Петрухин В.Я., Аверинцев С.С., Живов В.М., Лихачев Д.С., и др. Из истории русской культуры. Том I (Древняя Русь)

Подождите немного. Документ загружается.

'восточный аукшайт' в жемайтском говоре северо-восточных дунин-

НИНКОВ

. '

Третьей реализацией указанного инвариантного значения лит. gudas является 3) дети, еще не

научившиеся говорить, по отношению к тем, кто владеет речью: Mano broliukas da teber gudas

'Мой братишка все еще «гуд»'; Sitas g u d a s ir Sneket dar nemoka 'Этот «гуд» и говорить еще

не умеет', ср. выше о лат. infans, чеш. nenuuvHatko, nemluvne 'грудной младенец'.

Первые два употребления отражены также в таких производных глаголах, KAKguduoti

'неправильно говорить по-литовски', 'говорить «по-гудски»', 'говорить на чужом диалекте'

(Matyt, kad ftai ne savas imogus—ir kalbeda-mas guduoja kaip bajoras 'Видать, что здесь не свой

человек—и говоря, «гудствует» как боярин'); ср. также gudauti 'говорить «по гудски»'. Kam tu

g u d a u j i, kol lietuviSkai neutariji? 'Почему ты говоришь по-гудски, а не по-литовски

разговариваешь?'; gudiiuoti 'тоже' Viens gudziuoja, kits lenkuoja 'Один говорит «по-гудски»,

другой—по-польски', Ana baisiai gudziuoja, negali ne susirokuoti 'Она страшно «гудствует», она

не может даже столковаться'— об аукшайтской речи, ср. gudziukas, '«гуд»', 'аукшайт с точки

зрения жемайта" .

Сходное употребление корня gud- с частичной переориентацией его в социальный план

обнаруживается в немецких диалектах Восточной Пруссии, ср. Ег ist ein rechter Gudde/Он —

истинный гуд' (о бедно одетом человеке), ср. Gudde—о польском или русском крестьянине

или дровосеке, но и в этно-

См.: Vitkauskas V. Siaures rytq dunininkq Snekty, iodynas. Vilnius, 1976, c. 104.

Uetuviq kalbos iodynas. Vilnius, 1956, t. 3, c. 692, 693, 700, 701.

420

лингвистическом плане Wenn der PreuBe redet, hat der Gudde zu schweigen 'Когда пруссак (немец)

говорит, гуд должен молчать', Praetor. (XVII в.), 5,

Обращает на себя внимание постоянно повторяющееся приурочение этнических групп,

обозначаемых корнем gud-, к востоку от той группы, которая дает название

. Источником всей

этой цепи наименований следует считать готов, которые с рубежа нашей эры отмечены в устье

Вислы, а несколько позднее двинулись на юго-восток, оказавшись восточнее территории рас-

селения балтийских племен. Присутствие готов в этом более восточном ареале и дальнейший их

путь к Черному морю и на Балканы, известны по данным источников.

Подобно тому как имя готов было перенесено (после исчезновения готов) на группы славянского и

даже балтийского населения, древний этноним с основой vend-, vened- стал обозначением славян в

целом или отдельных их частей или групп в немецком и прибалтийско-финских языках (ср. нем.

Wenden, Winden, windisch, wendisch, эст. Wene, Welane 'русские', финск. vendja, 'русский язык',

venalainen 'русский', вепс, vena 'Русь', venaks 'по-русски'). Это же название у целого ряда древних

авторов в формах Venedi, Venadi, Veneti, OutvtSou встречается в контекстах, предполагающих

нахождение соответствующего этноса в тех местах, где позже отмечены славяне. В частности, на

этом основании обычно делается вывод о том, что венеды древних авторов—идентичны славянам.

Ср. у Плиния (Plinius, Nat. Hist. IV, 97, ок. 77 г.): quidam haec habitari ad Vistulam usque fluvium a

Sarmatis, Venedis, Sciris, Hirris tradent; у Тацита (Germ. 46, 98г.): hie Suebiae finis Peucinorum

Venetorumque et Fennorum nationes Germanis an Sarmatis ascribam dubito... Veneti multum ex moribus

traxerunt: nam quidquid inter Peucinos Fennosque silvarum ac montium errigitur, latrocinii perrerant, hie

tamen inter Germanos potius referuntur, quia et domos fingunt, et scuta gestant et pedum usu ac

pernicitate gaudent; qua omnia diversa Sarmatis sunt in plaustro equoque viventibus; у Птолемея (Geogr.

Ill, 5, 7, во второй половине II в.): xwciyti Ы щ> Sap^a-nav l&vr\ цеук"*" оОД OoeveSou nap' 8Xov

tbv OueveSix6v xoXicov xai ояер TTJV Aoouav ПеихшоС те xai Baartpvai; (Geogr. Ill, 5, 8): napa gxev

TOV OmarouXav TtoTajAov ияй той? OueveSa; Гидшуц, tlta <J>iwoi, el-ca SouXwve? и др.

Если отождествление древних славян с венедами на основании приведенных источников

опирается прежде всего на этнографические расчеты (общая этнолингвистическая карта

Восточной Европы), то в более позднее время появляются или новые географические данные о

распространение венедов или непосредственные отождествления их со славянами: на

Певтингеровой карте (около конца III в.) дважды упомянуты венеды-сарматы в Дакии и между

Дунаем и Днестром; в греческом списке народов III в. встречаются названия BapSooXoi, BtpiSot,

трактуемые как искаженные Bav(5ooXo£, BevtSoC (к фонетическому чередованию г:п ср.

соотношение разных диалектных форм в албанском);

Известные сложности связаны с наличием омонимичного элемента—прусск. gudde 'куст', ср. название

одной из частей древней Пруссии Pogesania, латинизированная форма, в основе которой лежит *po-gud-ian-.

He исключена возможность вторичных отождествлений и скрещений этих омонимических основ.

421

в «Периоде» Марциана (ок. 400 г.) упоминается «Венедский залив» (отмечено еще Птолемеем—

O&eveSucuv x6Xnov) и «Венедские горы» (ср. у того же Птолемея Geogr. III, 56-cdc OutvtStxit

брт]).

В VI в. для Иордана (lord. Get. V, 34; XXIII, 19; XXVIII, 117—119) уже несомненно тождество

венедов и славян.

