Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

боту: надо снять крылья и уложить их в кузов. Дальше

с целым самолетом ехать было почти невозможно. Во-

енные машины, колонны беженцев загромождали все

дороги, того и гляди зацепишься за что-нибудь. Ключей

нет, но есть молоток, зубила. Помощников хоть отба-

вляй – все мальчишки городка. Шутка ли, прямо среди

площади разбирают самолет.

Когда работа подходила к концу, я спросил ребят, где

у них больница: с глазом у меня творилось что-то не-

ладное. Целый отряд мальчишек привел меня в госпи-

таль. Доктор, осмотрев рану, сказал сестре:

– Запишите его. Надо положить.

– Не могу, – сказал я. – У меня самолет.

– Где?

– Стоит на площади.

– Вы что-нибудь понимаете? – обратился к сестре

врач. Пришлось объяснить все подробно.

– Что ж, хотите остаться без глаза, пожалейте само-

лет.

Такое категорическое противопоставление мне не

понравилось. Я попросил врача перевязать рану и от-

пустить меня. Видя мое упрямство, он распорядился

перевязать рану, сделать укол и удалился.

Девушки – медсестры и санитарки, обрабатывая ра-

ну, все еще уговаривали меня остаться в госпитале.

– У нас был вчера один летчик, – сказала сестра,

отдирая присохший к виску бинт.

– Вчера? – переспросил я ее, вспомнив о Комлеве.

– Да. Мы ему оказали помощь.

– Он сейчас у вас?

– Нет, отправили дальше, в тыл.

– А нельзя ли узнать его фамилию?

– Почему же нельзя? Пойдите, девушки, посмотрите

в книге эвакуированных.

«Неужели Комлев? Куда же он подался? Далеко за-

везут – скоро в полк не возвратится», – думал я, вспо-

миная подробности вчерашнего вылета.

– Тяжело был ранен?

– Легко. Сел за нашим селом. В комнату вошла са-

нитарка.

– Лейтенант Комлев.

– Знаете его? – спросила медсестра. Я, наверно,

вздрогнул.

– Вместе летели.

– Остались бы, залечили рану…

Нежно звучавший девичий голос, прикосновение ее

рук, взгляд красивых голубых глаз проникали в мою ду-

шу. Но бинт уже тщательно затянут и завязан, шлем

надет.

– До свидания, девушки!

– До свидания!

Медсестра улыбнулась, и я увидел ее чудесные бе-

лые зубы. Еще раз посмотрел в лицо.

Вышел из помещения и отчетливо услышал отда-

ленную артиллерийскую канонаду. Ребята поджидали

меня за воротами.

– Поехали, – бросил я на ходу, приближаясь к маши-

не. Моя команда – солдаты и сержант, стоявшие на зе-

мле, – не шелохнулась. – Что случилось?

– Не слышите? За Пологами дорога на Куйбышево

уже перерезана.

Если бы можно было ехать на восток, от Полог наш

путь лежал на районный центр Куйбышево, далее на

Розовку, а оттуда к Володарскому, где базировался мой

полк. Эти названия больших населенных пунктов, ко-

торые я уже помнил наизусть, обозначали прямую, хо-

тя и дальнюю дорогу к своим. Их звучание как бы со-

кращало расстояние, отделявшее меня от своего пол-

ка. И вдруг все рушилось.

Как бы подтверждая только что услышанное от сол-

дат, возле нас останавливались все новые и новые ма-

шины.

И главное – они подъезжали к нам уже не с той сто-

роны, откуда мы въехали в город, а с востока. Кто-то

из прибывших принялся рассказывать, как немцы по-

дожгли шедшие впереди него машины. Я вспомнил о

Комлеве, он был где-то там.

Нас окружали грузовики, повозки. Дальше стоять на

месте было нечего.

– Заводи!

Я помнил о наступлении наших войск у Мелитополя.

Следовательно, надо продвигаться на юг, чтобы там с

войсками отступать на восток. У меня была карта, по

ней нетрудно было определить, куда устремились не-

мецкие дивизии и танки, если они уже обошли Пологи

с востока.

К морю! – вот куда.

Чем скорее, рассудил я, проскочим к городу Осипен-

ко, тем больше надежды на то, что пробьемся в Воло-

дарское.

Володарское… Оно теперь казалось мне недосяга-

емо далеким.

В Пологах наш ЗИС до предела загрузили попутчи-

ки. В те дни все живое неудержимо тянулось на восток,

и, если этот поток встречал преграду, он немедлен-

но отыскивал другое русло, и вся его стихийная сила

устремлялась туда. В кузове нашей машины сидели

раненые, бойцы, отбившиеся от своих частей, не до-

шедшие до фронта резервники. По одному их внешне-

му виду можно было определить, что этим людям уже

досталось от войны немало, что у них было одно-един-

ственное желание-пробиться к своим, отдохнуть, по-

мыться, сбросить грязное белье, поесть вволю и сно-

ва идти в бой, хоть к черту в пекло! Такое желание,

такая воля человека, потерявшего связь с родной ча-

стью, мне была теперь очень понятной. В первый же

день мытарств по фронтовым дорогам я убедился, что

стремление пробиться на восток и где-то там влиться

в свои или новые части было тоже проявлением высо-

кого человеческого духа. Обстоятельства нередко тре-

бовали от людей настоящего подвига. Они не имели

ничего общего с паникерами, трусами, с теми, кто в по-

добной обстановке бросал винтовку в кусты, спешил

облачиться в гражданскую одежду, заботясь только о

собственном спасении.

К Верхнему Токмаку мы подъехали к вечеру и вы-

нуждены были остановиться на самой окраине. Здесь

только что побывали вражеские бомбардировщики. Го-

рели хаты, на улице лежали разбитые повозки, лоша-

ди. Воронки от больших и малых бомб, казалось, еще

дымились. Экипаж нашей машины и наши попутчики

бросились подбирать разбросанное взрывом оружие.

Я прихватил несколько гранат и полуавтомат, наце-

пил все это на себя, солдаты затащили в кузов ручной

пулемет. На одной из брошенных сломанных повозок

сержант-шофер обнаружил бутыль спирта и тоже под

всеобщий гул одобрения водворил на машину.

В центре села стояло много военных грузовиков, тя-

гачей, орудий. Я протиснулся сквозь беспорядочно за-

битую транспортом площадь к группе высших коман-

диров, прислушался, о чем они говорят.

Черниговка, Андреевка, Володарское… Упоминание

об этих селах мне сказало все. Никто из них не называл

Мелитополя, Акимовки… Значит, наши войска в этом

районе уже не наступают, а отходят.

Я вижу мощные орудия. Но на их лафетах и на ма-

шинах ни одного ящика со снарядами. По петлицам

определяю, что здесь и пехотинцы, и артиллеристы,

и связисты – все смешались. Каждый из них, отдель-

но взятый, обладает силой, готовностью сражаться, но

вместе они просто обыкновенная толпа, которую объ-

единяет одно стремление: двигаться на восток. Я тоже

такой. Я тоже хочу немедленно уехать отсюда, чтобы

не быть отрезанным от своих, чтобы меня не накрыли

здесь бомбы. Я не имею права задерживаться здесь

долго. Поэтому я слушаю, стараясь определить, кто из

них самый сильный, самый решительный, за кем мож-

но было бы пойти на все опасности. Я решил, что буду

держаться именно этой группировки войск, спаянной

одним твердым намерением.

Совет командиров решил: выступаем завтра на рас-

свете.

Возвратясь к своей машине, над которой возвышал-

ся киль самолета, я увидел на ней еще больше сол-

дат, чем было. Как только я сообщил им, что выезжаем

утром, люди разошлись устраиваться на ночлег.

Мы тоже подъехали к незанятой хате. Во дворе уви-

дели хозяйку. Сержант первым выпрыгнул из кабины,

очевидно не полагаясь на мое умение завязывать кон-

такты с местным населением. Нам, сидевшим в кузове,

был слышен их разговор. Он начал издалека, о труд-

ном времени, о том, что уже почти сутки он и его това-

рищи ничего не ели. Но хозяйка сразу разрушила все

хитросплетения его речи:

– Ой, бидненьки ж мои! То заизжайте ж у двир. Оце

тильки перед вечером бомбами таких гарних валашкив

побыло. Наварю вам и нажарю. Ижте, бидненьки мои!..

Поужинали мы очень плотно и сытно. Я поручил сер-

жанту распределить, кто и когда будет стоять на по-

сту у машины, он повторил мое приказание и удалил-

ся. Попросив разбудить меня на рассвете, я, уставший,

сразу уснул. Проснулся я сам и глазам своим не пове-

рил: за окном уже стоял почти день. Машина так и сто-

яла под хатой.

Одеваясь, бросился искать солдат. Неужели покину-

ли меня?

Куда там покинули! Они все блаженно спали у сосе-

дей. Я начал их тормошить и ругать. Тут я понял свою

роковую ошибку – бутыль-то со спиртом в хату не за-

брал, она оставалась в машине! Когда я уснул, они, ор-

лы, пили-гуляли почти всю ночь.

