Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

сразу вспомнил, как нас учили поступать в таких случа-

ях: в плен не сдаваться, обязательно поджечь самолет.

Лыжники в белых халатах были уже рядом, и я успел

только выхватить пистолет. Приложил его к виску и на-

жал на спусковой крючок, но выстрела не последова-

ло. Правда, и щелчок мне показался взрывом. Переза-

рядив пистолет, я еще раз поднес его к виску. Затвор

снова щелкнул вхолостую. И так все патроны обоймы

оказались у меня под ногами, а я стоял живой. Потеряв

власть над собой, убив себя морально, я упал лицом

в снег и зарыдал.

Чьи-то руки меня подняли на ноги. Лыжники оказа-

лись нашими. Ведь я приземлился на своей земле. Чу-

довищная история, не правда ли? Из нее не один вы-

вод можно сделать…

В тот вечер я долго не мог уснуть, переворачивая

отсыревшую от дождя подушку. Из головы не выходил

рассказ седого лейтенанта.

…В субботу нам тоже летать не разрешили.

– В понедельник небо станет совсем ясным, тогда и

выпустим вас, – сказал начальник штаба.

– Взвоем от безделья, товарищ майор, – взмолился

Дьяченко. – Хотя бы в Григориополь подбросили, чтоб

отдохнуть от палатки.

– Ну, чтобы не взвыли, берите машину и катите. Че-

рез полчаса мы были в Григориополе. В тесной, за-

битой людьми столовой нашлось местечко и для нас.

Дьяченко преобразился, повеселел. Высокий розово-

щекий блондин-степняк любил дружеский стол с чар-

кой. Раздобыв вино и закуску, он выложил все на стол

и, улыбнувшись, сказал:

– И в небе и в жизни просветы все-таки наступают. В

городок мы возвратились поздно, но долго еще пере-

говаривались вполголоса. В небе над нами сияли звез-

ды. Мы различали их даже сквозь полотно палатки. Во-

круг стояла успокаивающая тишина… Засыпая, мы не

знали, что часы мира уже были кем-то сочтены до се-

кунды.

Нас разбудили резкие удары в рельс. Первая мысль

была об учебной тревоге. Ни дома, ни в гостях поспать

не дают. Рядом с палаткой послышались топот ног и

возбужденные голоса.

Дьяченко, жалуясь на неспокойную жизнь военно-

го летчика, долго не мог разыскать свои носки. Мы с

Довбней подождали его, чтобы к штабу прийти вместе.

Аэродром ожил. Заревел один мотор, другой, пере-

крывая непрекращающийся звон рельса.

«Значит, серьезная тревога, – подумал я, – если они

уже рассредоточивают самолеты. Ну что ж, для трени-

ровки это неплохо. А места у них хватит: аэродром под-

ходит вплотную к кукурузному полю».

У штабного «ящика» толпились летчики в полном бо-

евом снаряжении. Лица у всех были суровые, словно

железные. Ну, конечно же, тревога испортила им вы-

ходной день. И все-таки замечалось что-то необычное

в жестких взглядах.

Протиснувшись к двери, я хотел доложить о прибы-

тии звена и тут услышал недовольный голос Дьяченко:

– Чего не даете спать командированным?

– Спать? – прозвучал резкий, как выстрел, вопрос на

вопрос. – Война!

«Война?» Это уже мысленно спрашивал каждый са-

мого себя. Один, не поверив тому, кто произнес это

слово, другой – подумав, что ослышался, третий – как-

то машинально… Но правдивый смысл этого страшно-

го слова теперь подтверждало все: и зарево пожара

на горизонте в направлении Тирасполя и нервное пе-

редвижение самолетов на аэродроме.

Война! Все обычные заботы и вчерашние мирные

планы вдруг отодвинулись куда-то невероятно далеко.

Перед нами встало что-то неясное и зловещее.

Как поступить теперь нам, троим командирован-

ным? Почему мы стоим здесь, когда позарез нужны

там, в Бельцах, где наша эскадрилья уже сражается,

защищая границу, аэродром, город?

– Разрешите нам отправиться в свой полк? – обра-

тился я к начальнику штаба.

– Летите.

– Дайте техников подготовить машины.

– «Дайте»! Все заняты! Вы понимаете – война!

На северо-западе от аэродрома послышался нара-

стающий гул моторов, а вскоре на светлом фоне неба

обозначились силуэты самолетов. Бомбардировщики

шли в сопровождении истребителей. Чьи? Наши или

нет?

Навстречу неизвестным вылетели несколько И-16.

Бомбардировщики начали разворачиваться. Теперь

уже отчетливо различались их ромбовидные крылья.

