Щукин М.Б. Готский путь

Подождите немного. Документ загружается.

Глава II. СКЛНАЗА, ГОТИСКАНДЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

кость, и по некоторым формам керамики, украшений и прочему они обе прояв-

ляют сходство не столько со своими непосредственными соседями пшеворца-

ми и оксывцами, сколько с некоторыми группами ясторфской культуры, в част-

ности с губинской группой на Среднем Одере. Скорее всего носители обеих

культур Восточной Европы были, во всяком случае в значительной части, при-

шельцами откуда-то с северо-запада. В детали длительной дискуссии о проис-

хождении и формировании этих культурных объединений мы сейчас не будем

вдаваться.

Всем своим обликом носители зарубинецкой культуры весьма заметно от-

личаются от северных и северо-восточных соседей, обитателей лесной зоны

Восточной Европы, где совершенно особый культурный мир. Здесь нет ни ло-

щеной, ни «хроповатой» керамики, нет характерных для зарубинецкой культу-

ры мисок и кружек, исключительно грубо вылепленные горшки, банковидной

по преимуществу формы. Находки фибул здесь можно пересчитать по паль-

цам, все они — импортные, с юга. Металлических изделий вообще мало. Нам

неизвестны погребения жителей лесной зоны. Что они делали со своими по-

койниками — не ясно. Очевидно, применялись какие-то обряды, не оставляю-

щие следов для археологов. Свои поселки обитатели лесной зоны старательно

укрепляли. В зарубинецкой культуре городища тоже известны, но лишь по

Днепру, по восточной границе ее основного ареала. На всем же пространстве

«латенизированных культур» поселки неукрепленные.

Выделяется в лесной зоне две основные археологические культуры. Культу-

ра штрихованной керамики занимала всю Среднюю и Северную Белоруссию,

большую часть Восточной и Центральной Литвы, южную часть Латвии. На-

звание не случайно, носители этой культуры действительно зачем-то покрыва-

ли свои банковидные горшки вертикальными расчесами, нанесенными щеп-

кой, гребнем или пучком травы. Их восточные соседи, жители городищ самых

верховьев Днепра и Западной Двины, свои горшки не штриховали, и их куль-

тура носит название днепро-двинской.

Еще далее к северо-востоку — в верховьях Волги и в Подмосковье — нахо-

дится очень похожая на две предыдущие дьяковская культура. Спецификой ее

является, как, впрочем, и северных днепро-двинских городищ, обилие изделий

из кости — всевозможные проколки, иглы, наконечники гарпунов и прочее.

Поскольку эта культура входит в зону распространения угро-финской

топонимики, то и жителей ее считают предками угрофиннов. В ареале днепро-

двинской культуры и культуры штрихованной керамики прослеживается балт-

ская топонимика, и поэтому их принято считать восточными или днепровскими

балтами, хотя высказывалась мысль, что это население было балто-славянским

того периода, когда балто-славянская языковая общность еще не распалась (под-

робнее см.: Щукин 1987; Shchukin 1986-1990; Щукин 1997).

В какой мере носители культуры штрихованной керамики были отдаленны-

ми предками средневековых балтеких племен, а соответственно и предками

современных литовцев и латышей, сказать трудно, скорее они все-таки в боль-

шей мере потомки населения так называемой культуры западнобалтеких кур-

ганов — в предримское время восточных соседей оксывекой культуры, зани-

мавших земли в районе Мазурских озер в северо-восточном углу нынешней

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ КУЛЬТУРА)

Польши, Самбийский полуостров, низовья Немана, то есть современную Ка-

лининградскую область, и самое побережье Балтики в Литве. С I в. н. э. здесь

происходит определенная культурная трансформация: население почти полно-

стью прекращает сооружение каменных курганов, появляются биритуальные

могильники, хотя трупосожжения преобладают; значительно больше всевоз-

можных украшений из бронзы и серебра, иногда со вставками красной эмали;

не редкость и находки римских бронзовых монет П-Ш вв. Иногда встречаются

захоронения с конем.

Польские археологи в последнее время выделяют здесь две археологиче-

ские культуры — Дольхайм-Коврово на Самбийском полустрове и богачевскую

на остальной территории, считая, что носители этих культур являются предка-

ми средневековых западнобалтеких племен — пруссов, галиндов, судинов.

