Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

на парашюте и Лавриненков. При раскрытии парашюта

оторвало пистолет. На немецкой территории его схва-

тили солдаты, что называется, «за ноги». При нем не

было ни орденов, ни документов – только в кармашке

гимнастерки последнее письмо из дому.

– Лавриненкоф? Это фамилия нам известно, – об-

радовался производивший допрос немецкий офицер.

Капитан, конечно, отрицал, что это его фамилия. Но

у немецких разведчиков нашелся альбом фотографий

летчиков, среди которых легко можно было узнать ха-

рактерное, бровастое лицо Лавриненкова. Отпирать-

ся дальше было невозможно. На летчика навалились

с расспросами о дислокации, о боевых машинах на-

ших полков. Говорить об этом или не говорить – пол-

ностью зависело от Лавриненкова, его идейной стой-

кости, убеждений. Он молчал. Его били. Он молчал.

В простой хате донецкого села, где происходил этот

допрос, применялись методы гестаповского застенка.

Но они не сломили стойкости летчика-коммуниста.

Немцам не оставалось ничего другого, как отправить

Лавриненкова в глубокий тыл. Авось там развяжут ему

язык ужасы концлагерей и изощренные пытки. Но на

всякий случай, чтобы расположить летчика к себе сво-

им обхождением, Лавриненкова и еще одного нашего

летчика-штурмовика направили в тыл не этапным по-

рядком, не в товарняке, а в купе пассажирского ваго-

на, за компанию с немецкими офицерами, ехавшими

домой в отпуск.

И Лавриненков решил твердо: бежать, обязательно

бежать, удача или гибель – все равно. Нужен был толь-

ко момент. А его можно было выбрать лишь ночью.

Вот и наступила уже последняя ночь. Поезд под-

ходил к Одессе. Конвоиры, поставив на колени и от-

крыв свои набитые бутылками и консервами чемода-

ны, увлеклись едой. Автоматы отложены в сторону. Ла-

вриненков и штурмовик сделали вид, что крепко спят.

Штурмовик все время держался за гимнастерку Ла-

вриненкова, чтобы по первому его движению бросить-

ся вместе с ним. Дыхание сдавливалось, прерывалось

непреодолимым волнением.

Пировавшие за столиком о чем-то заспорили. Вот

они оба наклонились к чемодану, что-то пересчитывая

и укладывая.

Настала долгожданная минута. Лавриненков стук-

нул по чемодану. Все, что было в нем, полетело на кон-

воиров. Крик в купе. Советские летчики выбросились

из вагона на полном ходу поезда. Удар о землю, кувыр-

кание. Выстрелы, вспышки огня, свист пуль. Поезд от-

правился дальше.

В деревне летчики обменяли все, что было на них

и при них, на простую одежду и побрели на восток.

Не скоро они, заросшие бородами, в лохмотьях, попа-

ли в один из местных партизанских отрядов и стали

его бойцами. Через некоторое время их перевезли на

самолете через линию фронта, и они возвратились в

часть. Здесь должна была начаться проверка заподо-

зренных в таком «легком» бегстве из плена. И она бы,

эта проверка, возможно, затянулась надолго, если бы

наша армия не освободила Донбасс, в частности и то

село, где немецкие разведчики допрашивали Лаври-

ненкова. Старики, ютившиеся в каморке этой хаты, все

слышали, что происходило за стеной. Они с восхище-

нием вспоминали молодого бровастого летчика, кото-

рый «мовчав як камень». К этим свидетельствам при-

совокупились и данные партизанского отряда, который

вышел навстречу нашим частям, и имя Лавриненкова,

его подвиг в поединке с немецкими офицерами стали

известными всей стране.

Я слушал тогда этот рассказ, смотрел на молчали-

вого капитана и думал о других летчиках, наших одно-

полчанах, чья судьба затерялась где-то там, за линией

фронта. Как они ведут себя? Что делают для того, что-

бы приблизить победу над врагом? Чтобы возвратить-

ся в родную семью? Трудно ответить. Но мы на своем

пути наверняка разыщем еще не одну такую хату, по-

ляну, дорогу, немецкий концлагерь, которые засвиде-

тельствуют нам верность людей с голубыми петлица-

ми и погонами своему высокому долгу, нашей Родине.

Накануне Нового года полку приказали перебазиро-

ваться в село Черниговку на отдых и доукомплектова-

ние.

Черниговка… Я помнил ее, раскинувшуюся по бал-

кам и оврагам, которые помогли нам выбраться из

окружения.

Я сразу подумал о Марии. Вот здесь и встретимся с

ней. Чтобы не расставаться никогда.

