Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

ко ведущего первой тройки. Он несется мне навстречу.

Что-то лютое пробуждается во мне при виде вражеских

самолетов с желтыми коками.

Изменяю угол атаки винта, даю полный газ, и мой

МИГ устремляется вперед. Резкое нарастание скоро-

сти придает мне непоколебимую решимость. «Только

бы Семенов не отстал!»

От стремительного сближения «мессершмитты»

разрастаются на глазах. Открываем огонь почти одно-

временно. Огненные трассы – моя чистая, сверкаю-

щая, их красноватые, с дымком – перехлестываются

над нами и исчезают в воздухе. В эти секунды стало

понятно, что лобовая атака лишь завязка боя и никто

из нас добровольно из него не выйдет.

Используя излюбленный прием, круто, почти верти-

кально веду самолет вверх. Надо набрать высоту. А

мозг буравит одна и та же мысль: «Пять. Три здесь.

Два выше. Семенов, где Семенов?» Лежу на спине, об-

зор ограниченный. Не видно не только Семенова, но и

противника… Скорость падает. Переваливаю самолет

на правое крыло. Об этом я подумал, как только по-

шел на горку. Я был уверен, что «мессершмитты» по-

сле лобовой атаки будут уходить левым боевым раз-

воротом. Только левым. Ведь и у наших летчиков он

вошел в привычку и отработан лучше. Выравниваю са-

молет по горизонту и вижу: немцы подо мной, за веду-

щим впритирку идут ведомые, а главное – все они ни-

же меня. Крутая горка, от которой потемнело в глазах,

и неожиданный для противника разворот вправо дали

мне преимущество.

Фашисты поняли это, и все трое ждут моей ата-

ки. Прицеливаюсь в заднего. Вот он уже на выгодной

дистанции, осталось только взять упреждение. В это

мгновение мимо фюзеляжа моего самолета проносит-

ся огненная трасса. Оглядываюсь и вижу: два «мессер-

шмитта», находившиеся выше, теперь нависли сзади,

как готовый для удара меч. Снова бросаю машину на

восходящую вертикаль. Только этим маневром я мо-

гу уйти из-под огня и сохранить преимущество. Опять

огромная сила прижимает меня к сиденью, опять тем-

неет в глазах. Но видно, не зря я почти каждый летный

день тренировался переносить перегрузки, хотя Жиз-

невский всякий раз ругал меня за такие «крючки». Я

руководствовался советом старых летчиков, уже побы-

вавших в боях: «Чем чаще будешь испытывать пере-

грузки в учебных полетах, тем лучше подготовишь се-

бя для настоящих воздушных поединков».

Гляжу на приборную доску – скорость еще прилич-

ная. Когда машина доходит почти до той грани, что мо-

жет свалиться в штопор, резким движением перекла-

дываю ее на крыло. Хочется крикнуть: «Вот теперь да-

вай сразимся! Вы побоялись перегрузок и после атаки

пошли в набор высоты под углом. Вот почему теперь

вы оказались подо мною, воронье проклятое! Хозяин

неба сейчас я!»

Начинаю вводить самолет в атаку и вижу Семенова.

Не повторив моих фигур пилотажа ни в первый, ни во

второй раз, он оторвался и остался далеко внизу. Но

почему его машина летит вверх «животом»? Почему

позади нее остаются струйки сизого дыма? Странно!

Вдруг вижу, что следом за Семеновым мчится «мес-

сершмитт». Все ясно: подбил и атакует снова.

Всякое чувство опасности сразу исчезает. Главное

– выручить товарища… Не раздумывая, бросаю свой

МИГ – метеор весом в три с половиной тонны – на

«мессера», преследующего Семенова. Пара немцев,

только проскочившая мимо, наверное, расценила мое

пикирование как бегство. Ну и пусть! Я за ними уже не

слежу. На выходе из пике мой самолет делает глубо-

кую просадку, и я оказываюсь ниже «мессершмитта»,

находящегося в хвосте у Семенова. Успеваю атаковать

его снизу. Первая очередь, вторая… «Мессершмитт»

взмывает, но тут же вспыхивает и, перевернувшись, от-

весно сваливается под меня.

Горящий, как факел, вражеский самолет! Не могу

оторвать от него взгляда. Даже немного наклоняю нос

машины вниз, чтобы лучше увидеть, где упадет и взо-

рвется «мессер». В этот момент я совершенно забы-

ваю об опасности.

Короткий, сухой треск обрывает ход моих мыслей.

Какая-то сила поворачивает машину вокруг оси, и я

зависаю вниз головой. Выровняв самолет, вижу, что

один «мессершмитт» стремительно проскочил вперед,

а второй заходит для атаки сзади. Вот где она, оста-

вленная мной пара! Прозевал, подловили!

