Олянич А.В. Презентационная теория дискурса (монография)
Подождите немного. Документ загружается.
132
133
Глава III.
Семиотика театральности и презентационная функция
дискурса
Ориентация ментальной и когнитивной деятельности человека
отличается от деятельности животного прежде всего тем, что, будучи
встроенной в человеческую жизнь как бытийный процесс, эта
деятельность оказывается сюжетно-детерминированной, в
определенном смысле расписанной по пунктам экзистентного плана.
Жизнь скриптографична - недаром существуют такие понятия, как
биография и автобиография, «планы на будущее», и т.п. Мы
выстраиваем наш бытийный континуум в соответствии с экспектациями
и референциями / временными проекциями из прошлого в настоящее, из
настоящего в прошлое и будущее. План как последовательность
действий составляет основу нашего существования, при этом основной
особенностью этого плана является непременный учет обеспечения себя
не только физически-комфортными, но и ментально-комфортными
условиями существования. Последние чрезвычайно важны, поскольку
связаны с извечным философским вопросом о предназначении
пребывания человека в мире. Бытие должно быть не только позитивным
в смысле удовлетворения биологических потребностей, но и в смысле
удовлетворения потребностей духовных / ценностно-ориентированных
(наличие постоянного интереса к существованию).
Интерес как категория когнитивная, предопределяющая любую
деятельность человека, оказывается отличительной чертой или
характеристикой Homo sapiens: являясь движущей силой процесса
формирования человеком его информационного пространства и
последующей сгруктурации коммуникации с себе подобными, он
предопределяет активную деятельность человека по когнитивному
освоению окружающей действительности и конструированию новой.
Человек живет, постоянно копируя и совершенствуя реальность вокруг
себя, подстраиваясь под существующий мир и настраивая его в
соответствии со своими представлениями об этом мире. Для подобной
деятельности необходима некая рабочая модель, периодически
анализируя функционирование которой, человек способен настраивать
свое собственное бытие. Не случайно, поэтому, в жизнь проникли такие
близкие по своей природе и предназначению сущности, как игра и
134
театр - своеобразные модели или экспериментальные полигоны
бытия.
Шекспировская метафора «Весь мир - театр, а люди в нем -
актеры» весьма емко передает когнитивную сущность и семиотическое
представление человеческой коммуникативной и иной деятельности.
Homo Sapiens соединяет в структуре собственного «Я» две базовых
ипостаси - Homo Loquens и Homo Ludens как языковая личность и
личность играющая (демонстрирующая, представляющая). Игра и
представление неотделимы друг от друга, что зафиксировано в
глобальном человеческом лексиконе: стоит только обратиться к любому
толковому словарю любого мирового языка и обнаружить их внутри
одной словарной статьи.
Играя (представляя), человек создает коммуникативное
пространство, обустраивая его знаками, которые необходимы ему для
разнообразных описаний действительности, используемых в
дальнейшем прагматически - с целью реализации разнообразных
потребностей. Создавая модель реальности при помощи отобранных
наборов знаков (означивая среду обитания - habitus - термин Патрика
Бурдье), как вербальных, так и невербальных, говорящий апробирует
свои возможности в вовлечении себя и себе подобных в эту среду для
конструирования этой среды и оказания воздействия на других с целью
достижения в ней успешной адаптации (своей и других).
Моделирование реальности опирается на визуальное
исследование и анализ (оценивание) последней: апробация
сформированного представления о реальности происходит при помощи
сложных операций гипотетического освоения, т.е. при помощи игры и
театрализации. Прежде всего, здесь важна офтальмологическая
(визуальная) настройка восприятия (сознания) - ср. пословицу «лучше
один раз увидеть, чем сто раз услышать», - а затем получить
вербальное отражение (описание) реальности. Знаковое восприятие
реальности человеком - прежде всего, визуально; именно поэтому
освоение реальности происходит через театр: это подтверждается
этимологией самого слова «театр» - от греческого theasthai (смотреть) и
thea (наблюдение).
Что значит «освоить реальность посредством театра и игры»?
Это значит, что реальность (мир) должна быть запечатлена в сознании в
виде законченного образа (картинки), причем законченность должна
выражаться при помощи точной настройки (предельной фокусировки)
созданного образа. Чтобы прочно зафиксироваться в памяти и быть
135
готовым для дальнейшего (постоянного) воспроизведения в процессе
коммуникации, созданный образ должен быть насыщенно ярким,
эмотивно-мотивированным, воспроизводиться вновь и вновь, т.е.
обладать рекурсивностыо.
Мало просто «обустроить» реальность знаками - необходимо,
чтобы образы знаков легко извлекались из памяти по первому
требованию или необходимости. Необходимость извлечения образов
действительности в ее семиотическом воплощении связана с категорией
информативной насыщенности и категориями точности /
приблизительности, которые, в свою очередь, определяют как
визуальный, так и вербальный план семиотизации действительности.
Рассмотрим далее, как эти категории создают основания для
семиотической реализации театральности в дискурсе.
