Рябцев В.Н., Шитив М.А. Конфликтология. Хрестоматия

Подождите немного. Документ загружается.

241

также присутствует, ибо лидерами движения за суверенитет или даже независи-

мость российских автономий выступают прежде всего представители титульных

национальностей и именно эта часть населения ' республик требует изменения их

статуса в составе Российской Федерации или выхода из ее состава. Однако нет

оснований, например, говорить о наличии собственно русско-татарского или рус-

ско-чеченского межэтнического конфликта в России в связи с нынешней пози-

цией республик Татарстан и Чечня. Равно как нет оснований интерпретировать

на данной стадии движение за автономизацию Крыма в составе Украины как ук-

раинско-русский сугубо межэтнический конфликт, хотя, безусловно, причиной

этого движения во многом является не просто стремление к самостоятельности

населения Крыма, но и опасения русских как этнического большинства в данном

регионе за свой собственный статус в новой геополитической ситуации, Когда

Украина, став независимым государством, сохранила за собою Крым. переданный

ей из состава России в 1954-году.

В силу полиэтничного состава населения бывшего СССР и нынешних но-

вых государств (моноэтничным образованием можно назвать только Армению по

причине изгнания из нее азербайджанцев), фактически любой внутренний кон-

фликт, социально-экономический или политический по своей природе, обретает

этническую окраску, что, как правило, углубляет и осложняет возникающие про-

тиворечия, придавая конфликт там дополнительный эмоциональный фон.

С другой стороны, существовавшая и сохраняющаяся социальная, полити-

ческая и культурная иерархия этнических групп в данном регионе мира, а также

реестр преступлений прошлого режима в отношении народов, населяющих терри-

торию бывшего СССР, столь велики, что имеется более чем достаточно основа-

ний для межэтнических противоречий как на личностном, так и на групповом

уровнях. Поэтому этнический фактор генерирует, в свою очередь, многие из тех

острых и кризисных ситуаций, которые возникают в сфере экономики и полити-

ки, межобщинных отношений, отношений между государственными и внутриго-

сударетвенными образованьями.

Именно по этим причинам грань между экономическими, социально-

политическими и этническими конфликтами на территории бывшего СССР и в

новой России достаточно зыбка и трудно определима, а сами конфликты множе-

ственны по своей природе: одна форма заключает в себя другую или подвергается

причудливому камуфляжу. Одним из примеров такого этнического камуфляжа

можно назвать политическую борьбу за "национальное самоопределение" наро-

дов Севера, которую ведут власти автономных округов в России, представляя и

отстаивая на самом деле интересы доминирующего в этих округах русского насе-

ления перед лицом российского федерального Центра, в том числе Верховного

Совета РФ.

Примером обратного политического камуфляжа конфликтующей этнич-

ности можно назвать борьбу руководства Республики Молдова против "проком-

мунистических бастионов" в Приднестровье, за которой на самом деле стоит ост-

рый конфликт по поводу статуса русско-украинского населения этой части рес-

публики в новом независимом государстве, особенно в предвидении реальной

возможности его объединения с Румынией. Соперничество клановых группиро-

вок и конфликт между этническими группами горных памирских народов и до-

минирующими таджиками скрывается за острым политическим конфликтом,

который имел место весной 1992 г. в столице Таджикистана г. Душанбе, хотя его

242

внешняя риторика содержала ту же самую формулу, "демократическая" оппози-

ция против "консервативной, партократической и коррумпированной" правящей

политической группировки.

Сложность определения понятия "этнический конфликт" применительно к

бывшему Советскому Союзу заключается и в многообразии самих этнических

систем, которые существовали в его границах, а ныне сохраняются в рамках но-

вых 15 государств. В свое время Д. Горовиц выделил две такие системы: “цен-

трализованная" и дисперсная" (1986). При первой некоторые из этнических групп,

составляющих население государства, столь велики, что проблемы их взаимоот-

ношений постоянно пребывают в центре общественно-политической жизни.

