Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

дрыч, когда я поинтересовался, что расстроило Валю.

– Когда он вылетел?

– Да давно. Уже третий час пошел.

– Третий?! – неосторожно воскликнул я, но тут же,

спохватившись, поправился: – А-а, всего лишь третий.

Тогда рано еще беспокоиться. Ведь на ИЛе, как на во-

лах, движешься медленно, но зато спокойно.

Валя попросила Никандрыча разрешить ей еще раз

позвонить в штаб дивизии и на соседние аэродромы.

– Звоните! Конечно, надо искать! – ответил началь-

ник штаба.

Я подождал, пока Валя поговорит со штабом диви-

зии. Ей сказали, что о Фигичеве никаких сообщений не

поступало.

– Не грусти, скоро сам позвонит! – попробовал я обо-

дрить девушку, но, не найдя больше нужных слов, вы-

шел из землянки – не переношу женских слез.

Возвратившись на стоянку, я сообщил товарищам о

Фигичеве и о слезах Вали.

– Уже плачет? – удивился один из летчиков. – Что-

то рано она начала по нему убиваться.

– А что ты принимаешь за «не рано»? – спросил я.

– Самые скороспелые черешни не успели бы со-

зреть за время их знакомства. А любовь не черешня.

– На войне чувства обострены и любовь может воз-

никнуть внезапно.

– Лично я запретил бы такие связи.

– Как это запретил? Разве чувства можно запре-

щать?

– Да, можно! Командиру эскадрильи не к лицу зани-

маться такими делами.

– Крепко загнул!

– Верно сказал! – поддержал моралиста другой лет-

чик. – Если мы начнем разводить здесь лирику, воевать

некогда будет.

– Главное, некстати это, – отозвался еще один това-

рищ. – Только полюбят друг друга и тут на тебе: погиб

человек! Война есть война. Здесь, как писал Маяков-

ский, не место любовной кляузе.

– Словесной!

– Все равно!

Внутренне я согласен был с теми, кто осуждал Фи-

гичева – Валя только вступала в самостоятельную

жизнь. В этом возрасте девушки доверчивы и очень от-

зывчивы на все хорошее: Видимо, настойчивые ухажи-

вания Фигичева она искренне приняла за любовь и са-

ма влюбилась.

…По телефону передали приказ лететь на штурмов-

ку. Дорога на Чернобаевку уже хорошо нам знакома.

Мы не раз ходили туда штурмовать вражеские войска.

Почему-то у меня появилась надежда увидеть где-ни-

будь на земле сбитый самолет Фигичева. Ох уж эта мне

любовь!..

С задания возвратились в сумерках. На КП я застал

командира полка, Никандрыча и Валю у телефона. По

их лицам понял, что никаких вестей о Фигичеве все

еще нет. Я тоже ничем не мог их порадовать.

– Завтра сам полечу! – сказал Виктор Петрович. – И

найду Фигичева.

На следующее утро Виктор Петрович действительно

решил лететь. Ему понадобился ведомый.

– Разрешите мне вас прикрывать? – обратился я к

Иванову.

Командира удивило мое предложение.

– Что ж, попробуй. Но ты ведь не привык летать ве-

домым?

Полетели. Я действительно уже давно не летал в ро-

ли ведомого. А эти обязанности выполнять не так про-

сто.

Виктор Петрович пилотирует превосходно. То взмы-

вая ввысь, то снижаясь до бреющего, он внимательно

смотрит, нет ли на земле следов упавшего ИЛа.

И я все время думаю о Фигичеве. Мысленно вижу

даже, как он пробирается на восток, к Днепру. Если ра-

зыщем его, кому-то из нас придется сесть, чтобы за-

брать летчика.

Такие случаи уже были. Я читал о них в газете. В

дни боев на Халхин-Голе истребитель С. И. Грицевец

именно так увез из-под носа самураев своего команди-

ра. За этот подвиг его наградили второй Золотой Звез-

дой Героя Советского Союза.

Я сейчас тоже сел бы в тылу у врага. Во имя дружбы,

по велению долга и сердца, ради плачущей девушки…

Но заднепровская земля не потребовала от меня та-

кого подвига. Мы возвращаемся на аэродром. Теперь

я думаю о Викторе Петровиче. Если на нас вдруг напа-

дут «мессершмитты», я буду защищать командира до

последнего вздоха.

Открывают огонь вражеские зенитки, но мы обходим

их. Это единственная опасность, с которой мы столк-

нулись в полете.