$1. Категории информативной насыщенности и точности/
приблизительности как семиотическое основание
презентаццонности дискурса
Информативная насыщенность единиц языка и речи интересует
нас в связи с тем обстоятельством, что кумуляция информации
'оказывается важным презентационным фактором, определяющим
степень первоочередности / факультативности сведений о мире,
используемую человеком в целях самопрезентации и дескрипции того,
что он стремится транслировать по коммуникативным каналам в
социум с тем, чтобы успешно исполнить задачи влияния и воздействия
на социум. Термин «информативная насыщенность» был введен Е.И.
Шейгал и автором настоящего исследования в их совместном
исследовании английских глаголов прекращения жизни в связи с
проблемами их перевода (Шейгал, Олянич, 1980). Представляется, что
информативная насыщенность как категория по преимуществу
семантическая вполне подходит для описания смысловой
наполненности образа, ибо образ получает двойное воплощение при его
трансляции в социальное сознание: вначале он формируется ментально,
и его компоненты приобретают информационную структуру, а затем
сформированный информационный кластер вербализуется, т.е. получает
языковое выражение (лексика) и реализуется в речи / тексте / дискурсе
(словосочетания, предложения, фразы, сверхфразовые единства -
коммуникативные или дискурсивные ситуации).
136
Понятие информативной насыщенности введено в
лингвистический понятийный оборот в связи с целым рядом
обстоятельств.
Вместе с понятием языковой номинации и в связи с поисками
закономерностей между количественными (глубина семантического
объема лексем) и качественными (смысловая уникальность) различиями
в семантическом содержании лексических единиц, разработкой теории
лексико-семантического варьирования на передний план исследований
выдвинулось предположение о способности лексических единиц к
варьированию как результате усложнения содержательной стороны
единицы
(Литвин, 1988, с. 84), затрагивающего структурно-смысловые
изменения в означаемом, в том, что стоит за звуковой оболочкой слова
(формативом). Изучение процессов языковой номинации в русле теории
лексико-семантического варьирования вызвало к жизни такие понятия,
как «динамизм лексического значения» (Солнцев, 1984), «глубина
семантического объема лексемы» (Miller, 1964; Олянич, 1988), «степень
неоднородности семантики лексем», «точность - приблизительность
номинации» (Гак, 1980; Сахно, 1983; Морева, 1988; Пристанская, 1988;
Gove, 1957; Вайнрайх, 1970), «шкала неоднозначности» (Апресян,
1974).
Лексическое значение глагола оказалось смысловой
сущностью, которая обладает уникальной способностью к накоплению,
хранению и изменению семантических элементов, номинирующих
действия, состояния, события и процессы.
В ряде психологических исследований, связанных с
когнитивными особенностями, спецификой человеческого мышления и
проекцией его на лексический уровень, отмечаются следующие
обстоятельства.
Во-первых, мышление характеризуется селективностью
запоминания фактов и событий, налагающей ограничения на объем
памяти. Как отмечает Д.И.Слобин, запоминание подвергается
изменениям, вызванным словесной формой кодирования: хранящаяся в
памяти информация подвергается уравниванию и приобретает короткий
и схематичный вид. Одновременно происходит уточнение деталей
информации и ее ассимиляция в соответствии с некоторой схемой,
стереотипом, экспектациями (Слобин, 1976, с. 175). Дж. Миллер
называет это явление схематизации запоминаемого «перекодированием
информации в непосредственной памяти» и считает, что оно предельно:
по мнению исследователя, количество «сгустков» информации может
137
быть не более 7+2; в противном случае мышление теряет свойство
экономности и информация большего объема, уходящего за пределы
этого «магического числа», забывается (Miller, 1964).
Исследователи обратили внимание на то, что данное свойство
памяти - «глубина» - соотносится со словарем языка. Действительно,
человек является творцом словаря и одновременно пользователем той
информации, которая в нем сконцентрирована. Словарь в целом есть
своего рода модель памяти; продолжая аналогию, можно представить
лексическую единицу во всей совокупности ее вариантов как единицу
запоминаемой информации с предельным числом "сгустков" - ЛСВ.
Анализ словарей достаточно большого объема показывает, что
наибольшее количество слов имеет как раз такое количество ЛСВ - от
одного до 7+2 (Олянич, 1988. с. 9 -10).
Указанными выше особенностями мышления объясняется и
такой факт: самые объемные по значению лексические единицы
(мы
имеем в виду не диапазон значения, а количество входящих в
семантическую структуру слова лексико-семантических вариантов -
ЛСВ) удерживаются в памяти носителей языка не полностью, а только в
пределах «магического числа» Дж. Миллера, что убедительно
доказывается результатами исследований частотности (см., например,
данные частотного словаря-справочника, составленного Майклом
Уэстом: наиболее частотны слова, количество ЛСВ у которых меньше
или равно 7+2).
Все качественные изменения, происходящие в смысловой
структуре глагола, отражаются количественно, т.е. семантическая
структура глагола обладает определенным смысловым объемом, и
лексемы имеют разные по величине (глубине) семантические объемы.
