Олянич А.В. Презентационная теория дискурса (монография)
Подождите немного. Документ загружается.
306
307
прежде всего кладется подмена
смысла псевдосмыслом или
размывание смысла с целью
маскировки сверх-задачи
манипуляции.
Среди наиболее
очевидных характеристик языка,
которые делают возможной
манипуляцию и становятся ее
главными инструментами,
исследователи отмечают
следующие: подвижность
семантической структуры слова,
трудность отграничения
коннотаций от прямых
денотативных значений,
вариативность денотативных и
коннотативных значений одних и
тех же языковых знаков под
влиянием социальных факторов,
многокомпонентность как
лексического, так и
прагматического значения,
наличие познавательного и
коммуникативного, объективного
и субъективного в значении,
синонимические и
ассоциативные связи слов,
модальность высказываний;
оценочность семантики (Попова,
1995).Именно способ устройства
языковой системы,
ориентированный на основную
функцию языка - быть средством
общения между людьми, и
порождает, по мнению
исследователя, большую часть
собственно лингвистических
предпосылок использования
языка для целей воздействия.
Отмечается линейность и
принципиальная ограниченность
текста в отличие от мира смысла,
который многомерен и
темпорально не лимитирован. Это
противоречие, по-видимому,
является одним из основных
факторов, с лингвистической точки
зрения обуславливающих
возникновение манипуляции. К этим
выводам близки наблюдения Р.
Барта, который отмечал
тоталитарную и манипуляторную
природу устройства любого языка.
«Мы не замечаем власти, таящейся
в языке, потому что забываем, что
язык - это средство классификации
и что всякая классификация есть
способ подавления. Как показал Р.
Якобсон, любой естественный язык
определяется не столько тем, что он
позволяет говорящему сказать,
сколько тем, что он понуждает его
сказать. В языке, благодаря самой
его структуре, заложено фатальное
отношение отчуждения. Говорить
или тем более рассуждать вовсе не
значит вступать в
коммуникативный акт; это значит
подчинять себе слушающего: весь
язык целиком есть
общеобязательная форма
принуждения» (Барт, 1994, с.
548).Манипулятивный театр
насыщен лингвосемиотической
игрой «в кошки-мышки».
Доминирующей ролевой структурой
в этом театре является оппозиция «Я
:: не-Я» в разных ее стратегических
вариантах. В поступках и
стратегиях манилулянтов всегда
прослеживается некая
виртуальность, проявляющаяся в
постоянной смене масок. Базовой
стратегией такой
лингвосемиотической игры
является вброс дезинформации
в
308
коммуникативный канал,
направленный на объект
воздействия, при этом на
первом месте стоит передача
дезинформации персональной -
информации о маске,
которую надевает
манипулирующий
коммуникант. Типичной
дискурсивной ситуацией такого
воздействия является допрос
подозреваемого одновременно
«плохим» и «хорошим»
следователями.
Режиссура такого
воздействия зиждется на прямом
и непрямом поведенческом
контрасте, причем даже в
прямом воздействии имеются
скрытые манипулятивные
действия и намерения. «Плохой»
следователь кричит, топает
ногами, оскорбляет, задевает за
живое, может даже
рукоприкладствовать. Это тоже
маска, маска
дезинформирующая
подозреваемого о качествах
допрашивающего, однако она
совпадает со стереотипом
поведения следователя,
существующего в сознании
масс, поэтому и воспринимается
как прямое воздействие.
На самом деле это зачин
сюжета, подготавливающий
выход на сцену второго
исполнителя - «хорошего»
следователя. Именно дискурс
последнего может представлять
интерес как дискурс непрямой
коммуникации. Приведем
пример такой ситуации, в
которую задействовано
непрямое спланированное
воздействие - фрагмент
эпизода из популярнейшего в
США сериала Дика Вульфа
«Закон и порядок» (Law and
Order»).
Подросток-
афроамериканец Джо
подозревается в убийстве
одноклассника, однако, он
невиновен. Оба следователя знают
о его невиновности, но в их
задачи входит выяснить у
допрашиваемого, по-прежнему
находящегося в следственном
изоляторе как подозреваемый, кто
мог совершить изнасилование и
убийство из компании приятелей
Джо:
Детектив Суза: Послушай ты, мелкая
свинья! Я повторяю, ты будешь жрать
дерьмо в камере вместе с крысами...,
ну-ка, прекрати рыдать! Что-то ты не
заливался слезами, когда насиловал
девочку! ПОВТОРЯЮ: прекрати
рыдать!
Джо: Я не делал этого! Отпустите
меня!
