Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

домой.

Кинооператоры задерживают камеры на нас с Ма-

рией, а нам тяжело, очень тяжело расставаться. Шесть

дней промчались, как один день. Мы не успели даже

обо всем переговорить.

До свидания, родная сторона! До встречи, близкие

мои!

На фронт!

По пути подобрали в Свердловске Речкалова. В Мо-

скве получили ЛА-7 и вскоре вылетели на фронт.

Мокшишув я узнал издалека. Когда мы приземли-

лись, сбежался весь полк. Красивые, мощные истре-

бители вызывали гордость – они были намного лучше

«аэрокобр».

Хозяин дома, увидев меня, поднялся с завалинки.

Мне показалось, что он хочет что-то сказать, я даже

приостановился перед ним. Но он, заметив три звезды,

только выпрямился и вдруг, торчком поставив руку, по-

польски отдал честь. Меня тронула его искренность.

В комнате на столе лежала целая кипа газет. Рас-

сматривая их, наткнулся на снимок, под которым стоя-

ла подпись:

«Подарок будущему ребенку трижды Героя».

Сибирячки преподносили Марии распашонки. Снова

все ожило в памяти. Дни, проведенные дома, отозва-

лись добрым эхом здесь, на польской земле:

«Ребенку…» Теперь очень часто буду об этом ду-

мать.

Сегодня канонада переднего края слышится в моей

хате раскатами позднего грома.

22. Затишье перед бурей

Железный узел фронтов все туже стягивался вокруг

фашистской Германии. С севера наши войска подсту-

пили к Пруссии, с юга надвигались через Венгрию, Че-

хословакию. Плечом к плечу с нашей армией вставали

народные вооруженные силы Польши, Румынии, Бол-

гарии, Югославии. С нами рядом воевала армия чеш-

ского генерала Свободы.

Осень сорок четвертого года уже писала приговор

тем, кто развязал войну и натворил в мире столько бед.

На нашем фронте прочно держалось затишье. Ис-

требители изредка вылетали на прикрытие передовых

позиций. Но чем дальше на запад продвигались войска

соседних фронтов, тем больше чувствовалась необхо-

димость наступления с сандомирского плацдарма.

Весь октябрь, солнечный и теплый, на аэродромах

не утихал гул тренировочных полетов. «Аэрокобры»

теперь все чаще отдыхали, «Лавочкины» не остывали

с утра до вечера. Переучивание на новые машины ста-

ло нашей первой боевой задачей. ЛА-7 для всего пол-

ка еще не поступили, их ожидали со дня на день. Но

даже если они прибудут не скоро и нам придется про-

должать войну на «кобрах», все равно тренировки на

отечественных истребителях пойдут впрок. Предстоя-

ла решающая битва. К ней надо было готовиться.

После каждой паузы в боевых действиях перед оче-

редным наступлением я всегда испытывал такое чув-

ство, словно впервые включался в войну. Поздней осе-

нью и зимой в этих краях много дней хмурых, с тума-

нами, внезапными снегопадами. Поэтому наши летчи-

ки снова засели за освоение опыта полетов при пло-

хой погоде, воздушных боев под облаками, «свобод-

ной охоты». Молодежь слушала рассказы бывалых, со

«старичками» занятия проводил я.

Опыт нашей дивизии пригодился для всей воздуш-

ной армии – газета «Крылья победы» на своих стра-

ницах открыла обсуждение нашей «боевой школы». К

нам снова зачастили корреспонденты, писатели, кино-

операторы. Статьи наших летчиков о взаимодействии

истребителей в паре, о перехвате, атаке, разведке не

сходили со страниц газет. Пришлось и мне немало ве-

черов провести за рабочим столом.

В эти дни много было работы политотдельцам. пар-

тийным и комсомольским организациям. Поход за гра-

ницу, в чужие страны требовал укрепления воинской

дисциплины, понимания всеми бойцами почетной мис-

сии воина нашей страны.

Политотдел организовал поездку летчиков и техни-

ков для осмотра гитлеровского концлагеря в Майдане-

ке. Когда машины с людьми возвратились домой, пря-

мо на аэродроме возник митинг. Слова сами рвались

из сердца. Наши авиаторы своими глазами увидели

«новый порядок», насаждаемый фашизмом в Европе.

