Ной И.С. Методологические проблемы советской криминологии

Подождите немного. Документ загружается.

деятельности как частью биологических наук, следовательно, с естествознанием) и со

стороны социальной (отсюда ее связь, например, с педагогическими науками как

отраслью общественных наук). Психологию нельзя целиком отнести ни к социальным, ни

к естественным, ни к философским наукам, и вместе с тем она связана теснейшим образом

и с теми, и с другими, и с третьими»

. К сказанному можно лишь добавить, что,

например, в Саратовском университете Министерством высшего и среднего специального

образования психологическое отделение создано на биологическом факультете, что

весьма примечательно.

Что касается обвинения в психологическом изучении преступников

криминологами 20-х годов, то его несерьезность очевидна уже потому, что такое изучение

современными специалистами-психологами признается как одно из важнейших

достижений не только советской криминальной психологии, но и всей советской

психологической науки в целом. Значительность этого явления отмечена проф.

А.@В.@Петровским в его ра-

боте «История советской психологии». В пятой главе этой работы, посвященной

основным направлениям и областям научной работы в психологии в период начала ее

перестройки, в § 1, озаглавленном «Судебная психология. Ее области и проблемы», автор,

отмечая, что с первых лет своего существования Советская власть «начинает напряженно

искать новые формы борьбы с преступностью, стремясь не допустить возрождения

мертвой «буквы» старого закона», подвергает резкой критике капиталистический мир, в

котором «за преступлением исчезает личность преступника», в то время как «новый

общественный строй видел в преступнике прежде всего человека. Этот гуманистический

принцип закономерно усиливал интерес и внимание к психологическим особенностям

личности преступника или заключенного и вводил психологию в круг наук, разработка

которых жизненно необходима для борьбы с преступлениями и преступностью вообще»

И хотя А.@В.@Петровский не сумел преодолеть существующий несколько десятилетий

взгляд на «биологизаторские ошибки» криминологов 20-х годов, тем не менее он не

только отмечает важность психологического изучения преступников, но и дает высокую

оценку деятельности криминологических учреждений того времени, работавших именно в

этом направлении. Он пишет: «Крупнейшим в СССР учреждением такого рода

(криминально-психологического и психопатологического исследования личности

преступника. — И. Н.) был созданный в Москве в 1925 г. Государственный институт по

изучению преступности и преступника, к работе в биопсихологической секции которого

были привлечены видные психологи. Институт выпускал значительную научную

продукцию (см. «Проблемы преступности». Сборник статей, вып. I, II, III, IV. М., 1926 —

1929) и координировал во всесоюзном масштабе работу по изучению преступника»

Таким же совершенно бездоказательным заявлением является и утверждение

авторов учебника криминологии о том, будто бы «методологической основой изучения

преступника и преступности для биосоциологов и биопсихологов являлся чуждый

советским исследователям позитивизм и вульгарный материализм, механически

переносящие закономерности биологического развития явлений природы на

общественные явления». Обвинение криминологов 20-х годов в позитивизме несостоя-

Кедров Б. М. Классификация наук. Т. II. М., 1965, с. 470.

Петровский А. В. История советской психологии. М., 1967, с. 181.

Там же, с. 186.

тельно потому, что ни один из них ни в одной из своих работ не отрицал

мировоззренческого характера философии, не отвергал традиционные философские

проблемы (отношение сознания к бытию и др.) и не пытался создать методологию,

которая стояла бы «выше» противоположности материализма и, идеализма, равно как не

рассматривал как задачу науки чистое описание фактов-ощущений вместо их объяснения.

Напротив, все советские криминологи в своих исследованиях преступности исходили из

диалектического материализма, и смысл их научных исследований состоял в объяснении

причин преступного поведения конкретных людей, что и представляло особую ценность

не только для науки, но и для практики борьбы с преступностью, заинтересованной не в

рассуждениях общего характера, а в эффективной профилактике преступлений и

исправлении преступников. Никто из советских криминологов 20-х годов не был и

вульгарным материалистом. Нельзя назвать ни одной работы того времени, выполненной

в нашей стране, в которой причиной сознания признавались бы физиологические

процессы или отождествлялось сознание и материя, а мысль рассматривалась бы в

качестве вещественного выделения мозга. Все советские криминологи с первых же дней

существования советской криминологии понимали, что сознание человека является

общественным продуктом и содержание всех психических процессов причинно

обусловлено общественным бытием и никогда не писали ничего противоположного.

Никто из них никогда ни «механически», ни «творчески» не переносил закономерности

биологического развития явлений природы на общественные явления.

