Щукин М.Б. Готский путь

Подождите немного. Документ загружается.

Глава II. СКАНДЗА, ГОТИСКАНАЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

пульсы достигают даже верховьев реки Ловати в Псковской области, где в по-

следние годы выявляются «памятники типа Заозерье». Впрочем, последние,

по новейшим данным, проникли так далеко на север несколько позже, на рубе-

же И-Ш вв. или даже на рубеже UI-IV вв. Датировки здесь, к сожалению, не

слишком определенны (Фурасьев 2001).

Часть беглецов устремляется и на запад — могильник у села Гринсвичи

Бельки открыт в среднем течении Западного Буга, а на Волыни выходцы из

Полесья, смешавшись с подходящими сюда же носителями пшеворской куль-

туры, образуют так называемую зубрецкую группу памятников (Козак 1992).

Таким образом, ко второй половине I в. н. э. перестали существовать оба

культурных единства, представляющие бастарнов. Нет в это время певкинов и

в низовьях Дуная, во всяком случае Плиний, описывая дельту Дуная, называя

все протоки и остров Певку, ни слова не говорит о певкинах. Но имя бастарнов

не исчезает со страниц письменных источников — их знает Клавдий Птоле-

мей, они будут участвовать в набегах готов на Балканы и Малую Азию, и толь-

ко в 280 г. н. э. император Проб переселит их остатки на территорию Империи.

Если все наши предыдущие рассуждения и сопоставления верны, то не остает-

ся иного выхода, как видеть этих поздних бастарнов в зубрецкой группе памят-

ников на Волыни, просуществовавшей как раз до конца III в. Зарубинецкие

выходцы из Полесья, по всей видимости, сохранили свое этническое самосо-

знание и язык (Щукин 1999а, с. 75-91).

Иной была судьба зарубинецкого населения, устремившегося на восток и

на север, они свое единство, самосознание и язык, вероятно, вскоре утратили.

Именно это «блуждающее» население уже для информаторов Тацита было ве-

нетами. «Венеты переняли многое из их [бастарнов. — М. Щ.} нравов, ибо

ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только не существуют между

бастарнами и феннами» (Тас. Germ., 46). Если бастарнами были представите-

ли звенигородской и зубрецкой групп, а феннами, живущими в «жалком убо-

жестве» и пользующимися костяными наконечниками стрел (Тас. Germ., 46), —

обитатели глубин лесной зоны, где распространена угро-финская топонимика,

то венетам Тацита действительно вернее всего могли бы соответствовать нахо-

дящиеся в состоянии «брожения» наследники носителей зарубинецкой культу-

ры, перенявшие многие нравы от бастарнов.

Возможно, имя «венетов» распространялось и на всех обитателей лесной

зоны вплоть до Балтийского побережья, поэтому они и оказались «великим

народом» для Клавдия Птолемея, а на карте он поместил их к востоку от Вис-

лы, вдоль Венедского залива Сарматского океана. В залив впадают четыре боль-

шие реки, и поэтому вряд ли его можно сопоставлять с небольшими Куршским

или Вислянским заливами, скорее древние картографы имели в виду весь из-

гиб Балтийского моря, от устья Вислы до оконечности Куршского полуостро-

ва, где течет река Вента и еще в Средневековье жило племя вентиев.

Впрочем, с венетами все не так-то просто. Кроме венетов балтийских суще-

ствовали еще венеты, жившие в области Венстио на северном побережье Ад-

риатического моря. Сохранившиеся надписи свидетельствуют, что в древно-

сти они говорили на некоем кельто-италийском наречии. С кельтским племенем

венетов, жителей Бретани, приходилось сталкиваться Юлию Цезарю при заво-

Iti

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ КУЛЬТУРА)

евании Галлии. До сих пор не существует сколько-нибудь удовлетворительно-

го объяснения этого явления.

Предполагают, в частности, что все эти венеты суть осколки некогда суще-

ствовавшей обширной иллирийской (?) общности, но приемлемого археологи-

ческого подтверждения эта гипотеза не имеет. Кстати, именно из этой гипоте-

зы исходил Рышард Волонгсвич, приписывая кельто-италийским венетам

носителей оксывекой культуры в низовьях Вислы (Wotajjiewicz 1981, s. 96).

