же меня и сливался с темным фоном земли. Если так ,
значит и он меня не заметит, если я окажусь ниже его.
Разворачиваюсь и иду на сближение. «Хеншель» не
реагирует. Значит, его экипаж целиком поглощен кор-
ректировкой огня своей артиллерии.
Нажимаю на гашетку. Огненная трасса тянется к не-
мецкому самолету и прошивает снизу фюзеляж и мо-
тор. На меня летят какие-то белые куски. Что это? Я
его пулями, а он меня листовками? Да это же куски дю-
раля!
Взмываю вверх, перекладываю машину на крыло и
гляжу вниз. «Хеншель», оставляя шлейф дыма, падает
крутой спиралью. Кажется, сбит. Нет, это всего-навсе-
го хитрость. У самой земли вражеский разведчик пере-
ходит в горизонтальный полет и направляется к Пруту.
Взглянув на группу (Лукашевич идет за мной, тройка
– чуть в стороне), бросаюсь за «хеншелем». От земли
навстречу мне тянутся огненные трассы зенитных сна-
рядов. Они, словно щупальца, ищут жертву. Но в та-
кие минуты забываешь об опасности: впереди недоби-
тый враг, надо его доконать. Даже когда пуля обжигает
подбородок, я не отвожу глаз от «хеншеля». Вот он –
в прицеле. Теперь ему не уйти. Расстреливаю его, как
фанерный макет. На этот раз он падает без обмана.
Набираю высоту, осматриваюсь, хочу понять, что со
мной произошло; тронул рукой подбородок – болит, на
перчатке – кровь. Поворачиваю голову вправо и вижу: