Проблемы российской истории. Вып. 10

Подождите немного. Документ загружается.

461

шая доска с закрепленными на ней приборами. Чуть сверху, над ними, впереди

– туманно-желтый козырек из плексигласа. Перед коленями торчит ручка

управления»

Более удобными были кабины бомбардировщиков и истребителей, поступавших на

вооружение в ходе Великой Отечественной войны. Однако по степени комфорта практиче-

ски вся советская техника существенно уступала немецкой.

Выполнение боевых задач было тесно связано с успешной адаптацией к новому со-

циальному пространству, во многом зависевшей от установления нормальных взаимоотно-

шений с товарищами и соседями, начальством и подчиненными:

«Наш орудийный расчет состоял из пяти человек. Командир, наводчик,

замковый, подносчик и ездовой. Мы – в одном окопе, без войскового товари-

щества тут никак не обойтись, что бы ты ни делал. Взаимозаменяемость и

взаимоуважение было»

Фронтовое товарищество позволяло надеяться на то, что всегда есть друг, который не

выдаст, поддержит огнем, поделится последней затяжкой и куском хлеба. Потеря боевых

друзей была невосполнимой утратой, поэтому фронтовики после ранений стремились по-

пасть в свои прежние части, ставшие для них родными коллективами.

В ходе войны фронт превратился в отдельный социальный «мир», обособленный от

тыловой и оккупированной территории страны. Однако само понятие фронта, как подчер-

кивают в своих воспоминаниях многие участники войны, также не было единым для всех,

оказалось «растяжимым». Характеризуя тех, «кто воевал по-настоящему, на переднем крае,

а не в штабах и в прифронтовой дали», писатель-фронтовик В. Кондратьев писал: «Для

окопника глубоким тылом считалось все, что находилось дальше медсанбата, а там жизнь

текла совсем другая»

. Другой участник войны выделяет следующие группы фронтовиков

на основе степени их близости к передовой:

«Мы соприкасались с немцами постоянно, у нас на передовой, у пехоты и

артиллерии, один быт. Рядовые, командиры взводов, батарей, рот – это ка-

тегория фронтовиков настоящих <…> Командир батальона, дивизиона –

уже дальше. Это уже другая категория фронтовиков. У него и быт другой

<…> Командир полка еще чуть-чуть дальше от фронта. Ну а штаб дивизии

– за десять километров. Они там во весь рост ходят, начищенные…»

Восприятие пространства зависело от конкретных обстоятельств военного времени, в

результате оно могло сжиматься и расширяться. Так, для попавшего под бомбежку или ар-

тиллерийский обстрел человека, особенно в первый раз, его собственное тело и летящие

бомбы казались чрезмерно большими, а места для спасения, напротив, слишком маленькие:

«Мины рвутся везде. Гром, треск, свист осколков, крики. От удушающе-

го черного дыма тротила тошнит. Все мысли только об одном: как бы еще

вдавиться в землю, хоть на сантиметр»

. Это состояние продолжалось и не-

которое время спустя: «Мне не верилось. Я продолжала вжиматься в землю, в

тот целый кусок земли, что чудом уцелел от разрухи. Но минута, другая – по-

прежнему тихо. Тело мало-помалу приобрело нормальные размеры, не каза-

лось уже распухше-громадным»

Перемещения в пространстве гигантских людских масс превратили фронтовые доро-

ги в один из главных символов Великой Отечественной войны. Нашло свое отражение в

источниках и отступление первых лет войны, с постоянной угрозой окружения и плена, с

господством в воздухе немецкой авиации, с нехваткой вооружения, боеприпасов и топлива.

В наступлении были свои сложности:

462

«Танки впереди, мы пешком не успевали за ними по 60 км в сутки, на ходу

спали, один спит, другой ведет, привал 30 мин. Дивизионный оркестр на мар-

шах играл, подбирали ногу и все шли, шли»

Железные дороги и речные системы являлись главными транспортными магистраля-

ми в СССР накануне и во время Великой Отечественной войны. Однако бойцов и команди-

ров Красной армии перевозили железнодорожными составами и речными судами в основ-

ном при отправке на фронт, передислокации частей, а также по пути домой, в отпуск или по

демобилизации. Как правило, ехали в теплушках, в которых до войны возили скот и грузы.

Для перевозки людей в них устанавливали нары, а также печку-»буржуйку», не только

обогревавшую вагон, но и позволявшую разогреть воду и пищу.

