Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

ный газетами, бутылки, стаканы, закуску. Я вспомнил,

что мы собирались пригласить на ужин начальника

штаба. В который уже раз за время войны весть о ги-

бели товарищей приходит к нам именно в такие мину-

ты, когда мы как-то по-особенному чувствуем счастье

жизни. И тогда смерть друзей угнетает нестерпимо.

Мы наскоро перекусили и легли спать. Погасив свет,

я долго не мог избавиться от страшного видения: на ко-

стре сгорают люди. Пламя охватывает тела… Кто они,

эти подонки, возобновившие приемы инквизиции в на-

ше время?

Только уснул, а может, это лишь показалось, – слы-

шу настойчивый стук в окно.

– Кто там?

– Из штаба. Офицер связи.

– Что случилось?

– Вам телеграмма, товарищ полковник. Я поднял

одеяло, закрывавшее окно.

– Из Москвы, товарищ полковник! Одеваюсь в тем-

ноте, забыв о лампе. Адъютант вошел, зажег свет.

– Телеграмма из Москвы, – повторяет он.

– Слышу, – отвечаю ему, но мне приятно еще раз

услышать: «Из Москвы». Значит, что-то очень важное.

Офицер связи встал на пороге, выпрямился, держит

в руке бумажку. По его сияющему лицу, светящейся во

взгляде радости, по тому, как он замер, я догадываюсь.

– Позвольте вас поздравить, товарищ полковник. Вы

трижды Герой Советского Союза!

С кровати вскакивает Горегляд, в комнату вбегают

шофер, часовой. Звонит телефон.

– Направляемся к вам, – говорит Абрамович.

Люди заполняют комнату.

Звонит телефон, звучат откуда-то издалека теплые,

возбужденные слова.

Незаметно пришло утро. Во двор повалили летчики,

мои боевые друзья. Объятия, пожатия рук. С нами сей-

час все воспоминания о боях над Молдавией, Украи-

ной, Кубанью, над Крымом, над морем. Сколько изме-

рено небесных дорог, сколько выпущено трасс по вра-

гу! Если дружба завоевана в небе войны, она проста и

немногословна. Она вся выражена во взгляде, в пожа-

тии крепкой, надежной руки.

Речкалов, Труд, Клубов, Трофимов, Федоров, Сухов,

Бондаренко, Березкин, Вахненко… Их много.

Это их отвага, их верность товариществу и долгу

укрепляли мою отвагу и силу. Они, сподвижники-летчи-

ки, рядом со мной, и я испытываю огромную радость.

Я подумал о том, какое счастье испытали бы мы

все, если бы сейчас среди нас были Фадеев, Соколов,

Атрашкевич, Никитин, Олефиренко!

Сознавая величие этой награды, я чувствовал себя

в долгу перед Родиной.

А еще в это утро мне захотелось увидеть Новоси-

бирск, ступить на родную сибирскую землю!

Но день звал к будничным фронтовым делам.

Вскоре Горегляд распростился с нашим домом в

Мокшишуве. Его выдвинули на должность командира

дивизии. На его место пришел Пал Палыч – ветеран

войны Крюков. А полк принял Бобров. Такие переме-

щения, когда хорошие, уважаемые всеми люди идут в

гору, всегда радуют.

Наземные войска медленно, но упорно расширяли

сандо-мирский плацдарм. Этот «мешок» наполнялся

могучей силой, способной внезапно загрохотать, раз-

растись, грянуть новыми наступлениями.

Но желание побывать в родной Сибири скоро осу-

ществилось…

21. Земля сибирская

Надвигалась осень… А у меня началась своеобраз-

ная «страда»: чествования, приемы корреспондентов

газет и кинохроники, ответы на письма и телеграммы,

статьи для прессы. Все это было, конечно, приятно, но

хлопотно. День я проводил на переднем крае и в пол-

ках, а вечер посвящал посетителям и переписке. Ста-

рался выкроить хотя бы часок для самообразования. В

последнее время меня стало сильно тревожить то, что

мало читаю, и я обязал себя ежедневно уделять вни-

мание учебе и чтению художественной литературы.

…На фронте наступило затишье. Не добившись

успеха, противник примирился с тем положением, ко-

торое ему продиктовала наша сила.

