Спивак Д.Л. (отв. ред.) Фундаментальные проблемы культурологии : В 4 т. Том I: Теория культуры

Подождите немного. Документ загружается.

ИСТОРИЧЕСКАЯ

КНИГА

Редакционная коллегия:

директор Российского института культурологии,

доктор искусствоведения, профессор К. Э. Разлогов (председатель)

директор СПб отделения Российского института культурологии,

зав. кафедрой ЮНЕСКО по компаративным исследованиям духовных традиций,

специфики их культур и межрелигиозного диалога,

доктор филологических наук Д. Л. Спивак (зам. председателя)

ассоциированный член кафедры ЮНЕСКО по компаративным исследованиям

духовных традиций, специфики их культур и межрелигиозного диалога

С. Берн (США)

научный сотрудник Государственного института искусствознания,

доктор искусствоведения, профессор В. С. Жидков

председатель Международной ассоциации «Русская культура»,

доктор технических наук, профессор Д. А. Ивашинцов

зав. кафедрой теории и истории культуры

Санкт+Петербургского Государственного университета культуры и искусств,

доктор философских наук, профессор С. Н. Иконникова

зав. кафедрой теории и истории культуры

Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена,

доктор искусствоведения, профессор Л. М. Мосолова

декан философского факультета

Санкт+Петербургского Государственного университета,

доктор философских наук, профессор Ю. Н. Солонин

директор Музея антропологии и этнографии

им. Петра Великого (Кунсткамеры) РАН,

доктор исторических наук Ю. К. Чистов

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО КУЛЬТУРЕ И КИНЕМАТОГРАФИИ

ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ

ПРОБЛЕМЫ

КУЛЬТУРОЛОГИИ

в четырех томах

Санкт+Петербург

АЛЕТЕЙЯ

2008

Санкт+Петербургское отделение

Российского института культурологии

Кафедра ЮНЕСКО

по компаративным исследованиям духовных традиций,

специфики их культур и межрелигиозного диалога

Т ом I

ТЕОРИЯ

КУЛЬТУРЫ

Том подготовлен к печати:

Д. Л. Спиваком (отв. редактор), А. В. Венковой (зам. отв. редактора),

Е. В. Луняевым, Р. Г. Пиотровским, И. Б. Соколовой,

А. Ю. Тимашковым, Е. Л. Чудновской

ISBN 978+5+91419+050+4

ISBN 978+5+91419+051+1 (Т. I)

Фундаментальные проблемы культурологии : В 4 т. Том I: Теория

культуры / отв. ред. Д. Л. Спивак. — СПб. : Алетейя, 2008. — 432 с.

ISBN 978+5+91419+050+4

ISBN 978+5+91419+051+1 (Т. I)

Книга посвящена рассмотрению фундаментальных проблем культуроло+

гии — новой, динамично развивающейся дисциплины на стыке гуманитарных

и общественных наук. В первом томе представлено современное состояние раз+

работки таких проблем, как строгая аксиоматизация теории культуры, статус

культурологии в рамках общей «классификации наук», процедуры согласования

базовых исследовательских стратегий и дескриптивных процедур, выработанных

в рамках ведущих культурологических направлений и школ. Книга подготовлена

на основе ключевых докладов I Российского культурологического конгресса,

переработанных и дополненных специально для настоящего издания.

Для студентов, преподавателей высшей школы и научных сотрудников.

УДК 008

ББК 71

9 785914 190511

УДК 008

ББК 71

Ф94

Издание осуществлено при финансовой поддержке

Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ),

грант 07106107025д

Ф94

I. Культурология как наука

Х. Г. Тхагапсоев

Кабардино-Балкарский государственный университет

К проблеме предметного пространства

и научного статуса Культурологии

Культурология, как она сегодня строится, предстает скорее не как предметная наука (а по

умолчанию так и предполагается), а как сумма и рядоположенность многих весьма разно-

родных форм и типов «дискурса о культуре» и «от культуры»: философии культуры (от ме-