Нередко пребывание в пути существенно растягивалось. 20 февраля 1942 г. красно-

армеец А. Крылов писал домой:

«Мама, уже 12 суток я еду на защиту нашей прекрасной Родины. Про-

ехал Арзамас, Муром, Александровскую станцию, Ярославль, Вологду и всего

от Ленинграда 450 км, а от Москвы 550 км»

Получается, что средняя скорость движения состава составляла менее 100 км в су-

тки! Не всегда бойцам и даже командирам сообщался и конечный маршрут: «Даже везде-

сущая солдатская почта не смогла удовлетворить любопытства: куда едем? Известно было

одно – на фронт!»

На фронте же большинство красноармейцев и младших командиров проделали свой

путь пешком, так как «матушка пехота» составляла основу советских вооруженных сил. В

данной связи слова из известной песни о советских солдатах, которые «прошагали пол-

Европы, полземли» не кажутся столь уж большим преувеличением: прямое расстояние от

Москвы до Берлина составляет 1,6 тыс. км, а протяженность Европы с запада на восток

равна 4530 км. Однако советским войскам приходилось наступать далеко не по прямой ли-

нии в различных погодных условиях: в летнюю жару, зимний мороз, промозглый осенний

дождь.

В качестве одного из самых тяжелых воспоминаний о войне А.З. Лебединцев приво-

дит марш в 450 км от Умани до Ботошанн в Румынии, который его полк совершил за 25

суток в самый разгар весенней распутицы 1944 г.:

«Тогда мы забывали не только дни недели, но и где и когда ели в послед-

ний раз, ибо все кухни тогда отстали из-за взорванных мостов. Кормили нас

по “бабушкину аттестату” местные сердобольные хозяйки картофелем в

мундире да квашеной капустой»

. Танки и гусеничные бронетранспортеры

превратили полевые дороги в сплошное месиво грязи: «И если офицеры суме-

ли получить взамен валенок кожаную обувь, то солдаты и наши полковые

“толстушки” – связистки и медички – брели в валенках, телогрейках, ватных

брюках и шинелях с ремнем». Единственную радость вызывало то, что за все

время марша ни разу не выглянуло солнце, и потому не появлялась авиация

противника

Горы, леса, болота, бездорожье, слякоть – все пришлось преодолевать советским вой-

скам. Значительные усилия приходилось прикладывать и при речных переправах. По словам

санинструктора Н.Р. Косиновой, форсировавшей за годы войны 28 больших и малых рек:

«Все переправы были под прицельным огнем, бомбились они непрерывно.

Особенно запомнились переправы через Оку и Вислу. Жаль, не было тогда ки-

нооператоров, чтобы заснять тот ад. Реки краснели от крови. И все-таки

шли вперед, отвоевывая метры, политые кровью»

В качестве основной тягловой силы в Красной армии использовались лошади, на ко-

торых передвигалась не только кавалерия, но и значительная часть артиллерии, а также

463

многочисленные тыловые и другие службы. По штатам стрелковой дивизии 1941 г. на 14,8

тыс. чел. приходилось более 3 тыс. лошадей и чуть более 650 автомобилей и тракторов. В

своем дневнике писатель-фронтовик Ю. Нагибин оставил крайне выразительную запись:

«Лошади на дорогах войны – не кавалерийские кони, а тягловые, груст-

ные лошадки, самое печальное, что только можно вообразить. Шкура висит,

словно непомерно большой чехол на кукольной мебели, черные, мутные глаза

на длинных мордах с детской слезой, шаткий шаг»

. Тем не менее, попав из

минометной роты в артиллерию, С.Г. Дробязко отмечал: «Артиллеристам

хорошо. Не то, что в стрелковых ротах, где каждый тащит все на себе. А

мы несли только карабины. Скатки, вещмешки и каски умещались на перед-

ке»

Помимо лошадей, в Красной армии использовались и другие тягловые животные.

Так, во время битвы за Кавказ, вооружение, боеприпасы и продукты перевозили по горным

тропам на ишаках – как наиболее выносливом и пригодном для данных условий «виде»

транспорта. Но наиболее «экзотической» выглядела 248-я стрелковая дивизия: при ее оче-

редном переформировании не хватило лошадей, и в качестве тягловой силы были использо-

ваны двугорбые верблюды. Так и дошла «верблюжья» дивизия до самого Берлина.