Детектив Суза: Ты уйдешь, когда
скажешь мне следующее: «Я. Джо
Менно, изнасиловал Джанет Симпсон,
когда она впустила меня в свой дом, в
т о в р е м я к а к е е р о д и т е л и
309
Detective Suza: Listen, you, little pig, I
tell you again, you will eat shit with
bloody rats in a cell... stop your
bloodyfuck crying. You never cried
when you were raping the little girl! I
SAY again: STOP CRYING!
Jo: I didn't do it! I didn't do it! Let me
go!
Detective Suza: You will go when you
tell me, "L Jo Menno, raped Janet
Simpson, when she let me in her home
while her mother was away..."
Jo: I didn't rape her!
Detective Suza: You are a liar! You did
it, little stinky bastard! Why did you kill
her? Why did you make her mother
suffer?! Do you know what big guys in
Massachusetts State Penitentiary do
with assholes Шее you? Do you know
what they'll do with you when they
know why you were put there? Get a
good wine cork in your ass, boy, before
you sit in the jail bus!
Jo: I- need a lawyer! Let me call a
lawyer!
Detective Suza: No fucking lawyers! No
fucking calls! (exit) (enters John Dolton)
Detective Dolton: Hi, Jo. Hey, man,
you don't look good. I see, detective
Suza was, eh... a little too persuasive.
C'mon, man, stop your eyewater, close
the faucet! Do you want some coffee?
I'll get you coffee, boy...
Jo: I need a lawyer! Let me call a
lawyer!
Detective Dolton: You'll get your
lawyer, son. Don't worry, I promise -1
myself will call your lawyer. But you
don't need a lawyer.
Jo (astonished): Why?
Detective Dolton: Because you are
innocent. You didn't rape the girl. You
didn't kill her, I know Oat
Jo: Then let me go! Please, let me go!
Detective Dolton: No, we can't do that,
poor boy.
Jo: But why!? You've just said I'm
innocent!
отсутствовали...»
Джо: Я не насиловал ее!
Детектив Суза: Ты лжец! Ты это
сделал, ты, мелкий вонючий ублюдок!
Зачем ты ее убил? Почему ты заставил
страдать ее мать? Ты знаешь, что
делают с поганцами вроде тебя
большие парни в массачусетской
тюрьме? Ты знаешь, что они сделают с
тобой, когда узнают, почему тебя
упекли туда? Приготовь себе получше
пробку в задницу, парень, прежде чем
сядешь в тюремный автобус!
Джо: Мне нужен адвокат! Я хочу
позвонить адвокату!
Детектив Суза: Никаких чертовых
адвокатов! Никаких чертовых звонков!
(выходит)
(Появляется детектив Джон Долгов)
Детектив Долгой: Привет, Джо. Эй,
парень, что-то видок у тебя не очень.
Похоже, детектив Суза немного
перестарался. Ну, давай, парень, кончай
с этим водопадом слез, перекрой
краник! Хочешь кофе? Я принесу тебе
кофе.
Джо: Мне нужен адвокат! Дайте
позвонить адвокату!
Детектив Долгой: Обещаю - ты
получишь своего адвоката, сынок. Не
беспокойся, я сам позвоню твоему
адвокату. Только он тебе не нужен.
Джо (удивленно): Это почему?
Детектив Долгой: Потому, что ты
невиновен. Ты не насиловал девчонку.
Ты не убивал ее, и я это знаю.
Джо: Тогда отпустите меня!
Пожалуйста!
Детектив Долгой: Нет, дружище, мы не
можем этого сделать.
Джо: Но почему!? Вы ведь сами только
что сказали, что я невиновен!
Детектив Долгой: Я сказал, что это я
так думаю. Только вот улики говорят
310
Detective Dolton: I said I think this
way. But the evidence says different, it
says...
Jo: What evidence? I'm not guilty.
Detective Dolton: you left mis belt in
Janet's apartment Your Mum says it
belongs to your pants. Is this yours,
little boy?
Jo: yes, but...
Detective Dolton: Yes what?
Jo: Nothing.
Detective Dolton: Then, tomorrow we
gonna file your case in court, son. You
don't have any evidence that prove your
innocence. So, mink a little: you spend
your life time in jail, and your partner
will enjoy his bloody freedom.
Jo: My partner? I don't have
any...partners.
Detective Dolton: No partners? Well,
yes.. You don't want to betray your
friend. Deserves appreciation — really,
handsome of you. But he does betray
you now in the back office. He
describes how you were stiffing the
girls neck with your belt, and how... Jo:
Mike? Mike Gibson? He says that? '
He is lying! I gave him my belt to wear
for a while - he liked the plate on it! I
didn't do it! I didn't!
обратное, они говорят, что...
Джо: Какие улики? Я не виновен.
Детектив Долгой: Ты оставил ремень
от своих штанов в квартире Джанет.
Твоя мать говорит, что он от твоих
штанов. Он твой, малыш?
Джо: Да, но...
Детектив Долтон: Но... что?
Джо: Ничего.
Детектив Долтон: Ну, тогда завтра нам
прядется передать твое дело в суд,
сынок. У тебя нет доказательств своей
невиновности. Так что, подумай: ты
проведешь всю жизнь в тюрьме, а твой
подельник будет ловить кайф от своей
проклятой свободы.
Джо: Подельник? У меня нет никаких
подельников...
Детектив Долтон: Нет подельников?
Ну, что ж... ты не хочешь выдавать
друга. Это заслуживает одобрения -
очень благородно с твой стороны. А он
в это время сдает тебя в соседней
комнате. Он рассказывает, как ты
затягивал свой ремень на шее
девчонки, и как...
Джо: Майк? Майк Гибсон? Он говорит
это?! Он лжет! Я дал ему свой ремень
ненадолго поносить - ему понравилась
бляха. Я не делал этого! Не делал!
В задачи «хорошего» следователя Долтона входит, во-первых,
использовать психологическое состояние растерянности и
напуганности, в которое подозреваемого ввел «плохой)) следователь
Суза своим прямым и грубым воздействием. Маска благородного и
справедливого слуги закона Долтона подкрепляется успокоительной
интонацией его речи, дружественным тоном, готовностью поддержать.
Неторопливость ведения беседы, мягкие и фамильярные обращения
типа «сынок», «парень», «малыш», готовность согласиться с
утверждением Джо о его невиновности ослабляют настороженность
311
отношения подозреваемого к «копам». Семиотика ужасной маски
«плохого копа» сменяется добрым и человеческим лицом «хорошего».
Даже одежда полицейских продумана как средство воздействия:
партикулярный костюм Суза делает его чужим для Джо - парня с
гарлемской улицы, в то время как небрежный стиль одежды Долтона
(мятый пиджак, пузыри на брюках) делает его для Джо узнаваемым,
своим.
Манипулятивный характер коммуникации подчеркивается
фальшивым сочувствием к тому, что Джо, стремящийся не выдать
приятеля, сам стоит перед моральным выбором: либо назвать имя, либо
сесть по несправедливости в тюрьму. Подталкивая подростка к
осмыслению дальнейшего решения, следователь вбрасывает
дезинформацию об аморальном поведении одного из приятелей Джо,
который также находится под подозрением у следствия, однако, он
имеет алиби, и, конечно же, не дает никаких показаний в соседней
комнате Играя на чувстве несправедливости, следователь Долтон
добивается своего: имя названо.
Стратегический рисунок проделанной манипуляции отражается
как косвенное и спланированное (срежиссированное) воздействие в
дискурсе. Драматургия воздействия поддерживается определенными
речевыми актами, выступающими как системно-концептуальные
презентемы.
30
Свое речевое поведение и поведение вообще в кабинете для
допросов следователи тщательно обговаривают (эпизод планирования
их действий во время допроса предшествует приведенному эпизоду).
Скрытая цель действий «плохого» следователя - создать атмосферу
страха - составляет основу для последующих действий «хорошего»
следователя Долтона. Таким образом, в прямой коммуникации между
Сузой и Джо эта цель существует как компонент непрямой
коммуникации, точнее - как основание для ее развития. В дальнейшем
речевьш актам, поддерживающим прямую коммуникацию (директивы
" stop your bloodyfuck crying*, " you tell me, 'I, Jo Memo, raped Janet
Simpson, when she let me in her home while her mother was away...'", "
Get a good wine cork in your ass, boy, before you sit in the jail bus!";
экзерсктивы типа "Nofilching lawyers!"; вердиктивы и экспознтивы
как угрозы в виде "you will eat shit with bloody rats in a cell..." ;
сатисфактивы как упреки - " You never cried when you were raping the
30
Нами используются функциональные классификации речевых актов Дж. Остина, Д.
Вундерлиха, М. Крекеля и А. А. Романова (Новое в зарубежной лингвистике, 1986).
31 2
little girl!" или " Why did you kill her? Why did you make her mother
suffer?!"; инъюнктивы как требования " I SAY again: STOP CRYING!"
и инвективы, в той или иной мере использованные в каждом из
перечисленных речевых актах), противопоставлены речевые акты
непрямого воздействия, которые мастерски ведут действие, начавшееся
как кошмар для Джо, к фактическому катарсису - облегчению от того,
что он невиновен, и далее к финалу - праведному гневу Джо от того,
что его оболгал приятель.
