Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

пает. Боекомплект израсходован, а результата нет. Что

теперь делать? Идти на таран? Но подо мной оккупи-

рованная территория. Ничего, скоро и на наших само-

летах появятся пушки и мощные пулеметы. Тогда спол-

на рассчитаюсь с врагом!

Возвращаюсь домой и невольно думаю о нелепом

решении насчет крупнокалиберных пулеметов. Одни

самолеты разоружить, другие вооружить… Какая поль-

за от этого?

Возвращаюсь в Котовск. Аэродром закрыт туманом.

Лишь ракеты пронизывают его плотную пелену. Опре-

деляю направление, начинаю снижаться. Погружаюсь

во мглу. Высота тридцать метров, двадцать, а земли не

видно. Снова перевожу машину в набор и выскакиваю

из тумана. Захожу еще раз и окончательно убеждаюсь,

что садиться нельзя. Можно разбиться. Принимаю ре-

шение идти в Маяки.

Странное впечатление произвел на меня недавно

оставленный аэродром. На нем – ни одного самолета,

никаких признаков жизни.

Приземлившись, я замаскировал машину и пошел

туда, где находился КП. Впереди, в кукурузе, заметил

человека: он то выглядывал, то снова прятался. Я на-

правился к нему.

Он, пригибаясь, тоже двинулся ко мне. В руках у не-

го была винтовка. Окликнуть его, что ли, а то еще вы-

стрелит.

– Эй, кто там?

Молчание. Потом из кукурузы осторожно высуну-

лась голова в пилотке.

– Выходи! Чего прячешься?

С винтовкой наготове боец встал и подошел к краю

поля.

– Что ж ты собирался делать, если бы я тебя не

окликнул?

– А стрелял бы… Теперь этих десантов немцы везде

понабросали.

– Да ты что, какие десанты?

– Люди говорят.

– Больше слухов, чем правды. Ты что здесь дела-

ешь?

– Линию связи снимаю.

– Один?

– Один.

– А питаешься как?

– Оставили мне.

– Где же твой продсклад?

– Там, в кукурузе. Может, голодные? У меня консер-

вы есть, хлеб.

– Нет, спасибо. Вот подожду, пока солнце повыше

поднимется, и полечу домой.

– Тогда пожалуйста. А мне нужно сматывать прово-

да. Он еще раз окинул меня внимательным взглядом и

пошел в кукурузу за катушкой. Снимая линию, связист

изредка посматривал в мою сторону. Я ходил возле са-

молета и думал: смелый, сообразительный боец, таких

приятно видеть. Приземлись здесь немецкий самолет

– связист не дал бы ему взлететь. Выходит – и один в

поле воин.

Утренний туман рассеялся, и я возвратился в Ко-

товск. Едва успел спрыгнуть на землю, как подкатил

бензозаправщик. Мой новый техник – крепыш и бала-

гур Григорий Чувашкин – принялся готовить самолет к

вылету. Я положил под крыло парашют, снял шлемо-

фон и с наслаждением посмотрел в чистое голубое не-

бо. В этот момент послышался нарастающий гул мото-

ров. С запада к нашему аэродрому шла большая груп-

па вражеских самолетов.

– Уезжай отсюда! – крикнул я шоферу бензозаправ-

щика.

Тот спокойно вышел из кабины, недоумевающе по-

смотрел на меня, но, вскинув голову, сообразил, в чем

дело, и быстро сел за руль. Подминая кукурузу, его ма-

шина помчалась прочь с аэродрома. А на место бензо-

заправщика, как назло, подъехал грузовик с бомбами.

«Юнкерсы» в это время уже разворачивались, чтобы

накрыть весь наш ряд самолетов. Что будет, если в ма-

шину попадет бомба?

Увидев вражеские самолеты, шофер бросил грузо-

вик и помчался к щелям. Чувашкин тоже был уже там и

во все горло звал меня. Но мне почему-то показалось

противным прятаться от врага. Схватив винтовку, я за-

рядил ее и открыл по пикирующим «юнкерсам» огонь.

На аэродром уже сыпались мелкие осколочные бомбы,

так называемые «лягушки».

Вот свалился в пике последний бомбардировщик. От

него отделилось несколько черных точек. Увеличива-

ясь в размерах, они летели прямо на меня. Мелькнула

мысль: укрыться. Но «юнкерc» спикировал так низко,

что я не успел бы отбежать от машины. Застыв у своего

МИГа, рядом с грузовиком-бомбовозом, я стал ждать,

что будет. Мною овладело какое-то безразличие, а мо-

жет быть, даже презрение к смерти.