Враг. Да, это война…

Мы побежали к своим машинам, не спуская глаз с

группы вражеских самолетов. В воздухе слышалась пу-

леметная стрельба. Она воспринималась теперь со-

всем иначе, чем раньше. Шел настоящий воздушный

бой.

Если бы на наших МИГах было подготовлено воору-

жение, я немедленно бросился бы на помощь друзьям,

сразился бы с фашистами. Неужели опять, как в трид-

цать девятом, меня не отправят на фронт? Другие лет-

чики уже воюют, а я… Снова пройдет все мимо…

Как бывший авиатехник, я сам занялся осмотром са-

молетов. Дьяченко и Довбня притащили для запуска

моторов баллоны со сжатым воздухом.

Взлетели, и сразу стало как-то не по себе. Ведь на

МИГах ни единого патрона. Надо прижиматься к лесам

и нивам, пока долетим до своей части.

Добрались до Маяков и удивились: на аэродроме ти-

хо, спокойно. Все самолеты рассредоточены в кукуру-

зе и замаскированы. Летное поле свободно. Совершив

посадку, первым заруливаю машину в кукурузу. Дья-

ченко и Довбня ставят свои МИГи рядом с моим.

– Забыли, что война? – прикрикнул я на них. – Зачем

выстраиваетесь, как на параде!

Они снова запустили моторы и отрулили подальше.

Оставив летчиков возле машин, я побежал в штаб и,

встретив там Матвеева, доложил:

– Выполнение задания прекратил и возвратился

звеном в полк. Разрешите отправиться в свою эскадри-

лью в Бельцы.

– Подожди! Ты мне нужен.

Смотрю, где же наш командир. Не видно. Жду.

Расспрашиваю товарищей – обстановка проясняется.

Вчера командир дивизии приказал Иванову и комэс-

ку Атрашкевичу немедленно отправиться в Пырли-

цу и разобраться, почему Фигичев нарушил границу,

преследуя немецкого разведчика. Иванов вылетел на

УТИ-4. Атрашкевич выехал на автомашине. Вечером

от Иванова пришло сообщение: сел где-то в поле на

вынужденную – не хватило горючего. Атрашкевич пе-

редал, что его машина застряла в какой-то балке. Ко-

мандира звена Кузьму Селиверстова штаб дивизии

вызвал в Кишинев для проработки за какую-то провин-

ность.

Вот так ситуация! Командиров на аэродроме нет, не-

которых летчиков тоже…

– Бельцы? Бельцы? – слышится голос майора Ма-

твеева. Он повторяет все, что ему передают.

Я с группой летчиков стою у дверей и стараюсь не

пропустить ни одного слова. Из Бельцев сообщают, что

рано утром немецкие бомбардировщики под прикры-

тием «мессершмиттов» налетели на аэродром и по-

дожгли бензохранилище. Наши истребители провели

воздушный бой. Погиб Семен Овчинников.

Тем, кто стоит дальше, передаем: «Погиб Овчинни-

ков». Я бывал у него дома, в Бельцах, не раз видел

его малышку, жену… К тревоге и злости к врагу, пере-

полнившим душу, примешивается новое чувство – го-

речь утраты близкого человека, товарища. Сразу хо-

чется узнать, как он погиб, при каких обстоятельствах.

Кажется, вражеская пуля, оборвавшая одну жизнь, ле-

тит дальше – ищет другого. Надо защищаться от нее,

надо перехитрить врага и поразить его.

– Разрешите моему звену отправиться на помощь

товарищам, – снова обращаюсь к Матвееву.

– Я сказал – подождите! – отвечает он недовольным

тоном. – Туда только что улетела вторая эскадрилья.

А что она там сделает без горючего?

Вид у начальника штаба явно растерянный. Спешу

к своим ведомым. Оставляя их, я просил зарядить и

пристрелять пулеметы на всех самолетах. Увидев ме-

ня, Дьяченко бросается навстречу:

– Летим?

Довбня взволнованно смотрит на меня:

– Что в Бельцах?

Там остались его жена и ребенок.

– Дерутся. Овчинников погиб. Пауза.

– Как?

Я слышу тот же вопрос, который недавно задавал

сам. У всех летчиков обостренное внимание к подроб-

ностям, пусть даже трагическим. Как погиб? Почему

погиб? Ведь мы надеялись только побеждать.

Наша армия, конечно, готовилась к обороне, к тому

сражению, которое будет навязано нам. Мы учились

упорно, не теряли ни одного дня, чтобы освоить но-

вую технику. Но фашисты напали на нас внезапно, они

застали нас врасплох. Если бы более остро чувство-

валась опасность нападения, мы могли бы встретить

врага как положено. Главное же – нельзя было допус-

кать такого состояния, какое оказалось в нашем пол-

ку в первое утро войны. Эскадрильи разбросаны, люди

рассеяны, самолеты не подготовлены…

Думая о нашей первой потере, мы начинаем пони-

мать, что война будет жестокой, кровавой, что, взлетев

сейчас в воздух, можно не возвратиться на аэродром,

не увидеть больше этого чудесного, ясного утра.