В механизированных войсках в годы Великой Отечественной войны наряду с «полу-

торками» (ГАЗ-АА) и «трехтонками» (ЗИС-5) отечественного производства широко исполь-

зовались американские грузовики и тягачи – полученные по ленд-лизу «студебеккеры». За

свои технические характеристики они в целом заслужили положительную оценку советских

бойцов и командиров, вызывая порой чувство превосходства перед теми, кто шел в пешем

строю: «Не пыли, пехота!». Но и езда на автомобилях нередко осложнялась качеством

фронтовых дорог и условиями передвижения по ним:

«Вместительный, хороший тягач, проходимый, но дороги плохие. Мы же

не по хорошим дорогам ездили, больше по бездорожью. Командир ведет колон-

ну, солдаты и сержанты в кузове. Я, как командир орудия, в кабине. Но маши-

ны идут без света, немецкие разведчики ночь летают, и нужно смотреть за

дорогой, шофер не всегда увидит, ему тоже спать хочется. А у «студебекке-

ров» такая плоская площадка рядом с капотом. Так я ложусь на эту площадку,

за ограждение держусь и смотрю все время за дорогой. Если где-то ров или

что-нибудь еще, я кричу водителю, ему через стекло хуже видно»

С коренным переломом в войне перед советскими войсками стали меняться картины

осваиваемых пространств: сначала это была освобождаемая от оккупантов советская терри-

тория, затем европейские страны и, наконец, Германия. Очищая «священную землю от фа-

шистской мрази», советские военнослужащие писали:

«На своем пути мы видели города и села, превращенные немцами в груды

развалин и пепла. Мы видели обездоленных, истерзанных отцов, матерей,

братьев и сестер». По словам фронтовиков: «Мы видели детей-сирот, роди-

тели которых были зверски замучены, угнаны в фашистскую неволю – Герма-

нию. Нет слов, чтобы выразить ненависть к зверям из фашистского лого-

ва».

Порой фронтовые дороги приводили советских бойцов и командиров к родным мес-

там. Но и тогда не всегда была возможность добраться до родного дома, увидеться с род-

ными и близкими, а порой и встречаться оказывалось просто не с кем.

Пребывание в освобожденных от нацистов европейских странах подтверждают тесное

переплетение природного и социального в восприятии фронтовиками нового пространства:

«Жители везде встречали нас хорошо, причем не только на нашей тер-

ритории. Особенно в Болгарии. Здесь уже сентябрь был, фруктов много было.

464

Так они корзинами заваливали наши кузова виноградом, яблоками, грушами. И

румыны неплохо встречали. А вот в Венгрии уже туго пришлось».

В Запад-

ной Польше советские войска также встречали как освободителей, с цвета-

ми, «ловили и качали на руках. Все селения были украшены национальными

флагами Польши».

Впечатления от Германии оказались более противоречивыми. Немало советских во-

еннослужащих отдавали должное германской технике, наличию в домах местных жителей

электричества, радиоприемников, холодильников, хорошему качеству дорог и другим пре-

имуществам западной цивилизации. Однако в письмах на Родину звучали и другие оценки,

объяснявшиеся все той же разностью культурных стереотипов:

«Впечатление от Германии самое тяжелое. Это не страна, а огромный

скотный двор. Случка, искусственное оплодотворение женщин здесь введены

в систему. Народ извращен до предела. Газеты и, особенно журналы наполне-

ны снимками голых мужчин и женщин во всевозможных позах и положени-

ях»

* * *

Восприятие времени выражается в осознании человеком определенной длительности

и последовательности явлений и событий. Социальное освоение времени представляет со-

бой выработку соответствующих тем или иным условиям методов его измерения, формиро-

вание темпоральных представлений человека, адекватных происходящим в обществе поли-

тическим, экономическим и социокультурным процессам. Анализ восприятия и освоения

времени участниками Великой Отечественной войны предполагает характеристику их

представлений о времени как определенной данности, его сущности и структуры, способов

и параметров измерения, а также темпоральных свойствах различных процессов и самой

жизни человека.