«Юнкере» с ревом пронесся над головой, с набором

высоты ушел от аэродрома, а я стоял и ждал взрывов.

Прошла секунда, другая, а в воздухе по-прежнему ви-

села тишина.

Я не выдержал, шагнул вперед и увидел вокруг мно-

жество неразорвавшихся бомбочек.

Подошли Чувашкин и шофер бомбовоза. Покинув

укрытия, возвращались сюда и другие авиаторы.

Мне нужно было идти на КП доложить о результатах

разведки, которые уже наверняка устарели. Заметив,

что возле «чаек» появились летчики, я завернул к ним.

– Почему не взлетели навстречу «юнкерсам»?

– Спрашивай у начальства, – угрюмо ответил один

из летчиков.

– Я у вас спрашиваю! – повысил я голос, и руки не-

вольно сжались в кулаки. – Враг безнаказанно отбом-

бился и ушел. А вы сидели в щелях и преспокойно на-

блюдали. Совесть у вас есть?

– Нам приказано прикрывать самолет комдива и без

его разрешения не вылетать.

– Но вы же знали, что на аэродроме не было других

подготовленных к вылету истребителей?

– Нам самим не хочется сидеть сторожами возле

УТИ, да что поделаешь.

Махнув рукой, я пошел на КП. Тягачи уже вывозили

МИГи из опасной зоны, осторожно объезжая застряв-

шие в земле бомбочки. Только тут я понял, почему не

разорвались «лягушки». «Юнкере» очень низко вышел

из пикирования. Видимо, вражеский летчик, увидев не-

замаскированный самолет и полуторку, решил навер-

няка поразить цель, да не рассчитал.

Все реже летаем за Днестр, затянутый облаками ды-

ма. По левому берегу реки от Могилев-Подольского на

юг движутся немецкие войска. На наших картах вот

уже несколько дней пестрят наименования населен-

ных пунктов этого района. Ямполь, Вапнярка, Ольго-

поль, Кодыма.

Летим на Кодыму. Здесь наша разведка обнаружи-

ла большую колонну вражеских войск. Группе «чаек»

и И-16 приказано нанести по ней штурмовой удар.

Мы прикрываем штурмовиков. В моем звене место

Дьяченко занял молодой летчик Викентий Карпович.

Опять тройка.

Приходим в заданный район. «Чайки» и «ишачки»

начинают с пикирования клевать вражескую колонну,

растянувшуюся на несколько километров. Появляют-

ся «мессершмитты». Они пытаются прорваться к «чай-

кам». Бой начинается без прощупывания.

Оторвавшись от преследующего меня «мессера», я

с набором высоты иду влево, чтобы навалиться сверху

на тех истребителей, которые атакуют «чаек». Нужно

дать возможность нашим штурмовикам сбросить бом-

бы и изготовиться к бою. Но обстановка заставляет ме-

ня тотчас же отказаться от этого замысла. Взглянув

влево, вижу, что в хвосте самолета Карповича завис

«мессер». Боевого опыта у нашего летчика нет, и вряд

ли он сумеет уйти из-под удара. Если бы у нас было

радио, я бы подсказал ему, как лучше поступить.

Спешу на помощь Карповичу. Нельзя допустить, что-

бы его сбили в первом же боевом вылете. Такая трав-

ма заживает так же медленно, как срастается перело-

мленная кость.

Сближаясь с «мессершмиттом», пытаюсь понять,

почему мой правый ведомый Карпович очутился ниже

меня. Все ясно: опять дал о себе знать строй тройки.

Когда я делал левый разворот, Лукашевич пошел за

мной, Карповичу тоже следовало идти за нами. Но это

нелегко было сделать. На крутом развороте самолет

мог свалиться в штопор, на медленном – неминуемо

отставал. И ведомый поступил так, как мы делали ино-

гда во время учебных воздушных боев, – развернулся

вправо. А поскольку скорость у меня на форсаже бы-

ла большая, Карпович моментально оторвался от нас.

Тут и пристроился к нему «мессер», предвкушая лег-

кую победу.

На предельной скорости атакую «мессера», пресле-

дующего Карповича. Пули прошивают кабину враже-

ского истребителя сбоку, и он, клюнув носом, летит к

земле.

Мой ведомый только теперь увидел меня и понял,

что произошло. Но мне некогда «брать его за руку».

Внизу ведут неравный бой с фашистами наши «чайки»

и «ишаки». Их много, но «мессершмиттам» не удается

достать кого-нибудь из них. Я провожаю взглядом са-

молет Карповича, который почему-то взял курс на Ко-

товск, и ищу глазами Лукашевича. Но его нигде нет. То-

гда я бросаюсь на «мессершмиттов», атакующих штур-

мовиков.