Отчитал как следует виновников, пригрозил наказа-

ниями, какие были в моей власти. Да что с этого? Поте-

рянного времени не возвратишь. Машины, тягачи, бро-

невички, стоявшие вчера на площади, на поддержку

и дружбу которых мы рассчитывали, уже были дале-

ко отсюда. А в утренней тишине отчетливо слышалась

западнее и восточное Большого Токмака гулкая артил-

лерийская перестрелка.

Что делать? Как быть? Двигаться одному на восток

—бессмысленно. Наскочат вражеские мотоциклисты,

сразу перестреляют нас, и конец. Патронов у нас очень

мало, людей всего пятеро.

Но терять время тоже нельзя. Решаю ехать до бли-

жайшего большого села, расположенного западнее, –

до Черниговки. Я запомнил рисунок этого села во вре-

мя полета над ним: оно узкой полосой тянется по бал-

ке на много километров. Не может быть, чтоб там не

нашел попутчиков!..

Ехали проселочными дорогами, вдоль посадок. Са-

молет мой грохотал на крутых поворотах, на переездах

через канавы, на спусках. До чего дошло – мотаюсь с

ним по степным оврагам… И неизвестно, выкарабка-

емся ли мы с ним из этой дыры. Повсюду стреляют, и

кажется, что эти звуки сплетаются над тобой, скрещи-

ваются, а ты под ними словно в яме.

У крайних хат Черниговки мы увидели наших воен-

ных.

Сразу стало веселее. Я подошел к молодому артил-

лерийскому командиру, представился, сказал, кто я,

откуда и что со мной случилось.

– Держись с нами, – сказал он, не глядя мне в гла-

за. – Мы ведем арьергардные бои, сдерживаем насту-

пающие немецкие части.

По его тону не трудно было понять, что дела плохи.

– Вон там штаб укладывается. Свяжитесь с ними, –

посоветовал мне командир.

Со штабными машинами, среди которых был и бро-

невичок, мы выбрались на другую окраину села. Тут,

у лесополосы, собралось уже несколько десятков ма-

шин, самоходных гаубиц, много солдат и командиров,

по виду – преимущественно штабного народа. Стояли

и совсем брошенные, с открытыми дверцами, наполо-

вину «раздетые» грузовые автомобили.

Когда над нами появились вражеские самолеты, все

убежали от машин и орудий в лесополосу. Но вот на-

стала тишина, мы возвратились к колонне. Стоим, че-

го-то ждем. Я перехожу от одной кучки людей к дру-

гой, пытаюсь расслышать что-то более определенное

о здешней обстановке, о намерениях командиров. Го-

ворят, что днем никуда прорваться нельзя. Надо ждать

ночи, собраться всем в один кулак и двигаться.

Ясно – будем ждать ночи.

А может быть, самим попробовать? Может, вся эта

боязнь и суматоха лишь порождение паники? Может,

там, южнее, тишина и спокойствие?

Осматривая брошенные грузовики, я заметил, что

одна новенькая полуторка была совсем исправна. Го-

рючее тоже есть. Позвал сержанта. Тот продул бензо-

провод – завелась. Теперь мы можем двигаться двумя

машинами. Я сел за руль. Пассажиров сразу набежало

и ко мне полным-полно.

Нет, стоять до вечера не будем, и мы отправляемся в

объезд Черниговки. Немного проехали – увидели в ле-

сочке «эмку», какую-то спецмашину. Завернули туда в

надежде разузнать что-нибудь от начальства. Вижу, по

дорожке между деревьями возбужденно прохаживает-

ся, скорее мечется молодой, красивый, статный гене-

рал. Я спрашиваю, как можно добраться с моим само-

летом до Володарского.

Он так подавлен своими заботами, так сосредоточен

на чем-то, что некоторое время просто молча смотрит

на меня невидящими глазами.

– Что за самолет? – вдруг обронил генерал. Я понял,

что нечего мне было соваться к нему с такими вопро-

сами. Он, видимо, ничего не знает о расположении на-

ших и вражеских войск, как и я, и думает, наверно, сей-

час о десятках, о сотнях своих бойцов, которых поте-

рял, о том, как и куда ему вывести остатки дивизии.

Мне стало не по себе от взгляда этих невидящих,

красных, воспаленных от пыли, недосыпания, а может

быть, и слез, молодых глаз.

– Как мне быть, товарищ генерал? – все же решился

я повторить вопрос, объяснив еще раз, кто я и чего хочу

от него.

– Как быть?.. Вон там, ниже, в овражке, штаб ВВС.

Пусть они советуют.

ВВС – это звучит знакомо и обнадеживающе. Зна-

чит, здесь штаб какой-то армии, ибо только при арми-

ях есть штабы военно-воздушных сил. Мне нужно уви-