Начались сборы. Когда была дана команда на пере-

лет и одна эскадрилья уже поднялась в воздух, мне по-

звонили из штаба дивизии: срочно явиться к команду-

ющему армией. Эта экстренность и неизвестность ме-

ня взволновали.

«Наверное, даст нагоняй за переправу», – решил

я, выбрав, как всегда, самое худшее. Несколько дней

назад немецкие бомбардировщики разрушили одну из

наших переправ. Произошло это вечером. Наш лока-

тор вовремя засек приближение группы вражеских са-

молетов. Я решил выслать на перехват два звена: одно

из Аскании-Нова, другое из Дружелюбовки. Но только

что возвратившийся из госпиталя Краев отменил мое

распоряжение.

– Время позднее, – сказал он. – При посадке могут

случиться неприятности.

Я настаивал, но не смог его убедить. И вот результат:

переправа пострадала. Теперь командующий, очевид-

но, заинтересовался этим случаем…

Генерал Хрюкин встретил меня так приветливо, что

я сразу же забыл о своих опасениях. Он повел разговор

об «охотничьих» полетах над морем.

– Летчики других полков летают пока вхолостую. В

чем дело?

– Потому что всякий раз на берег поглядывают. Надо

где-то на побережье найти площадку, чтобы иметь воз-

можность летать дальше, чем это делали мы. Очевид-

но, немцы отодвинули трассу перелетов в глубь моря.

– Это верно, – согласился генерал. – Вот что: поез-

жай в полк Морозова и помоги им наладить перехват.

– А я надеялся, товарищ генерал, что вы какой-ли-

бо нашей эскадрилье доверите это дело, Я бы базиро-

вался с ней где-нибудь на побережье и…

– Нет, нет, Покрышкин, ваш полк уходит на отдых.

– Тогда разрешите мне взять с собой своего ведо-

мого. Может быть, придется сделать несколько показа-

тельных полетов.

– А-а, ты опять за свое! – насторожился командую-

щий. – Тебе же я запретил летать над морем, и не хи-

три, пожалуйста. Направляйся в полк Морозова один,

на У-2!

Да, командующий разгадал мой не такой уж хитрый

ход: мне действительно хотелось «поохотиться» над

морем, пока полк будет отдыхать. Но я посчитал нетак-

тичным настаивать на своем. Об одном лишь решился

попросить генерала:

– Разрешите слетать в Павлоград и на время отдыха

забрать к себе жену. Она служит в БАО медсестрой.

– Жену? – удивился генерал, пристально посмотрев

на меня.

– Будущую жену, товарищ генерал.

– Хорошо, – сказал он. – Дам тебе свой самолет.

Путь-то не маленький. Еще заморозишь свою любовь!

Я был счастлив от такого доброго отношения к себе.

Полк Морозова находился где-то в районе Чаплинки.

Я всматривался в забеленную легким декабрьским

снежком ровную степь и под однообразный напев мо-

тора думал о встрече с Морозовым.

Я хорошо помнил его по Кишиневу. Это он в первый

день войны над Кишиневом сбил один немецкий само-

лет, а другой таранил и благополучно приземлился на

парашюте. Теперь, спустя почти два трудных военных

года, оживали в памяти встречи с Морозовым в Тирас-

поле, Григориополе…

В его полку народ был боевой, истребители опыт-

ные. Однако эскадрилья Аллелюхина, севшая на подо-

бранную для «охоты» площадку, действовала не осо-

бенно блестяще. Сейчас она подменялась эскадри-

льей Лавриненкова.

С Морозовым мы встретились в жарко натопленной

землянке. Южная вьюга знакомо свистела за окошком.

Мы вспомнили солнечный зеленый Кишинев, пала-

точный городок у Григориополя, наших общих друзей.

Морозов прошел с ними много дорог, называл, кто и где

служил теперь, кто и на каких рубежах битвы погиб.

– В живых осталось мало, мы ведь побывали и в бо-

ях под Сталинградом, – сказал Морозов и вдруг спро-

сил: – Не летал на «харикейнах»?

– Не летал. Бог миловал, – ответил я.

– Скажи спасибо своему «богу»! – засмеялся май-

ор. – А нас он наказал. Англичане сняли их с вооруже-

ния в войсках, которые стояли в Африке, как устарев-

шие, передали нам. Они прибыли к нам в серо-желтой

окраске, под песок пустыни. Скорости нет, оружие сла-

бое…

– У вас был такой молодой и уже совсем седой лей-

тенант, – вспомнил я одного из тех, с кем виделся в по-

следний мирный вечер.

– Да, был. Там же погиб, на Волге, – ответил Моро-

зов, так и не назвав мне ни его имени, ни фамилии.