Если тождество со славянами венедов у Плиния, Тацита и Птолемея может вызывать известные

сомнения, то в известии Иордана о венедах, с которыми воевал в IV в. готский король Германарих,

можно видеть древнейшее достоверное сообщение о славянах, обитавших в то время, по мнению

Д. А. Мачинского, между средним течением Немана и южной частью верхнего Поднепровья к

северу от украинской лесостепи в Полесье

. Любопытно, что именно на этой территории

обнаруживаются топонимы разного времени, часть которых могла бы соотноситься с корнем

*vent-, ср. Вяча, река— приток Свислочи, Вята —бассейна Западной Двины, Вятка, Венча и даже,

может быть, Вендеж с менее ясной звуковой формой

На основании изложенного представляется правдоподобным мнение, согласно которому основа

ven(e)d- могла применяться и к славянам как этническому целому при том, что это название было

дано извне и употреблялось только соседями — неславянами. Можно думать, что источником

именно такой формы vened-, vend- могло быть германское *Venedo

—из индоевропейского

*Veneto-, ср. на языке древних венетов (индоевропейский язык западной группы, исторически

засвидетельствованный в северо-восточной Италии, ср. Venetia) самоназвание Veneti, а также

Venoster в Альпах, Venetulani в Ла-циуме; лат.-герм. Venethi, др.-в.-нем. Winida, др.-англ. Winedas

'венеды'

Malinskij D. A. Die Slteste zuverlassige urkundliche Erwahnung der Slawen und der Versuch, sie mil

den archaologischen Daten zu vergleichen. — Ethnologia Slavica, 1974, T. 6, S. 51—70; МачинскийД.

А. К вопросу о территории обитания славян в I—VI веках.— В кн.: Археологический сборник

Государственного Эрмитажа, 1975, N 17, с. 51—70.

^Жучкевич В. А. Краткий топонимический словарь Белоруссии. Минск, 1974, с. 46 и 64.

Германское влияние не исключено и в западнофинских названиях.Но вместе с тем прибалтийско-финские

племена могли называть «вендами» и те славянские племена, с которыми они встречались в Прибалтике.

Ср.: Зеленин Д. К. О происхождении северновеликорусов великого Новгорода. — В кн.: Доклады и

сообщения Института языкознания АН СССР, 1954, N б, с. 79—94 (здесь же документальные данные о

вендах в Ливонии). Осторожнее следует говорить о возможности наименования славянских вкраплений в

Прибалтике вендами, поскольку, видимо, этот термин в принципе применялся по отношению к чужим

этнолингвистическим группам. Таким образом, это не решает вопроса о языковой принадлежности

древнейших вендов в этом районе. Ср.: Браун Ф. Разыскания в области гото-славянских отношений. Готы и

их соседи до V века. Первый период: готы на Висле (Сборник Отделения русского языка и словесности

Академии наук, т. XIV, N 12). СПб., 1899, с. 331—335.

Предполагается связь с названиями 'племени, рода, семьи': др.-ирл. fine<* и.-евр. *uenia 'родство, род,

племя', др.-брет. coguenou 'indigena' ср.-брет. gouen 'порода', др.-исл. vinr 'друг', др.-англ., др.-фриз. wine, др.-

в.-нем., др.-сакс. mini 'друг'; первоначально, возможно, объединение по принципу брачной связи, ср. *иеп —

при лат. Venus 'Венера', venus 'любовь', др.-инд. шягм—'желание, похоть', хеттск. иеп-, uent — 'futuere' и т. д.

Ср.: PokornyJ. Op. cit, S. 1146—1147. К этимологии названия венеты

422

Когда у славян появляется географическое обозначение, связываемое с тем же корнем, оно обычно

относится к территории, понимаемой как чужая, заморская, неславянская, ср. «Веденецкая» земля

в русских былинах и город «Леденец», а также «Индия», «Индийское море» русских былин (из

*Винд-)

. Возможным исключением является этноним вятичи в случае, если он возводится к *v$t-,

как считают Д. В. Бубрих

и некоторые другие исследователи.

Характерно, что этноним относится к наиболее восточному из славянских племен—не только

среди восточных славян, но и по отношению ко всему славянскому миру. Вятичи в русской

летописи стоят за пределами цивилизованного мира, как и радимичи и север, не только

исторически, но и синхронно с точки зрения летописца. В этом смысле они противостоят

кривичам и другим племенам, о которых говорится: прочий погании не в'Бдуще закона Бо-жиьх но

творлще сами собЪ законъ (Лавр, лет., л. 5 об.).

Некоторая исключительность вятичей и радимичей состояла и в их происхождении из западной

части славянского мира: Радимичи бо и ВА.ТИЧИ & Лжховъ (Лавр, лет., л. 4 об.). Они

объединяются также и тем, что возводятся к двум мифологическим предкам—братьям Вятко и

Радим (ср. аналогичное предание об основателях западнославянских племенных традиций — Чехе

и Ляхе): букета бо в брата в ЛЛ.СБ*. Радимъ а другому Вж™

и пришедъша сЬдо-ста Радимъ на

Съжю. [и] прозв[а]шаок Радимичи а Вжтько сЬде с родомъ своимъ по coirb. & негоже прозвашаск

Влтичи (Лавр, лет., л. 5).

Обитание вятичей по Оке для этого времени обозначало крайнее восточное положение в

непосредственном соседстве с Мордвой. И в дальнейшем, благодаря колонизации вятичами земель

к востоку, их крайнее положение на периферии стало еще более подчеркнутым (Владимиро-

Суздальская Русь и позднейшее продвижение к Волге с основанием в XIII в. Нижнего Новгорода).

Связь племенного названия вятичей с разобранным выше корнем *vent-могла быть в какой-то

степени поддержана сходным обозначением крайне западных славянских племен, ср. нем. Wenden

в применении к лужицким сербам.

По самому суффиксу название вятичей выделяется среди основных членений восточных славян,

концентрирующихся вокруг Киева (*poljane, *derujane) и Новгорода (*slovene) и не знающих

своих племенных родоначальников. Суффикс *-itji- в имени вятичей и радимичей может

осмысляться двояко: как чисто племенной (ср. *krivitji, *dregbvitji, *Qglitji, не говоря о многих

примерах племенных названий с этим суффиксом у западных славян), и как патронимический,

обозначающий детей по отцу (Влтко, Радимъ).

Таким образом, основа *v(t-, *vent-, *vend- служила для обозначения славян как чужих с точки

зрения неславян («немцев») и наиболее периферийной и

ср. также Golqb Z. Veneti (Venedi — the oldest name of the Slaves). —Journal of Indo-European Studies, vol. 3,

1975, N 4, p. 321—336.