Именно в таких системах заключен наибольший потенциал для конфликта, по-

скольку доминирующие группы чаще всего выдвигают претензии на контроль

или даже подчинение общегосударственных институтов. Эти непомерные поли-

тические претензии становятся причиной поляризации того или иного сограж-

данства по расовому или этническому принципу, как это имеет, например, место в

Южно-Африканской Республике или в Шри-Ланке. К "дисперсным" этническим

системам относятся государства с населением, состоящим из большого числа

этнических групп, каждая из которых слишком слаба и малочисленна, чтобы

быть способной доминировать над Центром. Такие системы, по мнению ДГоро-

вица, больше способствуют межэтническому согласию. Среди них можно назвать

Индию, Нигерию, Швейцарию.

В какую из этих категорий вписывается бывший Советский Союз и новые

государства, включая Российскую Федерацию, определить достаточно трудно.

Скорее всего мы имеем дело с этническими системами имперского типа, которые

оформлены идеологически и политически доктриной так называемой "нацио-

нальной государственности". Соответствующая ей практика основывается на двух

основных постулатах: а) нациями объявляются те части этнических групп, кото-

рые проживают в пределах республик, носящих название этих групп (мы их на-

зовем титульными национальностями) и б) эти этнонации официально квалифи-

цируются как обладатели собственной государственности ("коренные нации"), а

остальное население относится к категории "некоренного", русскоязычного", или

"меньшинств", проживающих на территории "не своей" государственности.

Претензия на Центр со стороны титульных групп в данном случае заложе-

на как бы априори, она основывается на искаженной трактовке международно-

правовых документов о праве народов или наций на самоопределение, приспо-

собленной к так называемой марксистско-ленинской теории нации, согласно ко-

торой понятия "нация", "народ" есть синонимы понятиям этническая общность

или группа. Тем самым нациями считаются не казахстанцы - граждане Казахста-

на, вошедшего вместе с другими государствами СНГ в ООН - организацию, кото-

рая объединяет нации-государства, не граждане Латвии, Грузии, Азербайджана, а

только этнические казахи, латыши, азербайджанцы. Только грузинам пришлось

недавно сделать небольшую уступку и объявить официально, что Грузия является

"национальным государством грузин и абхазов". Эта уступка в пользу абхазов

продиктована сильным политическим статусом абхазской автономии. Что же ка-

сается других групп, не менее автохтонных для территории Грузии (осетины,

месхетинские турки др.), то они рассматриваются как "некоренное население".

Это оправдывает позицию Гамсахурдиа и Шеварднадзе о недопущении возврата

месхетинских ту рок в районы Южной Грузии, откуда они были депортированы,

243

а также репрессивные действия в отношении автономии южных осетин, вызвав-

шие около 100 тысяч беженцев из Грузии.

Та же самая система национальной (этнической) государственности вос-

произведена и на территории Российской - Федерации для бывших автономных

республик, при которой титульные национальности, составляя меньшинство на-

селения (за исключением ряда республик, Северного Кавказа), обладают статусом

"коренной нации", отводя остальным группам положение меньшинств. Поэтому,

если в демографическом аспекте некоторые образования как из государств СНГ,

так и российских республик могут быть отнесены к категории "централизован-

ных" этнических систем с примерно равновелики ми группами (казахи и русские

в Казахстане, латыши и русские в Латвии, башкиры, татары и русские в Башки-

рии, русские и татары в Татарии, русские и якуты в Якутии, буряты и русские в

Бурятии и т.д.), то сама доктрина национальной государственности, обретшая в

советский период мощную эмоциональную и практическую легитимность, ис-

ключает или ограничивает претензии на доминирующий или даже равный статус

со стороны нетитульных групп населения.