К числу таковых могут быть отнесены следующие
перформативные высказывания следователя Долтона:
• контактивы или контактоустанавливающие высказывания
("Hi, Jo. Hey, man, you don't look good"; С'топ, man, stop your
eyewater, close the faucet! Do you want some coffee? I'll get you
coffee, boy...")
• комиссивы как обещания {You'll get your lawyer, son. Don't
worry, I promise -1 myself will call your lawyer")
• ассертивы в виде утверждения /убеждения ("But you don't need
a lawyer <...>Because you are innocent. You didn't rape the girl.
You didn 't kill her, I know that.")
• экспознтивы как разъяснения ("I said I think this way. But the
evidence says different"; " Then, tomorrow we gonna file your case
in court, son. You don't have any evidence that prove your
innocence.)
• суггестивы как советы и аргументация в пользу правильного
выбора ("So, think a little: you spend your life time in jail, and your
partner will enjoy his bloody freedom.")
• ретрактивы как невозможность выполнить обещания ("No, we
can't do that, poor boy.")
• сатисфактивы как акты похвалы ("You don't .want to betray
your friend Deserves appreciation - really, handsome of you.")
Избранные стратегии, воплощенные в презентационные действия,
приносят свои плоды - следователи получают то, чего хотели от
допрашиваемого. Когда человек действует на глазах другого, то он
выражает при этом еще и нечто иное, а именно, то, что придает
действию вполне определенное значение. Эрвин Гофман, известный
теоретик социальной драматургии, называет это «драматической
постановкой». Он пишет: «Отдельный человек обычно сопровождает
свои действия намеками, которые хорошо подтверждают публике
важные для него факты и освещают такие, которые иначе могли бы
313
быть не замечены или остаться в тени» (Цит. по Абельс, 1999, с. 78). В
анализируемом нами случае следователь Долтон косвенно
подтверждает те страшные условия, в которых Джо может оказаться,
попав в тюрьму, покрывая своего приятеля. Непрямое воздействие
Долтона (тот самый гофмановский намек - "уои spend your life time in
jail, and your partner will enjoy his bloody freedom") - равновелико по
силе воздействия картины возможного пребывания Джо в тюрьме,
нарисованной до этого следователем Суза, а, быть может, еще сильнее,
поскольку Долтон подчеркивает длительность кошмара (lifetime).
Заметим, что максимальной эффективности непрямое воздействие
достигает в определенном семиотическом пространстве. Мизансцена
допроса разворачивается в весьма мрачных декорациях следственного
изолятора (решетки на окнах, серый цвет стен, лаконичность
обстановки - стол и пара стульев, стена-зеркалка, о которой знает
любой, попадающий сюда; он также знает, что через нее за ним
наблюдают; значимое отсутствие родственников или сочувствующих в
лице того же адвоката). Мастерски разыгранные роли в таких
декорациях подкреплены дискурсом с соответствующим содержанием и
стратегической обоснованностью. Таким образом, можно сделать вывод
о, большем потенциале воздействия косвенного, нежели прямого,
особенно в том случае, когда оно подвергнуто драматизации.
Выводы
Поток речи субъекта-индивида особым образом (семантически
и семиотически) организуется для того, чтобы было успешно
реализовано эффективное воздействие на социальный объект (индивид
или группу индивидов) с последующим достижением целей такого
воздействия (изменение поведения воздействуемых с выгодой для
воздействующего). Такая организация дискурса именуется его
презентационной структурой. Движущей силой презентационной
организации структуры дискурса является презентационная функция
языка, задача которой - транспортировка в дискурс воздейственных
языковых элементов, способных изменить поведение воздействуемого с
выгодой для воздействующего. Кластеры этих элементов именуются
презентемами.
Под презентемой предлагается понимать мельчайшую
информационную единицу воздействия, представляющую собой
сложный лингвосемиотический (знаковый) комплекс, состоящий из
когнитивно освоенных субъектом образов окружающего мира и
314
переданный другому субъекту в ходе коммуникации с данным
субъектом с целью воздействия на него. Процесс коммуникации может
быть представлен в виде разворачивающейся во времени и в
пространстве последовательности презентем как сугубо семиотически
(визуально), так и дискурсивно (преимущественно вербально). В
рамках предлагаемой презентационной теории речи (дискурса)
презентема занимает центральное место и может быть обнаружена в
любом виде и типе дискурса. Разумеется, выделяемую единицу прежде
всего следует считать эпистемологической единицей - инструментом
лингвистического описания.