Виллинбахов В. Б., Энговатов Н. В. Где была Индия русских былин. — В кн.: Славянский фольклор и

историческая действительность. М., 1965, с. 99—109; Виллинбахов В. Б. Былина о Соловье Будимировиче в

свете географической терминологии.— В кн.: Русский фольклор. XII. Из истории русской народной

поэзии. Л., 1971, с. 226—229.

Бубрих Д. В. Известия Отделения литературы и языка, 1946, т. 5, с. 478 и ел. Ср.: Браун Ф. Указ, соч., с.

334.

423

отчужденной группировки внутри самих славян (как бы признаваемой «чужой» или по крайней

мере отклоняющейся от обычных норм).

С точки зрения отражения в этнонимах оппозиции свой — чужой интересна ситуация на

противоположной юго-западной окраине славянского мира, где славяне сталкивались с романским

элементом (на Карпатах и к югу от них). Романские племена славяне называли волоками—

влахами, ср. прасла-вянскую форму *volxb, др.-рус. волохь, укр. волох 'румын', болг. влах (ср. уже в

Манассеиной хронике влахъ), макед. влав, с.-хорв. влйх 'валах', 'румын, ср. новогреч. рХ&хо;

'валах, влах'. Подобно тому как название Wenden в немецком могло переноситься с ближайших

известных немцам славян на всех славян, так и название влахов—валахов переносилось на другие

романские народы, ср. польск. wtoch 'итальянец', Wtochy 'Италия' (устар.), чеш. vlach 'итальянец',

в.-луж. wtoch 'итальянец', словен. Idh 'итальянец' и т. д.

Слово, представленное во всех основных славянских языках, должно быть возведено (вероятно,

еще в своем нарицательном значении) к праславянско-му, хотя обычно принято его рассматривать

как германское (готское) заимствование, ср. др.-в.-нем. walah, walk, о кельтах и романских народах

и вообще чужеземцах, в свою очередь эти германские слова являются заимствованиями из

кельтского этнонима, латинская форма которого Vokae (у Тита Ливия и Цезаря)

Эта германская этимология, несомненно, имеет определенные основания, так как хорошо

объясняет слав, х в этнониме (ср. цепь: кельтск. k > герм. А, ch > слав. х). Вместе с тем ее нельзя

считать ни безоговорочно правильной, ни даже, видимо, лучшей из имеющихся или имеющих

быть предложенными. Дело в том, что форма с конечным -h, -ch в германских языках расположена

на восточной периферии германского мира, то есть именно там, где мы, по аналогии с другими

смежными территориями, вправе ожидать славянские заимствования этого этнонима. На западе

германского ареала отмечены формы без -Л, -ch, ср. др.-англ. Wulas, англ. Wales, Corn-Well и ср.-

н.-нем. wale 'иностранец' и т. п. Вместе с тем теоретически вполне объяснимое как заимствование

из кельтского др.-в.-нем. walk, walah едва ли может объяснить появление многочисленных форм,

которые по своему виду, хронологическим и пространственным характеристикам выглядят как

продолжение общеславянского и даже праславянского источника, на столь отдаленном ареале. Не

случайно, что, вольно или невольно, чувствуя практическую трудность в объяснении славянских

форм этого этнонима, специалисты склонны в качестве своего рода deus ex machina привлекать

лишь гипотетически мыслимую, но нигде не засвидетельствованную готскую форму *wa1hs.

Действительно, лишь готское посредничество могло бы удовлетворительно объяснить славянские

формы, но именно готские факты, к сожалению, отсутствуют.

С другой стороны, представляется возможным предложить славянскую этимологию имени

волхов-валахов, имеющую глубокие индоевропейские корни.

Слово влах хорваты и иноверные сербы применяют по отношению к православному сербу,

рассматриваемому как чужой, чуждый. В известной степени эта ситуация могла быть аналогичной

наименованию вятичей как 'чужих'.

См.: Bonfante G. Latini e German! in Italia. Bologna, 1977 (4 ed.), p. 22, 23.

424

Осмысление этнонима позволяет считать, что именно эта славянская этимология имеет

наибольшие шансы оказаться верной. Более того, если даже славяне заимствовали название

валахов от германцев, то в праславянский период это название, по-видимому, должно было

истолковаться в плане ассоциаций, которые соединились с исконным славянским корнем *vel- из

индоевропейского *uel-, ср. др.-русск. Велесъ, Белее, скотий бог (из древнего названия врага

громовержца в основном мифе). В славянских языках слова этого корня относятся к обозначению

сферы, связанной со скотом, богатством, собственностью и с представлениями о смерти, нижнем

мире, загробном царстве как обозначения 'несвоего', 'чужого', 'нечистого'. Балтийские данные еще

ярче подчеркивают этот второй аспект, ср. латышек. Ve\u mate 'мать мертвых', Wels 'бог мертвых',

лит. velines, velial 'обряд кормления мертвых в день поминовения усопших', латышек. Vein laiks

'время Велса, время мертвых'. Более древний фон всех этих значений раскрывается при сравнении

со словами древних индоевропейских языков, в которых отражена символика царства мертвых как

пастбища, где пасутся души умерших, приравниваемых к скоту. Ср. хеттск. uellu 'пастбище', uellu-

иа риг — 'итти на пастбище' (в смысле 'умереть, перейти на тот свет', др.-греч. 'HXuatov jt£8tov,

'HXuaio; Xeijiuv 'Елисейские поля', др.-исл. Valhqll, жилище воинов, павших на поле боя, при

кельтских словах того же корня: валл. gwellt, корн, gwels 'трава', др.-ирл. gelim 'пасусь' и т. д.

Общеславянское слово, либо прямо восходящее к индоевропейскому, либо переосмысленное как с

ним связанное, в позднеобщеславянский период стало употребляться по отношению к тем группам

населения карпатско-бал-канского ареала, которые искони занимались скотоводством и пас-

тушеством. Отнесение этого скотоводческо-пастушеского названия к романскому населению

этого ареала, более или менее неожиданно появившемуся здесь уже на глазах истории, оправдано

в самой высокой степени. Действительно, речь идет о кочевом (по сути дела) этносе (на фоне в

основном устойчиво оседлого славянского населения этих мест), который вместе со своим скотом

совершал ежегодные циклические передвижения с южных отрогов Карпат далеко на юг, вплоть до

Греции. Волохи-влахи были народом пастухов-скотоводов в целом; скот был их монокультурой, и

эта особенность также резко выделяла их среди населения этого ареала, уже хорошо знакомого с

земледелием и ремеслом. Необходимо представить ту ситуацию, в которой славяне познакомились

с романизированными кельтами. Волохи-влахи разместились в том единственном месте Юго-

Восточной Европы (к югу от Карпат, в Дакии), где сходились территории всех трех групп славян

— восточных (Западная Украина), западных (нынешние словацкие и отчасти венгерские земли) и

южных (часть Паннонии, Сербия, Болгария). Ежегодные передвижения с севера на юг этой зоны и

обратно способствовали установлению регулярных этнических связей в пределах всего этого ареа-

ла. В этих условиях славяне, которые в это время были достаточно едины в языковом отношении и

находились на стадии праславянского языкового единства, естественно могли охарактеризовать

этот скотоводческий этнос по

Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.