Домой возвратились в подавленном настроении.

Никаких следов Фигичева найти не удалось. Неужели

погиб? Не хочется мириться с этой мыслью.

У КП показалась Валя. С минуту постояв, она

всплеснула руками и, как птица, полетела нам навстре-

чу.

– Пришел! Пришел! – радостно кричала она. – Не

ранен? – спросил я, когда сияющая Валентина остано-

вилась перед нами.

– Цел и невредим – по ней видно! – ответил за нее

Виктор Петрович.

Фигичева мы застали на КП. Вид у него был бодрый,

подтянутый, лицо тщательно побрито, бакенбарды ак-

куратно поправлены.

Фигичев рассказал, что его подбила зенитка и он

еле перетянул через Днепр. Сел на лешковских пес-

ках. Долго бродил по степи, пока нашел нашу пехотную

часть, оставил там самолет, а сам на попутных маши-

нах добрался до Чаплинки.

– Почему же не сообщил о себе? – строго спросил

командир полка.

Оглянувшись – не слушает ли Валя, – Фигичев тихо

ответил:

– Не хотел, пусть попереживает, – и звонко рассме-

ялся.

Мне не понравилось и то, что он сказал, и его смех.

– Вскружил девушке голову и рад? – дружески упрек-

нул его я.

Затем разговор зашел об ИЛе. Фигичев был недово-

лен своим переходом на штурмовик.

– К черту эти одиночные полеты! Все зенитки лупят

по тебе одному. Шутка ли?

– А броня?

– Ну и что же из этого. Броню тоже пробивают сна-

ряды.

– Значит, и на ИЛе надо уметь воевать?

– А как же? – И самокритично добавил: – А мы пока

не умеем. Нужно учиться.

Благодатное, теплое лето прошло. Я это понял как-

то вдруг, заснув однажды на земле, под крылом само-

лета. Проснулся с насморком и головной болью. Но в

санчасть не пошел и вскоре вылетел на боевое зада-

ние.

Над селом появился Ю-88, и я, взлетев по-зрячему,

бросился его преследовать. Заметив меня, он сразу же

освободился от бомб и нырнул в облака. Показался на

секунду в просвете и, свалившись в крутое пике, снова

растворился в белесой мгле. Я тоже перевел свой МИГ

почти в отвесное пикирование.

Облака становятся все гуще и гуще. Когда же, нако-

нец, они кончатся и покажется земля? Вдруг я ощутил

резкий удар, в глазах потемнело, и на какой-то момент

я потерял связь с окружающим миром. Очнулся, вокруг

светло, чувствую, что продолжаю падать, но не могу

сделать ни малейшего движения, чтобы вывести само-

лет из пикирования. Такое состояние, очевидно, насту-

пило от резкого снижения – я падал с высоты трех ты-

сяч до тысячи метров.

Вот уже ясно различаю очертания местности. На-

конец нащупываю ручку управления и тяну ее на се-

бя. Самолет делает глубокую просадку и, едва не за-

дев землю, выравнивается. Осматриваюсь. «Юнкер-

са» уже не видно. Но мне теперь не до него. Восстано-

вив ориентировку, иду на свой аэродром.

Посадил машину нормально. А подняться с сиденья

не смог.

– Что с вами? – испуганно спросил Чувашкин. – На

вас лица нет! Идемте в санчасть.

Когда с помощью техника я сошел на землю, понял,

что заболел. Теперь мне уже не миновать лазарета.

Два дня я пролежал в постели с высокой температу-

рой.

На третий день жар прошел, и мне захотелось

встать. Подошел к окну и ужаснулся: мой самолет сто-

ял рядом со скирдой соломы. Если во время бомбеж-

ки она загорится, машине несдобровать. Я собрался

было пройти на стоянку, как вдруг сквозь гул моторов

услышал свист падающих бомб.

В палату вбежала женщина-врач. Она упала на пол

и, схватив носилки, потянула их на себя. Я не мог удер-

жаться от смеха, хотя и понимал, что неудобно смеять-

ся над пожилой женщиной.

Раздался взрыв, другой. На пол посыпались осколки

оконного стекла.

Но внезапно бомбежка прекратилась. Прямо в хала-

те я побежал на стоянку, которая находилась рядом с

санчастью.

– Как же вы «мессеров» допустили до аэродрома? –

накинулся я на летчиков.

– Да мы только что с задания возвратились, – оправ-

дывались они. – Не успели даже заправить самолеты.

