Шоу Бернард. Автобиографические заметки. Статьи. Письма

Подождите немного. Документ загружается.

Английский — чудесный язык для пения, если вещь хорошо

написана. Когда Требелли пела "Как пастырь / Он будет пасти /

Свое стадо"

, неловко было просить ее спеть "Il segreto".

Дж. Б. Ш.

93.

УИЛЬЯМУ АРЧЕРУ

Аделфи-Террас, 10

22 июня 1923 г.

Дорогой У. А.!

Вы все еще не поняли. Альтернатива тут [в споре о пьесах

сконструированных и естественных] — не кошка и медуза, а

кошка заводная и кошка живая. Заводная кошка очень искусно

сделана и очень забавна (первые пять минут) ; однако замысло-

ватая механика заводной кошки — ничто по сравнению с ор-

ганизацией живой кошки, которая, кстати, и забавляет не вре-

менно, а всегда.

Драматургический метод Ибсена был живым, а не механи-

ческим методом. Вместо того чтобы сразу писать пьесу, как это

делаю я, он писал рассказы о своих персонажах, покуда близко

не узнавал их и историю их жизни. И лишь затем инсценировал

полученный результат. Мой способ писать пьесы не имеет прин-

ципиального отличия. Я пишу диалог (что включает в себя со-

здание характеров и всю важную драматургическую работу),

как он приходит мне в голову. Затем я перечитываю и инсце-

нирую его. Последнее, частенько отнимая больше времени, чем

творческий процесс, является чисто техническим делом, требую-

щим сноровки и мастерства, хотя, кажется, нет ничего порази-

тельней того, как этот живой творческий процесс словно по

волшебству обеспечивает всем необходимым процесс механи-

ческий. Моменты развития характера, созданного только как

характер, оказываются необходимыми зубцами в сцеплении

сценического механизма.

Я никогда не писал пьес каким-нибудь иным способом.

Только однажды, работая над "Обращением капитана Брасба-

унда", когда я воспользовался действительным случаем, выне-

сенным на обсуждение палаты общин Корнуоллом Льюисом и

рассказанным мне покойным Фредериком Джексоном из Хинд-

хеда, я писал-таки по общему плану изложения этого случая,

в результате чего первый акт слегка отдает мастерской ремес-

ленника; однако ни разу больше не отклонялся я от стези чис-

См : Библия. Книга пророка Исайи, гл. 40, ст. 11.

350

того вдохновения. Но иногда вещь начинается с ситуации или

даже с вполне тривиальной ответной реплики. Так, "Ученик

дьявола" начался с ситуации ареста Даджена, "Другой остров

Джона Булля" — со сцены, когда ирландец смеется над дорож-

ным происшествием со свиньей и автомобилем, тогда как анг-

личанин принимает его всерьез, а "Человек и сверхчеловек" —

с реплик: "Я разбойник: живу тем, что граблю богачей", "Я

джентльмен: живу тем, что граблю бедняков" — с вещей совер-

шенно посторонних. Но это лишь первые кристаллики, самое на-

чало кристаллизации магического раствора. Я ничего из них

не конструирую: они просто вызывают у меня в воображении

образы людей, с которыми могли бы случиться такие вещи,

а уж люди эти ведут себя как бог на душу положит.

"Профессия миссис Уоррен" — грубая мелодрама, а

"Сердцеед" — трагикомедия (искусно составленная, как я убе-

дился, посмотрев ее недавно в "Эвримене") на деликатнейшую

тему воздействия ибсеновских перемен в подходе к браку и

отношениям между полами в обществе, по большей части совер-

шенно невосприимчивом к Ибсену, даже когда оно пыталось

выглядеть модно передовым с именем Ибсена на устах. Но обе

пьесы созданы одинаковым способом. Единственные различия

носят чисто случайный характер: например, первая сцена "Серд-

цееда" является художественной версией сцены, происшедшей

в действительности, а "Профессия миссис Уоррен" была на-

писана ради того, чтобы доставить удовольствие Беатрисе Уэбб,

выведя на сцене тип современной девицы, воплощенный в об-

разе Виви Уоррен, и драматизировав острую социально-экономи-

ческую тему. Но ни та, ни другая пьеса не построена на закру-

чивании и раскручивании сюжета; обе представляют собой

простые откровенные истории, интерес которых зависит от их

сиюминутного действия, а значение — от их корней в прошлом

и предположений о будущем. Моя пьеса растет, пока рост не пре-

кратится. Так растет животное. Если, подобно "Мафусаилу".

