Стасюлевич М.М. (сост.) История Средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768

Подождите немного. Документ загружается.

541

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

ся сказками, пробудившись – снами, а при

отъезде в путь – астрологией. Иногда он

целый день спал, а ночь всю напролет про-

сиживал или за игрой в кости, или за сто-

лом. Во время пира он приказывал предла-

гать гостям всего в избытке, а сам часто

вставал из-за стола, ни к чему не прикос-

нувшись; он нарочно заранее наказывал

людям, обязанностью которых было прини-

мать и угощать гостей, не обращать на него

никакого внимания. Гостеприимством он

хвалился, как великой добродетелью, кото-

рая, не лишая нас Божеской награды, дос-

тавляет великую славу уже между людьми.

За обедом он находил удовольствие не

столько в пище и питье, сколько в остроум-

ных речах, рассказах о королях и в метких

изречениях философов. Когда же был один

дома, а такие случаи, когда ему приходи-

лось обедать без гостей и королевских по-

сланных, были редки, то все время прово-

дил в слушании сказок, снотолкований, но

всегда с соблюдением благопристойности.

Музыкантов допускал к себе редко, разве

по нужде, для облегчения горести и забот.

Пантомимов же, старающихся потешить

толпу неприличными телодвижениями, ни-

когда не принимал. Постоянно находились

при нем только одни врачи; другие же, если

не требовало какое-нибудь важное обстоя-

тельство, чтобы к нему были допущены

светские лица, с трудом получали на то

позволение. Таким образом, двери его

спальни, которые мы видели прежде откры-

тыми всякому незнакомцу и чужестранцу,

впоследствии окружены были такой силь-

ной стражей, что послы с важными поруче-

ниями и люди, имевшие высокое положение

в свете, поневоле должны были иногда це-

лую неделю стоять за дверями.

39. Сверх того, Адальберт имел обычай

за обедом подсмеиваться над лицами, зани-

мавшими важные должности, издевался над

их жадностью и глупостью, а многих из них

попрекал низким происхождением. Всех

вообще он поносил за неверность к коро-

лю, поднявшему их из ничтожества, и выс-

казывал то, что только он один защищает

короля из любви к государству, а не для сво-

ей пользы. Доказательством в его глазах

служило то, что тогда как первые, как люди

низкие, грабили чужое добро, он, как чело-

век благородного происхождения, сыпал на

все стороны свое. Такие оскорбительные вы-

ходки он делал против всех, не щадил ни-

кого, лишь бы поставить себя выше других.

Одним словом, этот человек, не любя ни-

чего, кроме мирской славы, так сильно ис-

портился, что потерял даже и те доброде-

тели, которые имел прежде. Вышеприведен-

ные нами его поступки и многое другое в

этом роде относятся именно к тому време-

ни, когда суеверие, хвастовство, или, луч-

ше сказать, беспечность, покрыли его к

тому великим позором и возбудили к нему

всеобщую ненависть, особенно со стороны

знатных.

В главе 40 автор называет в числе таких

врагов Адальберта на первом месте герцога

Саксонского Бернгарда и его детей, которых он,

несмотря на все вышесказанное, обвиняет и в

доказательство правоты архиепископа приводит

следующий случай:

41. Герцог, увлекаемый своей корыстью,

пошел во Фрисландию, где ему не была вы-

плачена установленная подать; ему сопут-

ствовал и архиепископ с целью примирить

отпавший фрисландский народ с его герцо-

гом. Но когда алчный к мамоне герцог, по-

лучив сполна все, не хотел довольствовать-

ся семьюстами марок серебра, этот дикий

народ пришел в ярость и: «Меч обнаживши,

в битву вступил, защищая свободу»

Многие из наших были убиты тогда,

другие разбежались, лагерь герцога и епи-

скопа был разграблен, и, таким образом,

огромные суммы денег из церковных до-

ходов погибли там безвозвратно. Однако

ж, оказанная в опасности дружеская вер-

ность герцогу не принесла нам настоль-

ко пользы, чтобы он и его дети перестали

преследовать церковь. Герцог, как бы

предвидя, что будет после него, часто со

вздохами говорил, что его сыновья самой

судьбой предназначены к разорению Бре-

менской церкви. Так, ему представилось

во сне, будто вышедшие из его дома, спер-

ва медведи и кабаны, потом олени и,

Вергилий. Энеида, VIII, 648.

542

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

наконец, зайцы устремились к церкви; по

этому поводу, он сказал: «Медведи и ка-

баны, вооруженные клыками, – наши хра-

брые предки; олени, украшенные только

рогами,– это мы с братом; а зайцы – наши

малохрабрые и даже трусливые дети; я бо-

юсь,– прибавлял он,– что они станут на-

падать на церковь и этим навлекут на себя

небесное мщение». Поэтому он увещевал

их и заклинал страхом Божиим не делать

нечестивых злоумышлений против церк-

ви и ее пастырей, потому что оскорбле-

ние, нанесенное им, наносится самому

Христу и влечет за собой неминуемую

кару. Но они были глухи к подобным уве-

щаниям. Мы сейчас увидим, как они были

наказаны за свои грехи.