В это время в небе показалась группа «хейнкелей».

Они тоже заходили на поселок. Взлетать было уже

поздно, и я лег на землю рядом со скирдой. Снова

засвистели бомбы. Они падали совсем близко. Но и на

этот раз ни я, ни мой самолет не пострадали.

Вернувшись в санчасть, я сбросил халат и стал на-

девать обмундирование.

– Куда вы? – удивленно спросила врач.

– Не могу больше ползать по земле, доктор!

Я вовремя явился к самолету: наша эскадрилья вы-

летала на штурмовку. Поднявшись в воздух, я окинул

взглядом поселок и – ахнул: рядом с аэродромом, на

усадьбе МТС, стояли ряды комбайнов. С высоты они

очень походили на автомашины и танки. Так вот по-

чему нам не помогает никакая маскировка самолетов.

Пока эта техника находится здесь, не будет нам по-

коя…

Вечером стало известно, что с каховского плацдар-

ма противник перешел в наступление. Полку приказа-

ли рано утром перелететь под Мелитополь. Ой, Дни-

про, Днипро, и с тобой приходится расставаться! На-

долго ли – не знаю. Но уверен, что рано или поздно мы

вернемся к тебе.

…На новом аэродроме мы приземлились после

штурмового удара по вражеским войскам. Каждый из-

расходовал свой боекомплект полностью, а здесь не

оказалось ни горю чего, ни боеприпасов. Мы затащи-

ли самолеты в лесопосадки, забросали их ветками и от

нечего делать стали «травить баланду». Даже в небо

посматривали лишь изредка.

А чего за ним наблюдать? Кто сюда залетит? Попро-

буй разыщи нас в таком глухом уголке. И все-таки, ко-

гда в воздухе послышался гул самолета, мы насторо-

жились. Интересно, кто же это летит? Комдив! Его-то

УТИ-4 нам хорошо знаком.

Самолет идет низко над землей, на уровне макушек

деревьев, с теневой стороны лесопосадок. Очень хо-

рошо маскируется, хотя в воздухе никакой опасности.

Видно и «мастерство» летчика, особенно по тому, как

он заходит на посадку.

– Комдив с инспектором. Вдвоем пилотируют.

– Достанется нам за то, что бездельничаем.

– Не бойся, прежде чем сесть, они еще за земной

шарик заденут.

– Не каркай!

Самолет вдруг действительно резко просел, чиркнул

крылом по земле и рухнул.

Кто-то захохотал, но, поняв, что неуместно, сразу

умолк. Бежим к самолету. Если бы такое произошло с

кем-нибудь другим, а не с нашим начальством, можно

было бы от души посмеяться. Их падение оказалось и

комичным и удивительно счастливым.

Когда мы помогли им выбраться из-под сломанной

машины, комдив, несмотря на то, что рана на щеке ме-

шала ему говорить, начал отчитывать инспектора:

– Я же тебе передал ручку!

– А я считал, что вы сами будете сажать.

Подъехала машина и увезла пострадавших. Теперь

можно было и пошутить…

Несчастье с УТИ спасло и нас и командира БАО от

обычных грозных разносов комдива. Машины с горю-

чим и боеприпасами пришли с опозданием из-за того,

что их бомбили по дороге. Но они все-таки пришли, и

мы, заправив самолеты, вскоре вылетели штурмовать

вражеские войска, продвигающиеся к Мелитополю и

Сивашу.

На полеты я пришел не сразу. Собрав летчиков, я

рассказал им о Чкалове и Супруне, о том, что мне бы-

ло дорого в них: беззаветная отвага, решительность,

широкая эрудиция, глубокие знания. Я говорил о мно-

гом, а все свел к испытанному вертикальному маневру,

к резкости и перегрузке при пилотировании, к расчетам

при стрельбе. Это были первые крупицы нашего бое-

вого опыта, мои личные наблюдения и выводы.

В тот день я с каждым из молодых «подрался» в воз-

духе, над аэродромом. А вечером, за ужином, спросил

ребят:

– Ну как, завтра снова будем гоняться друг за другом

или?..

Они не дали договорить:

– На фронт!

– В полк!

Утром наша группа в четком строю пар сделала круг

над Володарском и взяла курс на запад, к Мелитополю.

Никитин, Труд и Супрун шли ведущими. Поглядывая на

них, я вспомнил свои первые боевые полеты над Пру-

том, первые успехи и неудачи. На минутку показалось,

что я тоже только сейчас лечу на фронт. Молодой за-