А моя машина повреждена серьезно. В правом кры-

ле зияет большая дыра. Она так уменьшает подъем-

ную силу, что самолет все время норовит перевернуть-

ся. Другой снаряд попал в центроплан.

Где же Семенов? Как мне нужна теперь его поддерж-

ка! Конечно, я не считаю себя обреченным. Самолет

хотя и подбит, но на нем можно еще драться. У меня

есть и горючее и боеприпасы. К тому же внизу – своя

территория. В случае чего…

С трудом разворачиваю ослабевшую машину. Уте-

шаю себя надеждой, что нижняя пара «мессеров», от-

резвев после гибели ведущего, ушла. Тогда мне при-

дется драться только с двумя.

Уклоняясь от ударов, стараюсь атаковать и сам. Но

самолет подчиняется мне плохо: чуть наберу поболь-

ше скорость – он стремится перевернуться на спину.

Да, надо выходить из боя. Глубокое пикирование до

высоты бреющего полета, проседание, произвольный

крен, такой, что чуть не задел крылом землю, и вот

я уже лечу над самыми верхушками деревьев. Увижу,

где дымок, – доворачиваю туда: не догорает ли там са-

молет Семенова?

При подходе к аэродрому обнаруживаю, что повре-

ждена гидросистема. Выпускаю шасси аварийно. По-

качав крыльями, чтобы шасси лучше встали на места,

иду на посадку.

Пока все идет нормально, даже сверх ожиданий.

Если после таких передряг самолет уверенно пробе-

жал по полосе и послушно остановился, значит финиш

отличный.

Отрулив машину на стоянку, выключаю мотор и не-

которое время сижу неподвижно. Настолько устал, что

нет сил выбраться из кабины. Перед глазами встают

картины только что проведенного боя. Снова, как ная-

ву, вижу круги винтов, желтые коки, горящий «мессерш-

митт», дымящийся самолет Семенова. Тяжело созна-

вать, что не успел защитить его. А то, что разведка не

удалась, меня не тревожит. Не по моей же прихоти за-

вязался бой. Важно только, чтобы Семенов возвратил-

ся…

Поднимаю голову и глазам своим не верю: ко мне

бежит Семенов. Я, как при аварийной выброске, бью

по замку парашюта, чтобы спали плечевые ремни, и

выскакиваю из кабины.

– Как ты здесь очутился? – удивленно спрашивает

Семенов. – Он стоит рядом, готовый принять меня на

руки. – Тебя же подожгли! Я сам видел, как падал твой

горящий самолет.

– Не вышло у них, – отвечаю. – Только дырок в само-

лете наделали. А мне показалось, что тебя подожгли.

– Что ты? В моей машине нет ни одной пробоины!

– А почему же самолет дымил? Винт не облегчил,

что ли?

– Ну да.

– Вон оно что. Только меня с толку сбил. А почему

домой ушел?

– Мотор барахлил, сам же видел. А потом, заметив,

что твой самолет падает, решил, что ты сбит. Одному

там неразумно было оставаться… Я уже доложил ко-

мандиру, что упал в районе Унгеи.

– Все ясно. Пошли докладывать, ведь задание-то не

выполнено.

– А сбитый «мессершмитт»?

– За это не будем прятаться.

Я шел и думал: неужели Семенов струсил? Неуже-

ли он решился оставить друга, который, защищая его,

чуть не поплатился жизнью?

Забегая наперед, скажу, что эта мысль и потом дол-

го мучила меня. Только трагическая гибель Семенова

помогла мне отбросить всякие подозрения и сохранить

добрую память о бойце первых легионов, из которых

мало кто дожил до наших дней.

Выслушав мой доклад, командир полка долго мол-

чал, потирая пальцами лоб; оживившись, весело ска-

зал:

– Ну вот и хорошо! Значит, убедился, что желтоло-

бых можно колошматить! Но на разведку все-таки надо

сходить. Бери другой самолет и отправляйся с Семе-

новым. Да не бросайте друг друга, за руки держитесь.

Да, да, за руки, как школьники, когда переходят улицу.

…Переправа, еще переправа… Сколько навели их

немцы за одну только ночь! Сколько вражеских войск

уже перебралось через реку и растеклось по нашей зе-

мле! Тяжело было наблюдать эту картину с бреющего

полета, а еще тяжелее – докладывать обо всем уви-

денном командиру полка.

Горькая участь выпала в первые дни войны на до-

лю румынского города Яссы. Гитлеровцы сосредото-

чили здесь огромное количество войск, предназначен-

ных для наступления на; Кишинев и Одессу. Наше ко-

мандование своевременно разгадало их замыслы и

нацелило на этот город крупные силы авиации. Мне

самому не раз доводилось бомбить и штурмовать его

улицы, забитые войсками и техникой противника.