Под глубиной семантического объема в лингвистике понимается
количество элементов семантической структуры лексемы - ее
лексико-семантических вариантов (ЛСВ).
Во-вторых, 'характерной чертой мышления является
оперирование фактами и событиями в двух плоскостях.
Первая плоскость мыслительных операций своим
существованием обязана многообразию явлений объективной
действительности, которые в полном виде человек не в состоянии
уместить в рамках его когнитивных возможностей. Как пишет В.Г.Гак,
это явления «с расплывчатыми границами, хотя и с четким ядром.
Наличие четкого ядра позволяет словесно обозначать любой объект,
даже такой, для которого в языке нет особого наименования» (Гак, 1980,
138
с. 50). Речь идет, таким образом, о мыслительной категории
приблизительности, которая обусловливает выбор говорящим
соответствующей единицы - слова, лишь очерчивающего границы
номинируемого понятия, но не конкретизирующего данное понятие,
поскольку такая конкретизация была бы избыточной в ситуации
общения, не требующей точности (говорящие «понимают», о чем идет
речь).
Вторая плоскость - противочлен мыслительной категории
приблизительности в оппозиции «точность::приблизительность».
Мыслительные операции в этой плоскости вызваны как раз
необходимостью точности - «портретирования» явления, которую
задает ситуация общения. Номинативные единицы, задействованные
говорящим для словесного обозначения таких ситуаций, требующих
точности, не могут быть приблизительными.
Оппозиция «точность: :приблизительность» была обнаружена У.
Вайнрайхом при исследовании им стандартного и нестандартного
использования языковых возможностей. Он обратил внимание на
изменение «семантичности речи»: в том случае, когда речь «...служит
только для того, чтобы сигнализировать о наличии сочувствующего
собеседника, язык 'десемантизируется' в очень большой степени»
(Вайнрайх, 1970, с. 169). При этом говорящие задействуют такие
лексические единицы, семантическое содержание которых подверглось
«смысловому выветриванию» - слова-«почти-пустоты» (в терминологии
самого У. Вайнрайха), или в современной терминологии - эврисеманты
(широкозначные слова). Кроме того, в таких случаях используются и
полисемантичные лексемы. Стандартное использование языка
предполагает извлечение коммуникантами из своего лексикона слов
приблизительной номинации. При нестандартном языковом
использовании задействуются слова точной номинации понятий. У.
Вайнрайх называет их «шифрованными словами», относя их к плану
речи. Такие «шифрованные» - «гиперсемантизированные» - слова
встречаются и в плане языка. В качестве иллюстрации к сказанному
приведем пример Д. Лила: если ситуация общения требует от
коммуникантов некоторой информации, не нуждающейся в каком-либо
уточнении, в ней реализуется ЛСВ многозначного слова или
широкозначная лексем: — Не cast a stone at the policemen. - Он бросил
камень в полицейских. В ситуации, требующей конкретизации
характера действия либо описываемой говорящим в ином
стилистическом регистре (разговорный, а не официальный стиль),
139
используется ЛСВ узкозначного слова или моносемантичная лексема:
Не chucked
a stone at the cops. - Он запустил
камнем в Фараонов.
(Лич, 1983, с. 123).
Как видно, оппозиция «точность :: приблизительность» не
имеет четкой демаркационной линии между своими противочленами.
Исследователи отмечают разнообразные факторы, вызывающие к
реализации в речи единицы с разной степенью точности /
приблизительности. Т.М.Пристинская указывает на существование
объективных и субъективных факторов. К объективным она относит ряд
событий и свойств действительности, которые могут проявляться с
разной мерой, иметь усиленную / ослабленную степень интенсивности и
могут поддаваться или не поддаваться точной номинации.
Субъективный фактор складывается из коммуникативной компетенции
говорящих (точность / неточность знаний, уверенность / неуверенность
в достоверности передаваемой информации, стремление скрыть точную
информацию и, наоборот, «выложить» ее целиком из эмоционального
фона ситуации общения (Пристанская, 1988, с. 159).
Таким образом, может быть выстроена некоторая шкала,
градуировка которой зависит от степени точности / приблизительности
номинации. Заметим, что эта степень коррелирует с глубиной
смыслового объема лексем и широтой /узостью десигната языкового
знака (в нашем случае - глагольного слова). Два последних параметра
предполагают 1) наличие в смысловом содержании лексических единиц
только обобщенных номинаций процесса, субъекта и/или объекта
действия / состояния (и тогда речь идет о широте десигната); 2)
присутствие или значимое отсутствие в семантике лексической
глагольной единицы конкретизованных семантических компонентов
образа действия или состояния, манеры, инструмента, эмотивных сем,
сем различных типов оценки, имплицитно выраженное указание на
наличие / отсутствие регистра применения того или иного лексико-
семантического варианта лексемы (в этом случае говорят об узости
десигната).
