Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Средневековая Азия, Восточная Европа XV-XVIII вв

Подождите немного. Документ загружается.

Огромной важности событием для развития переводческого дела

было основание в 832 г. при непосредственном участии халифа аль-

Мамуна (813—833 гг.) так называемого «Дома Мудрости». Согласно

традиции, этот переводческий центр был основан после того, как

специальная экспедиция, снаряженная халифом, привезла из Византии

большое количество рукописей. Для их перевода, комментирования и

хранения и был основан «Дом Мудрости». Со временем здесь было

собрано до 400 тыс. рукописей на арабском, греческом, сирийском,

персидском, коптском, китайском, индийских и прочих языках. Первым

главой этой переводческой коллегии стал уже к тому времени известный

переводчик Яхья ибн Масавейх (умер ок. 857 г.), который знал кроме

арабского языка сирийский и немного греческий. Среди переводчиков,

которые часто были и комментаторами, можно назвать Хунейн ибн Исхака

и его сына Исхака ибн Хунейна, Хубайш ибн аль-Хасана, Сабит ибн

Курра, Иса ибн Иахайа, Матта ибн Юнуса, Яхья ибн Ади.

Данные о вознаграждении за переводческую деятельность весьма

скупы и это касается не только арабо-мусульманского мира. Из предания

известно, что халиф аль-Мамун (IX в.) заплатил переводчику Хунейну ибн

Исхаку столько золота, сколько весили переведенные им сочинения (а их

было более 150). Ему же следующий халиф выделил три комнаты в своем

дворце и обеспечил всем необходимым, включая переписчиков. «Сыновья

Мусы ибн Шакира тратили ежемесячно по 500 динаров на оплату работы

переводчиков» [229, 254]. Ученые и переводчики получали земельные

наделы, дома, книги. В целом же, судя по тому немногому, что известно о

жизни переводчиков на арабский язык, заниматься переводами могли

лишь люди достаточно обеспеченные и чаще всего состоящие при каком-

либо знатном вельможе, а еще лучше при самом халифе. В любом случае

можно допустить, что основная масса переводчиков работала не из-за

материальной выгоды, а прежде всего исходя из просветительских целей.

Сам халиф аль-Мамун был не чужд научных занятий и поэтому

особо поощрял переводы естественнонаучной литературы. В период IX—

X вв. было переведено много произведений по логике, философии,

медицине, математике, астрономии, географии, фармакологии, музыке.

Основной приток литературы для перевода в этот период шел из

Византии. Если раньше в основном переводили с сирийских переводов,

то теперь – непосредственно с греческого. Например, при заключении

мирного договора с византийским императором Михаилом ІІІ одним из

условий было поставлено снабжение Багдада греческими сочинениями по

многим отраслям знаний. Но и в этот период арабы по имеющимся у нас

сведениям не переводили греческой художественной литературы – ни

классической, ни тем более новой, византийской. Существуют

предположения о том, что Гомер все таки переводился, по крайней мере

частями – об этом косвенно свидетельствуют редкие цитаты из Гомера у

арабоязычных авторов. Однако никаких достоверных сведений о давних

переводах Гомеровых поэм на арабский язык нет. Полностью Гомер был

переведен на арабский язык лишь в ХХ в.

Из греческой философии были переведены сочинения,

приписывавшиеся Пифагору и философам его школы; многократно

переводились разными переводчиками различные изречения Сократа, хотя

судя по всему книга Диогена Лаэртского о древнегреческих философах

полностью не переводилась. Особый интерес вызывали произведения

Аристотеля, в частности его сочинения по логике, причем некоторые

произведения переводились многократно. Одна из причин – не столько

желание добиться максимальной адекватности или привести переводы в

соответствии с требованиями времени, а просто их малодоступность. Дело

в том, что обычно переводы заказывались высокопоставленными и

влиятельными лицами, и в этом случае, переписанные в небольшом

количестве экземпляров, они оседали в библиотеках заказчиков и

становились недоступными. В то же время следует отметить, что

переводы, выполнявшиеся непосредственно в «Доме мудрости» при

халифе аль-Мамуне, переписывались в достаточном количестве

экземпляров, так как работал большой штат переписчиков.