Базовой функцией презентемы является передача и фиксация в
сознании объекта когнитивного воздействия представления о
концептах, присущего субъекту когнитивного воздействия. В связи с
этим, исполнение данной функции в коммуникативном пространстве
предполагает реализацию презентационных задач на разных уровнях
языка в речи, и соответственно - делает возможным типологизацию
презентем.
На сугубо семиотическом уровне выделяются кинесические и
проксемические знаки - семиотические презентемы, сопровождающие и
поддерживающие вербальную коммуникацию. Их коммуникативная
задача состоит в формировании пространства общения, предъявлении
объекту воздействия необходимой и достаточной информации о
качествах, характеристиках и статусе воздействующего субъекта.
Собственно лингвистический (вербальный) уровень
коммуникации представлен а) просодико-фонационными феноменами
(данный тип презентем выполняет декорирующую роль, способствуя
формированию конечной коммуникативной интенции, и таким образом
придает высказыванию смысловую оформленность и завершенность); б)
лексико-семантическими кластерами семем (семантические
презентемы, функцией которых является фиксация смысловых
дескрипций объектов окружающей действительности, процессов,
действий и состояний, вовлекаемых в процесс коммуникации,
понимаемой как процесс воздействия); в) словообразовательными
блендами и компаундами (словообразовательные презентемы,
презентационной функцией которых оказывается их способность к
яркому эмотивному отображению реальности и развитию
драматургической составляющей используемого в коммуникации
дискурса); г) синтагматическими паттернами и конструкциями
(синтагматический тип презентем, исполняющий функцию
315
аргументационного или риторического воздействия, обеспечивающий
логику и порядок выстраиваемой воздейственной коммуникации); д)
феноменами интертекстуальности (интертекстуальные презентемы,
вовлечение которых в коммуникацию обеспечивает, с одной стороны,
аргументационную поддержку воздействия, а с другой - исполняет
лингвокультурологическую функцию транспортировки концептов в
дискурс); прагматический уровень представлен сложными
концептуальными образованиями театрализованного характера
(системно-концептуальные презентемы, равные всей презентационной
структуре дискурса, такие как публичная речь, описание ситуации,
явления, процесса, действия, состояния, и т.п.).
. Человек сначала формирует представление о том, что его
окружает, а затем формулирует это представление в вербально-
визуальном образе, используя при этом свои языковые
(фонологические, семантические, морфологические, синтаксические и
прочие) средства. Действуя главным образом подсознательно, он
отбирает при этом такие средства, которые максимально могут
принести ему выгоду в коммуникации, т.е. способные произвести
воздействие. Различные комбинации средств определяют различные
типы презентем, и соответственно - разные по силе воздействия
коммуникативные типы и жанры дискурса.
* * *
Перечисленный комплекс презентем образует
презентационную структуру дискурса, прочность которой зависит от
успешной реализации в коммуникации всех ее узлов. Иными словами,
презентационный потенциал, которым обладает дискурс, может быть
успешно реализован при условии адекватного и эффективного
выполнения воздействующими коммуникантами определенных
стратегических задач. Обеспечение эффективности коммуникативного
воздействия, таким образом, целиком и полностью зависит от
формирования коммуникантами презентационных стратегий, которые
также составляют целую систему. Их описанию посвящена следующая
глава монографии.
316
Глава V
Презентационные коммуникативные стратегии в
дискурсе
Массово-информационный дискурс по своей сути - это
подготовленное, отредактированное, подлежащее цензуре и режиссуре
общение, рассчитанное на зрелищный эффект. Будучи по природе своей
явлением интегративным, он распадается на множество подтипов и
жанров, стремительно меняющихся в новых типах коммуникативной
среды - прежде всего в электронных средствах массовой информации.
Схожее определение находим в (Косова, 2000; Алещанова, 2000).
Иногда такой дискурс именуется масс - медиальным или дискурсом
масс-медиа (Желтухина, 2003; Кочкин, 2003); последние два
определения не совсем корректны, поскольку так скорее следует
именовать специфический дискурс журнализма как корпоративного
способа общения.
Под коммуникативной стратегией нами понимается
концептуальное мировоззренческое намерение и его действенное
осуществление касательнопроизводства содержания
коммуникативного процесса, то есть выбор того или иного
коммуникативного пространства, той или иной среды
коммуникации, того или иного типа взаимодействия, того или
иного места порождения смысла, и, тем самым, одного или
нескольких дискурсивных измерений, относительно которых
строится дискурс коммуникации.