Начало войны кардинально изменило ориентацию человека во времени, превратив

довоенную жизнь в прошлое, ставшее предметом щемящих воспоминаний:

«Что может быть роднее воспоминаний о прошлом для человека, шаг за

шагом освобождающим свою землю от проклятых врагов? Представь себе

хмурое небо, мелкий дождь, злой посвист ветра, степь, траншею, в которой

я нахожусь, и тебе станет ясно, почему я так любовно говорю о прошлом»

По словам другого участника войны, фронтовая жизнь «все перевернула в па-

мяти, и чередой, как в калейдоскопе, проходит все прожитое и когда-то уже

забытое»

Будущим должна была стать жизнь после войны. Советские граждане верили и на-

деялись, что окончание войны неминуемо приведет к улучшению их жизни. При этом сами

мечты о будущем редко содержали конкретные «рецепты» преобразований: оно просто не

могло не быть лучше, чем время войны.

Главным мерилом времени на фронте стала сама жизнь человека. У представителей

разных воинских профессий и специальностей объективно существовали различные воз-

можности выживания, исходя из выполнявшихся ими военных функций. Самые большие и

быстрые потери нес рядовой и младший командный состав в пехоте, находившийся на са-

мой передовой. К. Симонов отмечал, что «лейтенантская жизнь в дни наступлений недолгая

– в среднем от ввода в бой и до ранения или смерти девять суток на брата»

. Чтобы попол-

нить убыль младших офицеров советское руководство перешло на ускоренную подготовку

курсантов пехотных училищ: по укороченной программе она составляла всего 3–4 месяца.

Еще меньше длилась «среднестатистическая» жизнь рядового красноармейца, что хорошо

осознавали сами участники войны: «Я жив, а через секунду может быть убьют, потому что

465

здесь жизнь секундная»

. Убыль личного состава в специализированных войсках, а также

в среднем и старшем командном составе, особенно в начале войны, также была существен-

ной, но не такой огромной, как в пехоте.

Война придала новое измерение и новое понимание самого смысла и содержания че-

ловеческой жизни. Обращаясь к судьбе своей фронтовой подруги, погибшей в возрасте не-

полных двадцати лет, О.Т. Голубева-Терес отмечает:

«Расстояние от рождения до смерти, однако, не измеряется годами.

Оно измеряется тем, что сделал человек, как он жил. И все-таки, с каким

жестоким ускорением прошла эта жизнь! Прошла. Завершена. И не могло

быть иначе. Надо было идти дорогами войны. И кто-то, сраженный, должен

был упасть на родную землю. Иначе нельзя было победить. Это была безжа-

лостная война»

Осознание новой темпоральности событий в годы Великой Отечественной войны

кардинально меняло отношение человека ко времени. Так, перед войной срок службы рядо-

вого и младшего начальствующего состава сухопутных частей Рабоче-крестьянской Крас-

ной армии и внутренних войск был установлен в два и три года соответственно, для военно-

воздушных сил – в четыре года, для кораблей и частей Рабоче-крестьянского Военно-

морского флота – пять лет. Бойцы и младшие командиры срочной службы, у которых под-

ходил к завершению ее срок, нередко подсчитывали оставшиеся им дни и недели до уволь-

нения в запас: одни собирались продолжить учебу, другие – устроиться на работу, третьи –

продолжить службу в армии, авиации или на флоте. Война лишила всякого смысла данные

подсчеты, как и попытки спланировать дальнейшую жизнь. Если человеку удавалось вы-

жить и не погибнуть на фронте, срок его возвращения домой определялся общим для всех

условием, независимо от времени начала службы: достижением победы над врагом или тя-

желым ранением.

Изменилось на войне и представление о личном возрасте ее участников. Поскольку

основную массу участников Великой Отечественной войны составляли преимущественно

молодые люди, пожилыми им, в силу собственного юного возраста, казались тридцати, а

тем более сорокалетние военнослужащие, призванные из запаса. По словам В. Кондратьева:

«Они воевали умелее, трезвее, поперед батьки в пекло не лезли, удержи-

вая и нас, юнцов, потому что более нас понимали цену жизни»

В то же время «стариком» на фронте мог считаться и просто тот, чей боевой опыт

был больше. Различия между биологическим и социальным возрастом закрепило название

известного кинофильма «В бой идут одни “старики”».

Прошедшие войну, особенно побывавшие на передовой люди неимоверно быстро

взрослели, становились значительно старше своего биологического возраста. Поэтому

В.И. Кочетова с полным основанием могла сказать о том, что она и ее фронтовые подруги

«теперь не 18–19-летние девушки, а умудренные опытом пожилые люди»

. Слишком

сильным потрясением оказались для них полученные впечатления, слишком тяжелым для

многих из них стал опыт социализации военного времени.