Освоение арабо-мусульманской культурой античного философского

наследия фактически началось с переводов Аристотеля. Эта переводческая

работа «приняла колоссальный размах и имела огромное влияние на

становление именно философского, а не теологически ориентированного

мышления» [337, 34]. Судя по всему, все основные работы Аристотеля

были переведены с сирийского. Сирийцы начали переводить Аристотеля

еще в Эдесской несторианской школе: в Антиохии ученик Ивы

Эдесского продолжал переводческое дело и переводил не только самого

Аристотеля, но и его комментаторов. После перемещения несториан в

иранский Гундишапур работа сирийцев по переводу и комментированию

Аристотеля продолжалась: среди переводчиков упомянем

Иакова Эдесского (умер в 708 г.), монофизитского епископа Георгия

(умер в 724 г.) и католикоса Хейнан-ишо Первого (Сергия из Решайна)

(умер в 536 г.). На арабском языке были известны почти все произведения

Аристотеля, за исключением «Политики» и «Политий». Были переведены

и все важнейшие комментаторы Аристотеля: Александр Афродисийский

(ІІ-ІІІ вв.), Фемистий (ІV в.), Порфирий, Симплиций, Иоанн Грамматик (VI

в.). Порфирия переводил Абу Усман ад-Димашки с сирийского. Среди

переводчиков Аристотеля опять находим Хунейна ибн Исхака и его сына

Искака ибн Хунейна. Есть сведения, что Хунейн побывал в Византии, где

изучал гречнский язык. Его перевод «Органона» Аристотеля стал своего

рода классикой. Исхак перевел также псевдоаристотелево сочинение «О

растениях».

Матт ибн Юнус (умер в 940 г.) перевел уже с греческого

комментарии Фемистия к аристотелевым книгам «О небе». Его ученик

Яхья ибн Ади отредактировал перевод своего учителя, а сам перевел

комментарии Александра Афродисийского к «Метеорологии».

Имеются, однако, и немалочисленные свидетельства о

неудобочитаемости арабских переводов, которые все-таки страдали от

дословности. Французский исследователь Ш.Пелла пишет о том, что даже

такое относительно простое для перевода сочинение как толкователь

сновидений Артемидора Эфесского, которое было переведено Хунейном

ибн Исхаком, в арабском переводе совершенно непонятно и требует

обширнейшего комментария, многочисленных исправлений и дополнений.

Лишь после такой работы, проведенной современным издателем

Т.Фадхом, перевод становится сколько-нибудь доступным. То же касается

и перевода «Поэтики» Аристотеля, выполненного Маттой ибн Юнусом.

Эти и другие переводы такого рода настолько темны, что исследователь

задается вопросом: «Как даже заинтересованные читатели могли читать

подобные переводы и правильно интерпретировать их содержание?» [12,

71]. Зтот момент представляется весьма важным. Ведь с подобным

явлением мы встречались, например, в средневековой Европе, и там тоже

буквализм не мешал успешному функционированию этих переводов в

недрах культуры. Но это относится прежде всего к текстам сакральным и

философским. Художественные тексты излагались в основном вольно, и

это обеспечивало их вживание в принимающую художественную

культуру. Буквализм и вольный перевод сосуществовали, выполняя

разные задачи. То же и в арабских переводах: притчевая повесть «Калила

и Димна» была переведена вольно, и это обеспечило ей такую

легкую трансплантацию и невиданную популярность в других средневеко-

вых обществах, которые принимали ее через вольный перевод.

Приобретением значительной части античного философского

наследия, и прежде всего наследия Аристотеля, средневековая Европа

обязана арабским переводам и переводам арабских комментариев к

Аристотелевым трудам, которые делали почти все арабоязычные

философы. Например, большинство комментариев Ибн Руш-да

(Аверроэса) к произведениям Аристотеля в арабском оригинале утрачено

— они сохранились лишь в еврейских и латинских переводах. Трудно

представить развитие христианской философии без освоения

аристотелизма, которое поначалу происходило через переводы на латынь с

арабского языка.

Платона на арабский язык переводили не столь обильно, но вполне

достаточно. Многие средневековые арабские библиографы перечисляют

сочинения Платона, как подлинные, так и приписывавшиеся ему, и иногда

указывают имена переводчиков. Среди переводчиков Платона на арабский

язык выделяется Хунейн ибн Исхак. Хунейну приписываются переводы

Платоновых сочинений «О политике», «Тимей», «Софист», «Федоы»,

«Государство», «Законы». Эти переводы им выполнялись неоднократно,

вероятно, с целью их совершенствования. Кроме Хунейна, произведения

Платона переводили на арабский язык Яхья ибн Ади («Законы»,

сочинения о душе, разуме, субстанции и акциденции, об ощущениях и

радости, а также «Тимей»), ибн Битрик («Тимей») и др. Как видим,

переводы одних и тех же произведений осуществлялись параллельно в

одно и то же время.

Из неоплатоников, переводившихся на арабский язык, следует

упомянуть Плотина, Порфирия, Прокла, Ямвлиха.

Плотин (203—270 гг.), крупнейший философ заката античности и

основоположник неоплатонизма, был известен арабам в извлечениях,

которые были помещены в сочинении, известном под названием

«Теология Аристотеля» (или «Божественные вопросы»), с приложенными

к нему комментариями Порфирия. Этот позднеантичный труд был

переведен около 835 г. на арабский язык христианином Абд аль-Масхи

ибн Абдалла На’ама аль-Хамси. Перевод был позже отредактирован

философом аль-Кинди. Порфирия (223—301 гг.)—философа-неоплатоника

переводил с сирийского перевода на арабский язык Хасаи ибн Сувар

(942—1017 гг.)

Из других авторов арабам были известны в переводах Эвдемий,

Иоанн Грамматик. Переводились математические сочинения Евклида и

Архимеда и труды по астрономии Дристарха и Птолемея.

Особое место занимают в арабских переводах медицинские

сочинения греков: «Книга о лечебных травах» и «О ядах» Диоскорида.

Шестнадцать трактатов Галена были среди основных пособий по

изучению медицины. Книги комментариев к медицинским сочинениям

Галена, составленные Стефаном Александрийским, Палладием и

Николаем Александрийским, также пользовались большой популяр-

ностью. Труды Галеиа «Трактат о медицинском искусстве», «Анатомия» и

«О кризисах» после их перевода переписывались в сотнях, а иногда и

тысячах экземпляров.

Особое пристрастие арабоязычные переводчики испытывали к

комментариям философских и прочих сочинений, и часто бывало так, что

комментарии заслоняли само произведение.

В большинстве случаев сами переводчики были комментаторами

переводимых сочинений. Часто они выступали и как оригинальные

авторы. Один из уже упоминавшихся известных переводчиков Хунейн ибн

Исхак оставил более 150 переводов и около 100 собственных трудов.

Представляет особый интерес вопрос, .почему при таком обилии

переводов сочинений по философии, медицине, естественным наукам,

алхимик и магии арабская культура практически не обращалась к

греческому художественному творчеству. С одной стороны, имеется

немало свидетельств о том, что многие арабоязычные авторы были

знакомы с некоторыми произведениями греческой словесности. С другой

стороны, средневековые арабские переводы из греческой литературы не

известны. По всей видимости сказывались существенные различия на

глубинных уровнях мировосприятия и в совершенно различных основах

культур. Персидская и индийская культуры, не говоря уже о сирийской,

оказывались значительно ближе, и поэтому мы встречаемся с арабскими

переводами персидской и индийской словесности. С латинским Западом

арабская культура вступила в контакт на уже более поздних этапах своего

развития, но перевод был обычно односторонен — не с латыни на

арабский, а с арабского языка на латынь. Здесь, надо полагать, ска-

зывались еще более глубокие культурные различия, и арабо-

мусульманская культура не находила ничего такого, что можно было бы

позаимствовать у латинской культуры. К тому же до XII в. по

интенсивности культурной жизни Запад весьма уступал мусульманскому

миру и уже поэтому вынужден был больше брать, чем давать. Все же

удивительно, что в поле зрения арабских переводчиков не попали

хоть какие-то книги римской античности прикладного характера, пусть и

через посредников.

На арабский переводились деяния персидских царей, но не нашлось

ни переводчика, ни заказчика, который предпринял бы перевод, скажем,

Плутарховых биографий знаменитых греков и римлян. Выдержки не из

самого Плутарха, а из так называемого Псевдо-Плутарха были переведе-

ны, но характерно, что то были извлечения из сочинения под названием

«Мнения философов», т. е. они опять-таки имели отношение к философии.

Переводы недолго оставались в том виде, в котором они выходили

из под пера переводчиков. В дальнейшем они подвергались переработке и

модификациям, сообщавшим им мусульманское звучание. Это касалось

прежде всего трудов по философии и этике.

Уже в X в. философ аль-Бируни мог сказать: «На язык арабов

переложены науки из всех стран мира; они украсились и стали приятны

сердцам, а красоты языка от них распространились по артериям и венам,

хотя каждый парод красивым считает свой язык» [229, 13]. В то же время

переводчикам на арабский язык приходилось преодолевать и немалые

трудности, для чего они пользовались всем арсеналом переводческих

приемов. Например, одним из самых распространенных способов

передачи греческих терминов было калькирование (например, «хирургия»

передавалась как «аль-амаль би-ль-яд», т.е. «действие рукой»). Многие

переводчики, особенно в VIII в., предпочитали метод дословного, точнее

«пословного» перевода, однако возникшие при этом многочисленные

темные места требовали иного подхода, который был привнесен

Хунейном ибн Исхаком [261, 195] и развит его школой перевода, где

предпочитали перевод по смыслу. В подавляющем большинстве случаев

терминология создавалась на основе ресурсов арабского языка. Далеко не

всегда для одного и того же термина греческого языка употреблялся один

и тот же арабский термин; количество более или менее эквивалентных

вариантов было значительно. Последовательность в разрешении этих про-

блем ощущается лишь в тех случаях, где мы имеем дело с традициями

одной переводческой школы, например, школы Хунейна.

В отдельных случаях в арабских переводах греческие термины

транскрибировали, как это, например, имело место в переводе

аристотелевой «Поэтики»: здесь были сохранены такие греческие слова,

как «трагедия» и «комедия», но в связи с тем, что арабская литература не

знала ни того, ни другого, примеры, приводимые Аристотелем

из греческих авторов, были заменены примерами арабской поэзии — при-

ем, который неоднократно встречается в истории перевода. В других

случаях примеры из античных авторов, встречающихся в философских,

медицинских и прочих трудах, просто опускались, как это было сделано,

например, в переводах текстов Галена, где приводятся цитаты из

Аристофана, или в переводах «Никомаховой этики» Аристотеля, где

цитируется Еврипид. Трудности перевода нередко становились предметом

обсуждения. Например, автор XI в. Ибн Абд аль-Барр в одном из своих

трудов обсуждал способы передачи некоторых терминов.

Однако «когда эра перевода подошла к концу и контакт с

оригинальными языками (с которых делался перевод.— Авт.) был

окончательно утерян, процесс этот (терминотворчества— Авт.) стал

стабилизироваться в том смысле, что терминология, использовавшаяся в

существующих переводах, осталась к тому времени единственно

возможной. Каждый автор мог свободно пользоваться всем разнообразием

терминологии, порожденной усилиями переводчиков, и интерпретировать

те или иные термины, руководствуясь своим вкусом и интуицией» [261,

201]. В результате этого ряд терминов стал жить своей жизнью,

независимой от значения греческих терминов, которым они служили

переводом.

Таким образом, необходимо еще раз подчеркнуть, что «переводчики

заложили основы абстрактного языка науки; те, кто мыслил и писал по-

арабски, еще более развили и интеллектуализировали его. Самые обычные

арабские слова приобрели терминологические значения, различавшиеся в

зависимости от отрасли науки» [229, 72]. Перевод оказал на литературный

арабский язык существенное влияние как в лексике, так и в синтаксисе,

чему способствовали калькирование научных терминов, в Значительной

мере буквалистский подход к переводу, наличие среди переводчиков боль-

шого количества неарабов.