Существует колоссальное множество попыток выделения типов
и построения классификации коммуникативных стратегий в
зависимости от специфических задач той или иной научной парадигмы,
вовлекающей понятие стратегии в сферу своих интересов; подробный
обзор исследований, посвященных толкованию и типологизации
коммуникативных стратегий предпринят Т.Н. Астафуровой
(Астафурова, 1997; Астафурова, 2003, с. 15-25).
Некоторые исследователи полагают, что все выделяемые типы
стратегий могут быть в самом общем виде сведены к трем обширным
классам - презентации, манипуляции, конвенции (Дацюк, www; Доценко,
1996; Иссерс, 1999) . По уровню открытости, симметрии и способу
производимой коммуникации они тоже отличаются: презентационный
тип является пассивной коммуникацией; манипуляционный тип
317
является активной коммуникацией, конвенциональный тип является
интерактивной коммуникацией. По мнению СВ. Дацюка, основными
средствами этих стратегий являются: для презентации - послание, для
манипуляции - сообщение, для конвенции - диалог (Дацюк, www).
Нам же представляется, что подобная классификация не совсем
корректна. Было бы правильнее полагать, что манипуляция и конвенция
естественным образом входят в понятие презентации, так как средства
этих двух выделяемых исследователями типов, так или иначе, не могут
обойтись без интродуктивного начала, без того, что СВ. Дацюк
называет посланием: в конце концов, и диалог, и сообщение могут быть
расценены как послание (сообщение) и как обмен посланиями (диалог).
Стратегия- понятие, заимствованное как раз из лексикона
власти и военного лексикона: его кратическая (властная) природа
проявляется, например, в следующем определении стратегии: Strategy,
art of employing all elements of a nation or nations to accomplish the
objectives of a nation or an alliance in peace or war; also the art of military
command in combat Strategy involves the use and close integration of
economic, political, cultural, social, moral, spiritual, and psychological
power.
31
Под стратегией понимается способ поведения человека в
условиях некоторого конфликта, то есть, в условиях непосредственной
недостижимости поставленных целей. Выбор стратегического пути
решения проблемы предполагает создание игровой ситуации, которая
характеризуется такими параметрами, как ограниченность в
пространстве и времени, наличие конфликта и потенциальная
возможность выигрыша. В политическом и военно-политическом
дискурсах стратегии оказываются основой для формирования
различных жанров (например, жанров президентских теледебатов или
военных брифингов), превращая таким образом коммуникацию в ее
особый вид - стратегическую коммуникацию (Иванова, 2003). В основе
стратегической коммуникации лежат стратегии речевого воздействия.
Стратегия речевого воздействия представляет собой способ
оперирования информацией с целью изменения поведения объекта
речевого воздействия (то есть, того, кто подвергается речевому
воздействию) в направлении, планируемом субъектом речевого
воздействия (то есть, тем, кто осуществляет речевое воздействие).
Стратегии, организующие речевое поведение в атональном
диалоге образуют определенную систему. Она представляет собой
иерархию уровней, коррелирующую с темпоральной организацией
диалога и его ролевой структурой. Первый (базовый) уровень этой
иерархии соответствует интродуктивной или презентационной, второй -
варьирующей, а третий - аддитивной стратегии. В структуре каждой из
стратегий выделяется набор тактик, которые соотносятся со стратегией
как варианты с инвариантом (Иванова, 2003).
В данном исследовании рассматривается только первый тип -
интродуктивные (презентационные, драматургические) стратегии.
Основными презентационными стратегиями являются:
адекватное и активное воплощение коммуникативного
пространства в структуре коммуникационной среды безотносительно к
задачам расширения или структурного изменения среды коммуникации
- то, что в деловом дискурсе метко именуется промоушн
(продвижением);
смысловое изменение коммуникативного пространства,
влекущее за собой изменение структуры коммуникационной среды (но
не всегда ее расширение) - своеобразный имиджмейкинг;
расширение и детализация структуры коммуникационной
среды при неизменном, как правило, коммуникативном пространстве -
расширение информационного присутствия.
В содержании презентации мы должны различать два
принципиально разных типа коммуникации и соответственно два типа
знания, которые могут быть переданы во время коммуникации. Первый
тип - коммуникация в пространстве преобразования, где знание
выступает как форма общения или сообщенности. Второй тип -
коммуникация как взаимодействие, где знание выступает в
фундаментальном смысле, множественно расположенным, то есть как
континуум понимания. В практике общественного преобразования
конвенциональные стратегии коммуникации опираются на первый тип
знания, и для них характерны такие способы структурирования как
проект и стратегия. И только за счет этого затем осваивается второй тип
знания. Манипуляционные стратегии коммуникации в практике
общественного преобразования опираются на второй тип знания, и для
них характерен такой способ структурирования как идеология,
пропаганда и реклама. И только за счет этого затем осваивается первый
тип знания.