Более или менее условно к "дисперсной" этнической системе можно было

до последнего времени отнести Дагестан - „единственную из российских респуб-

лик, в названии которой не был зафиксирован исключительный статус какой-

либо из составляющих ее население этнических групп. Но и здесь не гласное

доминирование наиболее многочисленной из них - аварцев в последнее время

вызвало протест со стороны других групп, сформулировших лозунги оформления

"собственной государственности". Именно это обстоятельство стало основной

причиной начавшихся весной 1992 г. межэтнических конфликтов в этом регионе

России и дезинтеграции Дагестана на еще более мелкие "национальные государ-

ства".

Вторая примечательная особенность опыта бывшего Советского Союза,

которая придает его этнической системе характер имперского типа, - это положе-

ние доминирующей этнической группы русских, составлявших в СССР 51% и со-

ставляющих ныне в России 82% населения. Хотя официально русские не имели

"своей" национальной государственности до распада СССР и не имеют ее в ны-

нешней России, фактический статуе этой группы в политическом и культурном

пространстве Российского государства было и остается господствующим. Русские

контролируют властные структуры федерального центра, административных об-

ластей и краев, а также автономных округов, созданных официально для мало-

численных народов Севера и Сибири. Русская культура и прежде всего язык яв-

ляются референтной культурой для всей федерации и сохраняют мощные пози-

ции в российских республиках, как и в странах СНГ.

Этот доминирующий статус в течение долгого времени был настолько

очевиден и безусловен, что не требовал своего оформления через доктрину "на-

ционального самоопределения" и создание русского государства Русские чувст-

вовали себя достаточно комфортно во всех регионах бывшего СССР, отличались

(наряду с украинцами) более высокой мобильностью, используя свои преимуще-

ства в области образования и профессиональной подготовки. Хотя за пределами

России русские не имели преимуществ в сфере доступа к политической власти, а

в самой России их социально-экономическое положение было нисколько не выше

других этнических групп и заметно ниже положения титульных групп в большин-

стве бывших союзных республик.

244

Процесс дезинтеграции Советского Союза и аналогичные тенденции в

нынешней России поставили проблему взаимоотношений русских с остальными

народами, вопрос о статусе русских в странах СНГ и в самой России в центр всей

системы межэтнических отношений. И хотя до сих пор русские не стали объек-

том открытого насилия и участниками наиболее острых и кровавых этнических

конфликтов, антирусские настроения и действия в таких регионах, как Прибалти-

ка, Средняя Азия, Закавказье приобрели достаточно широкие масштабы и даже

стали элементом государственной политики, особенно в вoпpocax гражданства,

прав собственности и политических прав. Нарастающая миграция русских в Рос-

сию - наиболее очевидная их реакция на выталкивающие факторы, а в самой

России утрата русскими прошлого статуса породила мощный синдром ущемлен-

ного достоинства и разного толка движения патриотического и шовинистическо-

го направления.

Ощущение опасности "потерять Россию", превратить ее в «удельные кня-

жества» по причине дальнейшей дезинтеграции стали особенно острыми после

объявления своей независимости от России двух наиболее крупных республик -

Татарстана в Поволжье и Чечни на Северном Кавказе. Политическая и мораль-

ная дезориентация русских, проекция на эту группу всех бед и несправедливо-

стей со стороны господствовавшей политической системы заключают в себе по-

тенциально наиболее острые и масштабные конфликты фактически для всех го-

сударств, образовавшихся после распада СССР, в том числе и для России.

Отмечая специфику и системную отличительность российского опыта, мы

все же не отходим кардинально от общего понимания изучаемого феномена эт-

нического конфликта. Под ним мы имеем в виду организованные политические

действия, общественные движения, массовые беспорядки, сепаратистские вы-

ступления и даже гражданские войны, в которых противостояние проходит по

линии этнической общности. Обычно это конфликты между меньшинством и

доминирующей этнической группой, контролирующей власть и ресурсы в госу-

дарстве. И поэтому столь же обычно меньшинство ставит под вопрос сложив-

шуюся государственность и существующие политические структуры. Если в об-

ществе нет механизмов урегулирования отношений между участниками конфлик-

та, он вызывает насилие и эскалацию этого насилия.

Такова наша исходная пози-

ция.