Большинству людей присуща определенная повторяемость, цикличность и ритмич-

ность событий их повседневной жизни. Поведение военного человека в мирное время все-

гда строго регламентировано требованиями воинских уставов, распорядком дня, без значи-

тельных изменений перешедшим из Красной армии в Советскую армию, а затем и в Воору-

женные силы России. Подъем личного состава обычно осуществлялся в 6.00, а по воскрес-

ным и праздничным дням в 7.00, затем следовала зарядка, утренний туалет, уборка посте-

лей, завтрак. Строем и с песней воинские подразделения маршировали на прием пищи в

столовую и обратно в казарму. До и после обеда военнослужащие срочного состава находи-

лись, как правило, на занятиях по строевой, тактической, огневой, физической, политиче-

466

ской и специальной подготовке, а также обслуживали военную технику. После ужина выде-

лялось свободное время для самоподготовки, чистки оружия, приведения в порядок обмун-

дирования, затем следовала вечерняя поверка, прогулка строем и в 22.00 – отбой ко сну.

Однако на передовой распорядок дня не соблюдался:

«Время суток на фронте – понятие весьма относительное. Не часовая

стрелка определяла время сна и бодрствования. Не существовало и дней неде-

ли. Регламент жизни диктовала военная обстановка. Порой сутки казались

неделей, а иногда исчезали напрочь в нескончаемом сне после многодневного

боя. Помню лишь, что в период больших наступательных операций мы не раз-

девались по много дней кряду»

Для представителей отдельных воинских профессий ночь, как время отдыха, и день,

как время бодрствования, менялись местами. Например, экипажам «ночного бомбардиров-

щика» У-2 летать приходилось преимущественно ночью, что определялось техническими

особенностями их «небесного тихохода» и характером выполнявшихся военных задач. На

передовые позиции стрелковых и артиллерийских подразделений горячую пищу также при-

возили один, в лучшем случае, два раза в сутки, нередко ночью, чтобы не попасть под ар-

тиллерийский обстрел противника. Участник Сталинградской битвы Н.А. Тупыленко вспо-

минал:

«Раз в сутки давали горячую пищу, и то ночью подвозили. Килограмм или

девятьсот грамм хлеба дадут, каши котелок или полкотелка. Больше ничего

– ни обедов, ни завтраков»

Выполнение воинского долга требовало гигантского напряжения всех физических и

моральных сил, поэтому, когда наступали часы отдыха, бойцы и командиры могли спать в

любых условиях – сидя, стоя, на ходу.

Воспоминания и письма советских военнослужащих отражают особенности воспри-

ятия различных времен года – зимы, весны, лета и осени – в тесной взаимосвязи от специ-

фики выполнения ими тех или иных задач, развития событий на фронте. В течение первых

лет войны войска вермахта обычно наступали летом, а советские войска переходили в

контрнаступление зимой. Советским солдатам и командирам, особенно городским жителям,

также приходилось нелегко зимой в полевых условиях, но вермахт оказался еще менее под-

готовлен к русским морозам. Предвидя это, москвич Л.А. Финкельштейн писал своим быв-

шим однокурсникам в конце сентября 1941 г.: «Воевать зимой будет весьма паршиво, но

немцам еще хуже, что радует»

Считается, что положительные эмоции создают иллюзию быстрого течения времени,

отрицательные, напротив, несколько растягивают временные интервалы. Поэтому времен-

ные промежутки, заполненные интересной и глубоко мотивированной деятельностью, ка-

жутся короче, чем те, которые были проведены в бездействии. Однако в воспоминаниях,

зафиксированных через десятилетия по окончании войны, соотношение может приобретать

обратный характер: время, проведенное в безделье и скуке, кажется короче, а напряженные

моменты – длиннее. Так, командир санитарного взвода К.В. Бирюлькина вспоминает о том,

как отправлялась на задание:

«Ползешь вместе с разведчиками до определенного места, а там они

уходят, а ты лежишь и ждешь их. Минуты кажутся вечностью, не говоря о

часах»

. С другой стороны, В.Д. Трещев писал домой после своего ранения:

«Время идет так быстро, что не замечаешь, как проходят дни. Кажется, со-

всем недавно я был ранен, а уже более месяца прошло с того времени и уже

более полмесяца (20 дней), как я в Сочи»

Особенно кардинально менялись представления человека о времени в бою.

