чтобы

усилить свое собственное могущество, ко-

торое далеко не гармонировало с такими

интересами, потому что оно исключало вся-

кое свободное учреждение. Между тем,

нужно признать, что элементами, из кото-

рых состояла древняя организация церкви,

папы удовлетворяли некоторым образом

духу равенства и другим демократическим

стремлениям; но власть пап сама старалась

уничтожить эти остатки почти забытых пре-

даний. Облегчение народов было всего ме-

нее целью, которую они имели в виду. Они

поддерживали поочередно народ против ко-

ролей, королей против народов, сообража-

ясь с выгодами своего собственного поло-

жения; и Григорий действовал не иначе.

579

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

Если был чей-нибудь демократический ин-

терес в борьбе, предоставившей Папе воз-

можность вмешаться в дела германские, то

неоспоримо это был интерес императора,

соединенного со свободными городами про-

тив саксонского феодализма.

Утверждение, которое повторяют иног-

да: он был врагом императора, следова-

тельно другом народа,– историческая не-

лепость. В этом случае, как и почти в про-

должение всех Средних веков, такие слова

нужно принимать в обратном смысле и го-

ворить: друг короля – друг народа, пото-

му что в то время императорский принцип

далеко не был так стеснителен, как теокра-

тическая централизация, придуманная

римскими первосвященниками. Григорий

столь мало заботился о пользе народа, что

везде, где совершался грабеж, он оправды-

вал похитителя, в надежде сделать из него

опору. Неужели из ревности к защите уг-

нетенных он подтверждает завоевание в

Англии Вильгельма Завоевателя; в обеих

Сицилиях – вторжение Роберта Гвискара,

Гейзы в Венгрии, Рудольфа в Германии, Бо-

леслава в Польше, Звонимира в Далмации?

Нет; оказывается, что, утверждая закон-

ность их прав, он надеется, что эти владе-

тели будут покорными вассалами папско-

го престола; он заботится о политике, ко-

торая всегда составляла светское

могущество пап; он подражает Захарию,

утвердившему узурпацию Пипина, Адри-

ану, венчавшему Карла Великого, Григо-

рию VI, низложившему Людовика Благо-

честивого в пользу его сыновей.

Точно так же в своей борьбе с Генри-

хом IV Григорий занят только тем, чтобы

усилить свою власть, и не имеет в виду на-

родных интересов, точно так же, как и сам

император, который опирается на них в ин-

тересе своего собственного честолюбия. Та-

ким образом, они оба без малейшей добро-

совестности стараются найти в стане свое-

го врага помощь той партии, с которой

сражаются в своих собственных владениях.

Папа, который в церковном управлении

борется с неумолимой ненавистью против

епископского феодализма, не затрудняется

поддерживать в Германии тот же феода-

лизм, а император, для которого была опас-

на аристократия герцогов и графов герман-

ских, ищет себе твердой опоры в аристо-

кратии церковной.

Из всего сказанного нами должно за-

ключить, что спор за инвеституру, которая

дала свое имя борьбе духовной власти со

светской, при Григории VII, Генрихе IV и

их преемниках, был только случаем и вре-

менной формой; при отсутствии подобного

предлога, их вражда нашла бы тысячу дру-

гих...

После кратковременного торжества для

Гильдебранда наступил период бедствий.

Но он перенес их с редким стоицизмом

души, привыкшей к великим замыслам. Он

оспаривал каждый шаг, вооружал против

Генриха поочередно то норманнов и рим-

лян, то графиню Матильду, неустрашимую

воительницу, характер которой он возвысил

своим геройством; искал для него врагов во

Франции, Англии и даже между сарацина-

ми. Все было бесполезно. Короли, большая

часть которых были недовольны его пове-

лительными требованиями, не отвечали на

его зов. Сам Вильгельм, который отчасти

был обязан ему быстрым успехом своего

завоевания, отказал ему в своей помощи:

«Вспомни ты,– говорил ему Григорий,–

вспомни ты, какой искренней любовью я

любил тебя еще прежде получения перво-

священнического достоинства, как деятель-

но заботился о твоих интересах и с каким

усердием я употреблял все зависящие от

меня средства, чтобы возвести тебя на трон!

Сколько я перенес упреков со стороны сво-

ей братии, негодовавшей на меня за то, что

я покровительствовал стольким убийствам!