Существует несколько теорий объяснения причин этнических конфликтов,

которые были сформулированы на основе изучения опыта в различных регионах

мира. Многочисленные попытки объяснить ситуацию в Советском Союзе после

1985 года и после его распада были сделаны и в нашей обществоведческой лите-

ратуре, хотя до сих пор обстоятельных исследований

выполнено не было и преоб-

ладающим является жанр просвещенной публицистики и сюжетных журнальных

статей.

Одним из доминирующих подходов является социологический, при кото-

ром объяснение причин конфликтов основывается на анализе этнических пара-

метров основных социальных группировок (классы, социально-

профессиональные группы и т.д.). Как одно из открытий и основных объяснений

конфликтов социологами трактуется весьма тривиальный феномен корреляции

социальной стратификации общества и разделения труда с этническими характе-

ристиками населения.

Феномен узурпации тех или иных привилегированных социальных ниш

245

представителями одной группировки в ущерб другим и социальной дискримина-

ции по этническому или расовому признаку достаточно хорошо известен. Он

вполне правомерно рассматривается как база и побудительный мотив для межэт-

нической напряженности и открытых конфликтов. Применительно к советскому

опыту специалисты неоднократно обращали внимание на сложившуюся в быв-

шем СССР серьезную этническую диспропорцию среди городского и сельского

населения. В ряде регионов (Прибалтика, Средняя Азия и Казахстан, Молдова,

российские автономии) доля русских и украинцев среди высококвалифицирован-

ных работников промышленности, инженерно-технического персонала, управ-

ленцев, работников здравоохранения и образования была и остается гораздо более

высокой, чем доля среди этих слоев представителей так называемого коренного

населения. Эти две группы широко представлены и среди специалистов аграрного

комплекса. Причины этого явления также хорошо известны. Центр зачастую был

не только инициатором, но и исполнителем наиболее крупных индустриальных

проектов, создания предприятий военно-промышленного комплекса, проводни-

ком образовательной политики. Русские составили большинство или очень значи-

тельную часть в столичных центрах бывших республик (Алма-Ата, Рига, Таш-

кент, Минск, Киев) и устойчивое большинство в столицах почти всех российских

республик. Совпадение социальной стратификации с этнической структурой на-

селения, а также этнические диспропорции по линии город - село при всей их

конфликтогенности все же не могут быть истолкованы как основная причина ме-

жэтнических конфликтов. По крайней мере, никаких серьезных исследователь-

ских разработок этого вопроса нет, а обычные наблюдения также не дают осно-

ваний для подобных заключений. Более того, В Нагорно-Карабахском конфлик-

те, например, мы имеем случай, когда социальный статус армян в этом анклаве

был даже выше, чем у окружающего азербайджанского населения, но это никак

не стало сдерживающим фактором карабахского движения. В республиках Сред-

ней Азии также терпимость к русским и украинцам и особые усилия властей не

допустить отъезда русских в Россию объясняются пониманием важности тех вы-

соких социальных ролей, которые они играют в местных обществах, особенно для

обеспечения функционирования сложных промышленных производств и управ-

ленческих структур.

Что действительно представляет интерес в социологическом подходе, так

это анализ феномена экономического посредничества, особенно роли торговли,

которая, как правило, в полиэтничных обществах имеет тенденцию контролиро-

ваться представителями какой-то из групп, или выходцами из определенного ре-

гиона. Это обычно вызывает недовольство со стороны остального населения, ко-

торое проецирует на торговцев свои негативные реакции через прямые и частые

контакты. Целая серия погромов на городских российских рынках "лиц кавказ-

ской национальности" или же события в г. Узени носили именно характер высту-

плений против иноэтнических меньшинств, контролирующих торговую коммер-

цию или, на языке обывателя, занижающих спекуляцией. Видимо, аналогичный

фактор неприятия более преуспевающего статуса торговцев послужил основой

для мобилизации участников погромов турко-месхетинских общин в Узбекиста-

не летом 1990 г.