В. Гроссман отмечал, что в бою искажались первичные ощущения, секунды растягивались,

467

а часы сплющивались, поэтому отдельные молниеносные события – свист падающих сна-

рядов и бомб, вспышки выстрелов – казались длительными. Напротив, движение по вспа-

ханному полю под огнем, от укрытия к укрытию представлялось кратким, хотя и занимало

немало времени. А рукопашный бой вообще происходил вне времени, в нем деформирова-

лись «и сумма, и каждое слагаемое»

. По словам еще одной участницы войны,

Б.И. Эпштейн, это

«свойство человеческой памяти: через расстояния многих лет одни со-

бытия и детали укрупнять, другие – уменьшать»

Впрочем, сам бой составлял, как правило, лишь около 1 % времени пребывания че-

ловека на фронте. Остальные 99 % времени занимали «формирования, переезды, жизнь на

спокойных участках фронтов, лагеря, лазареты и прочие будни войны. В общем, серое су-

ществование, и для большинства еще более бедное, чем обычная наша жизнь»

. Находив-

шийся на излечении В. Баранов писал любимой девушке:

«Дни идут лениво, и все, как две капли воды, похожи друг на друга. Хо-

чется разнообразия, но в том-то и дело, что его не хватает»

И дело в данном случае заключалось не только в нежелании расстраивать родных и

близких или запретах военной цензуры описывать происходящие события. Однообразие

переживаемых эмоций создавало впечатления о тягостной будничности происходящего:

«Уж очень нудно и однообразно тянется время», – писал другой участник войны

Это однообразие фронтовых будней перемежалось редкими праздниками, которые

можно разделить на несколько групп. Первую составляли государственные праздники, сре-

ди которых главными по своему «статусу» являлись 1 мая – День международной солидар-

ности трудящихся и 7 ноября – годовщина Великой Октябрьской социалистической рево-

люции. Затем шли 23 февраля – день рождения Красной армии и 8 марта – Международный

женский день. Утвердившись в советской праздничной культуре с 1920-х гг., они вполне

естественно воспринимались в таком качестве большинством представителей фронтового

поколения.

С 1936 г. в СССР стал отмечаться Новый год, ставший одним из любимых праздни-

ков советских граждан. Даже фронтовики умудрялись находить возможности наряжать

праздничные новогодние елки и поднимать кружки с «наркомовской» водкой, а отдельные

штабные работники, имевшие значительно лучшие возможности в удовлетворении различ-

ных потребностей – порой и бокалы с шампанским.

«Я встречал Новый год в кругу своих товарищей, и сравнительно весело.

Впрочем, солдатская среда всегда отличалась этой веселостью. Да иначе и

невозможно. В противном случае, было бы трудно каждому с его личными

переживаниями, радостями и горестями», – сообщал матери

В.И. Александров

Вторую группу составляли религиозные праздники, особенно пасха и рождество, не-

смотря на весь размах атеистической работы сохранявшие свое значение для людей старше-

го возраста, а также части выходцев из сельской местности. Отмечать их, в отличие от

праздников первой группы, было гораздо сложнее, и в письмах они упоминаются гораздо

реже.

Третья группа – это дни рождений и именин, годовщины создания семьи и другие

наиболее значимые события личной и семейной жизни. Помня о них, фронтовики тем са-

мым подчеркивали, что даже в самые сложные для себя моменты стремятся сохранить связь

со своими близкими и родными.

«Поздравляю тебя с днем десятилетия совместной жизни и желаю,

чтобы и в дальнейшем мы жили дружно и хорошо, если все окончится благо-

получно», – писал жене в ноябре 1942 г. А.В. Дортгольц

468

Порой дни рождений и именин отмечались в отсутствии именинников: «3-го марта, в

день твоих именин, нам всем было очень неважно, весь вечер просидели все вместе и про-

говорили о тебе. Это был вечер воспоминаний о тебе, не обошлось, конечно, без пролития

слез. За обедом выпили за твое здоровье и благополучие»

. Сами участники войны в пылу

боев нередко могли забыть о собственных днях рождений, как это случилось и с штурманом

У-2 О.Т. Голубевой-Терес, отметившей свою девятнадцатую годовщину в воздухе. Однако

фронтовые подруги встретили ее возвращение с музыкой и пирожными, которые специаль-

но приготовил в ее честь 24-летний повар «дядя Толя»

Праздничными событиями личного значения являлись и награждения бойцов и ко-

мандиров орденами и медалями. Поэт и журналист, а в годы войны младший лейтенант и

сотрудник редакции дивизионной газеты Я.И. Зильберман писал:

«Я не буду играть в безразличие – это глупо и потом – никто не поверит.