Вот и сегодня летим на Яссы. О том, что мы должны

сопровождать СБ, нам сообщили с запозданием, и те-

перь приходится догонять свои бомбардировщики.

В заданный район мы пришли, когда СБ уже начали

обрабатывать цели. Большой, еще недавно отливав-

ший белизной город походил на огромную дымящую

печь. Насыщенный немецкими зенитными батареями,

он сам накликал на себя удары с воздуха.

Кружим над бомбардировщиками, маневрируя ме-

жду разрывами зенитных снарядов. Вражеских истре-

бителей пока не видно. Возможно, они где-то за обла-

ками подстерегают нас. Вдруг вижу, как один СБ вспы-

хивает и, перевернувшись, факелом летит к земле. Ко-

нечно же, его сбила зенитка.

Терпение лопнуло. Довольно «утюжить» воздух в

ожидании «мессершмиттов». Покачав крыльями, увле-

каю за собой Дьяченко и Довбню. Снижаемся до ше-

стисот метров и отходим чуть в сторону, туда, где реже

облака дыма. По вспышкам выстрелов находим вра-

жескую зенитную батарею и пикируем на нее. Расче-

ты не выдерживают нашего пулеметного огня, бросают

орудия, бегут в укрытия.

Делаем второй заход, третий… До боли в пальцах

жму на гашетки. Хочется машиной ломать стволы зе-

ниток.

Заметив, что зенитный огонь утих, наши бомбарди-

ровщики делают заход для очередной атаки. Немец-

кие истребители, видимо следившие за нами, момен-

тально спускаются со своих высотных «площадок» и

устремляются к СБ. Рассчитывают на то, что мы их не

увидим, но первый же «мессер», выскочивший из-за

дымовой завесы, буквально напарывается на пулемет-

ную очередь, выпущенную Дьяченко. Огненная трас-

са прошивает ему «живот», и он, объятый пламенем,

сваливается вниз. Остальные вражеские истребители

сразу же уходят в сторону. Мы набираем высоту и бе-

рем курс на аэродром, охраняя бомбардировщики.

Я радовался за Дьяченко, сбившего первый «мес-

сершмитт». В те дни такая победа была событием

в жизни каждого летчика-истребителя. И дело тут не

только в похвале командира и товарищей. Самое глав-

ное: у него укреплялась вера в силу нашего оружия,

он наглядно убеждался в том, что «мессершмитты» и

«юнкерсы» превосходно горят от наших пуль и снаря-

дов.

На аэродроме нас первыми, как всегда, встретили

техники и сразу же приступили к осмотру самолетов.

Я ходил следом за Вахненко и тоже приглядывался,

нет ли в машине пробоин. Кажется, не было ни одной.

Очень хорошо! Я хотел уже уходить, когда услышал го-

лос техника:

– А самолет-то серьезно поврежден, товарищ коман-

дир.

– Где? – удивился я.

– Осколок попал в сопло и раскрошил лопатки на-

гнетателя. Вот он, застрял.

– Шальной, наверно.

– Если шальной, то повезло и вам и самолету. Да,

вы слышали о Миронове?

– Нет. А что с ним?

Наклонившись над ящиком с инструментами, техник

молчал.

– Ну, чего умолк, говори!

– Скончался в больнице.

– Костя?

– Все из-за тех же ремней, товарищ командир.

– Не может быть!..

– Да вот товарищи только что возвратились с похо-

рон… Рассказывают, что при посадке самолет попал в

канаву и скапотировал. А плечевых ремней у Мироно-

ва не было, отрезал тогда, в Бельцах… Ну и выброси-

ло его. Переломало позвоночник.

Миронов Костя!.. В полку он был для меня самым

близким человеком. Два года совместной службы… Я

шел на КП, мысленно прощаясь с другом…

Помню, когда я прибыл в полк и представился, на-

чальник штаба посоветовал мне жить в том же доме,

где квартировали два летчика-холостяка. Я разыскал

этот «холостяцкий приют». Хозяйка встретила меня

любезно, она не возражала принять еще одного жиль-

ца. Но, многозначительно кивнув на закрытую дверь,

сказала по-украински:

– Поговорите с ними. Как они скажут, так и будет.

Я постучал в дверь. Доносившиеся из комнаты голоса

смолкли. Постучал еще раз.

– Войдите! – услышал я наконец.

Вхожу и вижу: за столом, в центре комнаты, сидят

несколько человек. Двое одеты по-домашнему – без

гимнастерок, остальные в форме. И все с насторожен-

ностью смотрят на меня. На столе закуска и стаканы.

Я представился и объяснил, кто посоветовал мне