Шоу Бернард. Автобиографические заметки. Статьи. Письма

Подождите немного. Документ загружается.

невежественные женщины, корчащие из себя светских краса-

виц, этаких остроумных кокеток и ветрениц, — вынуждают

дам, действительно наделенных всеми этими имитируемыми

прелестями, с озадаченной покорностью принимать их за тех,

за кого они себя выдают.

Я еще не читал Вашей статьи об Уэллсе, в которую через ми-

нуту с энтузиазмом погружусь. А пока — читали Вы биографию

Фрэнсиса Плейса, написанную Грэмом Уоллесом? Плейс характе-

ризует своего отца как человека, который не пропускал мимо

ни одного ребенка без того, чтобы автоматически не дать ему

затрещину. У Вас точно такой же рефлекс — привычка истого

ольстерца. Вы не пропускаете ни одного писателя, которого упо-

минаете к слову, между прочим, без того, чтобы походя не на-

градить его презрительным эпитетом. Может быть, он того и

заслуживает (какой человек не заслуживает худшего, что Вы

можете сказать о нем?), но, поступая так, Вы, сдается мне,

уподобляетесь англичанину, который говорит: "Не загоражи-

вайте проход, черт побери", хотя с такой же легкостью мог

бы сказать: "Позвольте, сударь, пройти". Я согласен, в ми-

ре слишком много доброты, но меня тревожит, когда Вы без

всякой причины навлекаете на себя вражду. А что Вы так посту-

паете явно бессознательно, бесит их больше, чем если бы это

делалось по злобе, которая всегда — некая дань признания.

У нас тут, увы, льют бесконечные дожди. По дороге от Дуб-

лина до Кенмэра, включая многочасовое ожидание в Мэллоу,

я не видал ни одного полицейского. Юг обесполисменел, но ца-

рит лучезарный порядок. Все казармы сожжены.

Дж. Б. Ш.

84.

САШЕ КРОПОТКИНОЙ-ЛЕБЕДЕВОЙ

Аделфи-Террас, 10

[Не датировано; предположительно 22 ноября 1920 г.]

Дорогая Саша,

Вы, наверно, давно уже потеряли надежду вытянуть из меня

ответ на Ваши письма, которые я тем не менее был очень рад

получать. Мне пришлось поехать в Ирландию и на месяцы забро-

сить всю личную переписку, чтобы закончить свою новую книгу

из пяти пьес. За это время я не смог ничего толком разузнать

для Вас. Сначала мне говорили, что о том, чтобы впустить Вас

в Англию, не может быть и речи: в сущности, представлялось со-

вершенно невозможным ни впустить кого бы то ни было, ни вы-

пустить отсюда, особенно если это такая революционерка, как

340

дочь Вашего отца. О его казни большевиками сообщалось так

часто, что в конце концов люди совсем запутались: то ли это че-

ловек, который стрелял в Ленина, то ли человек, которого Ле-

нин расстрелял.

Но на днях Красин сказал Сиднею Уэббу, что, по его мнению,

теперь не должно возникнуть особых трудностей. Он уверен,

что не будет никаких препятствий с русской стороны, а о том,

каковы препятствия с нашей стороны, ему знать лучше, чем ко-

му бы то ни было.

Я пришел к заключению, что Вы могли бы прибегнуть к

одному из двух способов — не знаю только, какой из них луч-

ше. Первый состоит в том, чтобы начать действовать так, слов-

но Вы ничего особенного собой не представляете, просто дама,

желающая поехать в Англию в обычном порядке. Второй —

чтобы Ваш отец написал Бальфуру личное письмо, в котором бы

указал, что не может рассчитывать на понимание его особого по-

ложения со стороны чиновников, ведающих этими делами, и по-

ручился бы, что Вы не являетесь политическим эмиссаром, не

везете с собой политических документов или посланий и просто-

напросто хотите вернуться к своим обычным занятиям в стране,

где прожили большую часть жизни.