По тем же причинам несостоятельно и обвинение советских криминологов 20-х

годов в отрицании ими «избирательности поведения человека вследствие якобы

патологической склонности к совершению преступлений», поскольку стремление познать

патологические склонности вызывалось лишь потребностью объяснения причин

соответствующего избирательного поведения человека, а сами патологические

склонности в конечном счете объяснялись и в 20-е годы определенными

неблагоприятными социальными условиями жизни людей.

Столь же надуманным является и утверждение авторов упомянутого учебника,

будто бы в криминологических работах 20-х годов признавалась фатальная

приверженность «особой личности» к преступлениям и отвергалась всякая возможность

исправления и перевоспитания лиц, совершивших общественно опасные деяния, а

предлагаемые меры борьбы с преступностью

сводились к лечению психопатов и пожизненной изоляции «неисправимых».

Но такие по существу крайне реакционные взгляды за все годы существования

советской печати в ней не излагались и не могли излагаться. Все это не больше как плод

фантазии тех, кто с таких позиций критиковал ученых-криминологов 20-х годов.

И только в одном вопросе А.@А.@Герцензон увидел в работе криминологов 20-х

годов то, что они действительно делали: поиск врожденных биологических черт,

присущих отдельным преступникам. К обсуждению этой проблемы необходимо будет

еще вернуться.

Как же вообще могла появиться статья С.@Я.@Булатова «Возрождение Ломброзо в

советской криминологии»? В силу каких причин она оказала столь огромное влияние на

умы криминологов, не одно поколение которых усвоило ее положения как догмы, не

подлежащие какому-либо пересмотру? Как можно было столь длительное время всерьез

относиться к психиатрам как к опасным для криминологической науки ученым и всякое

сотрудничество с ними в изучении преступности считать ломброзианством? Какими

положениями марксизма можно обосновать суждение о том, что всякое обращение к

естественным наукам для понимания природы асоциального поведения есть подпадание

под влияние буржуазной идеологии, и как согласовать с диалектической логикой тезис

проф. И.@И. Карпеца о том, что причины преступности могут быть «либо социальные,

либо биологические — третьего не дано»

? Как могли криминологи исключить из

объектов криминологического изучения преступника как человека и при этом не понять,

что «бесчеловечной» криминологии быть не может, так же как немыслима «бездетная»

педагогика? Почему в Институте по изучению причин преступности и мер по ее

предупреждению 10 лет не изучались индивидуально-психологические свойства личности

преступников

, хотя именно по ним можно выявить криминогенные качества

преступника, отличающие

его от непреступника, и на каком основании студенческую молодежь юридических вузов

обучали и воспитывали в духе того, что изучение личности преступника не только в связи

с его деянием являлось бы неправомерным по соображениям принципиально-

методологического характера

Ответить на эти вопросы не просто, но и обойти их нельзя и не только в интересах

правильного понимания истории развития криминологической науки, но прежде всего

верного представления тех подлинно научных основ, на которых должна строиться

советская криминология как наука, призванная оказывать существенную помощь органам

суда, прокуратуры и МВД в успешной борьбе с преступностью, памятуя о том, что эта

борьба остается «серьезной задачей»

и поэтому требует к себе серьезного,

ответственного отношения и со стороны ученых.

Очевидно, пришло время возложить ответственность за состояние преступности в

стране не только на работников административных органов, но и на ученых-

криминологов и оценивать коэффициент их полезного действия не только по количеству

опубликованных работ и защищенных диссертаций, но главным образом по тем идеям,

реализация которых может помочь борьбе с преступностью. Во имя этого и следует

прежде всего разобраться в сложившемся в криминологической науке положении и

использовать все ценное, что накоплено историей этой науки. Начать такую работу

необходимо и потому, что объективная история развития советской криминологической

науки еще не написана, а то, что здесь сделано, зачастую сводится к бездоказательному

очернению большой и весьма полезной работы, проделанной советскими криминологами-

специалистами разных областей наук в первое десятилетие существования Советского

государства.

Чтобы разобраться в происходящих в науке событиях, надо хорошо представлять

«локальный климат» этой науки, памятуя о том, что науку развивают живые люди,

находящиеся под решающим влиянием условий определенного места и времени их

действия и их чисто личных интеллектуальных и моральных качеств.

«Историку науки, — пишет академик Б.@М.@Кедров, — всегда приходится

учитывать конкретную обстановку, сложившую-

См. Карпец И. И. О природе и причинах преступности в СССР. — «Советское

государство и право», 1966, № 4, с. 86.