И все же имеется достаточно примеров, что как сельские, так и городские

жители скорее позитивно, чем негативно воспринимают взаимовыгодные эконо-

мические роли и склонны преодолевать негативные чувства в отношении более

246

преуспевающих этнических чужаков, с которыми они вступают в контакты, если

при этом обеспечиваются необходимые услуги, товарное покрытие и другие

практически полезные результаты.

Во всем регионе Средней Азии и Казахстана традиционно наиболее искус-

ными торговцами выступают узбеки по сравнению с киргизами, казахами или

туркменами, почти по всей территории бывшего Советского Союза выходцы из

Закавказья уже несколько десятилетий фактически контролируют значительную

часть рыночной торговли фруктами и цветами, обеспечивая себе тем самым более

высокий жизненный уровень.

Даже когда мы имеем случаи агрессивного поведения в отношении эконо-

мически привилегированных торговых или посреднических групп, то и здесь

подлинными мотивами чаще бывают политические или же морально-

криминальные факторы, как это было в случае с погромами на рынках, учинен-

ных московскими таксистами осенью 1991 года. В целом же соревновательность

и конкуренция в сфере трудовых отношений и экономических взаимодействий

редко когда может быть названа в числе основных факторов крупных этнических

конфликтов.

Преувеличенное, на наш взгляд, значение некоторыми специалистами при

анализе национальных движений было придано фактору экономического (хозяй-

ственного) расчета, в частности при объяснении событий в Прибалтике. Стремле-

ние к сецессии объяснялось необходимостью обеспечения "самостоятельной эко-

номической деятельности народа" как одного из основных условий "воспроизвод-

ства этноса". Аналогичные аргументы присутствуют ныне в программе нацио-

нальных движений в российских республиках, в частности в Татарстане

В данном случае мощное и вполне закономерное движение региональных

экономических структур за самостоятельность и освобождение от диктата мос-

ковских ведомств, которое охватило все территории бывшего СССР, в том числе

и административные края и области России, слишком упрощенно трактуется ис-

ключительно в контексте национальных движений. Ирония в том, что "воспроиз-

водство

этноса" через его экономическую самостоятельность есть не что иное,

как миф, ибо основу экономики многих республик, в том числе и их бюджетных

поступлений, составляют крупные промышленные предприятия, на которых ра-

ботает иноэтничное, прежде всего русское население. Энергетика Эстонии, элек-

троника Латвии, металлургия Киргизии и Казахстана, автомобилестроение и

нефтедобыча Татарстана, которые определяют экономическую жизнедеятель-

ность этих республик, обеспечиваются трудом представителей другой этнической

группы (90% бюджетных поступлений Татарстана идет от автомобильного гиган-

та КАМАЗ, где 90% работающего персонала составляют русские)

Как свидетельствует мировой опыт, а также складывающаяся ситуация в

странах СНГ, осуществивших сецессию, реализация сепаратистских программ

чаще всего сопровождается хозяйственным ущербом, а не выгодами для

их ини-

циаторов. Даже если экономический аспект сепаратизма заключает в себе стрем-

ление удержать достигнутый более высокий жизненный уровень по сравнению с

другими регионами государства и нежелание брать на себя тяготы обустройства и

улучшения положения территорий, на которых проживают другие этнические

группы. Наиболее яркий пример такой ситуации это сепаратизм Эритреи в

Эфиопии, выход прибалтийских государств из "нищего" Советского Союза. Ана-

логичные аргументы о нежелании "кормить нищую Россию" делаются татарскими

247

националистами. И все же в целом можно сделать вывод, что этнический сепара-

тизм утверждает себя, и выбор в его пользу делается вопреки экономическим рас-

четам. Здесь действуют, видимо, другие, более мощные факторы.

При объяснении причин этнических конфликтов важное место занимают

политологические подходы и теоретические конструкции. Пожалуй, одной из са-

мых распространенных является трактовка роли элит, прежде всего интеллекту-

альных и политических, в мобилизации этнических чувств, межэтнической на-

пряженности и 'эскалации ее до уровня открытого конфликта.