Высказывания о переводе находим у знаменитого философа Ибн

Сины (980—1037 гг.). Он был уроженцем Бухары, но еще в раннем детстве

выучил арабский язык, а к десяти годам знал Коран наизусть. В 15—16 лет

Ибн Сина приобщился к философии, купив по случаю «Метафизику» Ари-

стотеля с комментариями аль-Фараби. Без комментариев текст понять

было практически невозможно — настолько слабый был перевод

[117]. В дальнейшем Ибн Сина снискал себе славу

своими

 Тот факт, что в Бухаре, месте столь отдаленном от столицы Халифата, можно

было приобрести труды Аристотеля в переводах на арабский язык и комментарии к ним,

свидетельствует о широко поставленном книжном деле и весьма широкой

распространенности переводов,

философскими и медицинскими познаниями. В своих философских

трудах он в основном употреблял термины, созданные до него и

калькированные с греческого. Научные занятия Ибн Сины заставляли его

со вниманием относиться к употребляемым терминам, и в его книге

«Логика» встречаются критические замечания, касающиеся имеющихся

терминов, скалькированных с греческого. Когда переводной текст

становился неудобочитаемым, Ибн Сина писал, что переводчику

следовало бы внимательнее обращаться с греческим оригиналом. Во

времена арабо-мусульманского Средневековья много трудов было

посвящено вопросам стилистики; не обошел их своим вниманием и Ибн

Сина, хотя и не посвящал им специальных работ. В одной из своих работ

он говорит о «холодных (неудачных) словах и выражениях» и делит их на

четыре вида. Особый интерес представляет второй вид, «когда

употребляют необычное слово или же его вариант из того же языка или в

переводе из другого языка. Или же это употребление «изобретенных»,

вновь выдуманных слов...» [340, 121]. У арабских грамматиков и

литераторов имеются развернутые высказывания, в которых содержатся

мысли, относящиеся к переводу. Они позволяют сделать вывод о том, что

переводческие проблемы беспокоили не только лингвистов, но и ученых

других отраслей знаний.

В силу ряда причин Испания стала тем регионом арабского мира,

который в X—XII вв. достиг одного из самых высоких уровней

культурного развития тогдашнего мира вообще. Арабская Испания

превратилась в самую богатую, многонаселенную и благоустроенную

страну Европы. Кордовский Халифат сыграл весьма существенную роль в

развитии культуры как арабской, так и европейской. В Кордову прибывали

ученые из различных стран Европы, местный «университет» был

определенное время крупным духовным центром. Кордова славилась

своими библиотеками. В захваченных арабами землях Испании — и

прежде всего в Кордовском Халифате — сложилась совершенно особая

новая цивилизация, арабская по культуре, но вобравшая в себя элементы

испано-римской, испанской, еврейской, собственно арабской и берберской

 В XII в. Герардом Кремонским (1114—1187 гг.) был сделан перевод главного

медицинского труда Ибн Сины «Канон врачебной науки» на латынь. В 1279 г. в Риме

появился перевод «Канона» на древнееврейский язык. На латынь переводились и другие

книги Ибн Снны, и через эти переводы «Авиценна прочно вошел в интеллектуальную

жизнь Европы... Влияние идей Ибн Сины довольно четко вырисовывается в трудах

Вильяма Овернского, Роджера Бэкона, Альберта Великого, Фомы Аквинского, Дунса

Скотта, Вильяма Оккама» (117, 43).

культур. Неудивительно, что в таких условиях получил развитие и

перевод, правда в основном с арабского на еврейский, а затем на латынь и

на испанский.

Разноязыкость Андалусии (так назывались все завоеванные арабами

земли Испании; название происходит, очевидно, от этнического названия

племени вандалов — вандалус, которое было распространено арабами на

все завоеванные ими земли Испании) создавала предпосылки для широкой

переводческой деятельности, причем не только письменной, но и устной.