Только что получил письмо от Вашего мужа, в котором он

спокойно так замечает, что Вы переболели брюшным тифом,

как будто в России это нечто неизбежное. Надеюсь, Вы вполне

поправились. Недавно на одной из выставок здесь был Ваш

портрет. На нем Вы выглядели более грустной, чем при нашей

последней встрече. Вы сказали тогда, что Россия даст миру но-

вую душу. Похоже, Вы были недалеки от истины; однако про-

цесс этот обходится довольно дорого и подвергает веру наших

революционеров суровому испытанию.

[Джордж] Лансбери, кажется, переслал Вам экземпляр

"Дома, где разбиваются сердца". По-моему, я и сам посылал Вам

эту пьесу, но я мог отправить ее только обычным путем по поч-

те, и ее наверняка обратили по дороге в общественную собствен-

ность. Новую мою пьесу, которая выйдет из печати в начале

будущего года, пожалуй, не стоит переводить, если перевод пред-

назначается для театра: хотя это единая вещь, она состоит из

пяти длинных пьес, совершенно непереносимых и доступных

только для очень развитой и мыслящей публики. Зато она будет

неплохо читаться. Кстати, я не имею ни малейшего представле-

ния о том, как издаются теперь в России книги. Как платят ав-

тору и кто расплачивается с типографией?

Всегда, дорогая Саша,

преданно Ваш

Дж. Бернард Шоу

341

85.

БОРИСУ ЛЕБЕДЕВУ

Аделфи-Террас, 10

[Не датировано; предположительно 22 ноября 1920 г.]

Дорогой Лебедев,

Ваше письмо пришло как раз в тот момент, когда я писал

письмо Саше.

Теперь тут гораздо меньше превратного понимания происхо-

дящего в России, чем несколько месяцев назад. Сообщения Бер-

трана Рассела, миссис Сноуден и Хейдена Геста (оба возмущен-

ные, но в конечном счете сочувственные), Г. Дж. Уэллса и

Клэр Шеридан (самое свежее и занимательное) весьма

убедительно опровергли представление о Ленине и Троцком как

о кровожадных великанах-людоедах. Более того, заявление

Вандерлипа о том, что Ленин более велик, чем Вашингтон или

Линкольн, напечатанное в сегодняшних утренних газетах, не

сопровождается теперь редакционными восклицательными зна-

ками. В газете "Таймс" есть литературный редактор, человек до-

статочно просвещенный, и политический редактор, ярый враг

большевизма. Литературный редактор публикует дневник Клэр

Шеридан, а политический редактор, взбешенный ее доброжела-

тельным отзывом о позировавших ей деятелях, тиснул пороча-

щую ее статью. Самое смешное то, что она — кузина Уинстона

Черчилля, который совершенно потерял голову на почве анти-

большевизма и без передышки яростно поносит его вождей как

убийц, грабителей, распутников и т. д. и т. п. Красин произвел

здесь очень благоприятное впечатление. Уэллс придал своим опи-

саниям личностный оттенок своим иконоборческим бунтом

против культа Маркса, но, предлагая нам посмеяться над

Марксовой бородой и над абсурдно некритичным обожествле-

нием Маркса большевиками, он способствовал созданию гораз-

до более благожелательной атмосферы; к тому же он с непрек-

лонной настойчивостью подчеркивает необходимость прекратить

поддержку Врангеля и компании и поддержать правительство

большевиков. Разумеется, Уэллс, как и все прочие, заявляет, что

он не большевик, а вот я неоднократно говорил во всеуслыша-

ние, что я большевик, и ничего такого со мной в результате не

случилось. Я совершенно не способен понять, как могло бы пра-

вительство Ленина действовать иначе, чем оно действовало. Упо-

вать в столь отчаянном положении на избирательную урну значи-

ло бы навлечь на себя судьбу Керенского. А что касается прину-

дительного труда, то я уже сколько лет твержу, что социализм

без принудительного труда и беспощадных карательных мер

против праздности и эксплуатации есть не что иное, как не-

поправимое смешение социализма с либерализмом. Однако в

342

настоящее время слово "большевизм" употребляется здесь точь-

в-точь так же, как слово "якобинство" в годы Французской ре-

волюции, просто как бранный эпитет.