Корреляция глубины семантического объема лексем, точности /
приблизительности номинации и широты / узости десигната
лексических единиц позволяет утверждать, что лексическая единица
способна обладать разной степенью информативной насыщенности.
Это предположение, высказанное нами в (Олянич, 1988), через 12 лет
было весьма убедительно проверено И.О. Косовой в ее исследовании,
посвященном анализу реализации категории информативной
140
насыщенности английского глагола в коммуникативном аспекте
(Косова, 2000). Оказалось, что при сравнительном рассмотрении
смыслового содержания лексем в синонимическом ряду можно
достаточно четко определить тонкие семантические различия между его
составляющими и выявить элементы, конституирующие содержание
понятия «степень информативной насыщенности».
Для этой цели был проанализирован синонимический ряд с
доминантой to influence. Он имеет следующий вид: influence, dominate,
motivate, impress, persuade, urge, convince, flatter, prompt, tempt, incite,
dispose, prevail upon, induce, jawbone.
Смысловая экспликация единиц ряда может быть сведена к
следующим обобщенным дефинициям: influence - to have an effect on
someone or something dominate - to have controlling power over sth or smb
motivate - to provide someone with a reason for doing sth impress - to make
someone understand the importance of sth persuade - to cause someone to
do sth they had been unwilling to do by giving good reasons; to make
someone feel certain that sth is true urge - to try very hard to persuade
someone to do sth convince - to make someone believe sth
flatter - to praise someone too much or insincerely in order to please them
prompt - to cause sth to happen
tempt - to try to persuade someone to do sth which may be unwise or
immoral
incite - to cause or encourage someone to do sth by making them feel angry
or excited
dispose - to get rid of sth
prevail upon - to succeed in persuading someone to do sth induce - to
persuade someone to do sth; to make a woman start giving birth by the use
of drugs or other medical treatment
jawbone - to try to influence through strong persuasion, especially to urge to
comply violently; to urge voluntary compliance with official wishes or
guidelines.
Обнаруживается убывание глубины семантического объема
лексем параллельно с «движением» от приблизительности к точности
как номинативных свойств лексических единиц: многозначный глагол
to influence формирует фокус или центр приблизительной номинации,
образуя ее крайнюю точку (полюс). Его антипод - двузначный глагол to
jawbone - характеризуется точностью номинации («полюс точности»).
141
Приблизительность influence комментируется в словаре синонимов
Вебстера таким образом: «Influence is not only the most general
but also
die only colorless term in this group» (подчеркнуто нами - A.O.). Лексема,
являющаяся доминантой синонимического ряда, обладает чрезвычайно
широким семантическим диапазоном и оказывается номинативно-
приблизительной: номинируются любые действия, которые могут иметь
любой эффект (to have an effect) на любой объект действительности,
одушевленный ИЛИ неодушевленный (someone or something).
Периферийная лексема to jawbone, последняя в ряду, наоборот,
гиперконкретна и ярко-оценочна, точно передает ситуацию
коммуникации: во-первых, смысловая рамка лексемы очерчена как
действие, неодобрительно оцениваемое социумом, сопровождающееся
насилием и направленное на беспрекословное подчинение; во-вторых,
конкретизировано социальное противостояние действия (лексема
отражает отношение социума к власти и ее действиям, что
подтверждает контекстное поле употребления лексемы - глагол чаще
всего встречается в текстах, содержащих оппозиционные оценки
социума). Приведем в качестве иллюстрации сказанному следующий
масс-медийный контекст: Не jawboned enough thousands of dollars to set
up an office and hire his personnel. (The New Yorker, July 18, 1998). В
статье, из которой взято данное словоупотребление, речь идет о
бизнесмене, пролоббировавшем свой бизнес и получившем кредит
незаконными способами, что критически оценивается средствами
массовой информации.
Между полюсами ряда располагаются единицы с разной
степенью точности / приблизительности номинации и разным
смысловым объемом. Обратившись к анализу семантики последних, мы
обнаружим, что их десигнаты различны, причем различия эти носят как
количественный (разная глубина смыслового объема), так и
качественный (разная степень информативной насыщенности
семантики) характер.
Лексемы, составляющие синонимический ряд между полюсами,
могут быть интерпретированы как единиц
ы, обладающие разной
степенью информативной насыщенности. Расплывчатость семантики
убывает в «движении» от доминанты ряда к периферии: так, при
анализе десигнатов синонимического ряда, который сводился к
выделению в их семантике общих элементов и дизъюнкций, оказалось,
что наименее информативно-насыщенными являются лексемы, чьи
десигнаты характеризуются широтой номинации и генерализацией
142
значения, а также чьи семантические объемы варьируют в пределах 1-5
ЛСВ. Эти лексемы располагаются рядом с доминантой ряда, в то время
как периферию ряда составляют единицы, чей смысловой объем либо
чрезвычайно мал (моносемантичные лексемы типа incite и jawbone),
либо насчитывает 7+2 ЛСВ (олигосемантичный flatter).
