"возлюбите друг друга", вызвана к жизни, на мой взгляд,
глупым нежеланием считаться с реальностью человеческой
природы. Что, разве мы такие уж симпатичные, внушающие лю-
бовь существа? Любите вы сборщика податей? Любите вы Ллойд
Джорджа и если да, то любите ли вы Уинстона Черчилля? Рас-
пространяете ли вы свою всеобъемлющую любовь на Муссолини,
Гитлера, Франко, Ататюрка и микадо? Я не люблю всех этих гос-
под, а если бы даже любил, то разве мог бы я предложить им
себя в качестве милейшего человека, достойного всяческой люб-
ви? Я и сам-то могу любить себя лишь со столькими оговорка-
ми, что жду не дождусь смерти, которая теперь уже не за гора-
ми, как счастливого избавления. Если вы посоветуете мне стать
совершенным, как отец мой небесный, я лишь скажу в ответ:
рад бы, да не могу! Это будет все же вежливей, чем сказать вам:
отправляйтесь-ка в зоопарк и советуйте обезьянам стать людь-
ми, а попугаям — райскими птицами. Урок, который мы должны
твердо усвоить, состоит в том, что наша нелюбовь к определен-
ным людям или даже ко всему человечеству еще не дает нам ни
малейшего права причинять ущерб своим ближним, как бы ни
были они нам отвратительны.
По-моему, правило "живи и давай жить другим" надо сде-
лать социальной нормой, а нарушителей этой нормы следовало
бы неукоснительно ликвидировать. Пацифисты и непротивленцы
должны занять аналогичную позицию. Когда я был молодым,
то бишь во второй половине девятнадцатого века, война мало
касалась меня лично: жил я на острове, вдали от полей сраже-
ний, а воевать шли солдаты, которые сами избрали военную
профессию, отдав ей предпочтение перед всеми другими. Теперь,
когда аэропланы превращают в поле боя крышу моего дома,
а правительства отрывают меня от труда и забирают в солдаты,
хочу я того или нет, я больше не могу считать войну чем-то та-
ким, что не касается лично меня. Вы, возможно, скажете, что я
слишком стар, чтобы воевать. Если бы у наций было немного
здравого смысла, они, начав войну, посылали бы в окопы самых
старых своих стариков. А жизнью своих молодых людей риско-
вали бы лишь в последней крайности. В 1914 году сердце разры-
вало зрелище колонн молодых парней, которые под песен-
ку "Типперэри" маршировали на бойню, но если бы вы увиде-
ли колонны восьмидесятилетних старцев, что ковыляют на
фронт, размахивая клюками и подпевая тонкой фистулой: "Я
надолго уезжаю и, когда вернусь, не знаю", — разве не подбод-
рили бы вы их восторженными кликами? Я бы обязательно под-
бодрил. Впрочем, я-то должен был бы шагать в их рядах.
Говорить, что новая большая война уничтожит цивилизацию,
стало общим местом. Так вот, это будет зависеть от того, какой
характер примет война. Если, как и в 1914 году, это будет вой-
на между нациями, она определенно не покончит с цивилизацией.
418