она растет, покуда для ее представления не потребуются два

дневных и три вечерних спектакля, значит, таков ее натураль-

ный размер. Если, подобно "Андроклу", она недостаточно длин-

на, чтобы целиком занять вечерний спектакль, значит, надо до-

бавить в программу что-то еще. Ведь если подумать, другого спо-

соба определить размер любого произведения искусства просто

не существует.

Предлагаю это Вашему вниманию как факты, доказываю-

щие мою правоту. Ваше предположение, будто я убедился, что

"Сердцеед" — вещь несценичная, совершенно иллюзорно. Просто

это такая невезучая пьеса. И то, что она пришлась очень не по

вкусу Баркеру, и то, что сам я уклонялся от ее постановки

(это у меня какой-то невроз, от которого мне никогда не из-

бавиться), не говоря уже о том, что по меньшей мере двое ис-

351

полнителей понятия не имели ни о ее предмете, ни о предъявляе-

мых ею требованиях, надолго задержало ее появление на сцене

"Корта", а когда наконец спектакль был отрепетирован и Лилла

приготовилась блеснуть превосходным исполнением роли Джу-

лии, ее вдруг свалила болезнь и ей пришлось лечь на операцию.

То, что было показано публике, имело в результате плачевный

вид, но в ходе репетиций я увидел достаточно, чтобы убедиться

в том, что это первоклассная, сценичная пьеса. Стоит Вам только

когда-нибудь посмотреть ее в хорошем исполнении — Вы сразу

же обратитесь в мою веру и признаете мой метод. И навсегда

выкиньте из головы идею, будто мне пришлось разочароваться

в ней.

Вчера я видел Дузе в "Женщине с моря" с декорациями,

которые сделали бы Огастеса Харриса горячим приверженцем

елизаветинского театра. Ее игра была демонстрацией (чудес-

ной, коль скоро дело касается нового поколения) ее старых жес-

тов, модуляций голоса и смен настроения, совершенно с пьесой

не связанных, т.е. связанных с ней не больше, чем всякая умелая

сценическая работа связана с каждой пьесой, пока Вангель

не отпустил ее на свободу — тут она вдруг подарила нам

три минуты настоящей игры, после чего мы перестали сожа-

леть о 24 шиллингах, уплаченных за наши кресла в парте-

ре.

Перехожу к другой теме: рационализм означает на практике

веру в то, что открытие нового знания происходит в процессе

логического рассуждения, причем само открытие завершает

собой цепь умозаключений как их конечный результат. В это

верят только те, кто никогда ничего не открыл или кто, открыв

нечто, не пронаблюдал, как он сделал это открытие. На деле же

происходит вот как: вы обнаруживаете, что овладели некой све-

жей порцией знания в форме художественного вымысла, ги-

потезы, парадокса или даже вульгарной мистификации либо

шутки — в последнем случае вы, может быть (подобно Гил-

берту), довольствуетесь забавной стороной и сами не примете

этого всерьез. Но если вы оцените свое новое открытие, вы нач-

нете отыскивать для него разумные основания и всякий раз бу-

дете убеждаться в том. что они всю жизнь были вам очевидны...

Таким образом, сначала идет открытие, а потом уже — обосно-

вание, точь-в-точь так же как в искусстве театра сначала идет пье-

са, а потом ее постановка. Индж умеет очень проницательно и

убедительно рассуждать, но, когда ему хочется верить во что-то,

он довольствуется доводами, которые не обманули бы и церков-

ного служителя. Все мы одним миром мазаны: Вы совершенней-

ший идиот в качестве профессора драматургического конструк-

ционизма; в какой области идиот я, мне неведомо, иначе я не

был бы в ней идиотом, но, несомненно, я разделяю общую

участь. Но так как я всегда задаюсь вопросом, чем является в

352

данном случае рациональная аргументация: доказательством

или доведением до нелепости (зная, что она может оказаться и

тем и другим), и никогда не забываю о том, что все эксперимен-

ты подстроены, я никак уж не рационалист.

Всегда Ваш

Дж. Б. Ш.

94.

ГЕНРИ С. СОЛТУ

Отель "Бреконский замок". Брекон

16 июля 1923 г.

Дорогой Солт,

я на пути в Ирландию, покоряю горы Уэльса в новом авто

модели 23-го года мощностью 60 лошадиных сил; пользуюсь

возможностью написать несколько писем, на которые мне следо-

вало ответить месяцы назад...

В прошлом году я пришел к заключению, что мой творче-

ский путь драматурга закончен и что пьеса "Назад к Мафусаи-

лу" была моей лебединой песней. Но с приходом весны мои спо-

собности бурно возродились, и я почти закончил черновик пье-

сы о Жанне д'Арк, которая сначала взяла знамя, чтобы не

пролить крови английских солдат, затем вооружилась бургунд-

ским мечом, потому что им сподручно "разить и рубить сплеча",

но в конце концов была вынуждена признаться на суде: "Onc¬

ques n'ai tué personne"

. Она к тому же крикнула священнику,

который держал перед ней распятие, стоя на костре, чтобы он

прыгал вниз, пока огонь не добрался до него.

На днях я упомянул о ней в разговоре с Г. К. Честертоном,

чем вызвал у него вспышку ярого протестантизма. Жанну сожгли,

в полном соответствии с правилами, за то, что она была протес-

танткой еще до того, как придумали это название.

Недавно одна американка написала мне, что хочет привести

забавный пример того, как совершенно превратно понимают ме-

ня в Америке. Она была на спектакле по пьесе "Андрокл и лев".

Сзади нее сидели две женщины, молодая и пожилая. Молодая

спросила у пожилой, что все это означает. "Это означает как раз

то, — ответила пожилая, — что мы должны хорошо обращаться

с животными". Я должен был написать американке, что именно

это самое пьеса и означает.

Как-нибудь я лихо, ревя мотором, подкачу к Вашим две-

рям на своей модели 23—60 и познакомлюсь с Вашей рус-

Я никогда никого не убивала (франц.).

23—01033

353

ской дочуркой, ибо то, что я ее не знаю, просто противоестест-

венно.

Всегда Ваш

Дж. Бернард Шоу

95.

Г-НУ КЕБЛУ

Гостиница "Малверн "

28 сентября 1923 г.

Уважаемый г-н Кебл,

по-моему, Вы совершенно правы насчет того, что Жанна не

понимала природы и логики обвинения в ереси, на основании

которого ее осудили. Она по складу ума была невосприимчи-

ва ни к каким идеям, кроме своих собственных, — вещь, ес-

тественная в ее возрасте. Но предположение, будто этим вос-

пользовались епископ и его юридические советники духовного

звания, из которых состоял епископский суд (все до одного

злобные негодяи, согласно популярной мелодраматической вер-

сии того процесса), не находит подтверждения в судебных от-

четах. Наоборот, они не оставили неиспользованной ни одной

возможности разъяснить ей истинное положение дел. Они при-

водили примеры, дискутировали, проводили параллели, логиче-

ски обосновывали, ссылались на авторитеты — все напрасно.