Информативная насыщенность лексем складывается из
семантических признаков, детализирующих смысловое содержание
единиц и уточняющих параметры номинируемого действия. Особенно
детализирована информация о процессе в лексемах периферии ряда.
Так, в лексеме flatter ярко оценочны семы «too much», «insincerely», «in
order to please»; лексема относится к типу единиц, используемых в
сфере эмоциональной коммуникации, поэтому в ней отмечается
семантический признак эмотивности, заложенный в общем
процессуальном признаке «praise» и сопровождающий оценочные
компоненты значения - как положительные, так и отрицательные. Такая
же картина наблюдается у моносемантов jawbone и induce:
номинативная карта их семантики весьма детализирована и
свидетельствует о высокой степени информативной насыщенности
данных лексических единиц. В их смысловом содержании
наличествуют семы специфического семантического объекта (в глаголе
to induce сема "woman giving birth"), сема инструмента или средства для
произведения действия (в "to induce" - "by the use of drugs or other
medical instrument", в "to jawbone" - сема "with official wishes of
guidelines"), оценочные семы как негативного, так и позитивного
порядка (например, в "to flatter" это негативно коннотированный
компонент "insincerely", в "to jawbone" - сема манеры действия с
констатацией негативной оценки "to comply violently").
Заметим, что большое количество семантических признаков
представлено в смысловом содержании лексем ряда имплицитно и
извлекается только при анализе их словоупотреблений в дискурсе. Так,
в to persuade имплицитными семами являются сема неодобрительной
оценки, извлекаемой логически («уговорить кого-то произвести
действие, исходя из нежелания уговариваемого это действие
производить»), а также сема инструмента действия («заставить
совершить действие [угрожая оружием]»). В глагольной лексеме to
dominate имплицитны семы оценки - как положительной, так и
отрицательной (они извлекаются также при помощи логического
анализа дефиниции - to have controlling power over smb or sth, причем
отрицательная коннотация, как правило, возникает при употреблении
143
единицы по отношению к человеку, а положительная - по отношению к
неодушевленной сущности, управляемой человеком, например,
техникой).
Большое количество семантических компонентов смысловой
структуры лексем оказались имплицитными: информация о действии
или состоянии может быть извлечена после определенного логического
оперирования с семантическим наполнением лексем.
Имплицитностъ, таким образом, понимается как способность
лексического значения содержать не выраженную явно информацию в
виде семантических признаков, извлекаемых при анализе
импликационала лексического значения глагола, который есть не что
иное, как периферийные семы, характеризующие номинируемое
действие косвенно, неявно, скрыто (Никитин, 1988).
Импликационал - категория, связанная с семантикой слова.
М.В.Никитин считает, что "импликационалы - важные источники
имплицитных значений в высказывании и тексте, развязывая цепочки
импликаций из словарно-языковых значений имен" (цитата по -
Арутюнова, 1989, с. 148).
Импликационал оказывается понятием лексической семантики
слова. Заметим, что под импликациями М.В.Никитин имеет в виду не
только выводные отношения, но в первую очередь ассоциативные связи]
слов. Импликационал является также важным инструментом
реализации ситуативных значений слов и высказываний: как отмечает
И.В.Арнольд, «импликационал обусловливается связями референта в
реальной действительности, в основном лексико-семантическом
варианте слова он только подразумевается, но он может породить
производные значения и оказаться в них эксплицированным» (Арнольд,
1982, с. 83).
Взаимосвязь между глубиной непосредственной памяти,
точностью / приблизительностью номинации, градацией узости /
широты десигнатов лексических единиц по линии качеств
(преобладание семантически тождественных признаков над
нетождественными и наоборот) и количества (коррелятивное
варьирование глубины семантического объема) особенно ярко
проявляется при рассмотрении шкалы вариативности, на определенном
синхронном срезе представляющей собой эпистемологический)
конструкт, запечатлевший типы лексических единиц, возникших в ходе
лексико-семантического варьирования. Синхронное представление
шкалы вариативности как «шкалы неоднозначности» было предпринято
144
Ю.Д. Апресяном (Апресян, 1974). По Ю.Д.Апресяну, типы лексико-
семантического варьирования располагаются на шкале неоднозначности
следующим порядком:
1) полюса шкалы образуют моносемия (как точка отсчета
семантических изменений в слове) и омонимия (как предел лексико-
семантического варьирования - процесса, отражающего
интерпретативную сущность слова);
2) шкала целиком, т.е. между полюсами, занята
промежуточным явлением - полисемией.
Каждому типу лексико-семантического варьирования
соответствуют языковые единицы: а) моносемантичные слова, б)
слова-полисеманты и в) омонимы. Каждая единица имеет свои особые
характеристики; в общем виде они таковы:
1. Моносеманты, или однозначные слова, характеризуются
«закрепленностью за одним звуковым комплексом...одного значения»
(Шмелев 1973:90). Это означает, что у данного типа лексем существует
только один денотат (для имен существительных) или один
референтный образ-сигнификат (для прилагательных и глаголов, т.е.
для предикатной лексики).
