Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура
Подождите немного. Документ загружается.
богатырь, а когда — антибогатырь, богатырь «навыворот». Амбивалентная трактовка
Буслаева (серьезная и пародийная), возможно, подсказана тем, что эпос о новгородском
богатыре творился с очевидной полемической оглядкой на эпос о богатырях киевских.
Былины о Василии демонстрируют отрицание канонов киевского былинного мира с его
социумом, пространственным континуумом, героикой, предлагая иной эпический мир —
со своим социумом, своей топографией и своими идеалами. Противопоставление идет, в
частности, через подключение пародийного начала. Оно не всегда открывается прямо.
Так, детство Василия описывается в духе былинной традиции, с оглядкой на былины о
Волхе и Добрыне. Подобно второму, Василий — сын «честной вдовы» — рано
обнаруживает недюжинную силу и испытывает ее на своих сверстниках. Подобно Волху,
он проявляет склонность к учению. Но в то время как для Добрыни ребяческое озорство
сменяется серьезными богатырскими подвигами, а для Волха учение -это путь к
овладению опытом вождя и волшебника, Василий свою «науку» употребляет на
антибогатырские дела и в сущности до конца жизни остается озорником.
Откровенно пародийный характер носит весь эпизод подбора Василием дружины. В
нем ощутимы отголоски разных описаний дружин в киевских былинах, но все здесь
предстает в вывернутом виде: и идея соответствия дружинников атаману, и ориентация на
тех, кто способен выпить ведро вина и выдержать удар палицы, и социально-
профессиональный отбор дружинников. Пародийная направленность всей истории с
дружинниками лучше всего проясняется на эпизоде с Потанюшкой Хроменьким, ставшим
чуть ли не первым в дружине Василия.
Картина новгородского пиршества — братчины, отражая реальность городского быта,
представляет несомненную пародию на изображения княжеского киевского пира. Василий
ведет себя похоже на Илью Муромца, но другая обстановка, другие социальные мотивы.
При всей исторической — новгородской — окраске битва на Волховом мосту и
обстоятельства вокруг нее представляют собой «вторичное» содержательное
пространство: за сюжетными перипетиями угадывается киевский эпический план,
подвергнутый трансформации. Подобно Илье Муромцу, Василий в самый важный момент
«заточен» в погреб, но только всей ситуации придан комический оттенок — его запирает в
погребе мать, применяя иногда собственную силу («хватила Васильюшку под пазуху»). В
гротесковой манере описано, как мать выводит его из побоиша: она вскакивает сзади ему
«на могучие плечи». В центре побоища оказывается служанка Буслаева — девушка-
чернавушка, она действует коромыслом как палицей, а в вариантах само коромысло,
вырвавшись из ее рук, «убивает силы-то до пяти сот». В конкретных текстовых
выражениях пародийная окраска, перекличка с вторым планом особенно очевидны.
Добавим еще сюда изображение баталии в сочетании былинных стереотипов и
бурлескной красочности.
Парадокс заключается в том, что рядом с пародийным выворачиванием классической
эпической традиции в ее мотивных и стилистических элементах, вносящим неизбежно в
содержание былины и в характеристику ее героя насмешку и иронию, прослеживается не
менее определенная тенденция к изображению Василия Буслаева как героя нового типа,
выросшего и действовавшего в уникальной социально-бытовой и культурной обстановке
Великого Новгорода.
Оба этих качества по-особому проявляются во второй былине — о паломничестве и
смерти Буслаева. Впрочем, насмешка и ирония здесь отступают перед пародийностью как
способом неявного обнаружения серьезных, драматических коллизий. Второй план здесь
вообще более укрыт. Поездка Василия лишь внешне связана с богомольными целями.