Кстати, Сильвию Панкхерст упекли на полгода в тюрьму не

за то, что она называла себя большевичкой. Она положила голову

в пасть льва, безрассудно заявив, что докерам следовало бы сжечь

портовые склады; в лейбористском движении не питают к ней

симпатий; лидеры раздражены ее сугубо дамскими вспышками

безответственной глупости и ее упорным отказом сотрудничать

с кем бы то ни было. Это следовало бы знать в России: на рас-

стоянии ее радикальная революционность выглядит настолько

привлекательно, что Ленин переоценивает ее влияние, подобно

тому как немецкие марксисты переоценивали в 1885—1895 го-

дах влияние Элеоноры Маркс и Энгельса, вследствие чего в те-

чение долгого времени не только недооценивали, но и порицали

реальные живые силы социалистического движения в Англии.

Мои собственные симпатии во многом на стороне Сильвии, но

она не отстаивает в Англии никакого серьезного дела и, будучи

избалована, как все Панкхерсты, не желает никого знать и ни-

чего изучать, если это ей не по нраву. На нее нельзя положиться:

она в любой момент может скомпрометировать себя и тех, кто

попытался бы с ней сотрудничать, каким-нибудь нелепым и дерз-

ким высказыванием вроде той статьи, что позволила правитель-

ству упечь ее в тюрьму таким манером, что даже не встал вопрос

о нарушении свободы печати.

У нас по-прежнему ведется борьба вокруг возобновления

торговли с Россией между теми, кто хочет взыскать старые дол-

ги, и теми, кто хочет получить выгоду от возобновления тор-

говли. Иной раз они соединяются в одном лице: например, я

знаком с одним человеком, который говорит, что русские долж-

ны ему 30 000 фунтов стерлингов и что он не возобновит с ними

торговлю, пока они не отдадут долг. "Но ведь не отказались бы

вы, — сказал ему я, — торговать с ними за наличные, а?" "Конеч-

но, нет, — согласился он, — но уж кредита я больше бы не предоста-

вил". Однако в основном это две разные компании: новое поко-

ление предпринимателей и старые капиталисты, вложившие

деньги в России при прежнем режиме.

Лигу Наций сводит к абсурду тот факт, что вне ее остают-

ся Россия, Германия и Соединенные Штаты. Лично я убежден,

что в конце концов события заставят Америку объединиться

с Германией и Россией; используя в качестве оружия угрозу

образовать свою собственную лигу, чтобы защититься от порабо-

щения существующей Лигой и ее Верховным советом, они на-

вяжут себя Лиге Наций и тем самым сделают ее реальной силой.

Альтернативой этому стал бы новый армагеддон с отравляющим

газом, болезнетворными микробами и всеми прочими ужасами.

Но в подобных делах ничего нельзя предсказать. Пожалуй, са-

343

мым мрачным фактом во всей нынешней ситуации является про-

должающийся у нас рост стоимости жизни. Так, за последний

квартал индекс прожиточного минимума возрос с 164 до 179

процентов, и в связи с этим напрашивается вопрос: обрекая на

голод Европу, не обрекли ли мы на голод и себя? Вместе с тем

у нас существует огромная безработица среди демобилизован-

ных солдат и других слоев, а как следствие этого растет давле-

ние в пользу возобновления торговли с Россией.

А вообще я надеюсь, что вопреки всем провокациям со сто-

роны Уинстона Черчилля и прочих, кто стал жертвами устрашаю-

щих предостережений маршала Фоша насчет того, что Англия и

Франция должны будут погибнуть, если не уничтожат остальное

человечество, Советы прочно удержат свои позиции в британ-

ском общественном мнении.

Искренне Ваш

[Дж. Бернард Шоу]

86.

МАКСУ ИСТМЕНУ

[Аделфи-Террас, 10]

[Не датировано; 1921 г.]

Поезжайте в Бэттл-Крик [санаторий Келлога]: нет более

опасного литературного симптома, чем искушение писать о Юмо-

ре и Остроумии. Он указывает на полную потерю того и дру-

гого.

Юмор — это не продукт и не соединение, а чистый элемент.