" (Encarta® 98 Desk Encyclopedia О & 01996-97 Microsoft Corporation).
318
319
Соответственно стратегии презентации тоже по-разному
опираются на эти типы знания. Для второго типа знания, то есть
взаимодействия внутри континуума понимания, добиваются собственно
этого понимания за счет презентации целостной картины мира (внутри
некоторой идеологии), осуществляют стратегию представления или
предъявления знания (внутри пропаганды или идеологии), и здесь,
воспринимая дискурс внутри такой стратегии презентации, логично
задать вопрос «что говорится». Для первого типа знания, то есть в
пространстве преобразования, добиваются сообщенное™ знания,
осуществляют стратегию сообщения, и здесь, воспринимая дискурс
внутри такой стратегии, логично задаваться вопросом «кто и кому нечто
говорит, как реагируют в ответ и как собираются реагировать на
ответную реакцию».
§1. Игровое в массово-информационном дискурсе:
манипулятивно-презентационные стратегии массовой
коммуникации
Рассматривая психологию человеческих взаимоотношений,
Эрик Берн, известный психолог, автор .знаменитой дилогии «Игры, в
которые играют люди» и «Люди, которые играют в игры» упомянул о
базовом принципе теории игр, который заключается в том, что любое
общение полезнее и выгоднее для людей, чем его отсутствие (Берн,
2000, с. 8). Он же обратил внимание исследователей на то, что игра
представляет собой наиболее эффективную форму социального
контакта вне зависимости от того, входит она в матрицу деятельности
или нет; при этом, по его мнению, значительные социальные контакты
чаще всего реализуются именно как игры (Берн, 2000, с. 13).
Эти положения представляются весьма важными для
понимания, пожалуй, самой сути коммуникации как деятельности
человека и формы (кода) его существования. Ведь в самом деле - игра
есть не что иное, как базовый концепт человеческого поведения
(behavioral concept), который оказывается основанием для выстраивания
в человеческом сознании картин мира, в дальнейшем
трансформирующихся в культурные концепты (cultural concepts).
Игра - это своеобразный полигон для апробации некоего
человеческого опыта, необходимого для выживания человека как вида.
Йохан Хейзинга вслед за Лео Фробениусом справедливо отмечает, что
«человечество разыгрывает порядок вещей в природе, как оно этот
320
порядок воспринимает. <...> Затем оно разыгрывает весь порядок
бытия в священной игре. И в этой игре, и через игру воплощает оно
сызнова все усвоенные события, помогая тем самым поддержанию
мирового порядка. Но не только в этом смысл и значение игры. В форме
культовой игры зарождался и порядок самого общества, начатки
примитивных государственных форм» (Хейзинга, 2001, с. 33).
Разнообразные ситуации коммуникации вначале структурируются или
кодируются в человеческом сознании («проигрываются»), а затем
реализовываются или декодируются («разыгрываются») в практике
бытия (существования). В случае успешной реализации игрового плана,
как представляется, такие коммуникативные ситуации закрепляются в
обще-социальном сознании в виде культурных концептов.
Социум играет непрерывно - как по правилам, так и без правил.
По определению того же Й. Хейзинга, «игра есть борьба за что-нибудь
или же представление чего-нибудь. <...> Обе эти функции без труда
объединяются таким образом, что игра "представляет" борьбу за что-то,
либо является состязанием в том, кто лучше других что-то представит»
(Хейзинга, 2001, с. 29). Нетрудно в этом определении усмотреть
метафору жизнедеятельности социума, который и борется, и
представляет.
В условиях массовой коммуникации властвует социальная, а
стало быть - политическая игра: игровые комбинации составляются или
просчитываются доминирующими социальными группировками,
имеющими целью воздействовать или повлиять на массовое сознание
так, чтобы добиться формирования общественного мнения. Как
правило, успешность влияния / воздействия (импакта) гарантирована,
если объект влияния не догадывается о реальных интенциях влияющего
/ воздействующего {импактора). Импакт всегда планируется в двух
ипостасях: во-первых, истинные намерения импакта должны быть
скрыты; во-вторых же деятели (инициаторы импакта)* должны быть
максимально «представлены» в кардинально измененном облике,
сигнализирующем о прямо противоположных намерениях. Игра в
импакте - то же, что сражение, победить в котором необходимо «не
числом, а умением». Умение заключается, прежде всего, в успешности
мимикрии для реализации целей игры, то есть в успешности
презентационных действий, что уже давно лингвистически освоено
социумом: в этой связи вспомним паремиологические метафоры типа
«волк в овечьей шкуре», «в тихом омуте черти водятся», «гладко стелет,
да жестко спать», такие фигуры речи, как «двурушник», «хамелеон»,
321
«двуликий Янус», «его нутро с двойным дном», или превращение злой
мачехи-ведьмы в добрую старушку, в известной сказке подающую
красавице отравленное яблоко. Ясно, что всякое презентационное
действие, имеющее скрытую цель и подразумевающее «переодевание»
(мимикрию) - неминуемо манипулятивно.