Литовские же коллеги отмечают постепенное проникновение в это же время

памятников и элементов западнобалтеких культур все далее на восток и исчез-

новение на территории Литвы памятников культуры штрихованной керамики.

Любовь средневековых обитателей Прибалтики к обилию бронзовых побряку-

шек в костюме, вероятно, действительно восходит к культурам западных балтов.

Что же касается этнического определения культур зарубинецкой и поянеш-

ты-лукашевской, то последнюю сейчас уже почти единодушно считают архео-

логическим отражением пришедших с запада бастарнов, а в отношении сход-

ной зарубинецкой культуры многие продолжают придерживаться устоявшегося

мнения, что ее носителями были предки славян. Имеются, однако, некоторые

основания думать, что и носители зарубинецкой культуры были бастарнами.

Основных аргумента три; во-первых, это свидетельства «Географии» Страбо-

на. Описывая размещение различных племен Северного Причерноморья, гео-

граф сообщает, что между низовьями Дуная и Борисфеном-Днепром «в глубине

материка обитают бастарны — также, быть может, германская народность — и

делятся на несколько племен. Действительно, одни из них называются атмона-

ми, другие— сидонами; тс, что владеют Певкой, с островом на Истре, носят

название певкинов...» (Strabo VII, 3, 17). Основной пласт сведений ученого от-

носится к временам Митридата Евпатора, к рубежу II—I вв. до н. э., когда обе

интересующие нас культуры находились в периоде расцвета. Обе культуры как

нельзя лучше могли бы соответствовать атмонам и сидонам Страбона.

Археологические изыскания в устье Дуная затруднены из-за заболоченности,

песчаных заносов и постоянно меняющихся протоков дельты, но по крайней мере

один из памятников — поселение певкинов Сата-Ноу с керамикой поянешты-

лукашевской культуры — раскопан в Добруджс (Irimia, Conovici 1989).

Во-вторых, формирование обеих культур происходит явно при участии при-

шлого населения, выходцев откуда-то из Центральной и Северной Европы,

и приходится на рубеж Ш-П вв. до н. э., что совпадает и со свидетельствами

письменных источников о появлении в это же время, около 216 г. до н. э., в ни-

зовьях Дуная «бастарнов-пришельцев» (Ps. Scimn, 797).

В-третьих, этнографической особенностью зарубинецкой культуры являются

многочисленные своеобразные фибулы среднслатснской схемы с ножкой, рас-

плющенной в треугольный щиток. В других культурах встречаются лишь еди-

ничные экземпляры. К. В. Каспарова подметила, однако, что прототипы таких

Глава II. СКАНАЗА, ГОТИСКАНДЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

фибул находятся в Югославии, между Дунаем и побережьем Адриатики. А это

земли, куда в 179-168 гг. бастарны трижды совершали походы но приглашению

царей Македонии, чтобы помочь в войнах против дарданов и римлян, а затем

возвращались обратно. События эти подробно описаны Титом Ливнем. Идея из-

готовления застежек такого рода могла попасть к носителям зарубинецкой куль-

туры только лишь в том случае, если они принимали участие в этих походах.

Тит Ливии называет бастарнов галлами, кельтами, Страбон и Тацит, не без

некоторых сомнений, — германцами, Плиний Старший вполне уверенно счи-

тает их одной из самых крупных группировок германских племен и размещает

вблизи северо-восточных склонов Карпат. Возможно, в действительности они

не были ни теми ни другими, а были одним из тех народов, языки которых не

сохранились в ходе истории, как и сами эти народы. Следы существования та-

кого населения «между германцами и кельтами» в Европе фиксируются

(Hachmann et al. 1962). Бастарны были бастарнами и играли весьма заметную

роль в истории Восточной Европы.

Сарматы. Решающая судьбоносная роль на протяжении многих веков при-

надлежала регулярно накатывающимся с востока волнам кочевников — ски-

фов, сарматов, гуннов, авар, печенегов, половцев, монголов. Почти каждый раз

первоначальный импульс этих движений исходил из Центральной Азии, где

находился еще один «генератор народов».