Вылетать приходилось все реже. Чем меньше ста-

новилось боевой работы, тем больше надо было за-

ботиться об организации учебы летчиков. Затишье не-

вольно расслабляло людей.

Однажды, прилетев на аэродром, я увидел почти на

всех самолетах причудливые красочные рисунки. На

одном был намалеван пиковый туз, на другом – чертик,

играющий на гитаре… Заметив, что я заинтересовал-

ся этими изображениями, молодые летчики подошли

ко мне с гордым видом, надеясь на мою похвалу.

– Что за символы? – спросил я.

– Отличительные знаки. Сами нарисовали, товарищ

гвардии полковник. Выразительнее, чем цифры, – ото-

звался Графин, плотный, широкоплечий лейтенант.

– А как у вас, товарищ лейтенант, насчет выпивок?

Не увлекаетесь? Малевали-то не иначе как после ка-

кого-нибудь сабантуя?

Графин растерянно заморгал рыжими ресницами.

– Угадали, товарищ комдив, – подсказал кто-то из

летчиков.

– Отмечали назначение Графина комэском, ну и ре-

шили пооригинальничать.

Я хотел было приказать смыть всех тузов, чертиков,

голубей и прочие картинки, разъяснить, что яркие пят-

на на самолете очень удобны для прицеливания, но по-

том решил: пусть немного подурачатся. Просто они в

первые дни затишья не знают, куда направить свою мо-

лодую энергию. А вот загрузим их учебой, тогда им бу-

дет не до озорства. И мы в тот же день вместе с ко-

мандиром полка разработали конкретный план трени-

ровочных занятий.

На каждом аэродроме были оборудованы землян-

ки-классы для занятий по аэродинамике, для изучения

отечественной радиоаппаратуры и авиационной тех-

ники противника. Были также построены полигоны для

тренировки в стрельбе по наземным целям. Изредка и

я поднимался в воздух пострелять по мишеням.

Дивизия готовилась к новому наступлению. Все ду-

мали об одном: быстрее захватить Берлин и победо-

носно закончить войну. Жене и матери я писал о ско-

рой встрече в родном Новосибирске после победы над

врагом.

И вдруг… Это «вдруг» всегда открывает какую-то

неожиданность. Меня и моих товарищей – Речкалова

и Гулаева, награжденных второй медалью «Золотая

Звезда», Федорова и Труда, удостоенных звания Героя

Советского Союза, – вызвали в Москву для получения

высоких наград.

В столицу мы прилетели вечером, а на следующее

утро поехали в Кремль. Когда проходили по кремлев-

ской площади, меня охватило сильное волнение. Ка-

залось, что наши шаги слышит вся страна, что мы про-

ходим на виду у всего народа.

Награды вручал Николай Михайлович Шверник. Я

принял из его рук Золотую Звезду и Грамоту о присво-

ении мне звания трижды Героя Советского Союза. По-

том мне вручили орден, которым правительство награ-

дило нашу дивизию за успехи в последних боях.

– Мариупольская, Сандомирская девятая гвардей-

ская истребительная дивизия награждается орденом

Богдана Хмельницкого… – услышали мы торжествен-

ные слова.

«Сандомирская…» Это наименование летчики заво-

евали уже под моим командованием. Как же было не

гордиться такими успехами, такими замечательными

людьми!

После вручения наград нас пригласили в штаб ВВС.

С нами беседовали Главный маршал авиации А. А. Но-

виков, генералы Н. С. Шиманов и И. Л. Туркель. Когда

мы собрались уходить, Новиков сказал, что из Новоси-

бирска звонил секретарь обкома партии М. В. Кулагин

и просил отпустить меня на несколько дней в родной

город. Затаив дыхание я ожидал, какое решение при-

мет Главный маршал.

– Земляков надо уважать, – сказал он, немного по-

молчав. – Даю вам пять суток для поездки в Сибирь.

Пять – и ни часа больше. Вас ожидает фронт.

Для меня это было второй большой наградой. А Реч-

калова отпустили проведать родной Урал.

Выйдя на улицу, мы начали вести счет дорогому вре-

мени. Теперь пять суток отделяли нас от войны. Пять

суток жизни дома, в своем городе, в кругу родных и

близких – это счастье давалось не всем, потому оно

было особенно дорогим и ценным.

Пять суток… Тогда скорей на самолет!