тафизических построений «давно минувших дней» до постмодернистских концепций де-

конструкции культуры и «универсальной субъектности знака»), археологии и этнографии

(с их красочным натурализмом), искусствоведения (с метафоричностью и смысловой раз-

мытостью его дефиниций), социальной истории (с ее эмпиризмом и дескриптивными ин-

тенциями) и т. д. Цепь рядоположений, относимых к культурологии, может быть продол-

жена — семиотика и мифология, музееведение и культурная политика. К ней относят даже

городоведение и регионоведение. Подобная размытость предметных границ неминуемо вле-

чет за собой и методологическую противоречивость культурологии — здесь странным об-

разом сочленяются реализм и метафизика, рационализм и экзистенциализм, сциентизм и

антисциентизм. На таком фоне предметно-методологического «самоопределения» почти не

вызывает удивления то обстоятельство, что в принятой системе структурного конституиро-

вания культурологической науки рядом с «культурологией» как таковой бытуют еще «исто-

рическая» и «социальная» культурологии. Будто культурный процесс может быть еще где-то,

за пределами социального бытия, а культура способна к бытию вне исторического процес-

са. Проблематичность, если не сказать неубедительность, подобного «предметно-методоло-

гического дизайна» культурологической науки (и стоящих за этим концептуальных принци-

пов) становится очевидной, если не забывать об историчности всего сущего. Неудивительно,

что в среде гуманитариев стала расхожей шутка о существовании у нас культурологии двух

типов — «скучной» и «увлекательной». «Скучная», что строится по критериям и принци-

пам научности, т. е. предметной конкретности и методологической системности, стремит-

ся объяснить культуру и ее закономерности на основе неких универсальных принципов, те-

оретических схем и общих концепций, как это принято в науке. «Увлекательная», напротив,

предстает как компиляция ярких и разноречивых дефиниций, как феерические ряды куль-

турных событий, артефактов, известных и малоизвестных имен. Подобная ситуация обу-

словлена не столько широтой проблемного поля культурологической науки (что имеет место

быть), сколько неопределенностью предметного поля и системности этой науки.

Впрочем, предметно-статусная неопределенность, а в связи с этим — версионный харак-

тер культурологии осознается достаточно широко, но, как правило, объясняется и оправды-

вается «необъятностью» самого предмета этой науки, а также отсутствием операциональ-

ных определений того, «что есть культура». Подобная позиция, мягко говоря, спорна — ведь

если экстраполировать ее на естествознание с его не менее необъятным предметом, то оно

Х. Г. Тхагапсоев6

должно бы и по сей день оставаться в модусе натурфилософии. Если такая параллель умест-

на хотя бы в аспекте истории развития науки (наук), то надо бы помнить и то обстоятельство,

что естествознание обрело статус науки, научную рациональность и строгость лишь в про-

цессах становления дисциплинарной организации множества «наук о природе». Это и зако-

номерно — ведь теоретический уровень познания начинается там и тогда, где и когда объект

познания не только обретает сущностное измерение, но и «отграничивается» от целостнос-

ти бытия, а главное — абстрагируется и концептуализируется так, что поддается теоретичес-

кой схематизации, что едва ли относимо к культуре в целом (тем более при ее натуралисти-

ческом понимании, что, увы, широко распространено в нашей культурологической науке).

Вот здесь и встает главный, ключевой вопрос, если угодно, вызов наукам о культуре, а

именно — вопрос о методологической стратегии становления культурологии как дисцип-

линарно организованной, теоретичной и «объяснительной науки». А между тем российская

история науки и наши отечественные научные традиции содержат «свой ответ» на этот вы-

зов. Ответ этот, возможно не бесспорный, заключается в том, что идея культурологии, заим-

ствованная из западной гуманитарной науки, мягко говоря, не очень согласуется с россий-

скими традициями научно-гуманитарного познания, с исторически сложившейся в России

структурой гуманитарного знания. В рамках этих традиций анализ и осмысление культуры