Более правдоподобным мне представляется другое предположение о попа-

дании термина «венеты» в Прибалтику: он был перенесен сюда с берегов Ад-

риатики венетами, жителями римской провинции Венетия, столицей которой

был город Аквилея, организаторами торговли по Янтарному пути. Они стре-

мились к Самбийскому полуострову, наиболее богатому янтарем (Сребродоль-

ский 1988, с. 12). Есть некоторые археологические основания, чтобы полагать,

что в среде местного населения в I в. н. э., очевидно после оживления янтар-

ной торговли при Нероне, оказывались некоторые выходцы из римских про-

винций, не только привозившие с собой вещи, но и изготовлявшие их местные

дериваты, то есть жившие некоторое время здесь (Щукин 1998).

Эта идея подхвачена и развита в вышедшей недавно книге В. И. Кулакова

(2003). Получается, что выходцев из Придунайских провинций было не так уж

мало. Во всяком случае, на рубеже I—II вв. в культуре жителей Самбийского

полуострова происходят весьма серьезные изменения, меняется и демографи-

ческая ситуация в целом. Выделяется даже особый «венедский горизонт» в

развитии культуры населения Янтарного берега (Кулаков 2003).

В этой связи небезынтересны и свидетельства легендарной части Литов-

ских хроник о некоем Полемоне, бежавшем со своим семейством и 500 всад-

никами от преследований Нерона в Прибалтику (ПСРЛ, т. 17, с. 472, 475; т. 35,

с. 128, 228; Мыльников 1996, с. 207-208). Это, конечно, лишь легенда, но спе-

цифика археологических находок Самбийского полуострова и примыкающих

к нему земель заставляет видеть и наличие некоего реального зерна в этом

рассказе.

Между прочим, одним из местных дериватов провинциально-римских, так

называемых глазчатых, фибул является «прусская серия» этих застежек, центр

распространения которых во второй половине I — начале II в. н. э. находился в

Прибалтике, но представлены они и в лесной зоне, и на памятниках «киевско-

го типа», или горизонта Рахны-Почеп (Almgren 1923;Jamka 1964;Амброз 1966,

с. 35-36; Щукин 1994, рис. 90), то есть тоже у предполагаемых венетов. Какие-

то контакты Прибалтики с бывшими носителями зарубинецкой культуры су-

ществовали, кто-то должен был разносить эти фибулы, хотя реальность в этих

находках проглядывает все еще очень смутно и проблема венетов все еще

остается загадкой. Разгадывать се сейчас не входит в наши задачи.

Напомню лишь еще одно обстоятельство. Как говорилось выше, Рышард

Волонгевич подметил, что на ступени B

i,, то есть на рубеже 1—II вв. или в нача-

ле II в., возможно под давлением представителей группы Одры-Венсе'ры, оби-

татели зоны А всльбаркской культуры из низовий Вислы сдвигаются восточ-

нее, в Илавско-Ольштинскос поозерье, в зону D (Wolqgiewicz 1981, s. 85-86);

одновременно происходит проникновение населения западнобалтеких культур

Глава II. СКАНДЗА, ГОТИСКАНДЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

к востоку, на территории культуры штрихованной керамики Литвы; появляют-

ся новые группы памятников: курганы жемайтийского типа, группа бескурган-

ных "захоронений Ссргсняй-Варшвяй в среднем течении Немана и другие

(Miclielbertas 1986). Одновременно, или почти одновременно, датировки не

очень надежны, что-то происходит и в ареале культуры штрихованной керами-

ки Белоруссии — отмечены пожары и перестройки на ряде городищ, появля-

ются новые, ребристые, формы керамики (Щукин 1994, с. 238), а на памятни-

ках горизонта Рахны-Почеп зафиксированы находки штрихованной керамики

(Щукин 1994, рис. 99).

Таким образом, два импульса — скандинавский, готский, и централыюази-

атский, сарматский, — вызвали целый цикл каких-то передвижений и смеще-

ний населения не только в Центральной Европе и в Поднестровье, но и в лес-

ной зоне Восточной Европы. Период от начала I в. до начала II в. был, по всей

вероятности, повсеместно достаточно бурным. В ходе разворачивавшихся в этом

периоде событий имели место и первые сармато-германскис контакты, подго-

товившие, возможно, почву для переселения готов в Причерноморье.

