Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

– Это и задержало. Одного ихнего тоже свалили.

Прямо на аэродром шлепнулся.

– Кто сбил?

– Один оружейник из самодельной зенитки.

– Пулеметом на подъемнике?

– Да.

Мне не терпится быстрее вернуться в полк. Всего

двое суток не был там, а сколько новостей! Передав

колесо техникам, я возвращаюсь к У-2. Хочу расспро-

сить лейтенанта обо всем поподробнее, но он торопит-

ся лететь.

– Проверни винт, – просит летчик.

– Подожди, проверну. Из наших никто не погиб?

– Вчера один… Сегодня ездили хоронить.

– Кто?

– Не запомнил фамилию.

– Во время налета?

– Нет. «Хеншель» появился над аэродромом. Раз-

ведчик, наверно. За ним погнались наши, двое. Один

такой черный, с бакенбардами.

– Фигичев погиб?

– Нет, он вернулся. Погиб его напарник. Забыл фа-

милию. Хотел выручить Фигичева…

– Как все это произошло?

– Да так, – неохотно поясняет лейтенант. – Этого

«хеншеля» прикрывали «мессершмитты». И закружи-

ли нашу пару. Одного нашего – никак не вспомню фа-

милию – подбили, и он сел возле деревни. Там его пе-

ревязали, ранен был. А Фигичев продолжал драться

с шестеркой «мессеров». Раненый увидел, что немцы

зажимают Фигичева, и запустил свой самолет. Говорят,

взлетел он как положено и высоту набрал. Потом вдруг

камнем пошел к земле. Там и похоронили его. Высокий

такой, блондин.

– Дьяченко?

– Точно, он.

Я забыл о просьбе лейтенанта и, не помня себя, по-

шел в направлении своего самолета. Слышал, как он

окликнул меня, чтобы я крутнул винт, но я не мог воз-

вратиться. Молодым летчикам не нужно видеть слезы.

Дьяченко… Значит, смерть выхватила товарища, ко-

торый шел совсем рядом со мной, а я рядом с ним.

Я привык к Дьяченко в полетах. В бою мне казалось,

что он неуязвим. Он был мужественным, бесстрашным

бойцом и этими своими чертами полюбился мне. Он

был резковат, но добр и смел. Он и я, мы как-то при-

терлись один к другому своими характерами, я рус-

ский, сибиряк, он степняк, украинец. Я чувствовал се-

бя сильнее, когда знал, что Дьяченко летит рядом со

мной. Надежный летчик рядом – это твоя опора, твоя

уверенность, твоя окрыленность и твой успех.

Я подошел к своему самолету. Техники ставили на

место колесо. Нужно было немного подождать, но я не

задержался возле них, чтобы не стали расспрашивать.

Да и говорить ни о чем не мог. Ни о чем. Мы с Дьяченко

были друзьями больше в воздухе, чем на земле. С ним

в моей памяти связывались все бои, все дни войны.

Теперь, без него, мне казалось, у меня не было никого

близкого, я словно лишился всего. Я думал о нем, о

наших совместных полетах, боях.

– Готов! – услышал я.

Пожал замасленные руки товарищам и поднялся в

кабину. Мотор, словно тоже истосковавшийся по рабо-

те, хватанул винтом воздух.

До свидания, Котовск! Полет, который так волновал

меня, продлился целых два дня. Лишь сегодня я рас-

скажу товарищам о случае в воздухе с разрывом сна-

ряда, об экипаже СУ-2, совершившем подвиг.

В воздухе снова вспоминаю о Дьяченко. Теперь, под

рокот мотора, я думаю о его соколиной смерти. На па-

мять приходит «Песня о Соколе».

»…Ты храбро бился! Ты видел небо… О смелый Со-

кол! В бою с врагами истек ты кровью… Пускай ты

умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты

будешь живым примером…»

Моя душа наполнилась гордостью за Дьяченко. Он,

раненный, рванулся в небо на помощь Фигичеву – это

в его характере. Он считал для себя позором сидеть на

земле, когда его товарищ дерется один. Жаль только,

что он мало успел сделать. Его сил, энергии и муже-

ства хватило бы еще на многих врагов.

Маяки… С высоты различаю опустевшую стоянку.

Самолет Дьяченко всегда стоял рядом с моим.

На краю аэродрома собралась толпа людей. После

посадки я отрулил машину в кукурузу и пошел узнать,

что заинтересовало наших летчиков. Оказалось, что

они изучают, рассматривают сбитый сегодня «мессер-

шмитт». Хотя от него остались одни обломки, все-та-

ки интересно пощупать руками зверя, за которым еже-

дневно охотимся в небе.