Пепел сожженных, трупы заживо зарытых в ямах (об

этом можно было судить по их позам), огромные скла-

ды обуви тех, кто замучен в лагере (а там замучены и

тысячи детей), звали к уничтожению страшной корич-

невой чумы.

В английской печати в это время публиковались при-

зывы сердобольных леди к всепрощению гитлеровских

палачей. Летчики, посетившие концлагерь в Майдане-

ке, отвечали английским буржуа готовностью сполна

расплатиться с фашистскими инквизиторами.

Тем, кто творил зверства, прощения быть не могло.

Однажды, возвращаясь из полка домой, я увидел

журналиста Юрия Жукова. Он прибыл к нам, чтобы

продолжать знакомство с летчиками и работу над сво-

ей книгой об авиаторах. Ему необходимо было непо-

средственное общение с летчиками, наши советы.

Мы вместе приехали на аэродром 16-го полка, я

представил корреспонденту Клубова. О нем я много

рассказывал журналисту в Москве, в самолете по пути

в Новосибирск. Именно о таких летчиках, считал я, на-

до писать книги. К концу октября на счету Клубова бы-

ло тридцать девять сбитых вражеских самолетов. Ко-

мандование уже представило его к званию дважды Ге-

роя.

Час спустя мы с Клубовым были на полигоне, распо-

ложенном вблизи аэродрома. Истребители, находив-

шиеся в воздухе, пикировали, прицеливались и стре-

ляли по мишеням – квадратам, посыпанным белым

песком. Когда в небе затихало, мы проверяли попада-

ние. Клубов радовался: летчики стреляли отлично.

Вечером в том помещении, где жили летчики, де-

монстрировался американский фильм «В старом Чи-

каго». Он привлек зрителей из госпиталя и из сосед-

них частей. Кинопередвижка немилосердно тарахтела.

Люди стояли, сидели на полу. Со стен на них хмуро

смотрели портреты польских графов. В не застеклен-

ные еще окна задувал прохладный ветер. Потом играл

духовой оркестр, который привезла сюда из соседне-

го села комсомольский работник политотдела Ирина

Дрягина – популярная среди молодежи дивизии свои-

ми неисчерпаемыми затеями.

Гудел барабан, резко брали высокие ноты трубы.

Но для танцев такая музыка была подходящей. Кружи-

лись все, кто мог поместиться в зале полуразрушенно-

го помещичьего дома. Здесь когда-то гремели мазурки,

теперь танцевали вальсы, фокстроты. Но это не удо-

влетворяло наших рьяных чечеточников.

– Давай «Сербияночку»! – потребовал Андрей Труд.

Когда этот лихой танец вовлек многих парней и деву-

шек, когда барабан уже не в силах был заглушить то-

пот ног, позвякивание медалей, горячие восклицания,

я вдруг заметил Клубова. Он стоял один, прислонясь к

стенке. Его обожженное лицо при тусклом свете было

грустным.

О чем он думал? Я никогда не видел его таким от-

решенным и подавленным. Неужели человек способен

предчувствовать несчастье?

Почему я в тот вечер не подошел к нему, не загово-

рил с ним, не развеял его мрачные мысли?

Дома я долго размышлял о нем, старался предста-

вить себе этого человека после войны, в семье.

Счастье мирной жизни Клубов уже оплатил тяжелы-

ми испытаниями. Ребята рассказывали, как трудно он

перенес ожог лица. Оно все было забинтовано. Корми-

ли его друзья – заливали ему в рот сквозь прорезан-

ный бинт жидкую пищу.

Девятнадцать лет спустя я прочел в книге Юрия Жу-

кова «Один МИГ из тысячи» о том, что говорил ему

Александр Клубов в свою предпоследнюю ночь. Его

высказывания напоминали исповедь человека перед

друзьми, перед Родиной. «Нашему народу не нужно с

нас, летчиков, иконы писать. Ты так о нас расскажи,

чтобы любой школьник прочел и подумал: „Да, трудное

это дело. Но если с душой взяться…“

Он был чистый, могучий человек… Да, я говорю на-

перед, он был… Если бы его не подвела машина… Но

он погиб. Нелепо и трагически погиб.