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСК,,/; к>,.^:УРА)

5. ПЕРВЫЕ САРМАТО-ГЕРМАНСКИЕ КОНТАКТЫ

И ПРОБЛЕМА СЕВЕРОЕВРОПЕЙСКОГО

ФИЛИГРАННОГО СТИЛЯ ХАВОР

Какие же археологические следы оставили эти контакты? Их немного, но они

есть (Scukin 1993; Shchukin 1994). О бастарнско-сарматском симбиозе в Верх-

нем Подыестровье мы уже говорили. Более неожиданны и загадочны другие сви-

детельства. В богатых сарматских курганах «Садовый» и «Высочино» на Ниж-

нем Дону, наряду с вещами бирюзово-золотого стиля и римской серебряной

посудой, вдруг обнаруживаются железные умбоны щитов, единственные для этого

времени на всем пространстве евразийских степей. Кочевники щитами с умбо-

ном не пользовались— в конном бою он неудобен. Щиты безусловно герман-

ские, типа Цилинг 1-1 (Zieling 1989, Bd. I, S. 27, Abb. la; Bd. Ill, Taf. 12-13),

в Центральной Европе первой половины 1 в. н. э. подобных щитов множество,

особенно в пшеворской культуре. Причем в Высочино щит был укрыт в тайнике

вместе с серебряными сосудами, значит представлял для владельца ценность.

Был дорог как память? О чем? Был трофеем от некоего знаменитого, побежден-

ного в поединке противника или дружеским даром — обменялись оружием со-

участники неких общих походов, сидя после того где-нибудь в таверне в Ольвии

или Тире. Догадаться трудно. Но какая-то причина явно имела место.

Еще более удивителен другой факт:

на германских копьях из Бодзаново в

Польше и из Балле в Норвегии сереб-

ром инкрустированы совершенно нео-

жиданно изображения тамги Фарзоя.

Оба комплекса датируются ступенью

, то есть интервалом 70-170-х гг.

В начале этого периода Фарзой был

еще жив. Что за этим скрывается? Про-

сто случайность? Или оба германских

воина служили телохранителями сар-

матского царя? Или слава Фарзоя была

столь велика, что германцы ставили на

свои копья его тамгу, дабы перенять ча-

стицу его воинской удачливости? Га-

дать можно сколь угодно, но факт

остается фактом.

Для И-Ш вв. мы имеем уже целую

серию германских копий, где наряду с

руническими надписями изображены и

магические знаки, очень напоминаю-

щие сарматские тамги, хотя в корпусе

сарматских знаков прямых параллелей

им не находится. Очевидно, германцы

Глава II. СКАНДЗА, ГОТИСКАНДЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

позаимствовали саму идею тамги

(Scukin 1993; Shchukin 1994). Одно из

таких копий происходит из Сушично

на Волыни.

В богатом «княжеском» погребе-

нии в Хемлингое в Дании среди про-

чего была найдена пара серебряных

кубков с золотыми накладками, где

изображены лани в «летящем» гало-

пе и человеческие фигурки в стран-

ной, «полуприсевшей» позе, вооруженные кинжалами с кольцевыми наверши-

ями, столь характерными для сарматов (Werner 1956, Abb. 6).

Как у жителей Центральной Европы, включая носителей пшеворской и ок-

сывекой культур, так и у обитателей Скандинавии в предримскос время не было

принято носить браслеты, и в появлении моды на такие украшения у носите-

лей вельбаркской культуры и в Скандинавии, вероятно, не обошлось и без сар-

матского или римского влияния.

С началом римского времени в Циркумбалтнйском регионе наблюдается

весьма любопытное явление: неожиданно появляются в первой половине I в.,

а затем столь же стремительно исчезают к началу III в. достаточно многочис-

ленные ювелирные изделия, изготовленные из драгоценных металлов в сугубо

античной технике зерни и филиграни. Это грушевидные подвески-кулоны, круп-

ные биконические бусы, странные S-видные предметы, считающиеся обычно

' скрепами ожерелий, хотя их функция в костюме, признаться, не совсем ясна.

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ. РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ

Вряд ли варвары Северной Европы могли сами изобрести эту сложную юве-

лирную технику.

Как свидетельствуют находки, эти изделия были широко распространены в

Дании, Швеции и Южной Норвегии, каталог их составлен Кентом Андерссоном

(Andersson 1993), но известны они и на южном побережье Балтийского моря,

между Эльбой и Вислой, причем, как можно заметить по картам, приведенным

Адрианом фон Мюллером (Miiller 1956, К. 1-2) и Эриком Нюленом (Nylen 1968,

s. 93), пункты подобных находок вдоль Эльбы спускаются на юг, вплоть до

нынешней Чехии. Сейчас к этой картине можно добавить и некоторые новые

точки (Щукин 1999; Schmidt-Thielbecr 1967, Taf. 113 f.; Leube 1978, Taf. 12d;

Motykova-Sneidrova 1967, Beilage 3: 5). Они как бы маркируют путь готонов

Катуальды, точнее, то культурное воздействие античной цивилизации, что воз-

никло, вероятно, не без посредничества Маробода, в ставке которого, по сви-

детельствам Велия Патеркула (Paterc. I, 109) и Тацита, Катуальда «застал мно-

го купцов и маркитанов из наших [римских] провинций» (Тас. Ann., II, 62-63).

К числу изделий в зернсно-филигранном стиле принадлежат, безусловно,

и роскошные золотые гривны с колбовидными окончаниями типа Хавор. Все-

го в мире их известно шесть: болотная находка в Дронинглунде в Дании (Miiller

1900), сам Хавор на острове Готланд (рис. 22, 23), где гривна обнаружена архео-

логами в наиболее достоверном комплексе — в составе клада римских бронзо-

вых сосудов ступени В

, то есть 70-170-х гг. н. э., при раскопках небольшого

городища римского времени (Nylen 1968), затем случайная находка 1995 г. при

строительстве шоссе в Трольхэттене в Западной Швеции (Andersson 1995,

р. 102), вблизи от упоминавшегося водопада на реке Гота-Альв, и, наконец, три

экземпляра происходят из Северного Причерноморья.

Пара подобных золотых гривен была найдена случайно крестьянами в

1876 г. на берегу реки Тясмин у села Залевки в нынешней Черкасской облас-

ти Украины (рис. 19; цв. вклейка 1, 4), в среднем течении Днепра (Бобринс-

кий 1887). Вместе с гривнами были обнаружены: пара золотых браслетов,

сережки с зернью, возможно прототипы североевропейских кулонов, золо-

тые бляшки, сердоликовые бусы, обломки железных мечен, в том числе два с

кольцевыми навершиями, обломки керамики, от которых в Эрмитаже сохра-

нился один фрагмент, а также обрывки золотой фольги. Из них И. П. Зассц-

Глава П. СКАНДЗЛ. ГОТИСКАНАЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ КУЛЬТУРА)

Рис. 19. Гривны. Залевки

Еще одна гривна обнаружена в окрестностях Ольвии, тоже при случайных

обстоятельствах, в 1842 г., и тоже вместе с золотой погребальной маской (Ouva-

roff 1855, PI. XIV). Уже сам факт такого распределения находок — от Сканди-

навии до Поднепровья — является весьма интригующим, на что и обращали

внимание ранее (Miiller 1900; Nylen 1968).

Техника изготовления и сам стиль всех этих изделий — кулонов, гривен,

бус и прочего — столь близки, что невольно возникает ощущение, будто они

вышли из стен одной мастерской, созданы если не одним ювелиром, то груп-

пой родственных мастеров и несколькими поколениями их учеников, это про-

изведения безусловно одной «школы золотых дел».

Судя по наблюдениям Кента Андерссона (Andersson 1995, fig. 119-122),

в Скандинвии первые вещи такого рода появляются, концентрируясь в Ютлан-

дии, еще на ступени В|

римского времени, что соответствует приблизительно

10—40 гг. I в. н. э. (Щукин 1991), но пик их массового распространения прихо-

дится на ступени В

1Ь

40-70 гг. и В

, соответствующей 70-170 гг. и с трудом

поддающейся более дробному членению (там же). В это время, кроме Ютлан-

дии и островов Дании, они хорошо представлены в Южной Норвегии, Вестер-

гёталанде, на Эланде и Готланде. К ступени С| их находки становятся сравни-

тельно редкими, а на ступени С

практически исчезают. Вероятно, в эти

последние периоды в скандинавские могилы попадали лишь вещи из «бабуш-

киных сундуков» (рис. 20).

В Поэльбьс приблизительно та же картина, хотя более ранние типы кулонов

ступени В| здесь как будто преобладают (Miiller 1956). Несколько иная ситуа-

ция в Польском Поморье. Хотя филигранные кулоны ранних форм известны

здесь в вельбаркской культуре, связываемой обычно с готами и подвластными

им племенами, еще на ступенях В, и В

2а

, но расцвет филигранного, так называ-

емого барочного, стиля ювелирных украшений, по наблюдениям Рышарда

Волонгевича, наступает лишь на ступени В,/С, второй половины II в. н. э.