Награждение орденом – большое событие в жизни каждого человека, осо-

бенно военнослужащего. О первом ордене офицеры вспоминают нежно и кра-

сиво, как о первой любви»

Редкие в начале войны, к ее окончанию награждения приобрели систематический ха-

рактер, не всегда, впрочем, отражая действительный вклад того или иного военнослужаще-

го в достижение победы. Порой обязательными условиями для награждений становились

спускавшаяся «сверху» разнарядка и хорошие отношения с командиром

. В целом же со-

отношение на войне будней и праздников достаточно четко отражают слова И.И. Левина:

«Коротки фронтовые праздники и бесконечны будни»

* * *

Письма и воспоминания участников Великой Отечественной войны зафиксировали

личностный опыт восприятия и освоения ими пространства и времени как двух важнейших

и тесно взаимосвязанных категорий, определяющих существование человека в мире. Этот

опыт по-своему уникален и в то же время отражает некоторые закономерности: война спо-

собствовала созданию объективных условий для выработки общих представлений о про-

странстве и времени у фронтовиков как представителей определенной социальной общно-

сти. При этом географическое пространство и физическое время имели значение для участ-

ников войны только в контексте происходивших событий и их собственных переживаний,

приобретая социальное и личностное измерение. Восприятие пространства и времени вы-

ступало необходимым условием их освоения, а его способы являлись практиками повсе-

дневной жизни фронтовиков. В целом, обращение к рассматриваемой проблеме позволяет

существенно дополнить наши представления не только о войне как о новой реальности,

создававшей собственные тексты со своими кодами их дешифровки и интерпретации, но и о

духовном облике ее участников.

ПРИМЕЧАНИЯ

Сенявская Е.С. Пространство и время в восприятии человека на войне: экзистенциальный опыт

участников боевых действий // Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2005/2006. Актуаль-

ные проблемы изучения. М., 2006. С. 152–161.

Жукова Л.В. Путь на войну. (Проблема трансформации сознательного восприятия пространст-

ва и времени участниками русско-японской войны 1904–1905 гг.) // Там же. С. 162 –170.

РГАСПИ. Ф. 33. Оп. 1. Д. 291. Л. 3.

См.: Боле Е.Н. Движение добровольцев в годы Великой Отечественной войны: мотивация

вступления в Действующую армию тылового населения страны // Военно-историческая антропология.

Ежегодник, 2005/2006. Актуальные проблемы изучения. С. 233–248 и др.

469

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

Жукова Ю.К. Девушка со снайперской винтовкой. Воспоминания выпускницы Центральной

женской школы снайперской подготовки. 1944–1945 гг. М., 2006. С. 64.

Советская повседневность и массовое сознание. 1939–1945. М., 2003. С. 108.

Сохрани мои письма… Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной

войны. М., 2007. С. 82.

Письма с фронта. 1941–1945 гг. Краснодар, 1983. С. 23.

За нашу Советскую Родину! Воспоминания ветеранов – участников Великой Отечественной

войны. Майкоп. 1995. С. 50.

Письма с фронта. 1941–1945 гг. С. 21.

Голубева-Терес О.Т. Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2, 1941–

1945. М., 2009. С. 42.

Письма с фронта. 1941–1945 гг. С. 121.

Письма Великой Отечественной (из фондов ГУ «ЦДНИТО»): Сб. документов. Тамбов, 2005.

С. 153.

Советская повседневность и массовое сознание. 1939–1945. С. 103.

Левин И.И. Записки военного переводчика. 2-е изд. М., 1986. С.70, 248.

Жукова Ю.К. Указ. соч. С. 69.

Там же. С. 71.

Воспоминания П.В. Синюгина, 1924 г.р., записаны автором в г. Майкопе 19 ноября 2001 г.

ГУ ГАРО. Ф. Р-4408. Оп. 1. Д. 7. Л. 1.

Голубева-Терес О.Т. Указ. соч. С. 40.

Воспоминания П.В. Синюгина.

Кондратьев В. Не только о своем поколении // Коммунист. 1990. № 7. С. 117.

Воспоминания П.В. Синюгина.