К сожалению, данный подход при трактовке советских реалий до сих пор

не применялся в силу инерции старых общеметодологических установок и наме-

ренного ограничения исследовательского интереса к феномену власти. Хотя, на

ваш взгляд, именно вопрос о власти, о гедонистическом стремлении элитных эле-

ментов в обществе к ее обладанию, о ее связи с материальным вознаграждением в

форме обеспечения доступа к ресурсам и к привилегиям, является ключевым для

понимания причин роста этнического национализма и конфликтов и в данном ре-

гионе мира.

В течение многих десятилетий доступ к власти жестко контролировался

через систему партийной номенклатуры. Правящая элита в Центре, особенно на

уровне высшего партийного аппарата и правительства, хотя и заключала в себе

Представителей различных этнических групп, была безоговорочно лояльна им-

перскому правлению. В составе Политбюро ЭДК КПСС были зарезервированы

места для партийных лидеров наиболее крупных республик, на уровне членов ЦК

и депутатов Верховного Совета также присутствовала номенклатурно рассчитан-

ная этническая мозаика. Но уже в составе аппарата ЦК КПСС и министерств, пре-

стижных представительских институтов, средств идеологического контроля гос-

подствовали русские или подвергшиеся сильной аккультурации москвичи иного

этнического происхождения (украинцы, армяне и др.). Так, например, весной

1991 г , после нескольких лет демографических реформ, в аппарате ЦК КПСС не

работало ни одного еврея.

Армейский офицерский состав и дипломатический корпус состояли глав-

ным образом из русских и отчасти украинцев.

Уже после распада СССР в российских структурах власти, несмотря на уг-

розу дезинтеграционных процессов, не произошло радикальных перемен, за ис-

ключением, пожалуй, не которого расширения представительства евреев после

открытого осуждения практики антисемитизма. По-прежнему в правительстве

России, в аппаратных структурах нет должного представительства от таких круп-

ных этнических групп как татары, башкиры, буряты, народы Северного Кавказа.

В тоже время за годы советского режима, (во многом в результате целена-

правленных усилий со стороны Центра) в республиках Советского Союза и в рос-

сийских автономиях сложились многочисленные и образованные этнические

элиты титульных национальностей. Начиная с политики "коренизации" 1920-х

годов вплоть до середины 80-х годов действовала система преференций в сфере

подготовки "национальных кадров" из республик во всех областях, начиная от

партийных работников и инженерных кадров вплоть до гуманитарной интелли-

генции и научных работников высшей квалификации. Кроме того, в самих рес-

публиках воспроизводство интеллектуальных и управленческих элит приняло

беспрецедентно широкие масштабы. Обладание вузовским дипломом, а тем более

ученой степенью обрело престижный характер.

248

Для поддержания символов национальной государственности огромные

ресурсы вкладывались в структуры местных академий наук, профессиональные

творческие союзы, кинематограф, театр, элитный спорт и т.д. Одновременно в

республиках и автономиях сложился достаточно сильный слой мест ной бюрокра-

тии, служителей партийного аппарата, силовых структур власти (КГБ, милиция).

Как только ослаб контроль Центра над национальными элитами и образо-

вался вакуум власти, началась борьба за реальную власть и право контролировать

общественную жизнь в формально считавшихся по Конституции 1977 г. "суве-

ренных национальных государствах". Наиболее мощным средством мобилиза-

ции масс в свою поддержку стала национальная "идея. Интеллектуальная элита,

сменившая коммунистическую идеологию на националистическую, смогла доста-

точно быстро начать борьбу сначала против Центра, затем и против правящих

партийных элит. Лидерами национальных движений и даже военных образова-

ний стали профессора, драматурги, писатели, кинематографисты. Именно они в

большинстве случаев оттеснили или свергли силой или давлением массовых ми-

тингов старых представителей власти. После выборов 1990 г. в парламенты рес-

публик националистически настроенная элита титульных этнических групп в рес-

публиках добилась первых внушительных побед, обеспечив себе необходимое

большинство за счет представительства других групп населения.

Интеллектуалы и местные партийные лидеры были в числе тех, кто придал

необходимый эмоциональный смысл и аргументацию участникам массовых ме-

жэтнических коллизий (карабахского движения, конфликтов в Молдове и Сред-

ней Азии).

Однако не стоит преувеличивать или целиком объяснять причину кон-

фликтов только генерирующей и организующей ролью элит. Слабость этого под-

хода в том, что он не может объяснить в полной мере феномен массовой мобили-

зации и интенсивность эмоций участников конфликтов, изначальную силу груп-

пового стремления к автономии, к жертвенности, готовность перейти к самым

жестоким методам насилия. Частичным ответом на эти вопросы в рамках полито-

логических конструкций была попытка использовать в трактовке событий в

сфере межэтнических конфликтов в бывшем СССР аргументы концепции логики

коллективного поведения. Эти apгументы заслуживают внимания, ибо частично

объясняют то, что на бытовом или журналистском языке называют "национали-

стическим психозом", "митинговой демократией" и т.п.

По-видимому, аспект поведенческой психологии, социально-психоло-

гические механизмы этнических конфликтов играют гораздо более важную роль,

чем это представлялось в рамках традиционных интерпретаций. Имеется доста-

точно ^свидетельств того, что группы с приниженным статусом, диск-38, крими-

нируемые в господствующих структурах часто выражают страх за само свое су-

ществование, даже если демографические, политические и культурные условия их

существования не столь на самом деле экстремальны. Эта, по выражению ДГоро-

вица, "реакция обеспокоенности" проистекает из-за распространения гипертро-

фированного чувства опасности и порождает "крайние действия в ответ на до-

вольно умеренные угрозы".

Подтверждением этого тезиса может быть порожденная на волне критики

советского режима яркая и экзальтированная риторика о "вымирании" наций,

культур, языков и тд. Объективный анализ демографических и социально-

культурных параметров большинства этнических групп, составлявших населе-

249

ние СССР, не подтверждает подобную аргументацию активистов национальных

движений. Несмотря на все преступления прошлого режима в отношении народов

и глубокие кризисные явления, все же ни одна этническая культура не исчезла с

карты Советского Союза, а некоторые сравнительно немногочисленные культуры,

как, например, прибалтийских народов, даже по европейским стандартам можно с

полным основанием отнести к процветающим. Едва ли в Европе можно найти

еще хотя бы один народ численностью менее одного миллиона человек, который

имел бы такие развитые институты национальной культуры (театр, литературу,

музыку, науку, образование), какие имели эстонцы или латыши. Не говоря уже о

более крупных народах.

И все же иррациональное восприятие угрозы утратить самоценность той

или иной группы (а значит и принадлежа щей к ней личности) стало мощным

средством мобилизации и политической реальностью, помогающим понять жест-

кость оформившихся предубеждений, экстремизм этнических требований и дос-

таточность мотивов для вовлечения в конфликт широких масс рядовых участни-

ков.

Подобную неадекватность реакции на часто гипотетические угрозы (разда-

ча земельных участков, предоставление квартир этническим чужакам) можно

проследить и при возникновении конфликтов в средне азиатских республиках

(события в Оше, Душанбе).

К разряду социально-психологических причин межэтнических конфликтов

и национальных движений можно отнести и чувства утраты достоинства, пере-

житых "исторических несправедливостей". Проявления этничности в крайних,

манифестных формах зачастую представляют собою своего рода терапию от ги-

гантской травмы, нанесенной национальному достоинству многих народов, а

вернее всех без исключения - от русских до малочисленных народов Севера. На

стыке социально-психологических и политологических интерпретаций находится

проблем? групповой легитимности, связи коллективного самосознания и иден-

тичности с фактом существования политического образования в форме сложив-

шейся государственности.