Некоторые из них, будучи простаками, запутали дело своими

глупыми, совершенно неуместными обвинениями, но инквизи-

тор и Кошон начисто отмели всякий вздор и свели дело к

решающему вопросу. Готова ли она признать воинствующую

церковь истолковательницей воли божьей на земле? Не противо-

поставляет ли она свое личное суждение авторитету папы и

воинствующей церкви? Продолжает ли она настаивать на том,

что голос, повелевший ей носить мужскую одежду, был гла-

сом божьим? Ее ответы, резкие и высокомерные, носили ерети-

ческий характер. Не было никакой надобности заманивать ее

в ловушку, обманывать ее или пытать, и ничего этого не дела-

лось. Стоило ей заговорить о вопросах вероучения, как она чуть

ли не всякий раз высказывала достаточно, чтобы сжечь на кост-

ре полсотни еретиков.

В связи с вопросом о том, как могла церковь причислить

к лику святых еретичку, надо заметить, что церкви понадоби-

лось четыре столетия, чтобы подвигнуться на это. Но правде го-

воря, вопрос этот остался без ответа, потому что он не был за-

дан. Выход из положения, как мне представляется, состоит

примерно в следующем. Каким бы обоснованным ни был про-

354

цесс с точки зрения вероучения, в ходе него были допущены

формально-юридические ошибки; и хотя мне непонятно, каким

образом недопущение этих ошибок могло бы спасти ее, тем не

менее тот факт, что их не удалось избежать, лишает законной си-

лы отлучение ее от церкви. Признание Жанны невиновной по

решению лицеприятного суда, озабоченного тем, чтобы снять

позорное пятно с короны Карла VII, оставляло в стороне вопрос

о ереси и основывалось лишь на малодоказательном обвинении

судей, осудивших Жанну, в "мошенничестве"; но тот суд зафик-

сировал великое множество свидетельских показаний в пользу

Жанны, рисующих ее достойной и привлекательной личностью,

и вполне можно считать, что суд возобновил дело Жанны и ос-

тавил его незавершенным.

Теперь так, церковь выделяет два признака святости: герои-

ческие добродетели и божественные откровения, явленные

данному лицу. Если Жанне были откровения, то она имела право

утверждать: "Бог должен быть на первом месте" — и даже го-

ворить, что она не смогла бы повиноваться церкви, если бы та

сказала ей, что ее откровения это ловушки, поставленные ей

дьяволом. Церковь не признает личного суждения, но зато она

признает наитие свыше. Постановив, что во время первого про-

цесса над Жанной личные откровения, ныне признаваемые под-

линными, были ошибочно приняты за самонадеянные личные

суждения, церковь исправляет свою ошибку, канонизируя быв-

шую еретичку.

Жаль, что мы познакомились перед самым моим отъездом.

Завтра днем я должен ехать в Бирмингем, где меня ждут дела

в театре. Может быть, свидимся во время моего будущего приез-

да в Малверн.

Еще раз благодарю миссис Кебл за то. что пришла мне на

помощь в то утро.

Искренне Ваш

Дж. Бернард Шоу

96.

ЛОРЕНСУ ЛЭНГНЕРУ

Аделфи-Террас, 10

1 февраля 1924 г.

Дорогой Лоренс Лэнгнер!

Я вовсе и не беспокоюсь за "Иоанну", но я немного бес-

покоюсь за Вас. Вас вряд ли бы так напугали Хейвуд Браун,

Алан Дейл и компания, если бы Вы не были уже напуганы...

Большой газетной сенсацией в связи с постановкой была ре-

355

цензия Пиранделло, о которой Вы даже не упомянули. Редак-

ция "Нью-Йорк таймс" специально переслала мне ее с предложе-

нием высказать свое мнение по этому поводу. Может быть, я так

и поступлю; тем временем пусть Терри помалкивает о той статье,

которую я послал ей, получив от Вас телеграмму о страшном

провале. Пусть лучше отошлет ее мне.

Кстати, запретите своим служащим показывать журналис-

там мои частные деловые письма. Переписываться на таких ус-

ловиях невозможно. Нигде не требуется столько такта и пони-

мания того, что можно, а что нельзя, как в деле передачи для

опубликования в прессе материалов, для нее не предназначен-

ных, и безмозглые юнцы, которые становятся агентами по свя-

зи с печатью в силу своей врожденной неспособности ни к какой

другой работе, — самые что ни на есть неподходящие люди для

выполнения столь деликатной миссии. Вы должны дать ка-

тегорическое распоряжение, чтобы ничего из написанного мною

ныне или ранее не передавалось в печать без специального на то

моего разрешения.

Последняя новость от Терри — просьба дать новую пьесу

для открытия нового театра в январе будущего года. Ей следова-

ло бы приберечь для этого случая "Иоанну". У меня больше нет

"Иоанн". Собираетесь ли Вы оборудовать вращающуюся сцену?

Она очень пригодилась бы для "Иоанны".

Пришли фотографии. Я получил в связи с ними длинное

письмо от Симонсона, Исправившегося курильщика (он и

впрямь исправился?). В общем и целом претензий у меня нет, и

очень жаль, потому что я такой мастак предъявлять претензии.

Однако допущена масса ошибок, так что приступим.

В первом акте: эконом должен быть гораздо старше Бодри-

кура, а Бодрикур и Пуланжи должны носить легкие доспехи, что-

бы было видно, что они воины, а не купцы. Это важно, так как

обрисовывает военную атмосферу во Франции. Пуланжи — в той

одежде, в которой он изображен на фотографии, — не должен

быть подпоясан. Бодрикур должен быть энергичным beau sab-

reur

. Эконому надлежит быть не шутом, а почтенным пожилым

человеком, которого в наше время никому бы не пришло в

голову оскорбить действием. Иначе обращение Б-ра с ним обер-

нется дешевым грубым фарсом.

Во втором акте: у Иоанны должны быть коротко пострижены

волосы, и она должна быть одета как воин, совершенно по-

мужски, в отличие от ее девичьего обличья в первом акте. А в

конце второго акта ей следует быть впереди всех, занимать

господствующее положение на сцене на старый добрый лад —

как это видится из зрительного зала; на фотографии же она

красиво расположена в центре, тогда как все прочие исполните-

Лихой рубака (франц.).

356

ли повернулись спиной к зрителям. Почему Вы не следуете

моим указаниям? Вместо того чтобы стремиться к задуманным

мною эффектам, Вы подменяете их эффектами живописными.

Что касается дофина, то, по-моему, у него неправильный парик.

Его портрет позволяет предположить, что волосы у него были

полностью спрятаны по моде того времени, и это придает ему

странный облик лысого и изголодавшегося человека, который

был бы очень эффектен на сцене.

Почему-то нет фотографии Луарской сцены.

Епископ выглядит подходящим кандидатом на роль инкви-

зитора, а инквизитор — на роль епископа. Насколько можно су-

дить по гриму, проигнорирован эффект, к которому я стремил-

ся: очень мягкий инквизитор с серебристым голосом и доволь-

но суровый епископ. Алтарь и свечи в сцене в соборе — это слабо

и театрально; не передано впечатление, что сцена происходит в

углу гигантского собора, которое должна была передать одна

большая колонна, как это предлагал я. И в результате внимание

переносится в глубину сцены с очень женственной, какой-то

оперной Иоанной в центре — эффект, которого я хотел избежать.

В глаза бросается тяга к театральным условностям, а жест Иоан-

ны с воздетыми вверх руками, когда она разрывает свое отре-

чение, является последним словом оперной театральщины

(когда рассерженная женщина разрывает что-либо, она держит

руки опущенными и швыряет обрывки на пол) ; но при всем

том все это весьма мило в американском духе и могло бы быть

хуже. Сегодня вечером я увижу планы и эскизы Чарлза Риккет-

са для лондонской постановки; интересно, что-то он предложит.

Тут я должен закруглиться; но Вы не можете пожаловаться

на то, что письмо получилось коротким.

Искренне Ваш

Дж. Бернард Шоу

С ТРИБУНЫ И КАФЕДРЫ

Речи

Перевод В. Воронина