Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

Достал пистолет, быстро зарядил его. Немцы рядом!

Лучше смерть, чем позорный плен.

Прислушался. Где-то далеко гудят машины, танки;

рядом тишина, пение птиц. Нужно уходить отсюда в

лес.

Бросился в ближайшие кусты.

А самолет?.. Повернулся, окинул последним взгля-

дом то, что осталось от моего самолета. Мне было

жаль его. Он верно послужил мне. Сколько я сделал

на нем боевых вылетов, сколько раз в трудную минуту

он выручал меня! И сейчас он отдал все, чтобы спасти

меня. Прощай, боевой друг…

По лесу, через виноградники я шел день и всю ночь

на восток, домой. Речушка днем спасала меня от жа-

жды, а ночью служила мне «путеводной звездой». Раз

она течет к Днестру, значит надо идти только по ней. И

быстрее, быстрее, пока немцы не вышли на Днестр, не

создали там сплошной фронт. Тогда мне не выйти. Го-

лод я утолял кусочками той плитки шоколада, которую

мне почти насильно навязал доктор. Моя поврежден-

ная нога болела не на шутку.

На рассвете, когда на востоке посветлел небосклон,

от усталости и боли я идти больше не мог. Прилег в

винограднике.

Разбудило меня тарахтенье повозки. Я вскочил. В

ноге отдалась резкая боль. Но надо было идти.

На околице села, под леском, какой-то человек в

холщовой длинной рубахе и таких же брюках, в темной

шляпе косил траву. Приблизясь к нему, рассмотрел.

Рубашка на нем серая, заношенная, в заплатах, он за-

горелый, босой, обросший… Наверно, бедняк – не вы-

даст. И я вышел из укрытия. Он не замечал меня, пока

я не приблизился к нему.

– Здравствуйте!

– Здраст… – он не договорил. На его лице отразился

испуг.

– Не бойтесь. Я советский летчик. Есть в селе нем-

цы?

– Немцев нет.

– А наши?

– Никого нет. Все ушли.

Молдаванин подкрепил меня своим кукурузным хле-

бом. Наверно, я слишком сосредоточенно ел, потому

что не заметил, как к нам подошла девчурка. Я поднял

глаза и увидел ее, стоящую передо мной. То ли мой

взгляд, то ли мой вид, то ли мой аппетит подсказали

ей, что я голоден, – она подошла еще ближе и из по-

дола своего платьица протянула мне несколько диких

груш. Я погладил ее по головке.

Молдаванин указал мне на дом под черепичной кры-

шей, где помещался сельсовет. Я направился туда:

все-таки, может быть, какая-то власть в селе осталась!

У здания сельсовета на колоде сидело несколько

мужчин. Мое появление, заметил я, вызвало среди них

замешательство, они заговорили, подозрительно по-

глядывая на меня.

На мою просьбу отвезти меня к Днестру они ответи-

ли отказом. Пришлось пригрозить оружием, и только

тогда лошадь и телега нашлись.

К вечеру мы подъехали к станции Каушаны. Здесь я

отпустил своего извозчика, заплатив ему, и он на радо-

стях погнал лошадь обратно.

Бойцы, встретившие меня на станции, посмотрели

на меня так, словно я явился к ним с неба.

– На этой дороге только что была схватка с румына-

ми. Как вы проскочили?

Мне теперь было безразлично, что происходило на

этой дороге. Я видел своих солдат, платформы, гру-

женные имуществом, пыхтевший дымком последний

на этой станции паровоз.

На свой аэродром я возвратился на четвертый день.

В полку меня уже считали погибшим. Три дня – срок

достаточный, чтобы можно было перестать ждать воз-

вращения летчика и в полковом журнале записать:

пропал без вести. Так думали и мои товарищи, разде-

лившие – по традиции – между собой мои нехитрые

пожитки.

Приказано лечиться и отдыхать. Моя боевая жизнь

на время приостановилась, словно для того, чтобы я

хорошенько осмыслил все, что было на фронте.

Привычку размышлять, придумывать новое у меня

воспитали еще в фабзавуче. Особенно благодарен я

за это своему бывшему преподавателю слесарного де-

ла. Когда я приносил ему уже отшлифованную деталь,

он внимательно осматривал ее и спокойно, по-отече-

ски говорил:

– Загладил хорошо, а вот размеры не выдержал.

– Все точно по чертежу, – не уступал я.

– Знаю. И микрометром мерил, и все-таки придется

доделывать.