425

профессиональному признаку пастухи-скотоводы (и, действительно, как показывают

многочисленные свидетельства, волох-валах прежде всего обозначало занятие, профессию и лишь

вторично этнос

, который, кстати, мог быть и не монолитным именно в этническом отношении), а

это понятие 'пастухи-скотоводы' естественно было закодировать термином *uols- (*uels-), сразу

вводившим этот пастушеский этнос в прочно сложившуюся мифопоэти-ческую схему

«пастушеско-скотоводческой идеологии». Весь народ—пастухи (*uols-oi > *volxi), для которого

вся обитаемая и знакомая им (своя и чужая) земля—пастбище, луг для скота. Вполне возможно,

что *uols-oi > *volxi обозначало этот этнос не только по признаку их пастушества, но и к а к не

своих, чужих, не связанных сданной культурой (ср. значения 'чужой', 'иноязычный' и т. п.,

возникающие в германских продолжениях и.-евр. *uel-, *uol- и в славянских словах, восходящих к

прислав. *vo1x- типа др.-русск. вълхвъ 'волхв' и т. п.).

На балто-славянском пограничье в древности известен и не столь отличный тип этнического

приурочения основы, восходящий к индоевропейскому *uel-/*uol-. Этот уровень в конечном счете

лежит в основе названия Вильнюса (от реки Вильня)—древней столицы Литвы, а еще раньше—

опорного пункта восточнолитовского племенного объединения. Уже в древности на территории

Вильнюса жили литовцы и русские—выходцы из полоцких кривичей. Территориальное

размежевание этих двух этнических элементов достаточно четко прослеживается и в более

позднее время. Особое значение это размежевание получило после того, как было установлено,

что Кривой замок (Кривой город) находился не внизу, в непосредственном соседстве с нижним

замком

, а за Вильней на Лысой горе. Уже у орденских авторов указывается на его верхнее

положение: das obirste hus 'верхний дом' (Scriptores Rerum Prussicarum, III, 165: Иоганн фон

Посильге), in loco antiqui castri in monte 'на месте древнего замка на горе' (там же, II 65 ел.: Виганд)

и особенно: i заложил город один на Швинтороз'Б а другии на Кривой горъ которую НН^Б зовут

Лысою, i наречет ИМА. тым городом Вильни (Полное Собрание Русских Летописей, т. XVII,

Западнорусские летописи, с. 261—262).

Если Кривой город (Кривой город, Кривой, Кривы, Кривы, Krywy, Krziuiy horod, Curvum castrum)

находился в восточной части Вильнюса, за Вильной, то мнение о наличии в Вильнюсе

кривического племенного элемента в раннюю эпоху существования города получило бы

серьезный аргумент. Имя Криве-Кривайте как основателя ритуальной традиции в Вильнюсе

отражает и дву-природность первоначального городского населения и саму важность корня *kriv-

.K этническом городе.

Использование в Литве в более позднее время, вплоть до настоящего, некоторых атрибутов

власти, обозначаемых корнем kriv- (ср. krivule 'посох, посылаемый старостой для созыва

односельчан на сходку'), обнаруживает глубокую укорененность слов этого корня в социальной

жизни.

Разумеется, речь идет лишь о некоем синхронно определяемом представлении, действительном лишь для

определенной локально-временной ситуации.

См.: Васильевский В. Г. Где находился виленский Кривой замок? — Труды IX Археологического

съезда. М., 1897, с. 120—121.

426

Восточная Литва и, в частности, Вильнюс—это то место, где встретились два этнолингвистических

элемента, употребляющих термин *kriv- применительно к социальным и этническим группировкам.

Естественно, что славянское племенное название кривичи вполне укладывалось в эту традицию.

Кривичи для балтийских народов были восточными славянами или русскими по преимуществу. Не

случайно латыши и сейчас называют русских krievi от кривичи), а Россию—Krievija, причем эти слова

соответственно этимологизируются.

Вместе с тем кривичи—это самоназвание данного племени, которое, согласно легендарным сведениям,

происходит от имени своего родоначальника Krivb (ср. лит. Krive, имя верховного жреца). Наличие

имени Крива в обеих традициях позволяет думать о первоначально едином образе, скрывавшемся за

соответствующим русским и литовским названием.

В славянской традиции имя Крива и кривичей могло не только указывать на крайнее периферийное

положение этого племени, непосредственно соприкасающегося с чужим этносом, но и отсылать к идее

уклонения от прямого пути или выбора кривого левого пути

В последнее время исследованы обширные типологические материалы, подтверждающие почти

универсальный характер сакральной или магической роли нестандартного члена противопоставления,

например, к р и в о и, а не прямой, л е в ы и, а не правый (притом что кривой илевый часто обо-

значаются одним словом, в частности, в славянском).

Эта роль нестандартного члена противопоставления отражается в разных мифологических и сказочных

образах, а также в названиях соответствующих персонажей. В качестве известного примера можно

привести имя Лайя—отца Эдипа в греческой мифологии, ср. др.-греч. XocCqxx; 'левый', слав, levb

'левый'.

Характерно, что ономастика с соответствующим корнем *kriv- очень широко представлена как у

славян, так и у балтов, ср. русск. Кривой (очень распространенное имя), Кривуля, Кривцов,

Кривцовский, Кривой, Кривой Кошлъ, Кри-вец Иуда, Кривая Шапка, Кривая Щека, Кривобород,

Кривоборский, Кривоножни-ны, Кривонос, Криворог, Кривочелюстный, Кривочур, Кривошейка,

Кривошея, Кривошеий

, белор. Крывъг, Крыуко, Крывец, Крывенът, Крывуля, Кривуша, Кръг-вень,

Крывель, Крываш, Крывалъ, Крыванос(ы), Крывароты, Крываруки, Крыва-шапы, Крывшчот,

Крывашыг и т. д. и даже Крывгчант (житель деревни Крывгчы)

при сходных антропонимах в

украинском; ср. польск. Krzywak, Krzywasz, Knywda, Knywic(z) (1299), Knywiec, Krzywek, Krzywko,

Krzywosz, Krzywula, Krzywy, Krzywogfowy, Krzywonos, Krzywopatrz, Krzywosqd, Krzywoust и др.

Ср. аналогичные представления у балтийских славян в процедурах гаданий, описанных средневековыми

авторами: Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М.,

1965, с. 32 и ел.

См.: Веселовский С. Б. Ономастикой. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974, с. 164—165.

Ср. об имени Кривой: Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV —начала

XVI в. М., 1952, т. 1, с. 676.

Бгрыла М. В. Беларуская антрапашмЫ. Прозвипчы, утвораные ад апелятыунай лексжы. Мшск, 1969, ч. 2,

с. 221—222.

Siownik staropolskich nazw osobowych. Wroclaw — Warszawa—Krak6w — Gdarisk, t. 3, zesz. 1,1971, s.

176—179.

427

Характерно, что названия с соответствующим корнем встречаются именно в вильнюсской

антропонимии начала XVII в.: Kriwiaki, Kriwoladzis, Kreywucu?

. Ср. также современное

Кгevys. Ср. в старолатышском: Кгегиуп, Krawing, Krewessche, Krewemaysse, Krews и другие

производные от Kriews

*. В куршской ономастике: Krewe (1582—1585, 1579—1596),

Krewenigk (ср. латыш, krievnieks 'правоверный латыш; русская лошадь' с объединением

полярных значений разобранных выше типов)

. Ср., наконец, прусское собственное имя

Кгушуеп (1419 г.)

Как указанные мифологические имена, так и связываемые с ними обозначения некоторых

групп славян тяготеют к далекой периферии славянского мира. Это относится не только к

балто-славянскому пограничью, но и к другим пограничным областям, ср. Krivitsani на

Пелопоннесе (при обозначении восточнославянских кривичей как Kpi{tycocir)vo( и Крфи^оц

Константин Багрянородный, Adm. Imp. 9), KpuB«eot в Мессении, Crivitz в Мекленбурге

Спор о принадлежности этих групп в терминах более позднего этнического членения

применительно к тому времени, когда отдельные группы славян проникали в Грецию, вплоть

до Пелопоннеса, представляется неконструктивным, как и сам вопрос о связи с

восточнославянскими кривичами.

В истории славянского имясловия подобные названия могли возникать в разных местах

славянского мира и в разное время и носить функциональный характер—обозначения

определенных групп людей по отношению к окружающему чужому. Отсюда первоначальное

неразличение этой общности людей (этнонима), соответствующего имени одного человека

(антропонима) и названия места их обитания (топонима), ср. типовое название Кривичи

(Крътчы) в селах Глубокского, Зельвенского, Солигорского, Медяльского и других районов

Белоруссии. Характерно, что, как показывает карта распространения этих топонимов, они

расположены цепочкой с северо-востока на северо-запад между Западной Двиной и Припятью

практически по границе, отделявшей восточных славян от поляков .

Примечательно не только образование макротопонимов (названий селений) от этой основы,

но и многочисленные ее употребления в составе микротопонимов, ср. в Белоруссии Крывалъ,

Крыванъ, Крывелъ, Крывец, Крывщы, Крывая, Кривое, Кривы, Крывыя, Крывуля, Крывынъ,

Крывецъ, Крывяч, Кры-вая гора, Крывая дорога, Крывой (крывая) нгва, Крывое ляда, Крывы

Рог, Крывыг другы, Kpывыi пэршы, Крывыя Ляст, Крывыя межи и т. д.

Из приведенных примеров видно, что обозначения с помощью крив- на старой кривической

территории

различны и выступают не только и не

Zinkeviftus Z. Lietuvii^ antroponimika. Vilniaus lietuviii asmenvardiiai XVII a. pradzioje. Vilnius, 1977, c. 157.

Blese E. Latviesu personu vardu un uzvardu studijas. I. Vecakie personu vardi un uzvardi (XIII—XVI, g.s.). Riga,

1929, c. 195—196.

Kiparsky V. Die Kurenfrage. Helsinki, 1939, S. 296.

Trautmann R. Die altpreussischen Personennamen. Gottingen, 1925, S. 48.

Mikbsisch F. Die Bildung der slavischen Personen- und Ortsnamen. Heidelberg, 1957, S. 270—271; Vasmer V.

Die Slaven in Griechenland, Berlin, 1941, N 2, S. 163.

Жучкевич В. А. Указ, соч., с. 183, и рис. 6,5.

Мшратапашми! Беларусь Матэр4алы. Мшск, 1974, с. 127—128.

Ср. о кривичах: Седов В. В. Кривичи — Советская Археология, 1960, N 1.

428

столько в связи с объектами, характеризующимися качеством кривизны, сколько как знак

принадлежности именно к этой пограничной территории, населяемой людьми, которые зовутся

кривичами. Следовательно, эти топонимы, как и антропонимы и этнонимы, связаны с системой

оппозиций древ-неславянской модели мира

Среди восточнославянских племен, обитавших в Среднем Поднепровье, крайнее северо-восточное

место могло занимать племя, которое называлось Север: ср. а друзии свдоша по Десне и по СБЛИ

(=Семи) по СулЪ и нарекоша СЬверъ. Лавр, лет., л. 3, варианты севера, севера, ср. сЪверлме. Лавр,

лет., 8 об., могут свидетельствовать о непрозрачности форм, которая, во всяком случае для

киевского летописца, могла не осмысляться географически

Хотя для древнерусского в самих текстах нет доказательства осмысления этнонима сЪверъ как

'северян', 'северного племени', несомненно формальное совпадение этих двух слов. Но для того,

чтобы совпадение не оставалось формальным, необходимо попытаться выяснить внеязыковую

мотивировку обозначения славянского племени как северного. В этом отношении практически

ничего не сделано, поскольку не известна ситуация в период, когда север был бы расположен

севернее других восточнославянских племен. Замечание Фасмера, за которым следовали и другие

авторы, о том, что «до того, как восточные славяне распространялись через Белоруссию до

Новгорода, северяне были самым северным у них племенем»

, не подтверждается историческими

данными.

Кроме того, если, пренебрегая историческими фактами, исходить лишь из полного совпадения

названий племени север и стороны света, то и в этом случае этимология не может считаться

завершенной, так как среди славянских языков, ни даже в широком индоевропейском круге (ср.

лит. Миге 'север', siauras 'северный, холодный', Smras 'холодный, северный, зимний', siurus vejas

'северный ветер', ср. лат. caurus 'северо-западный ветер') не выясняется корень, от которого было

образовано слово, и более того, не выделяется суффикс, ибо нет форм без него.