Исторический пример такой презентационной мимикрии
приведен французским писателем Морисом Дрюоном в одном из его
романов о проклятых королях Франции: пожилой, но обладавший
весьма крепким здоровьем кардинал Дюэз становится папой в
результате собственного притворства смертельно больным. Конклав
кардиналов в Авиньоне избирает его главой католиков, чтобы временно
получить передышку в борьбе противостоящих друг другу партий
верхушки католической власти и сбить с толку короля, дабы после
смерти Дюэза продолжить свои интриги. Можно представить себе,
сколь сильным было разочарование кардиналов, когда внезапно
«поправившийся» папа продержался на троне более тридцати лет и
проявил себя как выдающийся политик своего времени (14 век).
Интересно, что сообщения о «ходе болезни» Дюэза регулярно
поставлялись конклаву верными кардиналу людьми (les reporters),
формировавшими общественное мнение о проистекающем событии. В
этом обстоятельстве можно усмотреть зарождение функций и роли
масс-медиа в качестве одного из мощных средств импакта как
Функция презентации реализации игровых комбинаций («хода
игры») и собственно результатов игровых комбинаций («исхода игры»)
всегда возлагается на средства массовой информации и отражается в
массово-информационном дискурсе. Сами же игровые комбинации
могут долго оставаться за пределами общего обозрения средств
массовой информации. Здесь . весьма важен фактор времени: по
прошествии длительного .временного промежутка после свершившегося
события и потери интереса масс-медиа к нему, может произойти
своеобразная мифологизация как деятеля импакта, так и самого
деяния. Так, на момент ограбления поезда с миллионами долларов в 20-е
годы прошедшего столетия в США никто не мог представить себе, что
по истечении полусотни лет грабители легализуются в Австралии,
напишут мемуары и окажутся в центре внимания публики уже не как
преступники, а как легендарные (мифологизированные и
опоэтизированные в народных байках) герои-романтики. При этом
ответственность за такую манипуляцию общественным мнением при
322
помощи удачной презентационной стратегии ляжет целиком на
источники масс-медиа. .
В случае немедленного раскрытия игровой интриги, благодаря,
например, журналистскому расследованию, она становится мишенью
для дальнейшей оценки фактов и событий, вектор которой
(положительная или отрицательная оценка) зависит от разоблаченных
интенций агента воздействия \ влияния (игрового комбинатора). Здесь
вполне уместна аналогия из неписаных правил игры в преферанс:
сжульничавшему игроку простят искусный обман во время игры, если
он сам, смеясь, признается в надувательстве партнеров после игры;
однако, уличенный в шулерстве во время игры будет «бит
канделябрами» и изгнан из компании игроков навечно.
Массово-информационный дискурс также способствует тому,
что складываются некие модели отношения к участникам «игры по
имени 'жизнь'» (стереотипы, убеждения или предубеждения,
основанные на поступившей информации \ дезинформации \
мисинформации)
32
.
В задачи данного раздела монографии входит, во-первых,
намерение выявить структуру и содержание лингво-культурного
концепта «игра» как основания для формирования средствами массовой
информации определенных политических коммуникативных ситуаций,
чтобы затем установить те ее параметры, которые определяют
результат, степень и интенсивность воздействия \ влияния средств
массовой информации на социум в целом и на индивида в частности.
Иными словами, нами делается попытка выявить некую
лингвистическую базу, отражающую игровую деятельность человека в
политической сфере и используемую в массово-информационном
дискурсе при выполнении основного своего предназначения -
сформировать общественное мнение.
Во-вторых, нас будет интересовать игра как метафора, как
слепок с понятий «спорт, игра», налагаемый на общую культуру
социума, на его деятельность «вне стадиона», на коммуникацию в
52
Дезинформация, по определению Расса Кика, есть "Something
untrue that the speaker knows is untrue" - (Kick, 2001, p. 6-7).
Дезинформация может также использовать для манипулирования сознанием
мисинформвцию (misinformation), основной характеристикой которой
является постулат о том, что говорящий полагает некую информацию
правдивой, тогда как она таковой не является (там же).
323