2. Полисеманты (многозначные слова) имеют целый ряд
лексико-семантических вариантов, причем каждый ЛСВ ориентирован
на единственный денотат (референтный образ-сигнификат).
3. Омонимы отличаются от всех прочих типов наименований
тем, что они представляют собой семантически непересекающиеся типы
наименований при тождестве форматива (ориентированы на разные
референтные образы-сигнификаты или имеют разные денотаты).
В дальнейшем исследователями шкала неоднозначности была
уточнена в связи с открытием целого ряда новых типов лексико-
семантического варьирования. Первое уточнение шкалы было сделано
Л.Е.Антониковой, обнаружившей между полисемией и омонимией
особого промежуточного явления гетеросемии, сущность которого в
том, что гетеросеманты - слова с двойственной природой: с одной
стороны, это отдельные слова, с другой - генетические ЛСВ
полисемантичного слова, о чем свидетельствует наличие рудиментов
семантической связи между ними. Последняя проявляется в том, что в
гетеросемантичных парах при разности общекатегориальных признаков
имеют место общие дифференциальные признаки. В ситуации с
полисемантичным глаголом, имеющим развитую семантическую
структуру, гетеросемия может быть понята как омонимия in statu
145
nascendi: в ответвлениях семантической структуры обнаруживаются
ЛСВ, которые не вписываются в общую семантическую картину
номинируемой словом действительности, однако связь этих ЛСВ с
прочими при всей ее ослабленности сохраняется (Антоникова, 1986).
Вторым весьма важным с точки зрения пополнения знаний в
русле теории вариативности уточнением явилось открытие автором
данной работы явления олигосемии, или малозначности глагольных
лексем (Олянич, 1988). Суть явления - в закрепленности за формативом
малого числа лексико-семантических вариантов в пределах «больше,
чем один - 7+2 ЛСВ». Олигосемия глаголов английского языка имеет
свои специфические черты, детерминированные особым характером
глагольной номинации. Специфика глагольной олигосемии заключается
в номинативной однородности глагольных лексем этого типа: всей
своей семантической структурой - совокупностью их ЛСВ -
олигосеманты номинируют либо только действие, либо только
состояние. Полисемантичные глаголы, в отличие от олигосемантов,
такой однородностью не обладают: в их смысловой структуре
сопряжены два семантических центра - «действие» и «состояние». Их
разная степень отдаленности друг от друга, в свою очередь, формирует
ряд подтипов глагольной полисемии - логические конверсивы, ядерно-
периферийные глаголы двух типов и антропоморфные лексемы.
Нами были также определены подтипы моносемии (реальная
моносемия, условная моносемия и узкая моносемия) и описаны
единицы, их репрезентирующие (Олянич, 1988).
Третьим уточнением шкалы неоднозначности стало описание
явления эврисемии, или ишрокозначности, сделанное исследователями
ВЯ. Плоткиным и Л.Я. Гросул (Гросул, 1977; Плоткин, Гросул, 1982).
Следует, однако, отметить, что место этого явления определяется не на
самой шкале, а как бы над ней по следующим соображениям.
Если выявление отличий таких типов лексико-семантического
варьирования, как моносемия, олигосемия, полисемия и гетеросемия,
так или иначе, связано с глубиной семантического объема (тем самым
имеется общее основание для сравнения), то понятие «глубина
смыслового объема» неприменимо к эврисемантичным лексемам
(глаголы типа be, do, take, have, make etc.), поскольку предполагает
иерархичность расположения составляющих семантической структуры
лексической единицы, находящихся между собой в отношениях
подчинения. Составляющие семантической структуры слов объемной
семантики нельзя считать лексико-семантическимн вариантами, ибо они
146
находятся между собой в отношениях сочинения, как это убедительно
показано еще одним исследователем эврисемии В.К. Колобаевым
(Колобаев, 1983, с. 12). Иными словами, малозначность, многозначность
и широкозначность существуют в разных лингвистических
координатах: широкозначность связана с процессами абстракции и
обобщения, эврисеманту не свойствен перенос, тогда как олигосемия и
полисемия связаны с процессами метафоризации и метонимизации, т.е.
с переносом. Когда говорят об эврисемантичных словах как о словах
объемной семантики, всегда имеют в виду денотативный, а не
сигнификативный объем - полиденотативность, а не поливариантность.
Именно эти особенности эврисемии не позволяют поместить данное
явление на шкале неоднозначности, хотя ее присутствие «над шкалой»
не может оспариваться.
Наконец, одним из важнейших обстоятельств, определивших
необходимость изучения понятия информативной насыщенности, стало
изучение семасиологического основания частей речи. Базовой работой,
посвященной информационному потенциалу английского глагола, стало
исследование И.В.Сентенберг (Сентенберг, 1984). Лексическое
значение глагола в интерпретации данного исследователя предстает как
«выражение процессуального признака (V+) семантического субъекта
(S+), соотнесенного или значимо* не соотнесенного с семантическим
объектом (О+), определяемого или значимо не определяемого
семантическим адвербиалом (D+)» (Сентенберг, 1984, с. 13).
И.В.Сентенберг произведена типология сем, составляющих смысловую
структуру глагола, и показаны возможности их экспликации в
разнообразных комбинациях в речи (тексте).
Таким образом, все вышеперечисленные обстоятельства
свидетельствуют о том, что семантика слова характеризуется
информативной насыщенностью. Информативная насыщенность
семантики слова может быть определена как результат выполнения
словом его важнейшей функции - кумулятивной, т.е. способности
лексической единицы содержать (концентрировать) в себе целый ряд
смысловых компонентов, отражающих тот или иной скол реальности и
к тому же строго иерархизованных, выполняющих жестко
закрепленную за каждым таким компонентом задачу. Иерархия
смысловых компонентов лексического значения разворачивается на
социокультурном фоне, который обеспечивается как «изнутри», т.е. с
задействованием ресурсов собственно семантики лексемы, так и
«извне», при реализации значения информативно-насыщенного глагола
147
в речи (тексте), когда дополнительные информационные смыслы
иррадиированы контекстом. Под социо-культурным фоном принято
понимать кумулятивный компонент значения, позволяющий всем
другим семантическим компонентам значения слова участвовать в
означивании всей лексемой определенного участка действительности,
номинируя при этом:
а) специфические актанты действия\состояния\процесса;
б) регистр применения номинируемых действия \ состояния \ процесса;
в) дескрипторы (характер действия\состояния\процесса);
г) дополнительные конкретизаторы (объект действия, инструмент
действия, условия протекания процесса, причины, обусловившие
состояние, и т.д.).
Информативная насыщенность определяется также
способностью лексической единицы к точной или приблизительной
номинации действительности, при этом степень точности
(информационный потенциал) зависит от типа лексико-семантического
варьирования, к которому та или иная лексическая единица
принадлежит на шкале неоднозначности. Однако, главное, что
составляет значимость этой категории для нашей теории, заключается в
том, что обладание языковыми единицами как дискурсообразующими
элементами разновеликой степенью информативной насыщенности и
их способность к точной / приблизительной номинации указывают на
когнитивные способности человека к интродукции (презентации) в
коммуникации его ментальных отпечатков действительности,
которые, в зависимости от его прагматических целей и интересов
могут быть либо обобщенными (и тогда в дискурс вовлекаются
единицы широкой семантики или полисемантичные), либо
семантически детализированными, четкими и яркими (в дискурсе в
этом случае реализуются моносемантичные или олигосемантичные
лексические образования).
Когнитивные способности человека таковы, что грубое или
приблизительное очерчивание реальной ситуации вполне может
оказаться достаточным для его коммуникативных нужд: можно просто
наметить некоторое развитие ситуации, чтобы адресат сообщения
оказался способным домыслить детали и дополнительные дескрипции
ситуации. Хватит двух-трех жестов для того, чтобы ситуация или
послание, предназначаемое для понимания того, кому оно послано,
повлияло на его дальнейшее поведение (реакцию). Выставленная вперед
ладонь может заставить замолчать многотысячную толпу; ироническая
148
ухмылка председателя собрания во время произнесения речи оратором
даст сигнал толпе к освистыванию этого оратора; рука, приставленная к
уху, заставит говорящего высказываться громче, и т.п. иными словами,
визуализация посылаемого сообщения облегчает понимание этого
сообщения коммуникантами.
В современном мире и современных условиях коммуникации
визуализация становится доминирующим способом общения. Борьба за
выживание требует яркого языкового самовыражения,
самопрезентации; выбор в социуме падает на все яркое и
привлекательное. В современном сообществе особое содержание
получил тезис Ювеналия: «Panem et circenses!» - «Хлеба и зрелищ!»:
сегодняшний мир потребностно-ориентирован, и в то же время прогресс
немыслим без эффектной упаковки, человек сегодня не видит иного
способа обретения своего особого места в социопространстве без
скандализации поведения; реклама неэффективна, если не порождает
привлекательные и зачастую шокирующие смыслы. Порождение таких
смыслов невозможно без эксплуатации имеющихся в языке
нетривиальных возможностей.
Современные исследователи массовой культуры рубежа
тысячелетий отмечают визуализацию коммуникации как
доминирующую тенденцию: в общение интенсивно проникают образы,
делающие коммуникацию все более «комиксовой» или клипоподобной.
Как это ни удивительно, но язык при этом не остается в стороне и
стремительно приобретает визуализованные черты.
Данное положение, однако, не отменяет вербализацию
характеристик реальности в коммуникации. Даже в том случае, если
толпа предпочитает комиксы или видеоверсии текстов, слово остается
среди самых активированных средств и инструментов структурации
семиотического (информационного, коммуникативного) пространства.