Поэтому представляется существенным выяснение предполагаемой этнической группы, которая

могла бы описать север как северное племя (по отношению к месту обитания). Учитывая

локализацию племени север по Семи, то есть в пределах теперешней Курской области, приходится

констатировать, что северным это племя могло быть по отношению к населению южнорусских

степей, то есть к иранским племенам скифо-сарматского типа (в зависимости от хронологии). По

данным исследователей иранских топонимов и гидронимов на Украине и Юге России, земля

племен север (Курская область)

Ср.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы, с. 97, 215

(примеч. 124) и др.

Правда, в другом фрагменте летописи cieepb, судя по окружению, действительно локализуется в северной

части восточнославянского мира: а Слов-Ьни свое в Нов-Ь-город4 а другое на Полоть иже Полочане &

нихъже. Кривичи же СБДЛ.ТЬ на верхъ Волги, а на верхъ Двины и на верхъ Днепра ихже градъ есть

Смоленскъ туда бо ОБДАТЬ Кривичи таже Свверъ & них на Бълъоз-Ьре СБДАТЬ Весь а на Ростовьскомъ озер-

fc Мерл. а на Клещин4 созъре Мерл. же (Лавр, лет., л. 4).

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, М., 1971, т. 3, с. 589.

429

относится к северной окраине иранского мира. Можно предположить, что иранское обозначение

север (или синонимичного с ним пространственного отношения) было переведено на славянский

язык с помощью слова *severb. Следует отметить, что в этом районе известно немало примеров

славяноиранских и балто-иранских переводов

Вместе с тем нельзя исключать возможность звукового притяжения между относительно близкими

по смыслу словами. Эта процедура неизбежна в условиях контакта близких языков, когда

требуется пересчет с одного языка на другой. Можно было бы думать, что название племени

*seven и, возможно, соотносимое с ним имя реки Сев (в области обитания племени север, левый

приток Десны, которая по принципу народной этимологии в глубокой древности, когда корень

*desn->Mor означать 'правый' и у ранневосточнославян-ского населения) как-то связывалось с

индо-иранским savya- 'левый' (ср. вед. savya-, авест. haoya и родственное др.-русск. щуи 'левый')

ср. географические использования др.-инд. savya- 'левый', а также 'правый' и в этом последнем

значении 'южный' (ср. dakfina- 'правый, южный', родственные слав. *desn-

), 'обратный',

'противоположный'. Наличие относительных пространственных значений в индо-иранском savya-,

конкретизирующихся только в зависимости от местных условий, в значительной степени снимает

проблему приурочива-ния племени *seven непременно к северу.

Таким образом, в этом ареале выделяются названия с корнем *sev-*

, с которым так или иначе

соотносятся значения 'северный', 'левый', 'противоположный' (то есть нестандартные члены

оппозиции, ср. выше о кривичах). В связи со словами этой группы приходится констатировать

параллелизм двух рифмообразующих индоевропейских корней *k'eu- 'северный' и *seu- 'левый'

^'противоположный' и т. п.), первоначально 'кривой, изогнутый' (см. выше о кривичах). Наличие

суффикса -ег(о)- у слов относительного характера дела-

К семантике ср. имя гипербореев (йтгер-£6рео; 'живущий на крайнем севере'), упоминаемых уже начиная

с Гесиода. Реальное их положение, упоминаемое Геродотом, менее существенно по сравнению с тем, что

они обозначают некоторый предел географических знаний древнего мира. Любопытно, что они посылают

скифам жертвенные дары, завернутые в пшеничную солому. Уже эта последняя деталь показывает, что

гипербореи могли жить непосредственно к северу от скифов, то есть примерно на широте, где можно было

бы локализовать племя *siverb (ср. др.-греч. Вореоц 'северо-северо-восточный или северный ветер', 'север',

'пора северных ветров, северные области, север', при слав. *seven 'северный ветер, север' ср.

соответствующие балтийские примеры). Ср. также гипотезу о слав. *seven как переводе синонимического

названия: MeriggiB. Anti-Veleti. Considerazioni su due antichi etnonomia slavi.— Communicazioni al IV

Congresso Internazionale degli slavisti. Roma, 1958, p. 7.

Иранский переход начального *s -> h едва ли охватывал все индо-иранские племена, обитавшие на

Украине и Юге России. Кроме того, нам не известна точная хронология этого перехода. Можно думать о не

очень большом временнбм интервале, отделявшем этот период от исторического времени. Вместе с тем он

мог не осуществляться в некоторых реликтовых словах, в том числе в гидронимах.

Само название Десны, в бассейне которой находится Сев, могло быть результатом славизации индо-

иранского названия этой реки типа др.-инд. Dakfina-, авест. daiina- и т. д. Ср. также лит. d/sinas 'правый'.

Ср. урочище Сев1рка в Мстиславском районе Могилевскрй области.

430

ет возможным предположение о членении *sev-er-, которое подтверждалось бы как

реконструированным по правилу Каланда *deb-ro- 'правый', так и формами типа ср.-инд. daccha-

<*dakfra-*

Указанный выше семантический паралеллизм названий *sever и *knv- может пояснить и

позднейшую их судьбу—вплоть до переноса этих обозначений периферийных племен на крайний

юг—на Балканы (балканские Sfffopeic. Theophan, Severes, Anastas, известные по византийским и

другим источникам вплоть до XIII в., ср. Zemra, Zevrino, Sevrin, Zeverino, позднейший се-

веринский комитат).

В связи о проблемой звуковых отождествлений имен при славяно-иранском контакте можно было

бы отметить, что основа имени радимичей, осмыслявшаяся как производная от антропонима—

имени основателя племени Родим, — (ср. польск. Radam), объясняемое иногда как сокращенное

сложение Radi-min), могла бы быть сопоставлена и с иранской скифской основой radam-из

иранского fratama — <*pratama- 'первый', употребляющейся в скифских царских именах, ср.

'Ра8а(лб(роирто<; (=скифск. *Radam-furt-}, 'первый сын, первенец', 'Ра8осц<ях8(0<; (=скифск.

Radam-sad-, 'первую радость (имеющий)'), TaS&ixaou; (=скифск. Radam-as-), 'РаЗацеюто?

(=скифск. Radam-mizda- 'первую мзду получающий'), 'РосЗосрфшу и т. п.

В случае принятия этого сопоставления со скифским, этноним радимичей оказался бы в числе

других выше рассмотренных, в происхождении которых так или иначе сказывается ориентация на

чужеязычный элемент.

При излагаемом толковании радимичи входят в круг славянских этнонимов, соотносимых с

иранскими названиями, как хорваты и, вероятно, сербы. Иранское происхождение имени хорватов

подтверждается наличием имени Хорбосиех; в надписи из Танаиса

. При том, что само

сопоставление кажется весьма правдоподобным, более подробное истолкование имени связано с

рядом трудностей, вызванных необходимостью выбора одной из нескольких внешне сходных

иранских основ (ср. авест. haurvaiti 'стережет', haurvatat- 'целостность', hura o8a- 'прекрасно

сложенный', hvar 'солнце' в сложении с другими основами типа осет. vat- или vac- 'вестник', hra- <

*sue- в сложении с основами типа мгшйй- 'друг' или auruant- 'отважный герой')

. Тем не менее это

сравнение можно подкрепить и рядом других, с ним связанных. В самом Киеве имя горы Хоревица

(и мифологического Хорива—одного из братьев основателя

Mayrhofer M. KurzgefaBtes etymologisches Worterbuch des Altindischen. Lief. 9. Heidelberg, 1957, S. 10—11.

**А6аевВ.И. Осетинский язык и фольклор. М.—Л., 1949, с. 165; ZgustaL. Die Personennamen griechischer

Stadte der nordlichen Schwarzmeerkuste. Praha, 1955, S. 138—139(§§ 186—190).

Latyshev V. Inscriptiones antique orae septentrionalis Ponti Euxini graecae et latinae, 1890, II, N 430(8), 445

(220p), cp. xopoauov, там же, N 445 (5, 20).

См.: Vasmer M. Untersuchungen iiber die akesten Wohnsitze der Slaven I. — В кн.: Die Iranier in StidruBland

(Veruftentlichungen des Bait, und Slav. Inst. a.d. Univ. Leipzig, N 3) Leipzig, 1923, S. 56; Zgusta L. Op. cit., SS.

169—170 (S 256); Абаев В. И. Указ, соч., с. 168; ТрубачевО.Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели

миграции славян.— Вопросы языкознания, 1974, N 6, с. 61; Трубачев О. Н. Этногенез и культура

древнейших славян. Лингвистические исследования. М., 1991; SkokP. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili

srpskogajezika, 1. Zagreb, 1971, p. 691—692.

431

Киева Кыя) сопоставимо с авесг. haraiva, др.-перс, haraiva как названием области Арианы, ср.

авест. /uzra, haraiti как обозначение горы

. Для сопоставления с именем хорватов особенно

интересно имя древней Арахозии—др.-перс. Harauvatis (Бехистунская надпись, 1, 6), Harauvatiyd

(там же, III, 12, 13) и т. д. Это слово довольно точно соответствует названию хорватов за одним

исключением: гласный первого слога не может этимологически соответствовать славянскому *б в

*хъпхАъ, ср. др.-русск. хървати (название восточнославянского племени близ Перемышля). Иначе

говоря, предположение о тождестве иран. ham(u)vat- со слав, xwvat- можно было бы объяснить

заимствованием первого с условной перекодировкой в относительно поздний период. Во всяком

случае сходные же трудности встречаются и при сближении с единодушно принимаемым в

качестве достоверного соответствия хорбаио?—*хъгиа1-.

Существенно, что этот этнонимический иранизм проник на запад далеко от той области, где могли

совершаться непосредственные славяно-иранские контакты, ср. хорватов -hruat в Хорватии,

словен. pagus Crouuati в Каринтии, греч. x«pp4ti в Аттике, Арголиде, др.-чеш. Charwaty в Чехии

(ср. Хронику Да-лимила), сербо-лужицкое племенное название Chruvati и даже кашубское местное

название Charwatynia (при др.-польск. Charwaty, местное название).

Несколько менее широко распространен другой этноним, сербы, нередко употребляющийся с

названием хорваты

. Помимо сербов и хорватов в Югославии ср. сербов и хорватов в Древней

Чехии и Лужице. Упоминаемую Константином Багрянородным форму Sepf&ov (De adm. imp., 9)

иногда считают искажением имени сЪверь, сЪверлме (характерно, что форма встречается при

описании ежегодного полюдья, когда князь с дружиной выступают из Киева и взимают дань у

племен, тяготеющих к периферии—кривичи, дреговичи, тиверцы и сербы-северяне). Позднее

никаких следов имени сербов у восточных славян не обнаруживается.

Название сербов употребляется с названием хорватов. Многие ученые связывают с ним по

происхождению название сербов. Тем не менее между ними много фонетических различий,

которые пока не удается свести к единому источнику. Поэтому оправданы поиски объяснения

этнонима сербы на других путях

*. Пока что ни одно из решений не может считаться

убедительным.

Непрозрачные или чужеземные названия восточнославянских племен включают и тиверцев и,

возможно, отчасти уличей, ср. особенно форму улучи,

Иванов В. В., Топоров В. Н. Мифологические географические названия как источник для реконструкции

этногенеза и древнейшей истории славян. — Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных

романцев. Методология и историография. М., 1976, с. 121. См. там же об арм. Ногеап (с дальнейшей

литературой вопроса).

Ср. о возможной связи этих этнонимов: Gregoire H. L'origine et Ie nom des creates et des serbes. —

Byzanlion, 1944—1945. N 17.

Ср., например, Трубачев О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в

Северном Причерноморье. — Вопросы языкознания, 1977, N 6, с. 26. Однако и это объяснение предполагает

весьма гадательную эмендацию (Serbi вместо Serri) и встречается с некоторыми другими сложностями

(объяснение второй половины слова). Если отождествлять Serbi Cephabtomi Плиния, то напрашивается ана-

логия с другим названием славянского племени *lupi-golva (ср. др.-чеш. Lupiglaay Баварского географа

Luppoglau в Словении, сербо-хорв. Lupo-glav, поднепровский гидроним Лупо-галова).

432

улучичи, улутучи и т. д. Эти племена занимали крайнее юго-западное положение: а Оулучи

Тиверьци. съдл.ху бо по Дн-Ьстру. присЬд/кху къ Дунаеви 6Ъ множьство ихъ. съдАху бо по

Днестру, или до мор/к [и] суть гради их. и до сего дне. да то СА. зваху <5 Грекъ. Великаьх Скуфь

(Лавр. лет. л. 5). Отрезанные степью от основного массива славянских племен и тяготеющие,

видимо, к району Подунавья, эти племена упоминаются в летописи в связи с походами на

Царьград Олега и Игоря (907 и 944 гг.). Неславянская форма племенного названия тиверцев

подтверждается сообщением летописца: Тиверци. ььже соу

. толковины. си вси звахуть & Грекъ

Великан* Скоуб (Лавр. лет. 14об.). В летописном сообщении 944 г. тиверцы упоминаются в

списке после перечисления славянских племен, замыкаемых кривичами, и перед названием

тюрков-печенегов. Эти обстоятельства делают наиболее правдоподобной этимологию Менгеса,

согласно которой этноним тиверцы образован от тюркск. *tiv-ar 'говорящий, переводчик' (ср.