Степи Внутренней Монголии и Джунгарии весьма удобны для ведения ко-

чевого хозяйства, но это замкнутое пространство, с юга ограниченное пусты-

нями Гоби и Такла-Макан, а также Великой Китайской стеной, с запада и севе-

ро-запада — мощными горными цепями Тянь-Шаня и Алтая, с северо-востока

и востока — сибирской тайгой и лесами Приморья. То и дело возникала ситуа-

ция относительной перенаселенности, и выход тогда был один — через Джун-

гарские ворота на запад, в степи Казахстана и Средней Азии, и далее по кори-

дору Евразийских степей вплоть до Волги, Дона и, наконец, Нижнего и Среднего

Дуная (Клейн 1974). Необязательно все выходцы из «Центрально-Азиатского

котла» достигали самых западных рубежей Великой Степи, но одни племена

подталкивали другие, и по степям прокатывалась волна нашествий и передви-

жений народов.

В VIII—VI вв. это были скифы, создавшие после набегов на Переднюю Азию

мощное политическое объединение в Северном Причерноморье, с которым

приходилось считаться и персам и грекам не только выведенных в это же вре-

мя в Причерноморье колоний, но и грекам метрополии. Восточными соседями

скифов за Доном были савроматы.

На рубеже IV—III вв. они, вместе с вышедшими откуда-то из Заволжья сар-

матами, «превратили — по словам Диодора — земли Скифии в пустыню». Тогда

же сарматские племена сираков появились в Предкавказье, в бассейне Кубани.

Названия «савроматы» и «сарматы» на долгие годы стали синонимами. На тер-

ритории, расположенные к западу от Дона, они, впрочем, проникают лишь спо-

радически, набегами.

Скифы не были уничтожены полностью, часть их, создав ряд мощных

укреплений-городищ в низовьях Днепра и в Крыму, сохранилась до интересу-

ющих нас первых веков нашей эры.

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ КУЛЬТУРА)

Следующая волна нашествий приходится на 11-1 вв. до н. э. Первотолчком

опять был центральноазиатскнй импульс — агрессивность племен хунну. Из-

гнанные хунну кочевники разгромили Греко-Бактрийское царство, простирав-

шееся от верховий Амударьи до долины Инда; часть кочевников, возможно,

двинулась на запад, и их движение маркируется распространением серебря-

ных фаларов конской сбруи «греко-бактрийского стиля» (Мордвинцсва 1996;

Mordvinceva 2001; Щукин 2001), или, лучше сказать, «стиля Малибу» (Щукин

2001а). В степях Причерноморья появляются неизвестные ранее роксоланы.

Сарматские памятники в это время уже достаточно многочисленны между До-

ном и Днепром, хотя к западу от последнего они все еще редки. Вероятно, цепь

укреплений нижнеднепровских скифов и городища бастарнов, носителей за-

рубинецкой культуры, на Среднем Днепре препятствовала дальнейшему про-

движению роксоланов на запад.

Ситуация должна была несколько измениться в 50 г. до н. э. Упоминавший-

ся дакийский царь Буребиста, воспользовавшись переходом Цезаря через Ру-

бикон и начавшейся в Риме гражданской войной, захватил находившиеся под

протекторатом римлян греческие города на западном берегу Черного моря,

учинил также страшный разгром Ольвии. Бастарны, бывшие постоянными со-

юзниками греческих городов, тоже должны были бы пострадать в ходе этой

кампании. Приблизительно в это время прекращаются захоронения на могиль-

никах Поянешты и Лукашевка. Бастарнский союз племен был, вероятно, в ка-

кой-то мере ослаблен. Число сарматских памятников второй половины 1 в. до

н. э. — начала I в. н. э. к западу от Днестра несколько возрастает, хотя все еще

невелико. Они концентрируются в двух районах: в Бельцской степи на севере

Молдавии и на левом берегу Верхнего и Среднего Днестра в пределах нынеш-

них Тернопольской и Ивано-Франковской областей Украины, а также несколь-

ко сарматских захоронений зафиксировано на юге — в Буджакской степи.

Возможно, в это же время имел место и некоторый приток новых выходцев с

востока — на Кубани появляется специфическая, так называемая зубовско-воз-

движенская, группа сарматских памятников с элементами, указывающими на

связи со Средней и Центральной Азией. Б. А. Раев и С. А. Яценко (1993) склон-

ны приписывать возникновение этой группы приходу с востока ранних алан,

хотя имеются свидетельства письменных источников о присутствии этого сар-

матского племени на Кавказе еще во времена Помпея и Цезаря в I в. до н.э.