Я уходил к верстаку, снова обмерял деталь и тут не-

ожиданно находил какие-то, хотя и незначительные,

неточности. Худенький седоватый учитель в простой

спецовке казался мне чародеем: он на глаз определял

то, что я еле отыскивал с инструментом в руках. Его

требовательность заставляла меня быть всегда сосре-

доточенным и точным в работе, внимательнее разби-

рать чертежи, вникать во все тонкости своей специаль-

ности. Мое усердие и любознательность мастер уме-

ло направил на изобретательство. И вскоре друзья по

ФЗУ стали называть меня Сашкой-инженером.

С тех пор навсегда осталось во мне пристрастие к

расчетам, к осмысливанию того, что сделано и еще

предстоит сделать. Первые же неудачи в стрельбе по

наземным и воздушным целям – это было до войны,

под Одессой – заставили меня взяться за карандаш

и бумагу. Оружие я знал, но не умел точно рассчиты-

вать угол прицеливания и определять дальность. А без

этого невозможно взять правильное упреждение. Тре-

бовалось восполнить пробел в подготовке. Когда я это

сделал, то стал стрелять без промаха.

И вот теперь, проводя время в вынужденном бездей-

ствии, я решил собрать воедино и обдумать первые

крупицы боевого опыта, мысленно еще раз пройти по

тем маршрутам, по которым летал с группой.

Прежде всего я спросил себя: почему мне так ча-

сто достается от врагов? Кажется, машиной и оружием

владею, в робости меня никто не может упрекнуть, са-

молет у меня тоже в общем неплохой, так почему же

я так часто возвращаюсь с пробоинами, а теперь вот

даже пришел пешком? В чем дело?

…Два сантиметра от гибели. Да, тогда я действи-

тельно сам напоролся на огонь вражеского стрелка-ра-

диста. Пробив лобовое стекло МИГа, пуля попала в

прицел, который и спас мне жизнь. Чистая случай-

ность!

Мне невольно вспомнилось, как в аналогичной ситу-

ации погиб летчик нашего полка Яковлев.

На Котовск шла группа немецких бомбардировщи-

ков. Мы находились неподалеку от города и поэтому

сообщение о налете вражеской авиации восприняли

как сигнал к самообороне. МИГи один за другим взмы-

ли в воздух.

Когда набрали высоту, увидели, что станция Котовск

уже горит. Опоздали. Но мы все-таки полетели даль-

ше. И поступили правильно. «Юнкерсы», успев отбом-

биться, собирались в группу. Завидев нас, они сомкну-

ли строй и открыли огонь из бортового оружия. Подой-

ти к ним было очень трудно.

Вдруг один из наших истребителей вырвался вперед

и сквозь метель трассирующих пуль устремился к ве-

дущему бомбардировщику. Это был Яковлев. Трудно

сказать, что руководило его действиями. Ненависть к

врагу и жажда мести? Стремление первым пойти на

риск и увлечь за собой остальных? Но одно ясно: по-

рыв Яковлева был благородным. Он поступил так, как

поступает отважный боец-пехотинец, поднимая своих

друзей в штыковую атаку.

Яковлев не дотянул до ведущего. Его убило во вре-

мя пикирования. Но расчет героя оказался точным.

Направленный его рукою МИГ-3 врезался в голов-

ной бомбардировщик. Остальные «юнкерсы», нару-

шив строй, шарахнулись в стороны. Наши истребители

сразу накинулись на них. Вскоре на земле выросло во-

семь столбов огня и дыма. Последний из этой девятки

«юнкерсов» был сбит уже за Днестром.

В тот день мы одержали большую победу. И только

благодаря Яковлеву. Уничтожив ведущего вражеской

группы, он лишил ее управления и парализовал волю

врагов. Погибая, он обеспечил победу живым.

На другой день мы похоронили Яковлева на месте

его падения. Он был убит пулей в лоб. В стекле каби-

ны оказалась только одна пробоина. Летчика не спа-

сли два счастливых сантиметра, не спас… прицел.

Вспомнив случай с Яковлевым, я задумался о более

надежной защите кабины истребителя спереди, о бро-

нированном стекле. Сколько бы отваги придала такая

защита летчикам, сколько бы жизней спасла!

«Плохо и то, – размышлял я, – что на наших са-

молетах до сих пор не установлена радиоаппаратура.

Поэтому в воздухе мы становимся глухонемыми. Нам

доступен всего лишь один способ „переговоров“ – по-

качивание крыльями. Чтобы поддерживать между со-

бой какую-то связь, мы вынуждены прижиматься друг

к другу, а плотные строи лишают летчика свободы ма-

невра. Сколько бы несчастий могло предупредить все-

го одно слово, своевременно брошенное в эфир!»