В измятой кабине самолета виден изуродованный

труп летчика с Железным крестом на груди. О том, что

это опытный ас, говорят и знаки, нарисованные на ма-

шине. Он сбил десять английских самолетов и пото-

пил два катера. Да, если бы наш оружейник не свалил

его сегодня, фашист натворил бы еще много кровавых

дел.

Летчики ощупывают бронированное стекло кабины

«мессершмитта» и невольно делают вывод: с такой пе-

редней защитой можно смело идти в лобовую атаку.

А между тем фашисты боятся их и всегда отваливают

первыми. Значит, кроме брони, нужно еще иметь и же-

лезные нервы. Нам бы такой щит перед грудью. Мы бы

крушили врагов и спереди и сзади!..

Вооружение у «мессера» тоже мощное: две пушки.

А на МИГе нет ни одной.

А это что за кнопки? Да это же радиоприемник и пе-

редатчик – вместе. Ничего не скажешь: хорошо обору-

дована кабина.

Почему же летчик не выпрыгнул? Очевидно, «мес-

сер» шел очень низко, когда оружейник всадил в него

пулеметную очередь.

Кстати, а где же наш герой-изобретатель? Отыскав

оружейника, я пожимаю ему руку. Он поправляет на го-

лове старенькую пилотку и смущенно опускает голову.

– Удачно ты рубанул его! – восхищенно говорит не-

знакомый мне молоденький сержант.

– Он сам налез на мою пулеметную очередь, –

скромничает оружейник.

– Его еще в воздухе рвануло, – поясняет подошед-

ший Вахненко. – Сам видел. Видно, пуля попала в кон-

тейнер со снарядами.

– А другие «мессеры» сразу смылись, как только это-

го свалили,

– Значит, если из каждой группы сбивать одного, бу-

дет порядок, – вступает в разговор Фигичев, который

подошел к нам вместе с командиром полка.

– Не бросай, сержант, свою зенитку – она и в Котов-

ске пригодится, – говорит Виктор Петрович Иванов.

Значит, мы перебазируемся в Котовск? Это связано

с изменением маршрутов наших полетов. Но знают ли

эти люди, что с севера сюда, на Котовск и Первомайск,

по всем дорогам движутся нескончаемым потоком ко-

лонны вражеских войск?

Уходил еще один фронтовой день. Возвратившись с

боевого задания, я увидел Вахненко в кругу молодых

летчиков, только что прибывших в полк. Стройные, в

новеньком обмундировании, в фуражках с «крабами»,

они живо напомнили мне о совсем иной, довоенной,

жизни.

– О чем беседуете? – спросил я, остановившись воз-

ле них.

Они с любопытством и, как мне показалось, с восхи-

щением смотрели на меня. Ведь я только что вышел

из тяжелого воздушного боя.

– Так, о всяких случаях, товарищ старший лейте-

нант, – отозвался высокий, статный сержант с откры-

тым русским лицом.

Я первому подал ему руку.

– Никитин, – представился он.

«Бывают же такие», – невольно подумал я. Всем

своим видом сержант напоминал известное скульптур-

ное изображение летчика. Молодой красивый парень в

летной форме задумчиво смотрит в небо. Одной рукой

он прикрывает от солнца глаза, а другой придержива-

ет опущенный к ногам парашют. Он стоит на земле, а

видится в полете. Вот и Никитин показался мне таким.

– Труд, – протянул мне руку высокий худощавый со-

сед Никитина.

– Конечно, бой – это труд, – ответил я, не поняв, что

хотел он сказать этим словом.

– Это фамилия у него Труд, – пояснил Никитин.

– Я говорю, что на фронте тоже нужен труд, – при-

шлось мне схитрить.

Все прибывшие в полк летчики были ненамного мо-

ложе меня. Но я уже целый месяц провоевал на фрон-

те, и этот небольшой срок разделял нас, словно широ-

кая бурная река, которую надо переплыть. Они стояли

еще на том, мирном берегу, и каждое слово фронтови-

ка имело для них особый смысл. Я понимал, как важно

сейчас передать им все, что мы уже знаем о войне, о

боях и о противнике. Они, молоденькие соколята, не

должны платить своей кровью за ту науку, которую до-

были в боях опытные бойцы.

Мы говорили недолго, торопили неотложные дела.

Когда остались наедине с техником, Вахненко вдруг

вытянулся по стойке «смирно» и подчеркнуто офици-

ально, чего с ним никогда не было, отчеканил:

– Товарищ командир, разрешите обратиться!

– Пожалуйста, обращайтесь, – ответил я, не сдер-

жав улыбки.