– Покрышкин, в штаб! – слышу голос дежурного по

части.

– Есть!

Бегу, поглядывая в небо. Мокрые от росы сапоги ста-

ли тяжелыми. Над горизонтом встает солнце. У штаба

по-прежнему толпятся люди.

– Доставай карту! – говорит Матвеев, шагнув мне

навстречу. – Видишь отдельную рощицу? – тычет он

пальцем в зеленый кружок среди чистого поля.

– Вижу.

– Бери У-2 и лети. Там сидит Иванов. Надо ответить

«есть», но я не могу произнести ни слова. Разве это

боевое задание?

Когда мы зарулили на стоянку, за мной подъехала

легковая автомашина из штаба. Дьяченко и Довбня

остались у самолетов. Я спросил, что они видели на

аэродроме, картина стала полнее.

– Ударить бы сразу по этой авиавыставке! – запаль-

чиво сказал Дьяченко, снимая шлем с потной головы.

– И ударят! Для того и летали.

Дежурим у самолетов, готовые в любую минуту взле-

теть и прикрыть наши бомбардировщики или защитить

Маяки от налета вражеской авиации. В Бельцах нем-

цы бомбардировкой уже вывели из строя летное поле

аэродрома.

Из штаба передали по телефону: готовность номер

один! По данным постов оповещения, к нашему аэ-

родрому идут три девятки вражеских бомбардировщи-

ков.

Занимаю место в кабине MИГа, готовлю все для бы-

строго запуска мотора. Посматриваю то на горизонт, то

на командный пункт. Проходит минута, две, пять, де-

сять. Я мысленно представляю налет «юнкерсов» на

наш аэродром, атакую их и сбиваю несколько бомбар-

дировщиков.

Вдруг слышу:

– Летят!

Размечтался!.. Вглядываюсь в небо: со стороны

солнца летит группа самолетов. Они различаются все

отчетливей.

Запускаю мотор и выруливаю самолет из кукурузы.

То же делают и остальные летчики. Не спускаю глаз с

КП. Почему нет ракет? А! Вот они, долгожданные! Три

красных факела взлетают ввысь.

Бомбардировщики проходят клином чуть в стороне

от аэродрома. Хоть солнце бьет прямо в глаза, я заме-

чаю, что самолеты какие-то незнакомые, даже стран-

ные: одномоторные, кабины пилота и штурмана-стрел-

ка соединены вместе.

Я быстро иду на сближение с крайним бомбардиров-

щиком и даю короткую очередь. Чувствую, что попал.

Еще бы: я так близко подошел к нему, что отбрасыва-

емая им струя воздуха перевернула меня. Разворачи-

ваю самолет вправо, вверх и оказываюсь выше бом-

бардировщиков. Смотрю на них с высоты и – о, ужас! –

вижу на крыльях красные звезды.

Наши! Обстрелял своего.

Навис над группой и не могу сообразить, как посту-

пить дальше. Атакованный мной бомбардировщик на-

чал отставать. Несколько секунд лечу над ним, слов-

но привязанный. Всеми чувствами и мыслями я там, с

экипажем, который решает сейчас, что делать.

Плотной группой подходят другие наши истребите-

ли. Вот ведущий уже начал строить маневр для ата-

ки бомбардировщиков с другого фланга. Я в отчаянии

– всех посбивают! Не раздумывая, бросаюсь напере-

рез атакующему истребителю, качаю крыльями. Чуть

не столкнувшись со мной, он отваливает. Но в атаку

идут другие. Приходится мотаться от одного к друго-

му и давать предупредительные очереди из пулеме-

тов. И все-таки некоторые успевают стрельнуть. К сча-

стью, они бьют мимо.

Подбитый мной бомбардировщик сел в поле на «жи-

вот», а остальные благополучно дошли до григорио-

польского аэродрома. Там к ним присоединились еще

две большие группы бомбовозов, и они в сопровожде-

нии истребителей взяли курс на запад.

Попугав друзей, мои однополчане пошли домой. У

меня духу не хватило сразу возвратиться на аэродром.

Что скажет Виктор Петрович? Как расценят мою ошиб-

ку летчики? Нужно было сначала искупить свою вину,

и я решил следовать за бомбардировщиками.

Потом подумал: а почему бы мне не прийти в район

цели раньше их и не блокировать аэродром? Конечно

же, они летят на Роман. Если я хотя на несколько ми-

нут задержу взлет вражеских истребителей, то наши