Он вызывает смех: таким образом и обнаруживается его при-

сутствие. Грязь, жестокость, несчастье богаты им; счастье и

благородство содержат его в изобилии; глупость свободно по-

глощает его; он с полным моральным безразличием соединяет-

ся с любым событием и чужд пристрастий и предубеждений, идет

ли речь о приключениях св. Франциска или Чарли Чаплина.

Дж. Бернард Шоу

87.

ВЛАДИМИРУ РОЗИНГУ

Аделфи-Террас, 10

[Не датировано; приблизительно начало июня

1921 г.]

[Дорогой Розинг,]

Ваш проект весьма интересен. На протяжении целого столе-

344

тия каждый оперный композитор писал в расчете на постановку

в парижской "Гранд-Опера", и в результате многие вполне изящ-

ные водевили чудовищным образом перегружались большими

оркестрами, хорами, балетами и т.д. и т.п., с тем чтобы придать

им видимость больших опер.

Итальянцы пережили эту инфляцию лучше, чем другие.

Россини, Верди и даже Доницетти умели писать музыку, кото-

рая, будучи во многих отношениях легковесной, тем не менее

имела широкую основу и выдерживала трубный рев, гром и

грохот оркестра, не теряя по ходу дела своей музыкальности.

Но возьмите Гуно и Мейербера. Возьмите "Мирейль", "Ди-

нору" и галантно-изысканный первый акт "Гугенотов". В боль-

шом оперном театре это нечто ужасное, бездыханные трупы.

В интимной обстановке представления в небольшом зале, действи-

тельно отвечающего сущности этих вещей, они впервые оживут.

Обязательно продолжайте осуществлять Ваш план, и каждый

ценитель музыки, с любовью изучавший оперу самостоятельно,

поклонится Вам и благословит Вас.

В детстве я имел обыкновение петь, как Вы, то есть мне

было все равно, пою я тенором или баритоном, вокальную или

инструментальную партию. Я пел сопрано или бас-профундо,

за пикколо и барабан, английский рожок и трубу, просто произ-

водя те звуки, которых требовала музыка.

Когда у меня спрашивают о Вас: не правда ли, мол, это за-

мечательный певец? — я отвечаю, что Вы вовсе не певец, а целый

оркестр. Надеюсь, Ваша неделя оперы приведет к чему-то плодо-

творному. Вот когда в результате следующей войны Лондон и

все другие большие столицы будут лежать в развалинах, а все

мы станем нищими, у нас наконец-то будет немного подлинной

музыки.

Искренне Ваш

Дж. Бернард Шоу

88.

ТОРУ ХЕДБЕРГУ

Аделфи-Террас, 10

27 сентября 1921 г.

Уважаемый г-н Хедберг,

мисс Эбба Бюстром говорит, что Вы не вполне уверены, как

надо ставить "Дом, где разбиваются сердца", и, в частности,

хотите, чтобы я изменил название.

Я вполне отдаю себе отчет в том, что это чрезвычайно труд-

ная для постановки пьеса. В Америке один известный немецкий

345

режиссер, приглашенный руководить репетициями, заявил, что

пьесу может исправить только радикальное ее сокращение. Я

немедленно забрал ее обратно. После чего антрепренеры рассчита-

ли режиссера и поручились, что пьеса будет исполняться слово в

слово так, как она написана, каковы бы ни были последствия.

В результате пьеса выдержала в Нью-Йорке около 125 пред-

ставлений, причем сборы от каждого спектакля составляли при-

мерно 3625 крон.

В Вене пьесу поставили в Городском театре. Текст ее не

сократили, но мои указания проигнорировали, атмосфера вещи

была утрачена, сексуально привлекательные роли были отданы

пожилым актрисам, лишенным шарма, а девственную героиню

предоставили играть артистке на амплуа бездушной соблазни-

тельницы. В результате пьеса прошла всего только пять раз.

Я самым решительным образом прошу Вас не пытаться по-

ставить пьесу, если Вы не готовы принять ее такой, какая она

есть, без малейших изменений, приноровленных к вкусам публи-

ки или к театральным условностям. Ведь я помнил об этих ве-

щах, когда писал пьесу: в ней нет такой реплики, которая не

произведет свой эффект, если она будет правильно подана и ес-

ли будет воссоздана атмосфера пьесы — атмосфера какого-то

удивительного, заколдованного дома. Вот почему так важно

название: стоит Вам убрать название и заменить его именем

кого-нибудь из действующих лиц, как Вы сразу же пойдете по

неверному пути.