Академик Б.@Л.@Астауров, остановившись на стыке социальных и биологических

дисциплин, заметил: «Они простираются в область педагогики, в область юриспруденции,

в область психологии, но разрабатывать их надо, стоя не на позициях «или-или», а на

позициях «и-и». См. «Вопросы философии», 1972, № 9, с. 115.

См. «Социалистическая законность», 1973, № 2, с. 19.

См. Советская криминология, М., 1966, с. 5.

См. Брежнев Л. И. Ленинским курсом, том третий. М., 1972, с. 285.

ся в данную эпоху именно в данной стране, принимать во внимание научные традиции, на

которых воспитывались ученые данной страны, особенности сложившихся здесь школ и

направлений, которые определяют преемственность одних идей и отсутствие научной

почвы для появления здесь других идей и т.д. Все это составляет, так сказать, «локальный

климат» развития науки»

Что же это за «локальный климат», сложившийся к концу 20-х годов, благодаря

которому было упразднено изучение личности преступника и как следствие этого

произошла ликвидация криминологии как науки? Чтобы ответить на этот вопрос, надо

иметь в виду следующее. Преступное поведение, как и всякая иная поведенческая

реакция, детерминируется социальными и психофизическими обстоятельствами,

взаимодействие которых определяет человеческое поведение. Поэтому научная

криминология теснейшим образом связана и с социологией, и с биологией. На данных

этих наук криминолог может основывать свои заключения, поскольку сама криминология

не имеет собственных методов исследования, которые могли бы быть использованы в

изучении личности преступника независимо от данных других наук об обществе и

человеке. Одним из косвенных подтверждений этого может явиться прослеживание того

влияния, которое оказывает на криминологию то или иное положение, складывающееся в

этих науках. С другой стороны, ознакомление с «локальным климатом» в социологии и

биологии в определенное время может помочь пониманию «локального климата»,

создающегося в это же время и в криминологии.

Рост культуры исследований в современной науке проявляется и в том внимании, с

которым стали относиться к истории науки. В последние годы значительно возрос интерес

к истории науки и со стороны философов. В этом отношении заслуживает внимания

работа И. Т. Фролова «Генетика и диалектика»

. Большой интерес в ней представляет, в

частности, анализ причин острых дискуссий среди философов и естествоиспытателей,

возникавших в 20-е годы и продолжавшихся в последующее время. Их влияние на

криминологию представляется очевидным и именно в них ключ к пониманию того, что

происходило в криминологии.

Успешность союза юристов и психиатров в проведении криминологических

исследований в 20-е годы можно объяснить происшедшим после Октябрьской революции

крупным переломом в мировоззрении многих ученых, связанным с овладением их умами

новыми мировоззренческими идеями и принципами

. Особенно важным результатом

процесса честного и открытого перехода ученых на сторону революции и их активного

включения в социалистическое строительство явилось овладение биологами диалектико-

материалистической методологией, на что специально было обращено внимание в

резолюции ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 г., отметившей, что «процесс проникновения

диалектического материализма в совершенно новые области (биологию, психологию,

естественные науки вообще) уже начался»

Однако в конце 20-х годов в перманентно происходивших философских

дискуссиях, особенно между «деборинцами» и «тимирязевцами», во многом

трансформировавшихся в непринципиальную чисто групповую борьбу, со стороны обеих

дискутировавших философских группировок особым нападкам стали подвергаться

биологи, которых по существу стали грубо третировать. На страницах печати по

отношению к ним допускались такие выражения, как «разоблачение», «решительный

Кедров Б. М. История науки и принципы ее исследования. — «Вопросы

философии», 1971, № 9, с. 87.

См. Фролов И. Т. Генетика и диалектика. М., 1968.

См. Фролов И. Т. Генетика и диалектика, с. 60-61.

См. О партийной и советской печати. Сборник документов. М., 1954, с. 344.

отпор». Освещая этот вопрос, И. Т. Фролов пишет: «Такая нетерпимая позиция извращала

ленинскую идею союза философов-материалистов и естествоиспытателей, выдвинутую

им в качестве программной задачи деятельности, в частности, журнала «Под знаменем

марксизма»

. Далее И. Т. Фролов, отмечая однобокий характер философских дискуссий

того времени, обусловленный «ложной трактовкой ряда идеологических проблем», пишет

о том, что проведение ленинского принципа партийности «выражалось зачастую

упрощенно и поверхностно, что сопровождалось вульгаризацией этих принципов»

В качестве одного из примеров И.@Т.@Фролов ссылается на постановку

Комакадемией задачи «большевистской реконструкции самой науки биологии», а в одном

из докладов того времени заявлялось, что «фронт биологии — отсталый фронт»

Указанная обстановка конца 20-х — начала 30-х годов, сложившаяся в

Комакадемии по отношению к биологии и естествоиспытателям, очевидно, обусловила и

появление статьи С.@Я.@Булатова «Возрождение Ломброзо в советской криминологии»,

выразившей позицию тогдашнего руководства секции права и государства Комакадемии.