Отсутствие радиосвязи поставило нашу истреби-

тельную авиацию в очень тяжелое положение. Прием-

ники и передатчики, установленные на некоторых ко-

мандирских машинах, оказались громоздкими, неудоб-

ными и не обеспечивали надежного и гибкого управле-

ния самолетами в бою.

Сильно волновала и проблема строя истребителей.

Ведь что произошло, когда меня подбили? В зоне зе-

нитного огня мы шли тройкой. Когда Лукашевич отвер-

нул в мою сторону, чтобы предотвратить столкновение,

я вынужден был сделать горку, тогда-то и подловила

меня зенитка.

Мысли, мысли…

На второй день после возвращения в полк я отка-

зался лежать в кровати, оделся и пошел по Маякам.

Заглянул в магазин, купил зубную щетку и порошок.

Приобрел и общую тетрадь, чтобы записать некото-

рые свои соображения, расчеты и выводы о воздуш-

ных боях. Поздно вечером прямо с аэродрома нагря-

нула группа летчиков. Я как раз сидел за столом и де-

лал заметки в тетради. Да так увлекся, что даже не за-

метил прихода друзей.

Вдруг слышу позади насмешливый шепот:

– Тес! Не мешать, он сочиняет роман.

– В двух частях, – уже громко съязвил Фигичев. – «От

Прута до Днестра». Как шел пешком – первая часть,

как ехал на лошади – вторая.

– Что пишешь? – спросил Дьяченко.

– Так, делаю кое-какие заметки и выводы, – уклон-

чиво ответил я.

– Ну и к каким же ты выводам пришел?

– Смотря по каким вопросам.

– Ну вообще – о жизни, о войне… Ведь это тебя за-

нимает?

– Нет. Просто осмысливаю наш опыт. Интересует,

например, такой вопрос: ты сбил самолет – стоит ли

смотреть, куда он упадет?

– Ну и как ты решил?

– По-моему, лучше не смотреть.

– Почему?

– Чтобы самому не оказаться на земле рядом с ним.

Товарищи посерьезнели, задумались. Кто-то бросил

реплику:

– Да, но ведь это не только интересно, а необходи-

мо! По возвращении домой надо доложить, где упал

сбитый тобой враг.

– А зачем? – возразил я. – Твоего сбитого другие уви-

дят. А ты, срезав одного, внимательно смотри, где еще

противник.

– Ну что ж, – подытожил наш разговор Фигичев, –

давай, Сашка, сочиняй! Такой роман нам пригодит-

ся. Война, видать, разворачивается всерьез и надолго.

Чтобы остаться живым, надо соображать в бою.

– Чтобы соображать в воздухе, Валя, – дружески за-

местителя, – надо готовиться к этому на земле.

На третий день меня потянуло на аэродром. Пошел

по стоянкам. Возле каждой из них – шалашик, замас-

кированный кукурузой. Заглянул в один – постель из

травы, вместо одеяла – шинель, вместо подушки – са-

молетный чехол. Оказывается, техники здесь и ночу-

ют… У каждого свой запасец инструментов, гаек, бол-

тов, дюрита – словом, маленькая мастерская. Днем,

когда самолеты уходят на задание, техники и механи-

ки собираются вместе и ремонтируют поврежденные в

боях машины.

Возле одного из таких МИГов я застал человек де-

сять.

– О, хозяин явился! – воскликнул инженер эскадри-

льи Копылов. – Для тебя приказали готовить. – И он

кивнул на видавший виды самолет.

– Когда можно будет облетать его?

– Да хоть сегодня, если тебе не помешает палка.

– Не помешает.

– Тогда погуляй пока. Когда машина будет готова –

сообщу.

Я пошел дальше. Заметив, что механик по вооруже-

нию что-то мастерит возле своего шалаша, остановил-

ся. Он увлеченно трудился, тихо напевая песенку. Ви-

жу: на подкрыльный подъемник, напоминающий боль-

шой домкрат, механик приварил крепление и теперь

устанавливает пулемет БС, очевидно снятый с разби-

того самолета.

– Над чем мудришь? – спросил я его, присаживаясь

рядом на перевернутое ведро.

– Сами догадайтесь, товарищ командир, – ответил

он серьезно.

– Трудно догадаться. Если собираешься по диким

уткам стрелять, так осень еще далеко.

– Осень далеко, а фронт близко, товарищ командир.

На аэродроме ни одной зенитки.

– Собираешься из этой самоделки сбивать «юнкер-

сов»?

– Когда нет ничего, и это оружие. Если бы сделать