Распределение ролей имеет здесь исключительное значение.

Обе сестры должны быть самыми обворожительными женщина-

ми, которых Вам только удастся найти среди актрис. Ариадна

должна быть блистательной комедианткой; Гесионе следует

быть неотразимой. В противоположность им Элли должна быть

совершеннейшей девственницей: ее духовное обручение со ста-

риком капитаном подобно обручению монахини, становящейся

невестой Христовой. Если Вы правильно распределите женские

роли, у Вас не будет трудностей с распределением мужских: они

легки и понятны. Даже роль старого капитана, достаточно

эффектная для того, чтобы ее сыграл большой актер, в действи-

тельности нетрудна.

Как раз сейчас я и сам репетирую эту пьесу в Лондоне и

поэтому могу по собственному опыту судить, что можно с ней

сделать. Я режиссер-практик и всегда лично готовлю перво-

начальные постановки моих пьес в Лондоне. Я пишу не как те-

атральный поэт, чью вещь необходимо передать режиссеру,

чтобы тот приспособил ее к сценическим условиям; мои пьесы

написаны для сцены, и сценография входит в них такой же состав-

ной частью, как и диалог. Если вы возьмете эту мою пьесу в

том виде, как она написана, и станете проходить ее на сцене всем

составом исполнителей каждый день в течение полумесяца, она,

346

думается мне, перестанет представлять для Вас трудность, и

даже самые невыигрышные ее части окажутся занятными и необ-

ходимыми для общего эффекта.

Искренне Ваш

Дж. Бернард Шоу

89.

ФОНДУ ПОМОЩИ ГОЛОДАЮЩИМ В РОССИИ

Аделфи-Террас, 10

[Не датировано; приблизительно 30 октября 1921 г.]

[Милостивые государи!]

Общественное мнение у нас в стране прекрасно осведомле-

но о том, что миллионы русских находятся на грани голодной

смерти. Об этом сказал нам доктор Нансен. Об этом сказал нам

Ллойд Джордж. Ответ Ллойд Джорджа России таков: "Расплати-

тесь с французскими и британскими кредиторами царского пра-

вительства, и тогда мы, может быть, поговорим с вами о вашем

голоде". Таков же и официальный французский ответ. Доктор

Нансен указывает: голод не станет дожидаться урегулирования

финансовых споров, и тот факт, что сторона, представляющая

в Москве отца голодающего ребенка, должна вам деньги, не мо-

жет служить достаточным оправданием для того, чтобы с улыб-

кой наблюдать, как ребенок умирает от голода.

Но широкая общественность, похоже, считает доктора Нан-

сена человеком сентиментальным, а Ллойд Джорджа хорошим

дельцом. Лично я согласен с доктором Нансеном, но что могут

поделать один эксцентричный драматург и один полярный ис-

следователь перед лицом нации, чьи полтора миллиона безработ-

ных вынуждены наблюдать, как голодают их собственные де-

ти, и чьими судьбами правят операторы бездушной международ-

ной финансовой машины, в которой никто из них не разби-

рается и которая всех нас несет прямо в пасть к дьяволу.

[Искренне Ваш

Дж. Бернард Шоу]

90.

ЧАРЛЗУ САРОЛИ

Аделфи-Террас, 10

19 августа 1922 г.

Дорогой Сароли!

Надеюсь, что в ходе Вашей поездки Вы сможете посетить

347

Россию. Вы всегда были стойким защитником революций, и

то обстоятельство, что Вы, рискуя своим положением в Эдин-

бургском университете, бескомпромиссно высказывались в

печати в поддержку стороны, которую русские назвали бы

антибуржуазной, дает Вам очень веское основание рассчитывать

быть допущенным туда в качестве подлинно независимого на-

блюдателя. Кроме того, Ваше личное хобби путешественника,

изучающего политические конституции в действии, делает Вас

совершенно уникальной фигурой в Англии, где путешест-

венник, изучающий что бы то ни было, кроме пейзажей, картин

и рулетки, в диковинку.