как целостности и рефлексия над ее предельными основаниями отводились и отводятся фи-

лософии (а именно — философии культуры). А объектным членением и детальным изучени-

ем отраслей и элементов культуры («мира культуры») занят обширный и весьма развитый

блок наук о культуре, начиная с искусствоведения и его отраслей и кончая регионоведени-

ем. Достаточно глубокая укорененность этих традиций в очередной раз вновь заявила о се-

бе на арене недавно состоявшегося Четвертого Российского философского конгресса: «В от-

личие от науки культурологии, которая исследует культуру такой, как она есть, философия

культуры говорит нам о том, какой культура должна быть, — заявляет А. Кармин и тут же

добавляет, — …если культурология изучает культуру всеми доступными ей научными ме-

тодами, то философия дает нам понимание культуры. В философии культуры осмысляется

сущность ее как … подлинно человеческого образа жизни»1. Оставим в стороне вопрос о том,

насколько это обоснованно и рационально — изучать некий предмет «как он есть» (т. е. куль-

туру) в рамках одной науки (культурологии), а сущность этого предмета оставлять в рам-

ках совсем другой науки (философии культуры). Куда важнее другое — суждения признан-

ного авторитета российской культурологической науки, как нам представляется, не только

подтверждают сохранение указанных выше традиций, но и указывают на причины и исто-

ки предметной размытости, методологической противоречивости и статусной неопределен-

ности культурологии. Это, как уже подчеркивалось, является «издержками» набирающих

обороты процессов соединения западной идеи «культурологии» с реальностями отечествен-

ных традиций гуманитарного познания. Подобная ситуация может затянуться, если не оп-

ределиться с ключевой проблемой культурологической науки — с ее предметом, а точнее — с

границами ее предметности. Казалось бы, здесь все ясно: культурология — это наука о куль-

1 Кармин А. С. Философия культуры в информационном обществе: проблемы и перспективы // Вопро-

сы философии. 2006, № 2.

К проблеме предметного пространства 7

туре. Но что такое культура? Вопрос так и остается открытым, если учитывать, что предло-

жены сотни ее определений. Иначе говоря, приходится констатировать, что культура пока

остается «не схваченной» и «не выраженной» с позиции сущности и в рамках предметной

науки. Широко распространенные попытки преодолеть эту ситуацию за счет предельно ши-

рокой и натуралистической трактовки культуры, когда она определяется как «совокупность

всех надбиологических форм жизнедеятельности человека и их результатов», лишь усугуб-

ляет ситуацию. При столь широком понимании культуры, что у нас наиболее системно и по-

следовательно проводилось в работах М. Кагана2, она по своей масштабности уравнивается

с обществом. Соответственно размываются границы между обществом и культурой, а глав-

ное — утрачивается специфика закономерностей культуры, становится призрачным и пред-

мет самой культурологии. Предмет и метод науки (познания), как известно, неразделимы,

образуют органичное единство. Соответственно ныне существующая предметная расплыв-

чатость обрекает культурологическую науку на методологическую несостоятельность, а в

итоге — на теоретическую беспомощность. Подчеркнем еще раз — теоретический уровень

познания любого объекта (в том числе и культуры) начинается с его теоретической схемати-

зации, иначе говоря — с выработки целостной системы базовых абстракций, отражающих

суть, строение и свойства познаваемого объекта, а также формы и механизмы процессности,

характерные для него. Если культурология намеревается вырабатывать теоретические зна-

ния о культуре, т. е. претендует на статус предметной и объяснительной науки, то она долж-

на, прежде всего, располагать методами теоретической схематизации своего объекта позна-

ния-исследования (культуры) и фундаментальными объяснительными принципами. Имеем

ли мы сегодня подобное в рамках культурологии? Увы, нет. Как изменить эту ситуацию? Ве-

роятно, следует, прежде всего, отказаться как от чрезмерно широкого понимания культуры,

когда категории «культура» и «социальное бытие» просто сливаются и становятся неразли-

чимыми в своих бытийно-смысловых границах. Следует отказаться и от натуралистичес-

кой интерпретации культуры, когда она понимается просто как множество разнообразных

феноменов социальной жизни, когда к культуре относят любую специфичность социально-

го бытия, например его «региональность». А значит требуется принципиально конструкти-

вистский подход к интерпретации культуры и к ее теоретической схематизации.

