прицел, я бы уже сегодня пристрелял пулемет.
Замасленные, в ссадинах руки механика были все
время в движении. Он торопился сделать как можно
больше, пока эскадрилья не вернулась с задания.
– Раз так, давай помогу, – предложил я. – Когда-то
умел рассчитывать. Может быть, все позабыл.
– У вас практика ежедневная, как тут забыть! Я на-
чертил кольцо прицела, рассчитал его радиус и оста-
вил бумажку на ведре. Но налетевший ветер подхватил
ее и унес в бурьян. Мне не захотелось возвращаться,
да и механик вроде без интереса отнесся к моему на-
броску. В затее оружейника я, откровенно говоря, усо-
мнился, но решил: пусть возится. Когда налетят вра-
жеские самолеты, он хоть трассами попугает их.
А группа все еще не возвращалась с задания. Мину-
ты ожидания тянулись нестерпимо долго. Оказывает-
ся, на земле время идет медленнее, чем в полете.
Идут! Затаив дыхание считаю и пересчитываю само-
леты… Одного не хватает. Кто-то из техников опреде-
ляет по номерам – нет машины Довбни, летчика мое-
го звена. Прихрамывая, тороплюсь к первому зарулив-
шему на стоянку самолету. Узнаю: Довбню подбили зе-
нитки возле Унген. Все видели, как он спускался с па-
рашютом.
Память воскрешает холмы и поля Молдавии, до-
роги, забитые немецкими войсками. Да, трудно будет
Довбне пробираться к нашим, очень трудно! Линия