В главах 42–44 автор рассказывает, как после

смерти Бернгарда его дети, Ордульф и Гериманн,

ограбили Бременскую церковь и как оба были за

то наказаны: Гериманна приговорили к ссылке, а

Ордульф поплатился 50 поместьями в пользу Бре-

мена. По этому поводу автор исчисляет и другие

приобретения Адальберта, увеличившие

богатство его епархии.

45. Наша церковь могла быть столь бо-

гатой, что нашему архиепископу нечего

было завидовать архиепископам Майнцско-

му и Кёльнскому. Только епископ Вюрц-

бургский превышает его своим положени-

ем, потому что вместе с графскими обязан-

ностями округа в его руках было и само

герцогство. Нашему архиепископу сильно

хотелось сравняться с ним, и он всячески

старался приобрести для церкви все графс-

кие места своей епархии, с которыми свя-

зывалось право суда. Так, он добился у им-

ператора самой важной графской должнос-

ти во Фрисландии, в Фивельгоэ, бывшем

прежде за герцогом Готфридом, а теперь

принадлежащем Экиберту. За нее платили

тысячу марок серебра, из коих двести вно-

сит Экиберт, признававший вместе с тем

себя вассалом церкви. Архиепископ удер-

живал это графство десять лет, до времени

своего изгнания. Вторая его графская дол-

жность была в графстве, принадлежавшем

Уто и рассеянном по разным местам Бре-

менской епархии, преимущественно же око-

ло Эльбы. За нее архиепископ платил Уто

церковными имуществами столько, что пла-

та эта равняется годичному доходу в тыся-

чу фунтов серебра, между тем, как на та-

кие церковные деньги можно было принес-

ти большую пользу; а нам все мало для

мирской славы, и мы лучше желаем быть

бедными, лишь бы иметь много подданных.

Третье графство, по названию Эмизгое, на-

ходится во Фрисландии, неподалеку от на-

шей епархии. Право нашей церкви на него

защищал против Бернгарда Годескальке

(славянский князь) и был убит. За это граф-

ство наш архиепископ обязался платить

королю тысячу фунтов серебра. Не имея

такой суммы денег, он взял из церкви (о,

горе!) кресты, алтари, венцы и другие укра-

шения церковные, продал их и вырученны-

ми деньгами заплатил условленную сумму.

Он хвастался в скором времени вдесятеро

заплатить церкви за взятые вещи и из се-

ребряной сделать ее золотой, как обещал

и прежде при разграблении монастыря. О,

какое святотатство! Два золотых креста с

драгоценными камнями, главный жертвен-

ник и чаша – оба из блестящего красного

золота, осыпанные драгоценными камнями,

были разломаны. Они стоили двадцать ма-

рок золота; их принесла в дар Бременской

церкви вместе с другими подарками госпо-

жа Эмма. Расплавливавший эти вещи золо-

тых дел мастер рассказывал, что с великим

прискорбием он должен был ломать эти

кресты, и некоторым тайно открывал, что

при каждом ударе молотка ему слышался

жалобный плач младенца. Таким образом,

сокровище Бременской церкви, с величай-

шими усилиями собранное от благочести-

вых пожертвований верующих прошлого и

нынешнего времени, в одну несчастную

минуту пропало за ничто. И от продажи

этих вещей едва ли составилась и половина

должной суммы. Мы слышали, что драго-

ценные камни, вынутые из священных кре-

стов, были употреблены некоторыми людь-

ми на подарки своим любовницам.

46. Признаюсь, мне страшно передать

все, как было; рассказанное выше считалось

только еще началом горя, а страшное мще-

ние последовало позже. С того времени сча-

стье начало нас покидать; все пошло против

нас и церкви; на нашего епископа и его при-

543

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

верженцев стали смотреть как на еретиков.

Впрочем, он не обращал никакого внимания

на общее мнение, и между тем, как его соб-

ственные дела оставлялись без внимания, он

весь страстно предался двору, упорно доби-

ваясь себе славы; преимущественно он стре-

мился к управлению государственными де-

лами, потому что, как сам он рассказывал,

для него невыносимо было видеть своего

короля и государя связанным в руках его ок-

ружавших. Он уже достиг консульства, и,

удалив соперников, один владел Капитоли-

ем, но зависть, всегда преследующая славу,

не оставила и его в покое. Наш глава, решив-

шись во время своего консульства восстано-

вить золотой век, старался всеми силами ис-

коренить в царстве Божием всякую неправ-

ду, уничтожить всех поднимавших руки

против короля, всех злоумышленников и гра-

бителей церкви. Но, как такие преступления

сознавали за собой все епископы и вельмо-

жи, то они единодушно поклялись погубить

его одного, а прочих избавить от опасности.

Потому собравшись в Трибуре, где был и сам

король, они изгнали нашего архиепископа от

двора, как чародея и обольстителя. Так была

«его рука на всех и руки всех на него» (1

Моис. 16, 12); борьба кончилась пролитием

крови (январь 1066 г.).

В последних главах третьей книги, от 47 до

70-й, автор рассказывает, как все вооружились

против Адальберта, как он бежал в Гослар и

потом заключил мир с Магнусом, герцогом Сак-

сонским, по условиям которого архиепископ удер-

жал за собой одну треть своих владений. После

отступления по поводу дел шведских и датских,

автор возвращается к описанию печального по-

ложения Бремена и весьма коротко упоминает

о том, что в 1069 г. Адальберту удалось снова

получить консульство и прежнюю власть; затем

в 10 последних главах подробно останавливает-

ся на исчислении различных предзнаменований,

говоривших о близости смерти Адальберта, рас-

сказывает, как он скончался в Госларе (1072 г.) и

был погребен в Бремене. К третьей книге присо-

единено автором или кем-нибудь посторонним

небольшое приложение с описанием миссионер-

ской деятельности Адальберта.

Четвертая книга, последняя, из 42 глав, по-

священа исключительно географическому опи-

санию Скандинавии и островов отдаленного се-

вера с показаниями, как и когда было распрост-

ранено там христианство. Автор, начав с Да-

нии, в конце описывает Исландию и Гренландию,

на чем и завершается летопись.

Gesta Hammenburgensis ecclesiae

pontificum. Libri IV.

Ф. Лоран

СОСТОЯНИЕ ЗАПАДНОЙ

ЦЕРКВИ В XI в.

ХАРАКТЕР РЕФОРМЫ

И БОРЬБЫ ГРИГОРИЯ VII

СО СВЕТСКОЙ ВЛАСТЬЮ

(в 1860 г.)

Призвание церкви и ее господство осно-

ваны на власти духовной. Чтобы такое при-

звание было выполнено на деле, чтобы цер-

ковь имела действительную власть над ума-

ми, необходимо, чтобы она осуществила в

себе ту идею, на которой покоится ее

власть; необходимо, чтобы она жила духом

и идеалом христианства; говоря современ-

ным языком, она должна оправдать свое

господство высокой нравственностью и об-

разованностью своих членов. В XI в. цер-

ковь стояла в прямой противоположности

с таким идеалом; ее пятнали все пороки,

заражавшие мир варваров того времени.

Представители духовной власти, епископы,

выбирались из феодальной аристократии, и

потому церковь стояла на одном уровне

Ф. ЛОРАН (F. LAURENT). Этот историк был профессором в Гентском университе-

те в Бельгии. Он составил себе известность обширным трудом, который называется

«Histoire du droit des gens et de relations internationales» («История народных прав и меж-

дународных отношений»). «La Papauté et l’empire», то есть «Папство и империя», отку-

да заимствовано нами извлечение, составляет шестой том того труда.

544

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

с варварским обществом; невежество шло

рука об руку с развратом. Униженная, за-

грубелая, могла ли церковь называться ду-

ховной властью! Еще несколько шагов по

этой же дороге, и образованию угрожала бы

важная опасность. Чтобы убедиться в том,

рассмотрим подробности церковного быта

в XI в.; власть духовная представится нам в

полном разложении. Картина того объяснит

нам и задачу Григория VII. Он нашел цер-

ковь в развалинах и насильно возвратил ее

к христианскому идеалу, обеспечив при

этом власть пап; и нельзя не сознаваться,

что, спасая церковь, он вместе с тем спасал

и цивилизацию.

Со времени вторжения варваров и до

XI в. церковь была в зависимости от госу-

дарства. Это время было эпохой насилия;

церковь нуждалась во внешней опоре и ис-

кала покровительства королей; но кто по-

кровительствует, тот и властвует; духовная

власть подчинилась государству: Карл Ве-

ликий был и Папой, и императором. Распа-

дение Каролингской монархии не принес-

ло пользы церкви; среди анархии, предше-

ствовавшей феодализму, она была жертвой

сильного. В феодальную эпоху она испы-

тала иерархическую зависимость, бывшую

условием владения землей. Назначение

епископов делалось королями в против-

ность канонам, предоставлявшим свободу

избрания клиру и мирянам. В одной хрони-

ке рассказывается, что Оттон Великий, ког-

да пришло известие об епископской вакан-

сии, видел сон, по которому ему следовало

назначить епископом первого, кто ему ут-

ром попадется навстречу; император дове-

рял более подобному способу назначения,

нежели каноническому избранию, хотя,

впрочем, встав, он пошел по направлению

к аббатству, чтобы иметь более вероятнос-

ти встретить духовное лицо (Титмар Мер-

зебургский, II, 17). Благочестивый Генрих II

несколько раз уничтожал избрания, произ-

водимые капитулами, и назначал епископов

по своему выбору. Генрих III возводил и

низводил пап и распоряжался епископства-

ми наравне с графствами. Во Франции и

Англии осталась одна тень выборов, но

жалобы церковных писателей доказывают,

что и там, как в Германии, епископы дос-

тигали своих престолов неправильными

путями. Зло было всеобщее, потому что

корень его существовал везде: епископство

рассматривалось, как феод, которым коро-

ли и сильные бароны считали себя вправе

распоряжаться. Слияние духовных досто-

инств с мирскими видно всего более в

странном обычае X в. давать епископства

детям. Ребенок мог быть графом, почему

же ему не быть епископом? В 926 г. Гер-

берт, граф Вермондоа, назначил пятилет-

него своего сына епископом Реймса; такое

назначение было утверждено королем и

Папой. Аттон Верчельский (писатель X в.)

рассказывает нам странную процедуру

поставления малолетних прелатов; ребен-

ку предлагались вопросы, на которые от-

вет был им заучен предварительно, и он

читал его, дрожа от страха не столько по-

терять епископство, сколько получить роз-

ги от своего наставника. Этот скандал до-

стиг самого престола св. Петра: в Х в. ви-

дели ребенка наместником Иисуса Христа!

(см. выше).

В феодальную эпоху зависимость духов-

ной власти была облечена даже в легаль-

ную форму. Епископы перед посвящением

получали от короля инвеституру (облече-

ние): король вручал им жезл, символ пас-

тырской власти, и кольцо, знак внутренней

связи пастыря со своим стадом. Епископы

и аббаты были членами феодальной арис-

тократии; они пользовались правами графов

и несли потому их обязанности; и те, и дру-

гие были вассалами короля и должны были

давать одинаковую присягу... Вот свиде-

тельства современников, которые дадут нам

понятие, к чему должен был привести та-

кой порядок вещей во Франции, Италии,

Германии и Англии.

Монах Глабер (XI в.) говорит так о цер-

кви во Франции: «Наши короли, которым

следовало бы избирать для служения св.

религии лица, самые способные к такой дол-

жности, считают более достойными для уп-

равления душами тех, от которых они ожи-

дают наибольших подарков... Сделавшись

епископами, такие корыстные люди дают

полную свободу своей жадности, старают-

ся только об удовлетворении ее и поклоня-

ются ей, как идолу» (Hist. II, 6)...

545

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

В Германии в малолетство Генриха IV

церковь находилась в руках его опекунов.

Честолюбие и жадность потеряли всякий

стыд; продажа духовных должностей дела-

лась с публичного торга... Если аббатство

становилось вакантным, то ему назначали

цену во дворце; потом являлись монахи и

надбавляли цену друг перед другом: «Они

сулили,– говорит летописец Ламберт

(Annal. ad a. 1071, у Pertz, V, 189),– золо-

тые горы; продавец не смел и думать о том,

что ему предлагал иногда покупатель. Мир

спрашивал с изумлением, откуда текут реки

богатств, каким образом сокровищницы

Креза попались в руки людей, которым за-

кон не позволял считать даже одежды сво-

ей собственностью» (см. ниже). В летопи-

сях Ламберта изображено постыдное зре-

лище, которое представилось князьям и

королю при избрании Фульдского аббата.

Ученый анналист восклицает вместе с Ци-

цероном: «О, времена, о, нравы!» Он повто-

ряет слова Даниила: «О, отвращение, о,

позор!»

В Италии было еще хуже. Все церков-

ные должности были продажны, как товар

на рынке: не было ни одного места, неза-

пятнанного симонией. Лев IX хотел удалить

купивших свои должности; ему отвечали,

что церкви останутся без пастырей. Но и

сам св. престол был продажным. Бене-

дикт IX предлагал публично продать свое

место тому, кто может заплатить; продавец

посвятил сам покупателя и вышел из Лате-

рана. Но получив деньги, Бенедикт восполь-

зовался ими, чтобы удержаться в Риме.

Между тем, враги его избрали третьего

Папу. Тем не кончился еще скандал: никто

не имел силы одержать верх над двумя про-

тивниками, и Бенедикт напал на счастливую

мысль приступить к обоюдной сделке: к чему

спорить об исключительном владении пре-

столом, доходов с которого может хватить

на всех троих? Так, в 1045 г. явилось три

папы, вследствие той неслыханной сделки...

Беспредельность зла вызвала сильную

реакцию. Императоры, верные своему при-

знанию быть защитниками церкви, взяли на

себя инициативу реформы. Генрих III при-

вел в порядок избрание пап; но до вступле-

ния Григория VII симония продолжалась.

Усилия Климента и Льва относились к част-

ным случаям, но корень зла существовал:

именно феодальный характер епископ-

ства. Нужны были сильные меры: Григо-

рий VII попытался запретить королям раз-

давать инвеституру.

Зависимость церкви должна была раз-

вращать духовную власть в самой ее сущ-

ности. Епископы и аббаты шли за королем

на поля битвы вместе с прочими баронами.

В XI в. военная служба сделалась неоспо-

римой их обязанностью; сами папы призы-

вали епископов в лагерь, как на собор. Пре-

латы бились и командовали полками; воин-

ские подвиги делали их знаменитыми; быть

хорошим воином значило то же, что быть

хорошим пастырем: bonus miles et optimus

pastor, говорит Титмар (V, 23) об одном ду-

ховном лице...

Епископы и аббаты не довольствовались

отправлением феодальных обязанностей,

но и сами объявляли войну, мстя за обиды,

распространяя территорию и даже поддер-

живая свои духовные права. «Это не епис-

копы,– восклицает один из современников,–

а тираны, окруженные войском; с руками,

запятнанными неприятельской кровью, они

приступают к совершению таинств»...

Церковь призвана господствовать над

светским обществом; но всякая власть дол-

жна быть оправдана нравственным и ум-

ственным превосходством своих органов.

Но чем стояло выше духовенство XI в. над

светским обществом? Оно, по выражению

одного современника, отличалось от него

только тем, что брило бороду. Архиепис-

коп Вероны, собрав своих подчиненных,

имел случай заметить, что присутствующие

не знали Символа веры. Кардинал Дамиан

(современник Григория VII) утверждает,

что священники сами не понимают того, что

читают, и едва могут разбирать писаное.

Невежество встречалось часто и на епископ-

ском престоле. Епископ Бамберга был низ-

ложен Папой за симонию: молодой клерик

подал низложенному псалтырь и сказал:

«Если ты можешь понять эти строки, не

Ср. это с картиной дворца бременских архиепи-

сков того времени, выше.

546

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

говорю, объяснить их мистическое и алле-

горическое значение, но только перевести

слово в слово, то я буду считать тебя оп-

равданным от взведенных на тебя преступ-

лений и объявлю достойным епископского

сана» (Ламберт. Annal. ad. a. 1075, у Pertz,

V, 211). Епископ не мог воспользоваться та-

ким способом оправдания.

Приверженцы слепые старины с сожа-

лением говорят о веках невинного невеже-

ства; они полагают, что чистота нравов была

уделом того блаженного времени, как буд-

то бы истинная мораль может встретиться

там, где разум блуждает во мраке. В XI в.

невежество было крайнее, а разврат нравов

доходил до того, что в наше время нельзя

без оскорбления чувства стыдливости рас-

сказывать о деяниях тех, которые должны

были служить образцом чистой жизни, как

избранники Господа... Но разврат нигде не

был так отвратителен, как у самого подно-

жия папского престола. Женщины делали

папами своих любовников или детей, при-

житых в распутстве. Лиутпранд представ-

ляет живую картину состояния папской вла-

сти в X в.

...

Но корень всего зла таился в рабстве

церкви; надобно было оторвать ее от тако-

го общества, каким оно было в XI в. В этом-

то и состояла задача церковной реформы,

предпринятой Григорием VII...

Никогда еще столь трудная и столь вы-

сокая задача не возлагалась на одного че-

ловека. В древности, когда церкви угрожа-

ла опасность со стороны арианства, св.

Афанасию приходилось бороться с мнени-

ями теологическими или философскими.

Григорию предстояло вести войну с самы-

ми необузданными страстями, соединенны-

ми с самым живым интересом. Для основа-

ния духовной власти следовало реформи-

ровать церковь и сделать ее независимой от

государства. Первое предприятие ставило

Папу в оппозицию с епископством и вооб-

ще с духовенством; второе – со светской

властью. Один человек должен был выдер-

жать борьбу с целым миром. Он не обма-

нывал себя относительно громадности за-

дачи и вот каким образом выражал свои

взгляды на окружающий порядок вещей:

«Князья и сильные мира сего потеряли

всякое уважение к церкви; они обращаются

с ней, как с негодной рабой. Даже те, кото-

рые стоят при кормиле церковного управле-

ния, забыли Божеский закон, упустив из виду

свои обязанности в отношении к Богу и вве-

ренной им пастве. Что станется с народом,

покинутым своими пастырями? Не будет

узды, которая направила бы его на путь прав-

ды; даже те, которые должны служить ему

примером, представят собой образчики рас-

путства» (Epist. I, 42)... «Пробегая мыслью

по странам Запада, от севера до юга, я с тру-

дом могу найти епископа, который законно

достиг своего звания, вел бы христианскую

жизнь и управлял бы народом с любовью ко

Христу. Я напрасно искал бы между коро-

лями одного, который предпочел бы возда-

вать честь Богу, а не самому себе, быть спра-

ведливым, вместо того, чтобы быть корыст-

ным... Тем же, среди которых я живу,

римлянам, ломбардам, норманнам, я гово-

рю каждый день, что они хуже евреев и языч-

ников» (Epist. II, 49)...

Григорий стремится привести людей к

вечной жизни; будучи монахом до вступле-

ния на престол, он черпал в монашеской

жизни идеал всякой другой жизни и гово-

рил королям и вельможам: «Место нашего

здешнего обитания не наше жилище; истин-

ное наше жилище в будущей жизни, кото-

рую мы должны искать в Боге. Разве вы не

видите каждый день, как жизнь смертных

хрупка и эфемерна, как надежды людей

тщетны и обманчивы... Подумайте, что,

выйдя из этого мира, вы обратитесь в прах

и тление; подумайте, что вам придется от-

дать строгий отчет в ваших делах и приго-

товьтесь к будущим опасностям. Употреби-

те ваше оружие, ваши богатства, вашу

власть на служение вечному царю. Управ-

ляйте так, чтобы ваша любовь к правде и

истине сделалась приятной жертвой Всемо-

гущему. Тогда он вас спасет из рук смерти,

он заменит ваши временные почести веч-

ной славой в царстве, где блаженство бес-

конечно, почесть без сожаления, достоин-

ство несравненно» (Epist. IV, 28, ad Hispa-

nos).

Это место у Лиутпранда см. выше.

547

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

Сравните этот христианский спиритуа-

лизм с действительной жизнью XI в., пред-

ставьте себе обязанности Папы, как главы

церкви, и тогда убедитесь, что борьба Гри-

гория со своим временем была неизбежной.

Чтобы бороться с железным веком, надоб-

но самому быть железным, и Григорий был

человек необыкновенной энергии и силы.

Впрочем, и он был знаком с внутренними

страданиями, несморя на всю свою твер-

дость и крепость, за которую его друг Да-

миан называет «святым сатаной» (Dam.,

Epist. I, 16). Едва вступив на престол св.

Петра, Григорий восклицает: «Я выступил

в море, и бури меня охватили... Страх и

трепет овладевают душой, мрак потемняет

мой ум». Еще до того времени он был ду-

шой папского престола и имел ясные идеи

о церковной реформе; он видел необходи-

мость отделение церкви от государства. Но

кто не пришел бы в ужас накануне такой

борьбы? Между тем действительность пре-

взошла все опасения. Папа писал Одилону,

аббату Клюни, своему первому другу: «Я

часто просил Христа взять меня из этого

мира или дозволить, чтобы моя жизнь была

полезной нашей общей матери; между тем,

Он не избавил меня от тревог, а жизнь моя

не была полезна настолько, насколько я рас-

считывал» (Epist. II, 49)...

Подобные внутренние муки великих

людей Средних веков, в особенности же

Григория, этого великого из великих, вну-

шают чувство глубокого прискорбия. Тот

Иисус Христос, каким представлял его

Папа, не был словом Божиим; Папа сам не

был его органом; духовная власть, как он

хотел ее устроить и за которую боролся всю

жизнь, не была Божеским учреждением...

Но несмотря на все его заблуждения, в них

преобладает сильное чувство, это именно

сознание права и обязанности, твердая воля

поставить людей на путь Божий, то есть

путь правды и добра. Потому не будем от-

чаиваться, видя ошибки, затемнявшие луч-

шие умы прошедшего времени; они не пре-

пятствуют им остаться великими. Будем

иметь перед собой идеал будущего и поста-

раемся не уклониться от него сознательно:

это единственное заблуждение, которого

потомство не простит.

Реформа церкви, предложенная Григо-

рием VII, была встречена в обществе как

гибельное нововведение, несмотря на то,

что симония и конкубинатство духовенства

были преследуемы издавна соборами, папа-

ми и королями. Духовенство чувствовало,

что оно имеет во главе своей человека с

железной волей, который не ограничится

словами, угрозами и исполнит то, что пред-

пишет. Декреты Григория имели большую

важность: короли и бароны располагали

аббатствами и епископствами; они их про-

давали и раздавали. Папа кладет предел

постыдной торговле: одни клерики получат

церковные места, и не по своим связям, бо-

гатству или влиянию, а по святости жизни.

Нужно, чтобы они отказались даже от за-

конных чувств семьянина: все их существо-

вание должно быть рядом самоотвержения.

И с такими-то требованиями Папа обратил-

ся к варварскому духовенству, жившему в

беспорядках и сплетенному с обществом

мирян, от которого его хотят оторвать.

Предприятие было неслыханное: легче

было проповедовать ангельскую жизнь в

аду. На самом деле, едва декрет был обна-

родован, как он вызвал страшное негодова-

ние. Вот, что говорит один из лучших сред-

невековых историков, современник и при-

верженец Григория VII: «Все духовенство

восстало против декрета, объявляя его

Печать Генриха I Французского (1031–1060 гг.)

548

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

очевидной ересью, противной словам Спа-

сителя и апостолов. Григорий, говорило ду-

ховенство, хочет принудить нас жить по по-

добию ангелов, но, противясь закону при-

роды, он спускает с цепи всякую мерзость

и распутство» (Ламберт, Annal. ad. a. 1074,

у Pertz, V, 218)...

Епископ Пассауский, осмелившийся

объявить декрет Григория VII, был бы ра-

зорван на куски, если бы его не спасли от

ярости духовенства светские бароны. В

Констанце сам епископ принял сторону

конкубината... Еще хуже того было во

Франции: весь собор восстал против Папы;

епископы, аббаты, собравшиеся в Париже,

объявили почти единогласно, что не следу-

ет повиноваться новому декрету, что он

противен разуму, потому что противен при-

роде. Один человек осмелился поддержать

св. престол, это – Галтерий (Готье), аббат

Понтоаза; но все поднялись против несча-

стного монаха, выгнали его из собора; во-

лочили по городу, били, плевали, и он спас

жизнь благодаря вмешательству светских

лиц...

Одним словом вся церковь восстала про-

тив своего главы и отвергла реформу Гри-

гория. Каким образом мог бы Григорий во-

сторжествовать над подобной оппозицией?

Он обратился к совести мирян. Декреты,

запрещавшие брак духовенству и осуждав-

шие симонию, запрещали верным слушать

обедню, которую могли служить духовные,

державшиеся конкубинатства и симонии:

«Их благословение обратится в проклятие,

их молитва – грех», как Бог сказал устами

пророка: «Я прокляну ваши благослове-

ния». Григорий, следовательно, ожидал со-

противлений, и потому хотел заставить глу-

хих к голосу долга уступить народному гла-

су. Такое обращение к мирянам против

клера было делом неслыханным; оно во-

оружало их против помазанников Божиих

и подчинило пастырей своему стаду. Но для

церкви дело шло о том, быть или не быть:

«Лучше,– говорил Григорий,– восстановить

правду Божию новыми средствами, нежели

погубить душу людей».

Григорий не ошибся, рассчитывая на

народ против духовенства... Все христиан-

ство восстало против тех, которые, прези-

рая св. престол, Богом продавали и поку-

пали святыню, пятная ее своим развратом.

Народ изгонял священников из церквей и

преследовал их оскорблениями и побоями.

Увлечения были неизбежны в эпоху варвар-

ства; многих увечили, многие погибали сре-

ди мучений. Епископы горько упрекали Гри-

гория за его обращение к страстям толпы, и

надобно сознаться, что Папа подобным об-

ращением вызвал на сцену силу, малобла-

гоприятную церкви, силу демократическую.

Страсти, раз возбужденные, не остановятся

перед чертой, которую захотел бы провести

тот, который их возбудил. От презрения к

духовенству до презрения ко всей церкви

было не больше одного шага...

Потому новейшие протестантские исто-

рики, не принимая в соображение различия

нашего времени от XI в., напрасно руко-

плещут оппозиции, которую встретил дек-

рет Григория о безбрачии духовенства. По-

ложение вещей в ту эпоху было таково, что

если бы Григорий претерпел неудачу, то это

было бы ударом для всей церкви. Перене-

семся в XI в. Феодализм начинает укоре-

няться: все должности, обязанности, права

делаются наследственными; все стремится

к этому неудержимо и увлекает за собой

целое общество, начиная от больших фео-

дов до самых скромных должностей. Каким

образом могла бы церковь не подчиниться

закону, который определял все земные от-

ношения в течение веков? Она спаслась от

всеобщего потока именно законом безбра-

чия. До Григория уже случалось, что жена-

тые священники передавали свое достоин-

ство и приход своим детям... Что могло бы

произойти, если бы брак был признан нор-

мой для духовенства? Духовенство сдела-

лось бы наследственным, епископства и

приходы обратились бы в феодальные вла-

дения, явились бы священники, епископы,

Папы, получившие свое звание по наслед-

ству. Чем сделалась бы церковь? Кастой!

Но говорить таким образом, не значит

ли защищать безбрачие духовенства и ут-

верждать его необходимость для всякой

религии, для всякой церкви? Безбрачие

было жизненной силой для духовной вла-

сти, которую хотел создать Григорий VII;

но его идея духовной власти страдала уже

549

Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами

в своей сущности, ломая природу челове-

ка и разделяя то, что неразделимо, то есть

душу и тело. Потому безбрачие могло

иметь значение настолько, насколько имел

значение принцип, из которого оно разви-

лось; такая же духовная власть, какая нуж-

на была Григорию для известной цели, мог-

ла быть только временным явлением; то же

должно сказать и о безбрачии: оно могло

быть необходимым для церкви только в

такую эпоху, когда было необходимо раз-

лучить клерика с окружающим его миром.

Если безбрачие отторгало духовенство

от мирского общества, то для него остава-

лась еще одна связь – инвеститура, связь

с государством. Обычай инвеституры вос-

ходит к первым временам утверждения

франков в Галлии. До Григория Папы не

протестовали против права королей обле-

кать (investire) епископов и аббатов в из-

вестные права и привилегии, связанные с

их должностями, как поземельных соб-

ственников. Григорий с удивительной сме-

лостью хотел прервать эту связь: он запре-

тил духовным принимать инвеституру из

рук императора, королей или других свет-

ских лиц

. Но Папа не оспаривал обязанно-

стей верности и службы, которые лежали

на епископах как на поземельных собствен-

никах: «Что же касается до службы и вер-

ности королю, то мы не намерены ей про-

тивиться и препятствовать» (Epist. V, 5).

Почему же Григорий начал упорную и кро-

вавую борьбу за инвеституру? На соборе

1078 г. он объявил, что инвеститура ведет

церковь к погибели, что для спасения церк-

ви он запрещает инвеституру... Инвеститу-

ра открывала двери симонии; она служила

предлогом облечь ее в законную форму и

отдавала церковь в светские руки... Вот по-

чему Григорий напал на инвеституру. С его

точки зрения, он требовал самого естествен-

ного дела: «Я не хочу ничего нового, и то,

чего я домогаюсь, не моя выдумка» (Epist.

V, 5). Но в действительности декрет Григо-

рия был целой революцией. А потому он и

произвел ряд войн, раздиравших Германию

и Испанию и вынудивших пап прибегнуть

к сделке и уступкам.

Запрещение инвеституры направлялось

на разрушение всякой феодальной связи,

всякой зависимости между церковью и ми-

рянами. Если декреты Григория оставляют

сомнение относительно его намерений, то

декреты его преемников ясно говорят о

цели, преследуемой папизмом. Урбан II из-

давал декрет за декретом с запрещением ду-

ховным давать ленную присягу светским

лицам и что-нибудь получать от них; он же-

лал лишить государство всякого права на

церковь. Но что такое было государство и

церковь в XI в.? Церкви принадлежали три–

четыре государства, само же государство

было разбито на мелкие феоды, в которых

отношения гражданина к государству заме-

нились отношениями вассала к сузерену.