толковины в летописи), ср. тюркский корень te-, ti- 'говорить'

. Другое объяснение предполагает

также неславянский характер этнонима, возводимого к древнему названию Днестра— Тира?,

Тиртц, ср. иранское название реки Tivra. В таком случае др.-русск. ти-веръци сопоставимо с

соседним дунаици

Прохождение через тюркскую среду предполагается и для названия уличи в последней этимологии

О. Н. Трубачева: формы улучи, уличи могут отражать тюркск. *uylu£, *uglut, *oylu£, которое могло

бы быть трансформацией слав. *0glitji и ее восточнославянского продолжения *ug№b (от *uglb <

qglb, угол между Южным Бугом и Днестром, ср. греч. 'Ощг^о?. тюркск. Budzak, буквально

'угол')

. Каково бы ни было происхождение этого этнонима, для киевского летописца он, видимо,

был непрозрачен, ср. обилие разных его написаний.

Если на восточной окраине славянского мира появляются этнонимы иранского происхождения, а

на юго-западной—тюркского, то на крайнем западе восточнославянской территории, на Волыни

встречается этноним германского происхождения—др.-русск. дулЪби, арабск. dulabe (у Масуди).

Ср.: Въ си же времена быша и СЭбри ... си же добръ воеваху на Словънъ. и при-мучиша Дулъбы

сущаьд Словъны. и насилье творАху женамъ Дулъпьскимъ ... [и] тако мучаху Дулъбы (Лавр, лет.,

л. 4 об.).

Как и в случае с названиями хорватов и сербов, название дулебов отмечено и к западу, ср. др.-чеш.

dudlebi (название западнославянского племени на юге княжества Славника по направлению к

Австралии, Козьма Пражский, Chronica boemorum, I, 27), словен. Dudleby, ср. Deutleben в

Германии

. Дальнейшая история слова дулеб уже после исчезновения племени связана с появлением

отрицательного оттенка значения. Именно в таком употреблении старое племенное обозначение

дожило до настоящего времени, ср. в го-

Menges К. Н. The Oriental elements in the vocabulary of the oldest Russian epos. New York, 1951, p. 52 ff.;

Jakobson R. Op. cit., vol.2, p. 644.

Vasmer M. Untersuchungen..., S. 62; Фасмер М. Указ, соч., т. 4, с. 55.

Трубачев О. Н. О племенном названии уличи. — В кн.: Вопросы славянского языкознания. М., 1961, с.

186—190.

О возможных семантических интерпретациях германского сложного слова см.: Трубачев О. Н. Ранние

славянские этнонимы..., с. 53 (герм, "daudlaiba— 'выморочное наследство' применительно к землям,

оставленным германцами).

433

ворах тульско-орловско-курско-рязанского ареала слово дулеб, дулеп применительно к людям,

имеющим физический недостаток (особенно относящийся к зрению), умственный или моральный

или же занимающих низкое место в социальной иерархии: ср. курск. дулеп, дулепка 'человек с

каким-нибудь физическим недостатком, уродством', калужск. дулеп 'неповоротливый человек',

курск., тульск., орлов., ряз. дулеб 'неотесанный человек'; рязанск., влад. дулеб 'слепой, косой,

разноглазый', дулебый, дулё'бый 'косой, разноглазый'; орловск. дулеб, дулёбина 'дурак, болван';

сарат., ворон, дулепъ 'неповоротливый человек, батрак', дулпёс, дулъпес 'бестолковый, глупый', ср.

также польск. duleb 'болван' (вероятное восточнославянское заимствование); дулепъ 'батрак' и др.

В этих значениях дулеб выступало в качестве нелестной клички города Волхова Орловской

губернии. По преданию, в пределах Подольского края в древности было Волховское княжество, в

состав которого входила и Дулеб-ская земля. О болховичах рассказывалось, что они наделены

всяческими недостатками, богаты, но скупы. Эти их свойства и обозначались словом дулеб,

дулёп™. Привлекает внимание использование этой основы в антропонимии, ср. белор. Дулебенец

— по названию деревни Дулебы

, а также топонимия и гидронимия с основой Дулеб- на

территории Белоруссии (Минск., Могилевск. обл.): реки Дулеба иДулёбка, села Дулёбня, Дулебы .

Наконец, учитывая звуковую, а отчасти и семантическую близость названия дулебов с лит. dulbis,

dulbis 'неповоротливый человек', 'дылда', 'розвалень', 'вялый человек', "размазня'; 'глупый'.'дурень',

'болван', 'простофиля', dulbezda 'угрюмец', dulbti, dulbsti, duMti, dulbinti о плохой, ленивой,

нескладной работе и т. п.

, можно думать о разнообразных случаях притяжения или скрещения

русск. дулеб (преимущественно в местах, где некогда были балты) со сходными балтийскими

словами. Следует отметить, что балтийские языки сохраняют широкоразвитую семью слов этого

корня с разными ступенями чередования (ср. лат. ddlba, delba, dllba, dilbineti, латыш, dalba, ddlbs,

dqlbs) и др.

Аналогичное (как в русск. дулеб) семантическое развитие можно предположить в русск. па-серб

'пасынок' при связи его с этнонимом серб и родственными социальными терминами типа укр.

пргиёрбитшя 'присоединиться' (при тверск. сёбритъся 'присосеживаться, подбираться') и т. п.

Отношения между словами этой группы затемнены в силу постоянных связей со словами типа др.-

русск. слАаръ 'сосед, член одной общины', курск. диал. себёр 'крестьянин, участвующий в

общественных собраниях' и т. п., имеющими другую этимологию, нежеди этноним серб.

Превращение этнонима в нарицательное имя, обозначающее отклонение от нормы, в отличие от

случая с дулебами в сторону преувеличения, представлено

Словарь русских народных говоров. 1972, вып. 8, с. 253—254.

См.: БърыяА М. В. Указ, соч., с. 140, Интересно, что имя Дулеб засвидетельствовано уже в 1535 г. См.: