Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

ки. Спрашиваю:

– Где могила Супруна?

Он еще в морге. Сегодня похороны, Надо подо-

ждать, пока прибудет весь полк, – говорю я.

Комиссар эскадрильи собирается сегодня похоро-

нить. Передайте ему, что машины прибудут ночью.

Летчики рассказывают, как погиб Супрун. На взлете у

его старенького МИГа отказал мотор. За спиной летчи-

ка сидел инженер Копылов. Он случайно остался жив.

Получил лишь несколько царапин.

– Покрышкин! А где ты эту «зебру» взял? – спраши-

вает Комоса, наверное, для того, чтобы отвлечь летчи-

ков от мрачных мыслей.

– Подобрал…

– Так это же тот самый самолет, который мы виде-

ли. Точно! Какой-то испытатель гнал его из мастерских.

Помню, он оставил машину на аэродроме и пошел в

город.

– Наверно, загулял и забыл о своей «зебре».

– Куда там забыл! Скорее всего пешком драпанул.

– Теперь ясно, по чьей вине мы с Чувашкиным мучи-

лись. Вечером, во время ужина, я подошел к столу, где

сидели летчики, и заметил, что вид у них очень уны-

лый.

– Ну чего носы повесили?

– Веселого мало. Знаешь, Супруна без нас похоро-

нили.

– Как похоронили? Почему же не подождали, пока

приедут все?

– Вон его спроси, – кивнул Голубев на сидевшего за

отдельным столом капитана Воронцова. – Взял в по-

мощь мотористов, отвез и закопал.

Стиснув зубы, чтобы не выругаться, я пошел к Во-

ронцову.

– Почему не подождали полк? Кто дал вам право так

относиться к нашим погибшим боевым товарищам?

– Не ваше дело! Как нашел нужным, так и поступил.

– Плохо, что таким бессердечным людям, как вы, до-

веряют власть. Разве Супрун не заслужил того, чтобы

его похоронили с почестями? На его счету пять сби-

тых фашистских самолетов. А вы сбили хоть один са-

молет?

– Прекратить разговоры! Я приказываю вам замол-

чать! Я начальник!

– Начальник! Да вы знаете, что такое начальник?

Это же самая человечная должность в армии. Почи-

тайте газеты. Настоящие начальники, как отцы, забо-

тятся о подчиненных, а в бою впереди всех идут в ата-

ку. А вы… трус. Может, забыли, как бросили мою па-

ру под Изюмом, когда мы сопровождали ИЛов. Трус не

может быть начальником!

Не знаю, чем бы закончился наш бурный разговор,

если бы капитан Воронцов, бросив вилку, не удалился

из столовой.

– Не горячись, Саша! – сказал подошедший Комо-

са. – И вообще ты напрасно затеял этот разговор. Та-

кому не докажешь. Только наживешь себе неприятно-

стей. Он тебе не простит.

К сожалению, Комоса оказался прав.

Через несколько дней я привел эскадрилью в Ма-

хачкалу. На аэродроме узнал, что в этом приморском

городке живет наш бывший летчик Викентий Павлович

Карпович. С адресом в кармане пошел к нему.

В небольшой комнатке, которую снимал Карпович,

собралась уже целая компания. Раньше меня туда

пришли Фигичев, Речкалов и Труд.

Карпович встал из-за стола и шагнул мне навстречу.

Тут я увидел, что одна рука у него неподвижна. Мы об-

нялись. Потом он познакомил меня со своей женой.

Стол хозяев не ломился от яств и напитков. А мы то-

же после долгих странствий вдали от полка пришли в

гости, как говорится, без «снаряжения». Я предложил

Карповичу вместе сходить на базар и что-нибудь ку-

пить.

Мы вышли на улицу. Ветер доносил шум и запах мо-

ря.

– Ну, как тебе живется в тылу?

– Какой же здесь тыл, Саша! Теперь тут край войны.

Не передний, конечно. Но куда отступать дальше?.. Я

промолчал.

– А насчет жизни, что ж, – продолжал Карпович. –

Пока рана не заживет, меня, наверное, будут кое-как

снабжать. А потом… из армии не уйду. Как вылечусь –

поеду в Москву, попрошусь в академию…

– Верно! – поддержал я. – Где-то на фронте я уже ви-

дел такого, как ты, однорукого. Распоряжался исправ-

но.

– Мне еще полетать надо, Саша. Вся война – впере-

ди.

– Да, сражения еще будут. Пружина только сжима-

ется!