Соколов Б.Н. В плену. СПб., 2000. С. 14.

Голубева-Терес О.Т. Указ. соч. С. 257–258.

ХДНИ ГУ НАРА. Ф. 1123. Оп. 2. Д. 581. Л. 2.

Письма Великой Отечественной (из фондов ГЦ «ЦДНИТО»). Сб. документов. С. 51.

Мальцев М.Н. «Верблюжья дивизия» штурмует Берлин. Миллерово, 2007. С. 37.

Лебединцев А.З., Мухин Ю.И. Отцы-командиры. М., 2004. С. 509.

Там же. С. 182.

Косинова Н.Р. Это было сверх человеческих сил // Человеческие документы войны. Воспоми-

нания. Письма. Стихотворения. Статьи. Курск, 1998. С. 138 – 139.

Нагибин Ю. Дневник. М., 1996. С. 11.

Дробязко С.Г. Путь солдата. С боями от Кубани до Днепра. 1942–1944. М., 2008. С. 173.

Воспоминания П.В. Синюгина.

Письма с фронта. 1941–1945 гг. С. 154.

Воспоминания П.В. Синюгина.

ГУ ГАРО. Ф. Р-4408. Оп. 1. Д. 7. Л. 44–44об.

РГАСПИ. Ф. 33. Оп. 1. Д. 291. Л. 36.

Письма Великой Отечественной (из фондов ГУ «ЦДНИТО»): Сб. документов. С. 148.

Письма с фронта. 1941–1945 гг. С. 56.

Симонов К.М. Живые и мертвые: Роман. В 3 кн. Кн.2. Солдатами не рождаются. М., 1989. С. 235.

Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива

ФСБ РФ. М., 2000. С. 366.

Голубева-Терес О.Т. Указ. соч. С. 252.

Кондратьев В. Указ. соч. С. 123.

Кочетова В.И. Мы были дружной семьей // Человеческие документы войны. Воспоминания.

Письма. Стихотворения. Статьи. Курск, 1998. С. 311.

470

Левин И.И. Указ. соч. С. 9.

Воспоминания Н.А. Тупыленко, 1923 г.р., записаны автором в г. Майкопе 5 ноября 2001 г.

Сохрани мои письма… Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной

войны. С. 83.

Травина А.С., Ласочко Л.С. Письма-воспоминания о Курской битве (по материалам Государ-

ственного архива Курской области) // Человеческие документы войны. Воспоминания. Письма. Сти-

хотворения. Статьи. Курск, 1998. С. 226.

Письма с фронта. 1941–1945 гг. С. 47.

Гроссман В. Жизнь и судьба. М., 1988. С. 43–44.

Алексиевич С. У войны не женское лицо… Документальная проза. М., 1988. С. 163.

Соколов Б.Н. Указ. соч. С. 9.

Письма Великой Отечественной (из фондов ГУ «ЦДНИТО»): Сб. документов. С. 156–157.

Сохрани мои письма… Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной

войны. С. 118.

Письма с фронта. 1941–1945 гг. С. 108.

Там же. С. 56.

Письма Великой Отечественной (из фондов ГУ «ЦДНИТО»): Сб. документов. С. 238.

Голубева-Терес О.Т. Указ. соч. С. 53, 59.

Сохрани мои письма… Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной

войны. С. 78.

Лебединцев А.З., Мухин Ю.И. Указ. соч. С. 459–478.

Левин И.И. Указ. соч. С. 115

E.F. Krinko (Rostov-on-Don)

SPACE AND TIME IN REMINISCENCES AND LETTERS OF THE GREAT PATRIOTIC

WAR VETERANS

The article deals with the peculiarities of perception and management of time and space by

the Great Patriotic War veterans. The study is based on a vast variety of different personal sources

such as letters, diaries, reminiscences and oral evidences. The author analyses different types of

space recognised by front-line soldiers and officers, its qualities, practices of space organisation

and covering as a means of its “management”, “subordination” and also the role played by descrip-

tions of space in letters and reminiscences. The author gives a characteristic of the Great Patriotic

War veterans’ perception of time as a given entity, its essence, structure, methods of measurement,

temporal qualities of different processes and human life. The author comes to the conclusion that

geographical space and physical time were important for soldiers and offices only in the context of

current events and their own experiences. Perception of space and time was a necessary condition

of their management, and its means was practices of everyday life of front-line soldiers and offi-

cers.