В самолете, на котором он тренировался, отказала

гидросистема. Я видел, как Клубов раз зашел на по-

садку и не сел. Он проскочил посадочный знак, навер-

ное, потому, что не выпустились закрылки, уменьшаю-

щие скорость.

Когда он пошел на второй круг, я уже не мог зани-

маться ничем другим и напряженно следил за ним. (Я

был тогда в штабе корпуса.) Над крышей как-то тре-

вожно прогудел «Лавочкин», набиравший высоту. Че-

рез несколько минут он опять зашел на посадку. И на

сей раз он немного перетянул, но колеса шасси уже

«схватились» за землю, помчали. Увидев это из маши-

ны, я облегченно вздохнул и подумал уже, что зря вол-

новался. Когда с самолетом в воздухе не все в поряд-

ке, тебе, на земле, кажется, что ты сам летишь в нем.

– Он скапотировал! – закричал шофер.

Я успел увидеть, как самолет медленно переворачи-

вался «на спину».

Когда мы подъехали к месту происшествия, Клубов

лежал под самолетом.

Мы извлекли его оттуда. Он еще дышал. Приехав-

ший врач спасти его не мог.

Ему покорялось огромное небо. А торфяное болот-

це, в которое закатился самолет и увяз колесами, при-

несло ему гибель,

Вся дивизия оплакивала Клубова. Он лежал в гро-

бу, установленном перед ЛИ-2. на котором мы должны

были перевезти его во Львов. Все техники, летчики со-

шлись сюда, чтобы проводить товарища в последний

полет. Над нами с грохотом проносились истребители,

стреляя в воздух длинными очередями из пушек и пу-

леметов. Казалось, они пытались растерзать пулями

и снарядами саму смерть, впервые навестившую полк

после того, как он остановился в селе у Вислы. Она от-

ступала перед Клубовым, бежала от него прочь, когда

он носился в небе, и подстерегла, когда он оказался на

земле.

Мы, его друзья, произносили речи, не стыдясь муж-

ских слез, говорили о бессмертии храбрых и честных

воинов. Трофимов, Труд, Иванков – ведомый Клубова,

защитивший его в десятках атак, – поднялись в само-

лет вместе с другими, чтобы проводить тело Героя на

родную советскую землю.

Через несколько дней после гибели Клубова, как

раз перед Октябрьскими праздниками, радио переда-

ло Указ Президиума Верховного Совета СССР о на-

граждении его второй медалью «Золотая Звезда». Он

был отмечен этим высоким званием как живой. Мы по-

том всегда представляли себе Клубова только живым,

только стоящим плечом к плечу с нами.

В моей жизни Клубов занимал так много места, я так

любил его, что никто из самых лучших друзей не мог

возместить этой утраты. Он был беззаветно предан Ро-

дине, авиации, дружбе, умный и прямой в суждениях,

горячий в споре и тонкий в опасном деле войны.

Октябрьские праздники, прошедшие в наших частях

с таким же подъемом, как и во всей стране, тоже не

раз напоминали нам о том, что среди нас нет Клубова.

В праздничные дни к нам как-то нагрянули целой гурь-

бой танкисты, стоявшие в соседнем селе. Они помни-

ли Клубова по его боям под Львовом – он не раз там

очищал небо от немецких бомбардировщиков.

– Что же вы не уберегли такого сокола? – спросили

танкисты летчиков.

– Мы-то берегли. Машина не пощадила.

– Самолет? – возмутился танкист. – Тоже мне маши-

на. Я на своем броневике одним заходом передавлю

все ваши самолеты. Разве можно допускать, чтобы они

людей гробили?

Танкисты не могли успокоиться, узнав, как погиб их

любимец.

Сразу же после праздников Красовский созвал на

большой сбор командиров авиасоединений. Я встре-

тил здесь уже знакомых военачальников.

Занятия начались с «проигрыша» условной военной

операции. За огромным столом с рельефной картой

стояли командиры корпусов и дивизий. Перед нами

ставились задачи взаимодействия с танками, артилле-

рией, пехотой. Лучше всех эти задачи решал генерал

И. С. Полбин. Он чувствовал себя здесь так же уверен-

но, как над полем боя, в самолете, легко схватывал уз-

ловые ситуации наземного наступления, быстро нахо-

дил объекты для «ударов» с воздуха.