Меня охватила грусть. Был человек, очень много пе-

реживший, умный, храбрый, поседевший в юности от

испытаний, выпавших ему. Его рассказы о себе, его

образ сохранились в моей памяти и еще долго будут

жить. «Седой лейтенант» – это звучит так необычно.

Седина в двадцать пять лет…

На второй день Морозов проводил меня в обрат-

ный путь, после того как я в беседах оставил на этом

степном аэродроме, выглаженном ветрами, все то, что

знал, что мог отдать летчикам из своего скромного

опыта «свободной охоты». То, что мы, два ветерана

Великой Отечественной войны, сошлись на третьем ее

году в степи под Херсоном и вспомнили всех своих дру-

зей, поделились своим сокровенным опытом фронто-

вой жизни, взглядами на события, на наше родное де-

ло – авиацию, имело для нас обоих большое значе-

ние. Казалось, что мы остановились вдвоем на высо-

ком горном перевале, оглянулись назад, на пройден-

ный трудный путь, и смело обратили взор к новым не-

легким дорогам.

Я возвратился в Асканию-Нова. Там на аэродроме

стоял мой единственный самолет. Через несколько ми-

нут я взлетел. Пронесясь над вольерами, в которых па-

слись по молодому снежку уцелевшие обитатели запо-

ведника, взял курс на Черниговку.

Петухи возвещают рассвет.

Детские голоса и следы по снежку заставляют вспо-

мнить детство, школу…

Вчера были вылеты, бои, под крыльями бурное мо-

ре. Сегодня вокруг тихое степное село, спокойствие

обыкновенной, трудовой жизни.

Переночевав, мы рано утром выехали на аэродром,

расположенный на западной окраине. В первый день

оборудовали комнаты для занятий. Приводили себя в

порядок, готовясь к встрече Нового года.

Я снял квартиру в центре села, во второй хате от

церквушки, навевавшей своим ветхим видом тоску. Ве-

чером у меня собрались друзья отметить праздник.

Веселья за нашим холостяцким столом, правда, бы-

ло немного. Вся обстановка скорее напоминала про-

щальный вечер. Ведь в ближайшие дни многие из нас

должны были покинуть Черниговку. Замполит Погреб-

ной уезжал в Москву на учебу. Клубов, Сухов, Жердев и

Олефиренко собирались лететь в Баку за новыми ма-

шинами, а я по своим личным делам – за Марией, под

Днепропетровск.

И все-таки это был праздник. Спокойное звездное

небо над селом, огоньки в окнах домов, песни, оглаша-

ющие улицу, на какое-то время вытеснили войну из на-

шего сознания. Вокруг хозяйничала жизнь, а не смерть.

…На следующий день прибыл самолет, обещанный

командующим армией. Я положил в кабину меховой

комбинезон для своего будущего пассажира и зашел в

землянку, где собрались товарищи проводить меня в

не совсем обычный полет. Со всех сторон посыпались

шутки, напутствия:

– Один не возвращайся!

– Особенно без нескольких бутылок «Московской».

– Откуда там может быть такая роскошь?

– В Днепропетровск загляни. С пустыми руками в се-

ло не пустим.

– Посматривай в полете в сторону Днепра. За рекой

еще немцы. Такой «скороход», как у тебя, для истре-

бителей – семечки.

– Ну, хватит каркать!..

Когда я два часа спустя нашел в почти таком же, как

и Черниговка, селе хату, в которой помещалась сан-

часть, Мария, увидев меня, заиндевевшего, восклик-

нула:

– Неужели ты?.. В такой холод!

– Прилетел за тобой, – сказал я.

Я имел право произнести эти слова, а она – услы-

шать их. На лице Марии, в ее глазах отразилась рас-

терянность. Мы начинали в своей жизни что-то новое,

наше. В дни войны это было чем-то большим, чем про-

сто любовь и просто женитьба. Суровое время, война,

бои щадили нас, а мы, разделенные фронтами, щади-

ли наше чувство, берегли его. Теперь мы имели пра-

во на свое счастье, пусть непродолжительной совмест-

ной жизни – нам было ясно, что Мария все время при

мне находиться не сможет.

На оформление всяких переводных документов

ушел целый день. Наутро все было готово к отлету, но

вновь разразилась пурга. На аэродроме оторвало наш

самолет и повернуло, понадобился ремонт. Мы еще за-

держались на сутки.

Вечером пошли в клуб на танцы. Подружки Марии,

подходя к нам, говорили ей какие-то особые, полные

искренности и волнения слова.

После танцев нас пригласил к себе на ужин коман-

дир авиационного полка, базировавшегося в этом се-

ле. Майор был уже немолодой, его семья жила в глубо-

ком тылу. Когда мы пришли к нему, нас встретила мо-

лоденькая красивая девушка в военной форме и при-