– Ребята мне только что сказали… В авиашколы на-

бирают из техников. Хочу поступить.

Кто-кто, но авиатехники знают, чем была война для

наших летчиков. Они видят, какими возвращаемся мы

подчас с заданий, сколько машин осталось в нашем

полку.

Меня тронуло стремление Вахненко.

– Что же, очень хорошее желание, – сказал я.

– Я давно хочу стать летчиком. Теперь как раз смогу

переучиться. Поговорите с командиром полка, чтобы

меня направили в школу. Буду истребителем – к вам

вернусь.

Вся красота души человека наиболее полно про-

является в самые важные и ответственные моменты

его жизни. Вахненко надо было бы по-дружески об-

нять: лицо техника светилось мечтой, той самой, кото-

рой когда-то жил я. И эта мечта вела летчика из школы

прямо на поле боя, туда, где в первой же схватке его

ждет, может быть, гибель.

– Я попрошу за тебя Виктора Петровича. В этот же

день поздно вечером Вахненко забежал ко мне в об-

щежитие. Одет во все выходное. Пилотка на нем ста-

ренькая, но чистая. Почему-то сразу, взглянув на нее,

я по звездочке узнал, что она была моей.

– Узнаете? – спросил Вахненко, краснея.

– Тебя? Не узнаю. Праздничный какой-то.

– Сейчас с машинами уезжаю на станцию, а там по-

ездом в авиашколу. Направление в кармане. Зашел

проститься.

– Отлично. Желаю счастья и удачи, – протянул я ему

руку.

– А пилотку узнали?

– Да, – ответил я.

– Тогда, в тот вылет, взял на память. Друзья не по-

советовали возвращать. Обычай не велит.

– Я сам бы не взял ее обратно. От гимнастерки отка-

зался. Такие вещи назад не возвращаются, знаю. Же-

лаю тебе в этой пилотке вернуться летчиком.

Мы крепко обнялись. Я проводил Вахненко к ма-

шинам, нагруженным столами, кроватями и кухонной

утварью. Ночь, торопливые голоса, имущество на ма-

шинах, которое мы привыкли видеть только в помеще-

ниях – все говорило об отъезде. Полк оставлял свой

аэродром.

Утром мы покинули Маяки. Перелетели в Котовск, но

все чувствовали, что ненадолго. Нам виделась дорога

на восток, тяжелая дорога отступления.

На аэродроме в Котовске мы не застали ни одного

самолета. «Значит, – подумал я, – нашей дивизии при-

дется одной обеспечивать боевые действия наземных

частей на этом участке фронта».

На второй день догадка подтвердилась. В Котовск

переехал и штаб соединения. Неподалеку от команд-

ного пункта мы увидели самолет комдива УТИ-4 и пару

«чаек», которые прикрывали его во время перелетов.

Однажды утром летчики вдруг обнаружили, что все

крыльевые крупнокалиберные БС самолетов сняты.

Мы хорошо знали высокую эффективность этого ору-

жия и, естественно, потребовали от техников подве-

сить прежние пулеметы. Нам ответили, что их уже нет.

– Как нет? – удивились мы.

– Они уже запакованы и отправлены.

– Куда? Зачем? Что это значит? – посыпались во-

просы.

Техники послали нас к инженеру эскадрильи.

– Не волнуйтесь, – сказал Копылов. – Без тяжелых

пулеметов самолеты легче, драться лучше.

– А стрелять чем будем? – наступали летчики.

– «Шкасами», – полушутя ответил Копылов. – В об-

щем, товарищи, мы выполнили приказ высшего коман-

дования. На авиационных заводах нечем вооружать

новые самолеты. Пришлось снять крыльевые БС со

всех машин и отправить в тыл. Ясно?

Вот оно что. Не хватает пулеметов… Да, армия сей-

час стала огромной.

Однако раздумывать было некогда. Вскоре приказа-

ли лететь на разведку. Прошло время, когда на выпол-

нение таких заданий ходили звеньями и группами! Те-

перь меня послали одного. Сам наблюдай и сам отби-

вайся, если на тебя нападут.

Сбросив бомбы на скопление вражеских автома-

шин в районе Дубоссар, я направился в глубь Молда-

вии. Только перелетел Днестр, как увидел на горизон-

те «юнкерс-88». Тот тоже заметил меня и круто развер-

нулся на запад.

Догоняю, пристраиваюсь в хвост и открываю огонь.

Вижу, что пули точно попадают в самолет, но он как ни

в чем не бывало продолжает лететь. Ведь его экипаж и

бензобаки защищены крепкой броней. Во мне все заки-