Подчеркнем еще раз — результаты человеческой деятельности в их тотальном выражении

и есть общество, т. е. социальное бытие в целом, а культура — лишь часть этой тотальности

(системной целостности). Позволим себе еще одно замечание предваряющего характера. Как

нам представляется, неопределенность онтологических контуров и содержательно-смыс-

ловая расплывчатость предмета культурологии как науки не меняется и от попыток при-

дать ему содержательность, системность и структурность за счет деления культуры на «ма-

териальную» и «духовную» или же за счет активного использования метафор «морфология»,

«анатомия» и т. д. Но ситуация меняется радикально, если опираться (переключиться) на

онтологические концепции культуры, конкретизирующие (или пытающиеся конкретизиро-

вать) сущность культуры. В этом плане, на наш взгляд, заслуживает серьезного внимания

концепция А. Кармина, которая рассматривает культуру как аспект общества, как одну из

2 Каган М. С. Философия культуры. СПб., 1997.

Х. Г. Тхагапсоев8

сторон, атрибутов и форм социального бытия, а именно как информационно-семиотичес-

кую сторону социальной системы, т. е. как информационную систему и информационный

процесс3. Впрочем, семиотическая концепция культуры сама по себе не нова, новое в данном

случае заключается в том, что на основе этой концепции конструируется продуктивная ме-

тодологическая идея, а именно — идея «культурной формы». Продуктивность идеи культур-

ной формы, на наш взгляд, заключается в том, что она позволяет выделить (сконструировать

мысленно) целостную систему абстракций, на основе которых процессность культуры, эле-

менты культуры и их отношения могут быть представлены в схематизированном, модель-

ном виде, т. е. может быть осуществлена главная целевая установка научного познания, а

именно — теоретическая схематизация объекта познания (культуры в данном случае).

Здесь важно подчеркнуть, что культурная форма в концепции А. Кармина понимается

именно как некая модель, на основе (посредством) которой культура абстрагируется в не-

кую субстантивную сущность, заполняющую трехмерное (не геометрическое) пространство.

В качестве измерений этого пространства («пространства культуры») выступают три типо-

логические формы семиотического объекта — «знания», «ценности» и «регулятивы». Таким

образом, культурная форма в интерпретации А. Кармина являет собой некую конфигурацию,

паттерн, смысловой комплекс в трехмерном пространстве «знания — ценности — регуляти-

вы». В такой интерпретации, будучи реализована последовательно, «культурная форма» мо-

жет обрести признаки и качества теоретической модели, поскольку через (посредством) этой

формы универсальное и всеобщее в культуре (т. е. информация) предстает и в чувственно

воспринимаемом, и в единично-конкретном (т. е. феноменах культуры). Но здесь-то и возни-

кают определенные неясности. Так, само пространство культуры автором рассматриваемой

концепции понимается как «целостное множество феноменов культуры, переплетающих-

ся и взаимодействующих друг с другом, вложенное в многомерное пространство социаль-

ной реальность»4. Если так понимать культурное пространство, то культурная форма здесь

оказывается «выключенной». В итоге не совсем ясны ее статус, роль и место в пространстве

культуры, а главное — как ее (культурную форму) использовать в качестве объяснительного

принципа, в чем, собственно, и состоит назначение любой теоретической концепции. С од-

ной стороны, культурная форма понимается как некая смыслообразующая конфигурация,

формирующаяся и существующая в трехмерном пространстве «знания — ценности — ре-

гулятивы», т. е. как основной элемент пространства культуры (поскольку оно изначально за-

явлено как информационно-семиотическое пространство). С другой — это же пространство