Слова героя «С молоду бито много, граблено. Под старость надо душа спасти» в
контексте всего повествования обнаруживают свою несостоятельность и могут
трактоваться как самоирония. Поездка оказывается вовсе не богомольной по ее
организации и поведению участников. Ее смысл в известной степени открывается, если в
качестве второго плана подключить былину «Илья Муромец и Соловей-разбойник». Илья
намерен совершить благочестивую поездку в Киев в пасхальные дни. Родители,
благословляя его, предупреждают, чтобы он не брался за оружие и не имел бы
воинственных замыслов. Тем не менее запрет приходится сразу же нарушить, когда Илья
оказывается под Черниговом. За вычетом батальных сцен начало былины о
паломничестве Василия повторяет начало названной былины, но в отличие от Ильи у
Василия в мыслях нет соблюдать запрет. Он грубо и вполне намеренно нарушает правила
поведения паломников — и в пути, и на месте, нарушения заложены в самом замысле
похода. Если «истинный» богатырь (киевского менталитета) нарушает запреты ради
высокой цели, ведомый предуказанностыо деяний, то Буслаев делает это из озорства, из
чувства противодействия, и в этом смысле он — антибогатырь, герой иного менталитета.
Кроме былины «Илья Муромец и Соловей-разбойник» в качестве второго плана
естественно подключается былина о настоящих паломниках — «Сорок калик». Герои ее
идут в Иерусалим с самыми благими намерениями, истово исполняя все предписания,
строго следуя выработанному кодексу. Один из мотивов былины: любое нарушение
установленных для паломников норм грозит жестоким наказанием. «Сорок калик» — это
былина о святом паломнике, оклеветанном и несправедливо подвергнутом казни, но
избежавшем ее благодаря своей святости, доказавшем свою невиновность свершением
чуда. Буслаев — грешный паломник, в ходе странствия лишь усугубляющий свою вину,
нарушающий нормы поведения и гибнущий за это. Показательно, однако, что
непосредственной причиной гибели Василия является не его кощунственные поступки в
Иерусалиме, а вызов, который он бросает Смерти. Центральным во второй былине
является эпизод встречи Буслаева с «пустой головой» и эпизод с камнем. Это
своеобразный апофеоз Буслаева как антибогатыря. Как мы видели уже выше, истинные
богатыри действуют вопреки грозным предупреждениям и побеждают силы, которые за
ними стоят. Преодоление запрета входит в кодекс богатырства. Василий Буслаев,
действуя вопреки предупреждению мертвой головы и нарушая запретную надпись на
камне, поступает, казалось бы, как истинный богатырь. Он словно бы следует за Ильёй
Муромцем, который идет навстречу опасностям, предсказываемым надписями на камне, и
снимает их своими подвигами. В случае с Василием Буслаевым происходит обратное:
пытаясь опровергнуть угрозу, он гибнет; на языке эпоса это означает, что Буслаев не
истинный богатырь.
Стоит принять во внимание, что идея борьбы с предметами или персонажами,
непосредственно материализующими Смерть, в классическом эпосе не находит
выражения: богатыри сталкиваются с Судьбой, с силами «иного» мира, попадают в
царство Смерти и выходят оттуда. Ближайшую параллель в ситуации из былины о
Буслаеве представляет духовный стих об Анике-воине. Герою этому приданы отчасти
богатырские черты, но все же он не входит в традиционный состав киевского богатырства.
Пресыщенный прежними победами (о них лишь упоминается), он решает отправиться в
Иерусалим, но не ради благочестивых целей, а чтобы порубить и захватить в полон город.
Путь ему преграждает «Чудо чудное», сквозь мифологические атрибуты которого
пробивается основное значение: «Я твоя смерть». Попыткам Аники угрожать Чуду
противопоставляется предупреждение: были на земле богатыри. Смерть их покосила, то
же она хочет совершить и над Аникой [149, вып. 4].
Параллели былины с духовным стихом напрашиваются сами собой: отношение к
Иерусалиму, встреча со Смертью, упоминание о других богатырях, ранее погубленных,
конечное поражение. Сюжет о Василии Буслаеве мог возникнуть вне прямого влияния
духовного стиха об Анике-воине, но в нем сосредоточены те же представления и мотивы,
характерные для средневековья и представленные в разного рода религиозных легендах,
книжных сказаниях и т. д. [76, с. 346-348].
Столь сложный внутренне образ новгородского богатыря мог сложиться в фольклоре
лишь путем трансформации, в том числе и пародирования, традиции — не только
отдельных эпических тем, сюжетных ситуаций, стереотипов, но и эпической эстетики в ее
существенных составляющих. Механизм этой — бессознательной в своих основах —
творческой работы принадлежит к величайшим завоеваниям фольклорной культуры.