(Wolaj>icwicz 1974; Щукин 1994, рис. 94), когда в Скандинавии и Поэльбье они

практически уже вышли из употребления (см. рис. 1).

Глава II. СКАНДЗА, ГОТИСКАНАЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

Рис. 20. Распространение изделий с зернью и филигранью в Скандинавии

(по К. Андерссону)

Сложнее обстоит дело с хронологией гривен типа Хавор. Случайные наход-

ки из Дронинглунда (Muller 1900) и Трольхэттона (Andcrsson 1995, р. 102) не

дают оснований для датировки. Комплекс из Хавора (рис. 22), казалось бы,

имеет надежную дату ступенью В

, но Эрик Нюлен предполагает, что гривна

здесь значительно более раннего времени, чем римские бронзовые сосуды, ко-

локольчики и другие вещи клада (Nylen 1968, р. 75-76). Исследователь исхо-

дил из следующих соображений.

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ КУЛЬТУРА) _

Во-первых, гривна, напоминающая хаворскую, изображена на шее одного

из кельтских или германских богов, представленных на знаменитом котле из

Гундеструпа в Дании. При всей спорности происхождения и датировки этого

уникального сосуда (Hachmann 1991; Taylor 1992), большинство исследовате-

лей склонны относить его к первой половине I в. до н. э. и связывать так или

иначе с походами кимвров и тевтонов в 113-101 гг. до н. э.

Во-вторых, имеется определенное сходство хаворской гривны и конических,

украшенных зерныо золотых бусин ожерелья, обнаруженного в погребении 9

могильника Бо на острове Эланд, где оно найдено в сочетании с фибулами

позднелатенской схемы с ажурным декором ножки, характерным для рубежа

эр (Nylen 1968, Taf. 27; Hagberg 1967, fig. 26; Sjobcrg 1987, s. 274-275).

В-третьих, гривна типа Хавор из Ольвии, судя по публикации Уварова

(Ouvaroff 1855, pi. XIV), была обнаружена в разрушенном крестьянами захоро-

нении вместе с золотой погребальной маской и золотыми сережками с изобра-

жением львиной головки, характерными действительно для эллинистического

времени (Pfrommer 1990).

Все эти соображения Эрика Нюлена безусловно имеют силу, за исключением,

быть может, третьего пункта. Дело в том, что в вопросе, связанном с содержани-

ем комплекса из Ольвии, обнаруженного в 1842 г., многое остается неясным.

Имеются два описания этой находки — А. Ю. Уваровым и Н. Н. Мурзакевичем

(Мурзакевич 1847), между которыми существует целый ряд разногласий. По

Мурзакевичу, вещи находились в стеклянной урне. Уваров же не упоминает о

ней, но сообщает, что гривна была разогнута и представляла своего рода скипетр.

В таком виде она никак не могла поместиться в урне. Оба автора упоминают

наличие золотых сережек в комплексе, но не дают их описания. В публикации

Уварова приведена общая таблица золотых находок из Ольвии, включающая золо-

тую маску, гривну-скипетр и ряд других, явно разновременных вещей. Среди

них имеются и две пары сережек: упомянутые со львиными головками и весьма

простые проволочные колечки, которые вряд ли могут быть идентифицированы

во времени. Какие из них находились в погребении с маской и гривной, не понятно.

Мурзакевич сообщает также, что в интересующем нас захоронении находи-

лась и греческая амфора с клеймом на ручке, а Уваров приводит и прорисовку

этого клейма, не оговаривая, правда, что амфора происходит именно из комп-

лекса с золотой маской и гривной. Штемпель с именем ЕП1ДАМА мог бы от-

носиться к 220-180 гг. до н. э. (Шслов 1975).

Вряд ли сегодня можно выпутаться из возникающих противоречий, — до-

шедшие до нас сведения слишком скупы и неопределенны, а в коллекциях от-

дела античного мира Государственного Эрмитажа, где ныне находятся маска и

гривна из Ольвии, нам не удалось разыскать дополнительной, уточняющей

информации как об условиях обнаружения и обстоятельствах поступления этих

вещей в музей, так и о сопровождающих их находках.

С одной стороны, Эрик Нюлен и следующие ему Флсмминг Коль и Исс

Мартене (Kaul, Martens 1995), возможно, правы, указывая на вероятность осу-

ществления балто-черноморских контактов, быть может, именно через Фракию,

на рубеже II-I вв. до н. э. В качестве подтверждения этого предположения можно

было бы добавить и некоторые как археологические, так и общеисторические