Но Бог свидетель, что я делал это с добрым

намерением, полный надежды на его ми-

лость и доверия к твоим великим доброде-

телям». Гильдебранд верно изображается в

этих словах: смесь макиавеллизма в сред-

ствах и искренности в цели есть черта всей

его жизни. Но если по справедливости дол-

жно назвать его фанатиком, то нельзя не

присоединить, что фанатизм его был фана-

тизмом великой души. Он никогда не имел

бесчувственной холодности любимых геро-

ев теократии, и его нельзя упрекнуть ни в

одной из тех кровавых жертв, которыми за-

пятнали после него римскую багряницу.

580

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

В нем ничего не было посредственного; он

почти всегда являлся милостивым и вели-

кодушным по отношению к своим личным

врагам.

Читая его письма (см. ниже), нельзя не

заметить той гуманности, которая ставила

его выше своих современников; нельзя не

заметить в них того достоинства красноре-

чия, которое вытекает из самой души и не

дается риторикой; в них не найдете ни од-

ного из тех качеств, столь свойственных его

современникам, которые с первого же раза

обличают в авторе дикаря в маске ритора и

напоминают, что перед вами стоят едва про-

клюнувшиеся существа, принадлежащие к

миру, чуждому вас. Он принадлежит к слав-

ной семье умов всех веков и всех стран. Это

превосходство, так резко выделявшее его из

толпы современников, возмущало их и вме-

сте пленяло; не имея возможности скрыть

того, они обвиняли Гильдебранда в колдов-

стве и магии, как обвиняли в том Герберта

(см. ниже). Даже сами друзья его находи-

лись с ним в близких отношениях, кажет-

ся, скорее вследствие ослепления его дос-

тоинством, чем по естественной склоннос-

ти, и это чувство в них смешивалось с

каким-то суеверным отвращением. Сам

Петр Дамиан

боится Григория и между тем

не может оторваться от него; он называет

его своим святым сатаной, своим враже-

ским другом (hostilis amicus).

Отсутствие великих страстей всегда

умеряет жестокость непреклонного сердца,

в котором не без удивления встречаешь глу-

бокую любовь к справедливости, смешан-

ную с величайшей неправдой. Однако нель-

зя допустить, что среди страшного хаоса,

этого основного характера Средних веков,

принятая Григорием система казалась луч-

шей формой управления; но он принял еди-

нообразие за порядок, неподвижность – за

равновесие, дисциплину – за гармонию и

всеобщее угнетение – за мир. Нет нужды

следить слишком далеко за политическим

и общественным состоянием, которое было

бы результатом успеха его деятельности.

Магометанство, которое тогда было в апо-

гее своего могущества, представляет в сво-

ем развитии все ступени, по которым про-

ходят унитарные общества: сначала непре-

одолимое движение, потом быстрый упадок

сил и, наконец, долгая дремота в рабстве.

Странное самообольщение! Ту самую че-

ловеческую природу, которую Гильдебранд

не считал ни достойной, ни способной

пользоваться властью, в пределах существо-

вавшей в то время феодальной организации,

он считал в то же время способной для того,

чтобы в своем лице возложить на нее, и

притом на личность одного человека, свет-

скую и духовную власть над всей землей.

Он воображал, что посвящение в Папы бу-

дет предохранительным средством, доста-

точным для того, чтобы гарантировать со-

бой такого смертного, имеющего возмож-

ность делать ошибки и погрешности, в

которых он укорял королей, как будто ис-

тория его предшественников не опроверга-

ла подобных фантазий.

Умирая, он увидел свое дело полуразру-

шенным и мог сомневаться, чтобы папство

восстало когда-нибудь от ужасных ударов,

нанесенных ему его врагами; но он ни на

минуту не усомнился в святости своего

дела. При своей кончине остался таким же,

каким он был в продолжение всей своей

жизни: строгим, неукротимым, решитель-

ным. Побежденный, оставленный, пресле-

дуемый из города в город, увлекаемый, ско-

рее, как пленник, чем союзник, толпой

полуварварской орды, состоявшей из нор-

маннов и сарацин, он смотрел на свое паде-

ние с гордостью великой души, пораженной

незаслуженным несчастием,– обыкновен-

ной наградой справедливого. «Я любил прав-

ду,– говорил он, умирая,– ненавидел неправ-

ду, и потому умираю в изгнании».

Hist. polit. des papes. 1860, с. 103–134.

Кардинал-епископ Остии, друг Григория VII,

1072 г.

Стасюлевич М.М. (сост.) История Средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768 - 1096гг.)

Подождите немного. Документ загружается.