– Вот именно – сжимается, – поддержал Карпович. –

И скоро разожмется!.. Я верю в это.

Когда мы кое-что купили на базаре и в магазине, Кар-

пович заторопился домой. А я решил прогуляться к мо-

рю, пока его жена приготовит закуску.

В памяти снова ожило все пережитое от первого

взлета в Новосибирске до последнего изнурительного

путешествия. То ли нервы начали сдавать от устало-

сти, то ли море навеяло грустные думы, но на душе у

меня стало тоскливо. Постояв несколько минут на бе-

регу, я пошел к Карповичу. Там мы и заночевали всей

компанией.

А на следующее утро мы, к огорчению гостеприим-

ного хозяина, стали собираться в путь. Полк покидал

город.

– Если оставят в армии, обязательно разыщу вас! –

дрогнувшим голосом сказал Карпович, прощаясь с на-

ми.

– Где искать-то будешь? – спросил Речкалов.

– Надеюсь, где-нибудь на Украине, в Молдавии.

– Копи харчи на дорогу – пригодятся. Из кабины ав-

томашины выглянул комиссар полка.

– Наговорились? Счастливо оставаться, Карпович!

Грузовик, в кузове которого мы разместились, медлен-

но двинулся по городу. Мимо поплыли низенькие, слов-

но вросшие в землю, домики с плоскими крышами.

За Дербентом мы по предложению комиссара купи-

ли несколько мешков яблок. Старая пятитонка стала

скрипеть еще больше, особенно на поворотах.

На одном из горных спусков я, услышав какой-то не-

естественный скрежет в кабине, наклонился к окошку и

увидел, что шофер никак не может включить меньшую

скорость. Попробовал тормозить – тоже безуспешно.

Я взглянул вперед: дорога с резким поворотом шла

круто вниз. Шофер суетился, но у него ничего не полу-

чалось. Надо было спасаться.

– Прыгайте! – крикнул я и первым бросился за борт.

За мной выскочили все летчики. Последним с поднож-

ки прыгнул комиссар и кубарем покатился под откос.

Через несколько мгновений машина на бешеной ско-

рости развернулась вправо и исчезла в пропасти.

Большинство из нас отделалось ушибами, а Погреб-

ной, Федоров и Шульга пострадали серьезно. Остано-

вив первую же попутную машину, мы добрались до

ближайшего городка, где находился госпиталь. Трех

товарищей врачи сразу же положили в палату, а

остальным оказали помощь.

Когда выходили из госпиталя, я увидел в вестибю-

ле здоровенного детину с бородой. Согнувшись, он чи-

стил сапоги.

– Фадеев!

– А-а, Покрышкин, – весело отозвался он, выпрямив-

шись во весь свой богатырский рост.

– Ты чего здесь?

– После ранения. А теперь вот собираюсь на тан-

цульки! Товарищи уже ожидали меня на улице, но мне

не хотелось так быстро расставаться с Вадимом.

– Значит, подлечился, если к девчатам бегаешь?

– Дня через два выпишусь и в Баку подамся.

– Зачем?

– Там теперь собираются все безлошадные, – отве-

тил Вадим и засмеялся.

– Нас тоже туда направляют. Слушай, переходи в

наш полк. Вместе будем переучиваться на новые са-

молеты.

– С превеликим удовольствием, дружище. Где вас

там искать?

– Вот подъедет сюда наш штаб – и спросим. Да я те-

бя еще здесь представлю командиру полка. Если по-

нравишься ему, то…

– Я не барышня, чтобы нравиться, – перебил меня

Вадим. – Нужны летчики – пойду и не подведу гвардию.

Вадим так грохотал басом, словно уже сейчас гово-

рил с командиром полка.

Не успели мы закончить разговор, как подъехали на-

ши машины.

– Вот они, легки на помине, – сказал я Фадееву. –

Пошли.

Командир стоял в кругу моих недавних спутников и

слушал рассказ Искрина о печальном происшествии.

– Товарищ гвардии майор, – обратился я к Краеву. –

Вот «завербовал» в наш полк хорошего летчика.

Фадеев сделал шаг вперед и представился. Коман-

дир подал ему руку. Вадим так пожал ее, что Краев чуть

не вскрикнул.

– Ну и силища!

– Я считал, что гвардейцы намного крепче нас, – по-

шутил Фадеев. – Извините, товарищ гвардии майор.

– Где ты такой вымахал?

– На Волге.

– Истребитель?

– Конечно.