Впрочем, у Вас могут возникнуть трудности. Возможно,

московскому правительству подлинно независимые наблюдатели

не больше по вкусу, чем всяким другим правительствам. Вы

воспитаны в традициях благородной школы космополити-

ческого либерализма, а не в традициях доктринерского марксиз-

ма. Но именно по этой причине, как я надеюсь, Вам и разрешат

приехать в Россию и своими глазами увидеть все, что Вы хотите

там увидеть. Если не считать документов, являющихся факти-

чески официальными публикациями, мы здесь не получаем о

России никаких сведений, кроме возмутительного реакцион-

ного вздора вроде того, что цитирует Черчилль, с одной стороны,

и таких благостных описаний прелестей коммунизма, что

невозможно поверить в их правдивость, — с другой. Мы хотим

что-нибудь узнать от умелого наблюдателя и опытного писателя,

который не является ни фанатичным коммунистом, ни сканда-

лизованным буржуа и который, помимо того, занимая высокое

положение в обществе и научных кругах и имея прочную литера-

турную репутацию, может обеспечить для своей публикации за-

метное место в капиталистической прессе, без чего у нас не-

возможна подлинно широкая огласка.

Итак, непременно приложите все усилия к тому, чтобы посе-

тить во время Вашего путешествия Москву, если Вы сумеете

убедить их разрешить Вам въезд. Поскольку запрещение Вам

въезда лишило бы Вас возможности сделать благоприятные вы-

воды о советском правительстве, зато дало бы возможность его

врагам здесь, в Англии, сделать массу неблагоприятных для него

выводов, у Вас, по-моему, отличные шансы получить разрешение

на въезд. Я тут не упускаю случая выступить в защиту советско-

го режима, но мое влияние существенно подрывает тот факт, что

я открытый сторонник коммунизма с репутацией фрондера и

человека эксцентричных взглядов; убежден, что Ваш отчет,

каким бы он ни был критическим, помог бы внести ясность.

Искренне Ваш

Дж. Бернард Шоу

348

91.

РАЛЬФУ УОТСОНУ ХАЛЛОУЗУ

Аделфи-Террас, 10

21 ноября 1922 г.

Милостивый государь,

я не могу выполнить Вашу просьбу, потому что я совсем не

умею рисовать — разве только литературными средствами. Я

рисую в своем воображении людей не так, как художник, и не

смогу даже сказать, какого цвета глаза у моих близких друзей.

Ведь я рисую характер, а не черты лица. А поскольку мои вещи

никогда серьезным образом не иллюстрировались, я даже не мо-

гу сравнить изображения моих персонажей, сделанные другими

людьми, с моим собственным представлением об их внешности.

Так что, боюсь, не смогу быть Вам ничем полезен в этом деле.

Искренне Ваш

Дж. Бернард Шоу

92.

УИЛЬЯМУ ДЕВЕРУ

Айот Сент-Лоренс. Уэлвин

11 декабря 1922 г.

Между нами говоря, настоящей старой итальянской манеры

никогда не существовало: еще Тувалкаин

любил потолковать

о бельканто как об одном из утраченных искусств Эдема.

Карузо, посредственный певец по классическим меркам,

но первоклассный для праздничного обеда, который хозяин раз

в год устраивает для служащих, должен был бы хорошенько по-

думать, прежде чем вообразить себе, что он может петь, как Та-

маньо, чей голос был не грубый драматический тенор, а почти

мужское сопрано: он звучал как великолепный пронзительный

крик, орлиный клекот.

Самый выразительный язык, какой я знаю (вообще-то, я

его не знаю), — это русский: итальянский после него кажется

бледным и малоинтересным. Лучшие певцы нашего времени —

это Шаляпин и Розинг (оба самоучки), притом Розинг, прекрас-

но владеющий, когда он того хочет, бельканто, просто произ-

водит любой звук, который выразит то, что требует содержа-

ние песни.

Потомок Каина (поселившегося на восток от Эдема), см.: Библия.

Бытие, гл. 4.

349