Таким образом, модель действительности, так или иначе, остается в
сознании человека как полнообъемная демонстрационная модель, в
которой на равных правах сосуществуют визуальный образ и его
вербальный отпечаток. Иными словами, модель действительности
обрастает знаками дуалистической природы, знаками вербальными и
невербальными, а использование этой модели индивидом или группой
индивидов для построения последовательности коммуникативных
действий предопределено его сугубо семиотической и
лингвосемиотической деятельностью. Развитие и интенсивное
эксплуатирование этой модели напрямую связано с вовлечением в
149
Лингвосемиотическая категория
театральности
как прагматическое основание презетационности дискурса
Театральность как лингвосемиотический компонент
коммуникации достаточно внимательно изучался в исследованиях, так
или иначе связанных с проблемами коммуникации. Весьма
обстоятельный обзор таких работ предпринят Г.Г. Почепцовым
(Почешюв, 2001). Семиотика театра изучается как лингвокультурный
механизм трансляции смыслов (Лотман, 1976; Umberto Eco, 1975;
Fischer-Lichte, 2001), как специфическое выстраивание индивидом
системы кодов для реализации своего воздействия на социум (Biljana
Crvenkovska 2001; Fischer-Lichte, 2001); как ритуализованная модель
коммуникации (Goran Sonesson, 1988, 1999, 2000); наконец, как
«метафора жизни» (States, 1996; Чудинов, 2003).
Театральность сквозь призму лингвосемиотики рассматривается
в тесном соприкосновении с дискурсом. В религиозном дискурсе она
проявляется как обряд и ритуал, которые неотделимы от
воздейственного слова проповедника. Педагогический дискурс также
театрален в том смысле, что обучающая ситуация урока или лекции
требует театроподобной среды выступления учителя (преподавателя)
перед обучающимися, где наличествует сценарий (план урока или
лекции), имеется свое семиотизированное пространство (класс),
структурированное по театральному типу (кафедра - сцена,
пространство у классной доски - сцена, ряды ученических столов или
расположенные амфитеатром - места студентов - зрительный зал).
ВСПОМНИМ школьные годы: кто из нас не стремился попасть «за
кулисы» - в подсобку кабинета химии или физики, где хранились те
самые реактивы и химикаты, которые преподаватель применял для
эффектных спектаклей-демонстраций перевоплощения реактивов на
уроке? Наконец, звук школьного звонка, призывающего на урок - это
звонок, сигнализирующий о начале представления!
В дискурсе глюттоническом (гастрономическом) театральность
проявляется также в театроподобной семиотической среде кухни как
закулисной театральной деятельности и в ресторане как
презентационном пространстве сцены для демонстрации результатов
творчества (блюда) повара (драматурга и режиссера) и официанта
150
(актера) публике (посетители ресторана). Театральный характер
приготовления и подачи еды в сегодняшней визуализованной среде
массовой коммуникации утверждается наличием на телевидении
многих стран телевизионных шоу наподобие «Смака» с Андреем
Макаревичем, «Кулинарного поединка» (НТВ), «Готовим утром» (НТВ
с актрисой Юлией Высоцкой), «Chef Schoob (Reality TV).
Театральность подчеркивается участием в этих шоу настоящих звезд
шоу-бизнеса-персон театра и кино.
Е. В. Олимпиева изучает театральность в семиотико-
эстетическом плане и рассматривает ее как составляющую
синтетических исканий театра на примере специфической театральной
ситуации в России Серебряного века (Олимпиева, 1999). Исследователь
отмечает, что специфика мировосприятия этого периода, стремящегося
к универсалиям, определила изменение смысла понятия театральности,
до этого понимаемой лишь как специфическое художественное
достоинство, присущее произведению театрального искусства.
Переосмысление социального и художественного значения театра в
жизни общества, теоретическая разработка новых театральных
концепций, творческая переработка всех средств театральной
выразительности и т.д. привели к значительно более широкой трактовке
понятия театральности. Кроме того, театральная практика столкнулась с
необходимостью вместе с решением задач коренного преобразования
театра сохранять зрелищность театрального искусства, без которой те-
атр невозможен. Любое понимание театральности деятелями театра
непременно учитывало зрелищность как сущностный элемент театра.
В диссертации Е.В. Олимпиевой отмечается, что восстановление
открыто игрового момента в театральном искусстве, произошедшее в
начале века, способствовало возникновению споров среди деятелей
театра о праве на существование ярко выраженной театральности, о ее
специфике, возможностях и роли в развитии театрального искусства.
Проблема театральности к 1910-м годам стала столь же обсуждаемой,
как и прочие вопросы, связанные с новаторством в театре (Олимпиева,
1999: 8).
По сути, именно театр первых десятилетий XX века,
европейский и русский, положил начало пониманию культуры как игры
(эксперименты европейского театра Г.Крега, Б.Брехта). Насыщенность
русской театральной жизни Серебряного века позволяет говорить о
практически ведущей роли русского театра в новаторском развитии
игрового момента в театре и о его теоретическом осмыслении.
151
коммуникативную деятельность человека такой важной
лингвосемиотической категории, как театральность. Рассмотрению этой
категории посвящен следующий раздел монографии.
§ 2.