Со стороны этнических групп формулируется пред-

ставление, а затем и политическая программа, что государство атрибут и гарант

сохранения групповой целостности, а значит и то, что составляет государство

(территория, общественное устройство, институт власти) должно иметь этнона-

циональный характер и быть элементом какой-то одной культурной системы, на-

чиная от придания статуса государственному языку референтной группы и кон-

чая культурными традиция ми. Эти представления и претензии создают как бы

моральную основу для требований исключительного контроля над государством

со стороны определенной этнической общности, да же если ее представители не

составляют большинства населения данного государства или большинство членов

этой общности проживает за пределами, данного государства

Аргументы в пользу такой формулы, как правило, берутся из истории со

ссылками на те ее периоды, которые наиболее выгодно могут быть использованы

для определения границ и статуса "национального" государства. Именно эти

представления и основанная на них стратегия политического действия заключают

в себе потенциальную двигательную силу возможного массового этнического

конфликта. Причем, в данном случае претензия на "свое" государство или на ис-

ключительный политический и культурный статус одной из групп его населения

не обязательно выступает только как средство обеспечения материальных или

250

гедонистических выгод этнических элит лично для себя или для всей группы.

Борьба за создание собственной государственности может быть сама по

себе целью (или вернее - самоцелью) как подтверждение статуса и факта сущест-

вования группы и как гарантия от реальных и гипотетических угроз иноэтниче-

ского или просто чуждого доминирования над физической и культурной средой

обитания группы. Этот страх оказаться в подчинении может быть сильнее любых

материальных расчетов, и как реакция на него возникает стремление к оформле-

нию определенных символов своей групповой легитимности и защищенности.

Такими символами чаще всего выступает территория, которая в данном случае

рассматривается не просто как источник жизнеобеспечения, тем более что совре-

менное эффективное хозяйство и рыночная экономика действуют вне этнических

и государственных границ. Борьба армян и азербайджанцев за Нагорный Кара-

бах, стремление японцев вернуть "свои северные территории", чувства русских в

отношении передачи Крыма и т.п., безусловно, заключают в себе во многом сим-

волический, а не только прагматический интерес. И эта

символическая сторона

вопроса может обладать мощной реальной силой. Анализ поведения государства,

а вернее его граждан, в отношении территориальных вопросов часто поражает

своей иррациональностью: государства более готовы терять своих собственных

граждан в виде жертв насилия и эмигрантов, чем делать территориальные уступ-

ки.

Аналогичное символическое значение содержит в себе и проблема языка.

Не случайно в программах национальных движений борьба за распространение и

утверждение статуса родного языка рассматривается не только как часть общей

культурной политики по расширению возможностей для представителей опреде-

ленной национальности в области образования и в сфере трудовых отношений.

Стремление этнической группы придать собственному языку официальный (госу-

дарственный) статус стало также средством утвердить свою вновь обретаемую

групповую целостность и свою более высокую легитимность по сравнению с дру-

гими членами соответствующего политического образования. Тем самым язык

превращается в один из символов доминирования этноса.

Символические интересы в системе межэтнических отношений - это не

просто иллюзии, которыми элиты манипулируют для мобилизации масс во имя

более прагматических целей. Обладание престижными символами есть вполне

реальный и рациональный предмет для этнического конфликта, ибо сам престиж

этнической группы зависит от более высокого и предпочтительного статуса каж-

дого из членов этой группы, что находит повседневное подтверждение в личност-

ных контактах носителей разных языков. Знание официального языка есть один

из маркеров принадлежности к титульной группе. Проблемы престижа и симво-

лов, в отличие от материальных интересов, которые чаще всего лежат в основе

социальных конфликтов, гораздо труднее разрешить, ибо символические требо-

вания часто не поддаются перераспределению или компромиссу. Они выражают-

ся на языке моральных и эмоциональных категорий и не подвержены количест-

венным характеристикам. Именно поэтому этнические конфликты содержат в се-

бе трудно примиримую иррациональность и зачастую обретают весьма разруши-

тельный и кровавый характер.