День перед отлетом, до предела загруженный встре-

чами, кончался поздней ночью. В то время руководя-

щие работники последними в городе гасили свет в сво-

их кабинетах, и наш разговор с секретарем ЦК ВЛКСМ

Н. А. Михайловым состоялся в конце его длинного ра-

бочего дня. Москва уже спала, когда мы заговорили о

формах комсомольской работы во фронтовых услови-

ях, о воспитании молодых летчиков, о наших юноше-

ских годах.

Здесь, в кабинете секретаря, мне представили мо-

лодого журналиста, который уже был в полной готов-

ности для далекого путешествия в Новосибирск вме-

сте со мной.

– Юрий Жуков, – назвал он себя, поспешно освобо-

ждая свою руку от увесистого блокнота.

– Пусть это будет началом его знакомства с наши-

ми гвардейцами, – сказал Николай Александрович. –

Затем он поедет к вам на фронт. Молодежи надо пове-

дать о летчиках Великой Отечественной войны.

С журналистами много хлопот, но их визиты почти

всегда предвещают что-то приятное. Мы пожали друг

другу руки и условились рано утром встретиться на аэ-

родроме.

Личный самолет командующего авиацией ЛИ-2, на-

верное, никогда еще не нес на своих крыльях столь-

ко Золотых Звезд Героев и стольких журналистов, фо-

торепортеров и кинооператоров. Для меня этот полет

был краткосрочным визитом домой, отдыхом в кругу

своей семьи, для Речкалова – тоже, а для сопровожда-

ющих нас – работа.

Мы летели навстречу солнцу. Мне казалось, что оно

быстрей, чем всегда, поднимается над горизонтом, за-

ливая светом землю, тронутую то там, то здесь желты-

ми мазками осени.

Я летел не только навстречу солнцу, но и навстречу

своей юности, своему детству. Сидя в мягком кресле,

я посматривал вниз и думал о родном доме, о Новоси-

бирске.

Вспоминал, вспоминал…

…Все дни, пока неожиданно прилетевший самолет

находился на плацу, за городом, мы, мальчишки, с рас-

света до темна просиживали невдалеке.

Возвратясь однажды с очередного «дежурства», я

заявил дома:

– Хочу ехать учиться на летчика!

Дело было за ужином.

Вокруг стола сидела наша большая семья. Отец

только пришел с работы, уставший и, как иногда слу-

чалось, под хмельком. Здесь, за столом, его особенно

раздражали недостатки в семье. Услышав о моем на-

мерении, он вскипел:

– Вот оно что! Так ты, летчик, поэтому и пропускаешь

школу?

Братишки и сестренка засмеялись, услышав мое но-

вое прозвище. А мне было не до смеха – отец снимал

ремень:

– Я тебе покажу летчика!

Первое наказание за мечту повисло надо мной. При-

шлось искать спасения за спиной бабушки.

– Не трожь, Иван! – Бабушка выпрямилась перед от-

цом.

Ремень полетел в угол, но ужин окончился семейной

ссорой.

Интересно, что бабушка совсем по-иному отнеслась

к моей мечте. Она любила нас, ребят, но больше все-

го – меня. Видимо, потому, что, как все утверждали, я

был похож на своего деда. Очень часто, когда я подво-

рачивался ей под руку, она, бывало, прижмет к себе,

задумается и погладит по голове, приговаривая: «Ох,

горемычный ты мой…» В такие минуты глаза ее стано-

вились печальными и влажными. Видимо, своим сход-

ством с дедом я напоминал ей о трудной жизни, выпав-

шей на их долю – долю переселенцев в Сибирь. «Ка-

кая-то судьба тебя ожидает? – стоял в ее глазах немой

вопрос. – Не такая ли несчастная и злополучная, как у

твоего деда?»

Деда я не помнил. Но бабушка очень много расска-

зывала о нем. Из ее воспоминаний я знаю всю исто-

рию его жизни, мытарств в поисках счастья в неведо-

мых краях суровой Сибири.

В неурожайный год – такие бедствия часто охваты-

вали районы Центральной России – дед с бабушкой и

малышом сыном, моим будущим отцом, с толпами го-

лодающих направились из родной Вятской губернии в

Сибирь. После долгих скитаний по грязным и пыльным

дорогам добрались они до реки Оби и остановились

здесь на жительство в небольшом поселке с таким же