На обратном маршруте восстанавливаю в памяти

подробности боя, пытаясь определить тот момент, ко-

гда мог быть атакован Лукашевич. На первом разво-

роте влево я видел его. Потом мое внимание отвлек

«мессершмитт», преследовавший Карповича. Куда же

исчез Лукашевич?

Снова возвращаюсь домой без ведомых. Пролетая

над аэродромом, вижу, что самолет Карповича уже на

стоянке. Сажусь, заруливаю машину и подхожу к Вик-

тору Петровичу, который беседует с моим правым ве-

домым. Карпович подробно рассказывает, что с ним

произошло в воздухе. Я слушаю, с трудом сдержи-

вая нетерпение: хочется спросить, почему он отвернул

вправо, когда я делал левый разворот? Именно здесь

исток всех его последующих ошибок. Выбрав момент,

задаю ему, наконец, этот вопрос.

– Отстать боялся, – откровенно признается Карпо-

вич.

– Тогда почему же на малом вираже разворачивал-

ся? У нас был уже такой летчик, который не признавал

глубоких виражей, – Овчинников. И он погиб в первом

же воздушном бою. Ты тоже сегодня был на волосок от

смерти. Есть пробоины?

– Есть.

– А мотор хорошо работал?

– Хорошо.

– Уходить домой тоже не следовало. Карпович

молчит. Виктор Петрович смотрит то на него, то на ме-

ня. Потом спрашивает у меня о Лукашевиче:

– Сбили?

– Не видел.

– Что же с ним случилось?

Командир полка глубоко вздыхает и медленно идет

вдоль стоянки. Я шагаю с ним рядом.

– Какое-то загадочное исчезновение, – говорю. – По-

лучилось в точности, как с Соколовым и Овсянкиным.

Опять полная неизвестность.

– О них-то уже все известно, – спокойно возражает

Виктор Петрович.

Я невольно подаюсь вперед, чтобы взглянуть в лицо

командира. Оно суровое, непроницаемое.

– Что с ними, товарищ командир?

– Вечером расскажу всем…

Лукашевич появился на пороге столовой, когда мы

все, кто там находился, с затаенным дыханием слуша-

ли рассказ Виктора Петровича о Соколове и Овсянки-

не. Летчик сразу понял, о ком идет речь, и тоже замер у

двери. Он видел, как метнулись к нему короткие, пол-

ные радости взгляды, как на минуту умолк командир,

посмотрев на него своими большими грустными глаза-

ми, будто сказал свое самое ласковое слово – «хоро-

шо».

От радости у Лукашевича даже слезы навернулись

на глаза. Это была счастливая минута в его жизни. Он

снова возвратился в свой родной полк, в дружную кры-

латую семью.

– Летая на запад, мы все верили, очень верили Дне-

стру, – говорил Виктор Петрович. – Подбитые стара-

лись перетянуть через реку, оставшиеся без самолета

тоже спешили к ее берегам. И Днестр никого из нас не

подвел. Помог бы он Соколову и Овсянкину, если бы

они от Бельцев полетели прямо на восток. Кто-то из

них, видимо Соколов, был подбит. Овсянкин не оста-

вил своего командира, и они вместе полетели на севе-

ро-восток, в направлении Ямполя. Если посмотреть на

карту, то сразу видишь, что Ямполь от Бельцев в два

раза ближе, чем Григориополь. Поэтому они и избрали

этот самый короткий маршрут.

Недалеко от Ямполя летчики сели, считая, что здесь

еще находятся наши. А там уже были немцы. Они окру-

жили Соколова и Овсянкина, хотели взять их живыми.

Наши товарищи отбивались до последнего патрона.

Поняв, что вырваться не удастся, они решили, что луч-

ше остаться мертвыми на родной земле, чем мучить-

ся в фашистском плену. Вы спросите, как мы узнали

о мужестве наших боевых друзей? Об этом рассказал

на допросе немецкий летчик, взятый недавно в плен.

«Я каюсь, – говорил он, – что не поступил так, как ваши

летчики под Ямполем. У нас тоже есть понятие воин-

ского долга!» Он и сообщил подробности этого собы-

тия на левом берегу Днестра. Дорогие друзья, – ска-

зал в заключение командир полка, – пусть навсегда со-

хранится в нашей памяти образ бесстрашных летчи-

ков нашего полка, славных сыновей советского народа

Анатолия Соколова и Алексея Овсянкина!

Мы встали со своих мест и почтили память боевых

друзей минутой молчания. Были слышны лишь всхли-

пывания официантки да пронзительный свисток паро-

воза, долетевший со станции.