интерпретируется как множество феноменов культуры (которые, понятно, выходят дале-

ко за пределы «информационно-семиотического», погружено в социальное и переплетено

с ним). Более того, сами координаты пространства культуры почему-то трактуются как «па-

радигмальные культурные формы». Как это понимать? Ведь ценности, как известно, явля-

ют собой тип отношения к чему-либо, в том числе к знаниям и регулятивам, которые и са-

ми могут выступать и выступают в роли ценностей. Если учитывать это обстоятельство, то

координаты, в которых формируется и репрезентируется культурная форма, не являются

3 Кармин А. С. Культурология. СПб., 2001.

4 Кармин А. С. Там же. С. 202.

К проблеме предметного пространства 9

независимыми. Возникают неясности и в отношении регулятивов, к которым относятся не

только нормы и правила социального регулирования, но и технологии инженерные. В итоге

трудно понять, в каких же отношениях находятся культурная форма, знания, ценности, ре-

гулятивы, феномены культуры и культура в целом как система. Вероятно, речь идет об их

взаимной референции. Но и в этом случае категория «парадигма», которая после Куна по-

нимается как качественная и исторически обусловленная мера какой-либо формы социаль-

ного опыта, здесь представляется неуместной, поскольку речь идет о вполне однородных в

сущностном отношении феноменах — знании, ценности, регулятиве, которые сами отмече-

ны собственными парадигмами (качественными скачками, ступенями исторического разви-

тия). К тому же не ясно, является ли «трехмерность» («знания — ценности — регулятивы»)

определяющим признаком культурной формы, или она может существовать и в двухмерной

и одномерной («вырожденной») формах, в частности, в форме знания. Не совсем понятна и

связь между культурными формами и культурными феноменами, в каких отношениях они

находятся — масштабных, референциально-смысловых или еще в каких-то. Ведь если про-

странство культуры понимается как целостное множество феноменов культуры, вложенное

в многомерное пространство социального бытия, то каким образом этот натуралистический

образ культуры может быть объяснен с позиций информационных и семиотических теорий,

информационных процессов? Не являются ли эти противоречия информационно-семиоти-

ческой концепции культуры, перспективность которой несомненна, причиной того, что она

(концепция) пока, увы, так и остается вне центра внимания культурологического сообще-

ства? Об этом, впрочем, свидетельствуют и явные отставания культурологической науки в

осознании и интерпретации культурного бытия человека информационной эпохи. В культу-

рологии информация все еще выступает главным образом в ее визуальности (в категориях

виртуальности). В то же время активно развивающиеся сетевые формы культурного бытия

человека так и остаются на периферии внимания культурологической науки, а сами культур-

ные формы, в разрез с их конструктивной сущностью и без соотнесения с информационно-

семиотической теорией культуры, по-прежнему понимаются, как правило, натуралистич-

но — как элемент культурного мира или историческая форма искусства, например.

Вернемся к информационно-семиотической концепции культуры. Как известно, предна-

значение любой теоретической концепции — репрезентация и интерпретация объекта по-

знания, по поводу которого она (концепция) выдвинута. Соответственно информацион-

но-семиотическая концепция, будучи развернута в операциональную теорию, должна бы

обеспечивать объяснение сущности культуры и ее закономерностей с позиций теорий ин-

формации и семиотики, на их языке и в их логике — в категориях «информация», «модель»,

«фрейм», «знак», «означаемое» и т. д. Но что мы обнаруживаем на самом деле? Как только за-

ходит речь о сущности культуры, а значит, ее закономерностях, необходимости как-то их

объяснять, тут же, как уже подчеркивалось, начинают апеллировать к философии5. На наш

взгляд, такая ситуация в какой-то мере была оправдана до появления идеи — принципа и

модели «культурная форма», поскольку явленные идеально-материальные феномены куль-

5 Кармин А. С. Философия культуры в информационном обществе: проблемы и перспективы // Вопро-

сы философии. 2006, № 2.