Освободить церковь от подобных отноше-

ний – значило бы объявить церковь отдель-

ным целым, без всякой связи с государ-

ством, но удерживающим за собой большую

часть земли. На кого перешло бы то влия-

ние, которое учреждалось до того времени

инвеститурой? На Папу. Запретить инвес-

титуру, значило сказать императору и ко-

ролям: «Папа будет назначать епископов и

аббатов без вашего вмешательства и, сле-

довательно, распорядится вашей землей;

назначенные им будут его вассалами, что

не помешает им занимать первое место в

аристократии, тяготеющей над вами. Епис-

копы и аббаты будут пользоваться одина-

ковыми правами с графами и всеми приви-

легиями верховной власти, но они не будут

зависеть от вас и дадут присягу в верности

Папе». Не значило ли бы это передать всех

королей и императоров в руки Папе? Мог-

ла ли светская власть согласиться на такое

самоубийство...

Из ближайших преемников Григория VII

нашелся один, который, будучи проникнут

чистыми христианскими идеями самоотвер-

Первый декрет был издан в 1075 г., но его текст

не сохранился. На соборе 1078 г. он был возобновлен

в следующих выражениях: «Так как дошло до нашего

сведения, что, в противность постановлениям святых

отцов, во многих местах светскими людьми произво-

дится инвеститура духовных, что производит боль-

шие беспорядки в церкви, оскорбляющие христиан-

скую религию, то мы постановляем, чтобы никто из

духовных не принимал инвеституры на епископство,

аббатство или церковь из рук императора, короля или

другого светского лица обоего пола» (Can., II).

550

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

жения, хотел, не обращая внимания на ис-

торическое положение дел, отказаться от

временных богатств и возвратить их свет-

ской власти. Это был Пасхалий II (1099–

1118 гг.). Он с грустью смотрел на епископ-

ство и аббатов, поглощенных мирскими за-

ботами: «Служители Божии,– говорил он,–

сделались служителями придворными; они

получают от королей графства, герцогства,

города, замки и все права верховной влас-

ти. Между тем Божественный Закон запре-

щает духовным вмешиваться в мирские

дела, каноны не дозволяют им носить ору-

жие и участвовать в произнесении судебных

приговоров. Для епископов и аббатов на-

ступает время возвратиться к своим церк-

вам; пусть они сложат с себя гражданские

должности и позаботятся о спасении людей,

ибо им предстоит отдать отчет за души, вве-

ренные их попечению» (Epist., 22 ad

Heinricum V Imper.). Папа считал церков-

ное имущество бременем: он готов был воз-

вратить его императору, если тот согласит-

ся признать свободу церкви. Но Пасхалий

остался один со своим мнением. Епископы

не желали приобретать независимость та-

кой ценой: они обвиняли Папу в святотат-

стве, так как он замышлял отдать импера-

тору подаренное церкви, что не могло иметь

другого назначения, и заявили, что они по-

жертвуют скорее жизнью, нежели своими

бенефициями. Напрасно Пасхалий напоми-

нает им об евангельских началах, учении св.

отцов; епископы оставались непоколебимы-

ми; они пошли далее и обвинили Папу в ере-

си. Вследствие такой оппозиции трактат не

состоялся.

Действительно, при тогдашнем поряд-

ке вещей идеи Пасхалия была великодуш-

ной утопией: церковь для управления об-

ществом XI столетия нуждалась в действи-

тельной силе, а в Средние века сила была

связана с поземельным владением; отка-

заться от влияния через землю – значило

в то время отказаться от всякого влияния.

Таким образом, церковь увидела себя в

противоречии: она искала независимости,

как условия своей святости и власти, с дру-

гой же стороны, получить независимость

можно было, отказавшись от имущества и

поставив себя тем в опасное положение,

когда в обществе господствовала одна гру-

бая сила. Личный и общий интересы согла-

совывались с предложением Пасхалия.

Церковь не желала свободы под условием

нищеты, и по тому времени была права; но,

удержав за собой поземельную собствен-

ность, она должна была смягчить притяза-

ния Григория VII и удержать за собой зем-

лю не иначе, как под условием остаться в

феодальной иерархии. Таков был смысл

Вормского конкордата (1122 г.), которым

приостановлена была борьба, начатая

Гильдебрандом. Император по этому до-

говору отказался от инвеституры кольцом

и посохом, предоставив делать свободный

выбор, хотя в своем присутствии; избран-

ный получал от него скипетр в знак тех

обязанностей, которые налагаются на него

по феодальному праву.

Папа Каликст II, заключивший конкор-

дат, воздал хвалу Богу, который в бесконеч-

ной своей благости смягчил сердце короля

Генриха V; церковь торжествовала мир, да-

рованный христианству. Но истинные рев-

нители осуждали конкордат, и даже многие

упорно отказывались от всякой ленной при-

сяги в верности; они говорили, что такая

присяга есть преступление, потому что она

принуждала класть руки помазанников в

руки, обагренные кровью. Эти ревнители

были правы, не разделяя всеобщей радос-

Печать Филиппа I Французского (1060–1108 гг.)

Стасюлевич М.М. (сост.) История Средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768 - 1096гг.)

Подождите немного. Документ загружается.