Летчики с любопытством рассматривали богатыря,

на груди у которого красовался орден Красного Знаме-

ни.

– Бороду-то зачем отрастил? – спросил Фигичев.

– На страх врагам! – все так же весело ответил Ва-

дим под общий смех.

Переночевав в этом городе, мы двинулись дальше

на юг. Полк разместился в небольшом приморском го-

родке. Здесь было много частей, ожидавших получе-

ния самолетов. В очереди мы оказались далеко не пер-

выми.

Летчики и техники, привыкшие к напряженной фрон-

товой жизни, томились от неопределенности и безде-

лья. Перед обедом или ужином у небольшой столовой

всегда собиралось много народу. Каждый стремился

первым ворваться в столовую, чтобы не париться на

жаре и не стоять в очереди у столов. На этой почве не-

редко возникали ссоры, порой довольно бурные, когда

кто-нибудь от скуки переусердствовал в «дегустации»

местных вин. В такую историю случайно попал и я.

Во время ужина ко мне и сидевшим рядом Голубе-

ву и Труду пристали трое подвыпивших старших офи-

церов. Не стерпев грубости и оскорблений, я дал рез-

кий отпор и за нарушение субординации оказался на

гауптвахте.

Этим не замедлили воспользоваться уже давно ко-

сившиеся на меня командир полка и его друг капитан

Воронцов. Вернувшись в полк, я услышал, что уже снят

с должности командира эскадрильи и выведен за штат.

Решил проверить этот слух и пошел к начстрою полка

старшему лейтенанту Павленко. Он сидел один за сто-

лом, заваленным ворохом бумаг.

– То, что снят с должности, не самое страшное, –

огорошил меня Павленко. – Ведь тебя, капитан, из пар-

тии исключили!

– Неужели и на это пошли?

– Вчера на заседании партийного бюро командир те-

бе все припомнил: споры с ним, самовольство в такти-

ке, или, как он назвал, «нарушения требований устава

истребительной авиации». Ну и, конечно, последнюю

ссору с начальством соседнего полка.

Пораженный услышанным, я молча смотрел на него.

Как же так? Я честно воевал с самого начала вой-

ны, был в коллективе на хорошем счету, сбивал фа-

шистов, а сейчас, в первые же дни пребывания в ты-

лу, – оказался недостойным носить звание коммуни-

ста, быть командиром-гвардейцем.

– Но и это еще не все, – продолжал Павленко. – На

тебя передано дело в Бакинский военный трибунал.

Почитай вот, какую характеристику на тебя направил

туда Краев. Можешь взять себе. Это копия.

Я прочел, и все во мне закипело. Запечатленная на

бумаге подлость обжигала. Хотелось немедленно пой-

ти к Краеву и высказать ему все начистоту. Но я пони-

мал, что в таком возбужденном состоянии этого делать

не следует.

Расхаживая из угла в угол, я пытался осмыслить,

что же со мной произошло. Я глубоко сожалел, что на-

ходился в тылу, а не на фронте, что не имею сейчас

возможности сесть в самолет и ринуться в бой. Толь-

ко перед лицом опасности, в жаркой схватке с врагом

я мог освободиться от угнетающих мыслей, заглушить

растущее в душе возмущение, доказать, что я не тот,

кого можно так легко втоптать в грязь.

Выскочив на улицу, я торопливо зашагал к берегу

моря. Необходимо было уединиться, чтобы лучше ра-

зобраться в своем поведении, трезво оценить положе-

ние, в котором теперь оказался. Нужно было как бы со

стороны посмотреть на себя и других.

До сих пор я был убежден, что живу и поступаю пра-

вильно. Воевал так, как подобает коммунисту, никогда

не переоценивал своих заслуг, с одинаковой требова-

тельностью относился как к себе, так и к другим, не ми-

рился с тем, что считал неправильным в нашей фрон-

товой жизни. И теперь вот моя прямота обернулась

против меня.

Кто же мне может помочь? Виктора Петровича ря-

дом нет, Комиссар полка Михаил Акимович Погребной

– в госпитале.

По приказанию майора Краева к занятиям меня не

допускали, а находиться в общежитии, на глазах у

начальства, было невыносимо. Поэтому я с утра до

вечера пропадал на берегу моря, осмысливая нако-

пленный боевой опыт, разрабатывая новые тактиче-

ские приемы. Моя тетрадь ежедневно пополнялась ин-

тересными выводами, а альбом – схемами. Я верил,

что скоро все это пригодится, если не мне, то другим