Поэтические произведения Аннся Лукана и Валерия Флакка, повествующие об

аланах при Помпее как о совсем седой древности, при аргонавтах, написаны

были во второй половине I в. н. э. Скорее всего, это поэтическая вольность.

Когда в 48 г. до н. э. царь Боспора Фарнак, сын Митридата Евпатора, попытался

отвоевать у римлян бывшие владения отца в Малой Азии, на помощь ему при-

шли другие сарматские племена — сираки, аорсы и верхние аорсы. Аланы в этом

контексте еще не упоминаются (Slrabo XI, 5, 8). Впрочем, в погребениях зубо-

вско-воздвиженской группы имеется целый ряд вещей малоазийского происхож-

дения, полученных, вероятно, именно в результате похода Фарнака.

И Страбон, описывая этнополитическую ситуацию в Северном Причерномо-

рье, алан еще не называет (Strabo VII, 3, 17; XI, 5, 7-8). По его данным, в степях

между Нижним Дунаем-Истром и Днспром-Борисфеном лежит «гетская пусты-

Глава II. СКАНДЗА, ГОТИСКАНЛЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМЛТИЯ

ня», живут тирагеты [вероятно, обитатели низовий Днестра. — М. Щ.], языги,

сарматы царские и урги; пространства между Борисфеном и Танаисом занима-

ют роксоланы; между Танаисом, вплоть до побережья Каспийского моря и, веро-

ятно, Волги, находятся аорсы, а южнее, на реке Ахардее, «низвергающемся с

Кавказских гор», скорее всего Кубани, обитают племена сираков (Щукин 1994).

Если же сравнить эту этнокарту, — а она датируется периодом не позднее

18 г. н. э., поскольку Страбон знает о столкновении упоминавшихся герман-

ских вождей Арминия и Маробода в этом году, но не пишет о нападении на

последнего готона Катуальды в следующем, — с картиной расселения сармат-

ских племен у Плиния Старшего (Plin. H. N. IV, 80-83), то бросается в глаза

существенная разница — все названные племена располагаются значительно

западнее: языги — «там, где зимние стоянки легионов в Карнунте», то есть в

Среднем Подунавье, на территории нынешней Венгрии; роксоланы, аорсы-

амаксобии и впервые надежно зафиксированные аланы — между Днепром и

Нижним Дунаем; сираки — около Ахиллова Дрома, то есть Тсндровской косы,

недалеко от Ольвии.

О ситуации в Причерноморье Плиний должен был быть достаточно хорошо

осведомлен, поскольку дружил с наместниками римской провинции Мезия на

Нижнем Дунае в конце 50-х — начале 60-х гг. Флавием Сабином и Плавтием

Сильваном, боспорским царем Митридатом VIII. Таким образом, отмеченный

сдвиг сарматских племен в западном направлении мог произойти в интервале

между 18 г. н. э. и 60—70-ми гг. I в. н. э.

Подтверждается это и археологически: с середины I в. н. э. резко возрастает

количество сарматских памятников к западу от Днепра, особенно в Молдове.

Вероятно, истоки этого движения следует искать тоже где-то далеко на восто-

ке. Именно в середине — второй половине I в. н. э. в Причерноморье появляет-

ся целая серия на удивление богатых захоронений с вещами так называемого

звериного бирюзово-золотого стиля, на которых изображены кусающиеся, де-

рущиеся и терзающие друг друга звери. Эти вещи усыпаны многочисленными

вставками бирюзы или голубой стеклянной пасты, имитирующей бирюзу. За-

частую в тех же захоронениях встречаются и римские импортные бронзовые,

серебряные или стеклянные сосуды (L'or... 1995, р. 44-87, 90—110). В качестве

примера приведу лишь находку поясных пряжек из курганов «Хопры» в Ниж-

нем Подоньс (рис. 13), гривну из кургана «Хохлач» и деталь ножен книжала из

кургана «Daru» (цв. вклейка 1-3).

Это и знаменитый курган «Хохлач» в Новочеркасске на Нижнем Дону, и рас-

копанные сравнительно недавно по соседству курганы «Садовый», «Дачи»,

«Кобяково» и другие (ibid., fig. 75-89, 92, 98-102, 104-105, 108). Аналогичные

находки обнаруживаются и в низовьях Днепра и Южного Буга (Шилов 1983;

Манцсвич 1976;Ковпанснко 1986), и в Поднестровьс(Симонснко, Лобай 1991;

Щербакова, Кашуба 1993).

Происхождение многих найденных в этих богатых захоронениях вещей и

самого бирюзово-золотого стиля, очевидно, восточное (Артамонов 1973; Клейн

1976; Щукин 1989а). Стилистическое сходство, скажем, фаларов из кургана

«Садовый» и находки из известной Сибирской коллекции Петра 1 (Клейн 1976-

Артамонов 1973, рис. 373; L'or... 1995, fig. 58), оформления ножен кинжалов

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕР11ЯХП!.'.. г-..--.м I. - '.Ь i

Рис. 13. Пояскые пряжки в бирюзово-золотом стиле.

Курган «Хопры». Нижнее Подонье

из Тилля-Тепе в Северном Афганистане и из кургана «Дачи» (Сарианиди 1983;

L'or... 1995, р. 18, fig. 104-105), а также декоративных блях пояса из того же

Тилля-Тепе и из Порогов в Поднестровье (Сарианиди 1983; Симоненко, Лобай

1991, рис. 8—9) заставляет предполагать руку одного и того же мастера. Сход-

ство стиля ажурных бирюзово-золотых блях из Сидоровки под Омском, в Верх-

не-Погромном на Волге (L'or... 1995, fig. 62) и в Запорожье на Днепре (Шилов

1983) лишь усиливает это впечатление. Восточные элементы проявляются и в

некоторых других деталях названных комплексов. Это и центральноазиатские

«уступчатые» наконечники стрел из Порогов (Симоненко, Лобай 1991. рис. 7);

и изображения таких же в сцене охоты на серебряном сосуде из Коспки в Ниж-

нем Поволжье (Дворничеико, Федоров-Давыдов 1993, рис. 5); монголондность

персонажей на пряжке из Порогов (Симоненко, Лобай 1991, рис. 12), на ручке

зеркала из «Соколовой могилы» (Ковпанснко 1986), на пластинке из слоновой

кости; детали декорации шкатулки из Мокры в Поднестровье (Щербакова, Ка-

шуба 1993) п другие.

О наличии неких далеких восточных связей в этот же период свидетель-

ствует и находка в погребении одного из фракийских аристократов в Рошава-

Дрогана на территории нынешней Болгарии (около Старой Загары) полностью

экипированного, закованного в чешуйчатую броню рыцаря-катафрактария с

длинным сарматским мечом в ножнах бирюзово-золотого стиля и с портупей-

Глава II. СКАНАЗА, ГОТИСКАНДЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ

ной нефритовой скобой, где изображены драконы в стиле эпохи Хань из Китая

(Буюклисв 1986, табл. 8-10).

О контактах с Востоком свидетельствуют и находки в памятниках срсднс-

сарматской культуры китайских бронзовых зеркал с надписями иероглифами

(L'or... 1995, fig. 117), так называемых зеркал бактрийского типа, аналогии

которым прослеживаются даже в Индии и во Вьетнаме (Заднепровский 1993),

и, в частности, нередко обнаруживаемые в сарматских захоронениях Предкав-

казья небольшие черные «лепешечки» некоего вещества, которое при провер-

ке оказалось опием-сырцом (Берлизов 1990, с. 148). Проблема наркобизнеса

существовала уже и тогда.

Самые ранние и робкие проявления бирюзово-золотого стиля в Причерно-

морье мы найдем в захоронении около Зубовского хутора в Прикубанье (Гущи-

на, Засецкая 1989, табл. XI, 119; L'or 1995, fig. 66), но основной пик их распро-

странения приходится на несколько более позднее время — середину 1 в. н. э.,

когда две волны восточных импульсов как бы сливаются в один вал.

Высказывалась мысль, что все эти явления имели место благодаря открытию

в это же время Великого шелкового пути (Берлизов 1993), что, вероятно, в значи-

тельной мере соответствует действительности, но столь тяжелые и дорогие зо-

лотые вещи, как, например, массивная гривна из «Хохлача», или гривна и брас-

леты из Кобяково, роскошные кинжалы из «Дач» и пояс из Порогов, вряд ли

могли быть предметами рыночной караванной торговли — они слишком доро-

ги. Это предметы сакральные, инсигнии власти, они могли попасть в Причерно-

морье либо вместе с их пришлыми владельцами, либо в виде дипломатических

даров на очень высоком царском уровне, скажем, при династийных браках. По

всей вероятности, на Шелковом пути осуществлялись контакты и такого рода.

Было бы соблазнительно связать распространение вещей бирюзово-золото-

го стиля с расселением аланов, но вряд ли каждого погребенного следует счи-

тать таковым. Скорее, стиль был некоей общей модой, общим культурным «кой-

нэ» в среде сарматской аристократии различных родов и племен, завязанной к

тому же, как это бывает во вес времена, благодаря династическим бракам и

родственным отношениям. Единственное, что можно констатировать с доста-

точной очевидностью, так это наличие некоего культурного импульса с Восто-

ка около середины I в. н. э. (Яценко 1993).

Первые действительно определенные свидетельства об аланах в Причерно-

морье мы находим в уже упомянутом пассаже Плиния (Plin. H. N. IV, 80-83)

и в рассказе Иосифа Флавия об аланском набеге 72 г. н. э. на страны Закавказья и

Передней Азии. По данным Флавия, они — обитатели побережья Меотиды —

Азовского моря, но, перечисляя ограбленные аланами страны, он называет их в

следующем порядке: Гиркания, Мидия, Армения, Иберия. Тогда возникает впе-

чатление, что двигались они откуда-то из Средней Азии и лишь в конце похода

появились на берегах Меотиды. Возможно, это тоже лишь один из эпизодов рас-

тянувшегося во времени постепенного проникновения алан па Запад.

Высказывалась мысль, что первоначально аланы были не племенем или

народом как таковым, а некоей социальной интернациональной прослойкой

сарматского общества, своего рода «рыцарским орденом», куда могли входить

представители нескольких знатных родов с их дружинами конников-катафрак-

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ КУЛЬТУРА)

тариев, служивших правителям самых разных объединений кочевнических

племен от Средней Азии до Поднепровья (Щукин 1994, с. 209; Туаллагов 1997).

Позднее их название стало переходить и на те племена, в среде которых они

действовали (Агат. XXXII, 2,17). Как и что происходило на самом деле, мы не

знаем, аланская проблема еще далека от разрешения.

Три эпизода наблюдаемого процесса середины I в. н. э. освещены источни-

ками с большей подробностью. Два из них описаны Тацитом. Прежде всего

это события 45-49 гг., происходившие на Боспорс и в Прикубанье (Тас. Ann.,

XII, 15-18). Боспорский царь Митридат вынашивал некие планы, опасные для

Рима, о чем его младший брат Котис донес императору Клавдию. Десант рим-

ских войск высадился в Пантикапее, Митридату удалось бежать, и он заручил-

ся поддержкой царя сираков Зорсина. Несколько римских когорт не могли про-

тивостоять силам сираков, и римляне обратились за помощью к царю аорсов

Эвнону. Их совместными усилиями сираки в 49 г. были наголову разбиты, Мит-

ридат сдался в плен и еще долгое время жил почетным пленником в Риме, где

Плиний, общаясь с ним, получил информацию о населении Причерноморья

(Щукин 1994, с. 205-206). Возможно, именно результатом этих событий 45-

49 гг. было прекращение захоронений в курганах зубовско-воздвиженской груп-

пы и появление сираков или их части в районе «Ахиллова Дрома».

Второй эпизод (Тас. Ann., XII, 29-30) имел место в 50 г. н. э. в Среднем По-

дунавье. Как известно, в 19 г. н. э. из остатков дружин враждовавших и разби-

тых германских вождей — маркоманна Маробода и готона Катуальды, а также

племени квадов во главе с Ваннием — римляне создали на левом берегу Дуная,

в районе современной Братиславы, «буферное государство», призванное про-

тивостоять агрессивным намерениям прочих германцев. «Государство» распо-

лагалось на Янтарном пути, ведущем от Аквилеи на Адриатике в Прибалтику,

и Ванний весьма наживался на пошлинах. В 50 г. недовольные его таможенной

политикой, соседи: гермундуры из Поэльбья и лугии с территории нынешней

Польши — носители пшеворской культуры — напали на него. В ответ Ванний

призвал на помощь сарматов-языгов, что, однако, не спасло его от поражения.

Вероятно, именно с этого момента языги становятся постоянными обитателя-

ми Венгерской пушты.

Эпизод третий не описан древними авторами, но реконструируется по дан-

ных нумизматики и эпиграфики (Карышковський 1962; Карышковський 1982;

Щукин 1982; 1994, с. 212-222; 1995; Виноградов 1994; Shchukin 1989, р. 314-

326), естественно, весьма гипотетично. Возможны и другие версии трактовки

этих данных.

В том же 49 г., когда произошел сирако-аорский конфликт, спровоцирован-

ный римлянами, или несколько позже, существуют разные расчеты, в Ольвии

начал чеканить бронзовые и золотые монеты некий царь с сарматским именем

Фарзой. О присутствии сарматов в городе свидетельствуют и две найденные

там фигуры мраморных львов, вероятно стоявшие некогда, еще с IV в. до н. э.,

перед каким-то общественным зданием. Они сплошь испещрены сарматскими

тамгами (Драчук 1975).

Тамга — знак собственности знатного рода, им таврили, в частности, скот,

но в то же время это и герб, и знак сакральный, мистический — олицетворение

гге.'.;-...-

^ Глава II. СКАНДЗА, ГОТИСКАНДЗА И ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМЛТИЯ

удачливости, богатства и силы, «фарна» владельца. Каждый наследник главы

рода видоизменял один из элементов тамги, сохраняя основную схему. Обычай

этот распространен у многих кочевых народов, но не у всех, скифы, например,

тамгами не пользовались. В Причерноморье тамги попадают вместе с сармата-

ми с рубежа нашей эры с Востока, в предшествующее время они известны в

Центральной и Средней Азии (Яценко 1993, рис. 2). Начиная с Аспурга, пра-

вившего с 8 по 38 г., тамгами пользуются некоторые цари Боспора, что и по-

нятно: отец Аспурга, Асандр, был выходцем из варварской среды, женившим-

ся на дочери Фарнака. Есть тамга в виде двух соединенных перемычкой

полуовалов и на золотых монетах Фарзоя.

Судя по распространению монет, а также различных вещей с изображением

такой тамги, можно предположить, что владения Фарзоя простирались от Днеп-

ра до Прута, а на севере достигали широты Бердичева-Тсрнополя. Выпуском

золотой монеты Фарзой демонстрировал независимость своего царства, что не

могло не волновать римлян, претендовавших на политическое доминирование

и в этом регионе. В 62 г. последовала акция наместника Мезии Плавтия Силь-

вана, направленная против «поднявших волнения сарматов» и скифов, осадив-

ших Херсонес. Союзниками римлян в этой войне были даки, бастарны и рок-

соланы. В ходе акции Сильвана римляне, возможно, заняли Ольвию. На

несколько лет прервалась чеканка монет Фарзоя, но когда в 69 г. из-за граждан-

ской войны римляне свои войска вывели, она возобновилась и продолжалась

до 80-х гг.

Между прочим, тамги Фарзоя и его преемника Иненсимея мы находим на

вещах из упоминавшихся богатых погребений в Порогах и в Рошава-Драгана

(Симоненко, Лобай 1991, рис. 10; рис. 16;Буюклиев 1986, табл. 10, 100).

Поздние бастарны и венеты. При продвижении на запад сарматы должны

были столкнуться с германцами, и не только на территории царства Ванния.

Дело в том, что в течение первой половины — середины I в. н. э. наблюдается

проникновение носителей пшеворской культуры к юго-востоку, на Волынь и в

Верхнее Поднестровьс. На Волыни выявлена серия пшеворских поселений,

а в Верхнем Поднестровье — ряд могильников и отдельных погребений с тру-

посожжениями и согнутым по пшеворскому обряду оружием (Козак 1984). По-

следние иногда относят к липицкой культуре, но правильнее, наверное, гово-

рить об особой звенигородской группе памятников, носящих синкретический

характер. Кроме пшеворского оружия, шпор и керамики, здесь находят и кера-

мику дакийскую, лепную и гончарную, провинциально-римские фибулы, в том

числе Альмгрсн 68, римские бронзовые и серебряные сосуды. Присутствуют и

сарматские элементы. На могильнике «Госва гора» найдены сарматский меч с

кольцевым навершием, согнутый по пшеворскому ритуалу, и два женских за-

хоронения по обряду трупоположения с сарматскими зеркалами, бусами из

горного хрусталя и коробочкой для румян. Оба хорошо датируются фибулами

Альмгрен 68 (Свешников 1957; Кропоткин 1974).

Не исключено, что движение носителей пшеворской культуры, как лугисв,

громивших Ванния, так и тех, кто двигался к юго-востоку, было в какой-то

мере стимулировано процессами формирования всльбаркской культуры. Воз-

можно, не случайно мы находим в звенигородской группе очень своеобразную

ГОТСКИЙ ПУТЬ (ГОТЫ, РИМ И ЧЕРНЯХОВСКАЯ КУЛЬТУРА)

деталь погребального обряда — вбитое в дно могильной ямы оружие образует

треножник, на который и установлена урна с прахом. В пшсворской культуре

подобный обряд наблюдается именно в бассейне Варты, в пограничьс с вель-

баркской культурой (Liana 1968, s. 381; Никитина 1974, с. 89-90). Так два им-

пульса, зародившиеся в скандинавском и центральноазиатском «генераторах»,

встретились в середине I в. н. э. в Прикарпатье.

Наличие в звенигородской группе вещей, импортированных из римских

провинций, заставляет предполагать, что это население имело контакты с рим-

лянами, и возникает вопрос: не являются ли захороненные здесь приближен-

ными тех бастарнских вождей, с которыми имел дело Плавтий Сильван в 62 г.,

когда он вернул им сыновей, захваченных врагами (CIL, XIV, 3608)? Возмож-

но, отступившие на север под ударами Буребисты остатки южной группировки

бастарнов, представленных ранее культурой Поянсшты-Лукашевка, в силу про-

никновения сюда носителей пшеворской культуры, оказались «пшеворизиро-

ванными», германизированными и поэтому воспринимались информаторами

Плиния как германцы.

Пока элементы поянештско-лукашевской культуры ни в звенигородской груп-

пе, ни на пшеворских поселениях Волыни не выявлены, но никто специально

этой проблемой и не занимался. Нужны новые изыскания. А присутствие в

звенигородской группе элементов сарматских и женских сарматских захороне-

ний невольно вызывает ассоциацию с сообщением Тацита о певкинах-бастар-

нах, облик которых «из-за смешанных браков становится все безобразней, и

они приобретают черты сарматов» (Тас. Germ., 46).

Движение сарматов на запад захватило и лесостепную зону Причерномо-

рья. Зарубинецкие городища Среднего Поднепровья пострадали в пожарах,

были затем отстроены, но вскоре покинуты. В слоях пожаров обнаружены на-

конечники сарматских трехперых стрел (Максимов 1982, с. 28, 77—78,

табл. X, 9). Около середины I в. н. э. на всех крупнейших могильниках заруби-

нецкой культуры Среднего Поднепровья и Полесья прекращаются захороне-

ния. Полесье вообще надолго опустело. Часть среднеднепровского населения

сохранилась, но оно изменило места обитания, спустившись с холмов в пойму,

где в кустарниках и болотах было, вероятно, легче укрыться от наездов сармат-

ских конников. На землях, прежде занятых носителями зарубинецкой культу-

ры, появляются сарматские могильники и отдельные захоронения.

Бастарнская общность, представленная зарубинецкой культурой, под уда-

ром сарматов, очевидно, распадается, и большая часть населения разбегается в

разные стороны, ища спасения в Подссенье и брянских лесах, в Посеймье,

и в верховьях Сулы и Пела, достигает верховьев Дона, а некоторые, возможно,

даже Самарского Поволжья. Беглецы представлены археологически разрознен-

ными группами небольших недолговременных поселений, называемых то па-

мятниками «киевского типа», то позднезарубинецкими или постзарубинецки-

ми памятниками, то «горизонтом Рахны-Почсп».

Этот процесс расселения имел отголоски и севернее, в лесной зоне. Днеп-

ро-двимская культура около этого же времени трансформируется в культуру

срсднетушсмлинскую, с некоторыми зарубинецкнми или, точнее, постзаруби-

нецкими элементами. Идущие с юга. из лсстостспной зоны, культурные им-