го словаря Шюца
(Schuetz)
не было наивности Лаша, он изменяет пос-
ледовательность хода событий на противоположную и завершает главу о
«ratio» восемнадцатым значением слова, каковым оказывается... речь!
Настолько непонятным остается для него происхождение «ratio» из «ло-
госа», из речи. Между тем, семнадцать значений «ratio», перечисленные
прежде, могут возникнуть лишь потому, что пришлось оставить без вни-
мания исток «ratio» и его происхождение из «логоса». Ведь мыслитель не
может вести свое происхождение от говорящего человека; таким обра-
зом, его мышление не возникает из речи! Для самобытности философии
требуется, чтобы происхождение «ratio» из слова отрицалось. Так что
словарь Фомы начинается с якобы первого значения «ratio»: «Ratio — a)
разум, рассудок в смысле субстанции, разумная субстанция».
Знаток заблуждений духа тотчас же заметит, насколько необходи-
мым оказывается гротескное изобретение «субстанции» в качестве
следствия отрыва мышления от речи (5). Лишь потому, что «ratio» не
может быть беседой с самим собой, должна неожиданно появиться «ра-
зумная субстанция» в качестве одного из пагубнейших изобретений
гносиса, той, ведущей к изоляции, горячки познания, которая угрожает
каждой эпохе. Итак, именно в церковном учении Фомы произошло ра-
дикальное отделение разума в качестве субстанции от языка как его
простого средства, и он написал ужасную фразу, будто язык относится
к природным вещам! Аристотель и все естествоиспытатели разбирались
в этом лучше. Ибо они учили — об этом сказано еще у Галилея, — что
«природа пытается делать лишь то, что совершается без сопротивления»
(6). Но речь прямо-таки напрашивается на сопротивление, она есть не-
что неестественное, преодолевающее природу, устанавливающее мир,
поскольку она — преодолевающая естественную смерть неестествен-
ность.
«Ratio», будучи однажды вырван из его общественной материнской
почвы, «логоса» (7), и представлен в качестве особой субстанции, попа-
дает под власть судьбы, которой подчиняется всякое творение, являюще-
еся в мир. Со времен Фомы «ratio» может быть чем угодно, и странность
истории заключается в том, что в конце концов он и действительно стал
всем, чем угодно. У нас «ratio» превратился в свою полную противопо-
ложность. Пресловутое слово «раса» выведено из «ratio». To,
что
у Ари-
стотеля было «логосом», а у Фомы — разумом, у Гобино (8) является «ра-
сой»! Наши словари до 1933 г. довольствовались тем, что объявляли
«расу»
арабо-семитским
словом. Уже одно это было оскорбительным для
арийцев, поскольку тогда получалось бы, что они позаимствовали имя
своего божества «раса» у семитов. Но тем временем это бездарное толко-
вание обнаружило свою несостоятельность. Лео Шпицер (9), рассмотрев
в качестве необходимых промежуточных звеньев значения «образцовый»,
«типичный», «примечательный», отнес происхождение слова «раса» к .
«ratio»: выражения «race des
rois»,
«race des
chiens»
(10) должны были обо-
значать те формы бытия, которые особенно отчетливо воплощают под-
линную сущность и понятие короля и собаки. Таким образом, из внут-
ренне присущего вещам разума, объективного «ratio», возник ряд вещей,
и с вещей, принадлежащих к этому ряду, можно, так сказать, лучше всего
непосредственно считывать разум этого их понятия. Итак, из
субъектив-