«Многие жители Андалусии, особенно крестьяне, не знали даже

разговорного арабского диалекта, и когда кто-нибудь приезжал в город по

торговым или судебным делам, то нуждался в толмаче» [229, 10]. А если

учитывать то, что в Андалусии бытовали арабский язык, романсе и

берберский язык, то количество таких толмачей, особенно на ранних

этапах, должно было быть весьма значительным.

Но главным переводческим вкладом Испании в развитие

средневековой европейской культуры были переводы как собственно

арабских философских и научных трудов, так и арабских переводов

античных авторов на латынь. «В XIII веке в Толедо были переведены

труды великих мусульманских ученых, философов и литераторов ар-Рази

(Разеса), аль-Фергани (Альфрагануса), Ибн Рушда (Аверроэса), Ибн Баджи

(Авемпаце), Ибн Туфейля, или иначе Абу Бакра (Абубацера), Ибн Зухра

(Авензоара). Почти все из названных здесь ученых и философов были

андалусцами...» [229, 12]. Характерно, что переводилась лишь арабская

проза — философская, научная и изредка моралистическая и еще реже

художественная, а вот упоминаний о переводе поэзии с арабского языка

обнаружить не удалось, хотя определенные арабские влияния в

средневековой европейской поэзии историки литературы все же

обнаруживают.

Значительную роль в передаче Европе арабо-мусульманского

культурного наследия сыграли еврейские переводы, которые затем

переводились на латынь, а в условиях Испании — и на местные языки. Но

насколько был распространен перевод на арабский произведений

европейской средневековой словесности, сказать значительно сложнее.

Упоминания о таких переводах встречаются [339], но, к сожалению, не

содержат подробностей; например, аль-Вакаши, Уроженец Толедо,

математик, грамматик, переводил на кастильский и, возможно, на

арабский. Несомненно, переводы на арабский язык — и не только деловых

бумаг, указов и т. д. — осуществлялись. Переводились также некоторые

сочинения христианской философской литературы, возможно и работы

прикладного характера. Весьма сомнительно, однако, что переводились

произведения художественной литературы, а если и переводились, то для

очень узкого круга пользователей и не оставили следа в арабо-

мусульманской культуре.

Берберские вторжения в Испанию усложнили и без того весьма

запутанную языковую и социально-политическую обстановку в стране. К

тому же движение Реконкисты с течением времени приобретало все

больший размах и наконец устранило арабов с Апеннинского полуострова,

но отнюдь не устранило существенного вклада арабов в европейскую

культуру вообще и в испанскую в частности. Особо весомым был этот

вклад в области философии и осуществлялся он также через перевод.

Перевод в арабском мире в Средневековье, как и в других регионах,

концентрировался лишь в нескольких центрах, один из которых — Багдад

— был ведущим. О переводческой деятельности в периферийных частях

Халифата сведения скудны и отрывочны. Собственно, единственным ре-

гионом за пределами центра, где перевод, да и то в основном с арабского

языка, осуществлялся в весьма широких масштабах, была Андалусия.

Неравномерно развивался перевод и в диахронном плане: постепенное

нарастание переводческой деятельности, апогейный период «Дома

Мудрости» и затем постепенное снижение переводческой активности и

фактически ее прекращение и возобновление лишь в Новое время.

Успех арабских переводов времени его наивысшего расцвета, по

мнению ученых, «был обеспечен стечением ряда обстоятельств: открытой

общественной поддержкой, наличием и доступностью оригиналов, а также

высоким уровнем переводческой техники» [229, 72]. Представляется, что

указанные причины не совсем верно, или даже совсем неверно отражают

реальную ситуацию. Общественная поддержка, конечно же, важна, но не

менее важна и инициатива самих переводчиков, особенно в период

становления той или иной культуры. К тому же «общественная»

поддержка в условиях феодального общества заключалась прежде всего в

поддержке того или иного правителя — «Дом Мудрости» был основан с

позволения халифа, переводческая школа в Толедо функционировала

лишь благодаря поддержке короля. Наличие и доступность оригиналов

вовсе не означает, что их переводят. В средневековой Европе имелось

большое количество оригиналов, т. е. текстов-оригиналов многих