Ведь указанная статья С.@Я.@Булатова, не аргументированная научно и лишенная

элементарной логики, появилась как гром среди ясного неба, и до этого ничто не

предвещало грозных событий в криминологической науке.

Длительная же консервация в уголовно-правовой, а затем криминологической

литературе положений, отраженных в булатовской статье, также не беспричинное

явление.

С тридцатых годов на научно-политическую арену стал выходить Т.@Д.@Лысенко, и

очень скоро его влияние почувствовали не только в биологической науке. О

необходимости освещения ряда вопросов уголовного права «в свете» решений сессии

ВАСХНИЛ А.@А.@Герцензон, например, писал в учебнике Общей части уголовного права

для студентов юридических вузов в 1948г.

Так же как и генетику криминологию губили

лженаучные утверждения, будто бы все, что имеется в человеке, проистекает лишь от

среды, а всякое стремление проникнуть в психофизические качества преступника, чтобы

понять, почему по-разному воспринимают люди внешние условия своей жизни,

расценивалось как ломброзианство. Даже из медицинской науки исчезло понятие

наследственности, и им перестали пользоваться также и психиатры. Но генетики вели

борьбу за свою науку, например, Н. П. Дубинин решительно возражал против того, чтобы

«великой науке надеть дурацкий колпак»

Криминологи же, к сожалению, легко согласились со всеми обвинениями в

ломброзианстве и перестали заниматься индивидуальными особенностями человека,

совершающего преступление. Во многом это объясняется тем, что юристам, из которых

исключительно стали рекрутироваться кадры криминологов, хорошо известны правовые

нормы и социологическая характеристика преступников, но мало понятна

психофизическая область человека. То, что не понятно, чаще всего и не воспринимается.

Разрыв между гуманитарным и естественнонаучным образованием особенно сказался в

самом мышлении новых

Фролов И. Т. Указ. соч., с. 67.

Там же, с. 68.

Там же.

См. Уголовное право. Общая часть. М., 1948, с. 213.

Спорные вопросы генетики и селекции. Работы IV сессии ВАСХНИЛ 19 — 24

декабря 1936 г. М.-Л., 1937, с. 334.

криминологов, отлучивших психиатров от изучения личности преступника (ведь, как

писал С.@Я.@Булатов, выступая против психиатров, «Ломброзо тоже был

психиатром»@— ?!).

Лишившись возможности путем квалифицированного глубокого изучения

личности преступника выявлять подлинные конкретные криминогенные факторы

социальной среды, криминология не смогла уже добывать новых знаний и поэтому в

криминологической литературе из года в год стали пересказываться самые общие

положения о причинах преступности в нашей стране, заключающихся, как известно, в

пережитках капитализма в сознании людей и влиянии капиталистического окружения, а

затем капиталистического лагеря.

Неблагоприятная обстановка, складывавшаяся в тех или иных областях науки, в

большой мере порождалась культом личности, связанным с волевыми решениями и

администрированием в науке. Но лишь культом личности все это объяснить нельзя. За

состояние той или иной области науки несут ответственность и сами ученые.

Интересно отметить, что в статье «Против биологических теорий причин

преступности» А.@А.@Герцензон объяснил, почему он перестал считать, что «стремление в

каждом данном случае найти исключительно социологическое объяснение причин

преступного поведения изучаемой личности правонарушителя приведет к механическому

материализму», и выступил против другого им опубликованного положения об «особенно

выпукло» чувствуемой зависимости «социолога от представителей биопсихологической

специальности», о чем писал всего лишь за год до статьи С. Я. Булатова 1929 года.

Почему же то, что он считал раньше механическим материализмом, он очень скоро стал

защищать как марксизм?! А.@А.@Герцензон напомнил ту критику, которой он подвергся со

стороны С.@Я.@Булатова в 1929 г., и подтвердил ее правильность в отношении своих

ранних взглядов о важности участия психиатра в изучении личности преступника.

В этой статье А.@А.@Герцензон рассказал, как он сразу же тогда раскаялся и через

три месяца после выступления С.@Я.@Булатова опубликовал критические статьи против

психиатров, с которыми ранее сотрудничал. «С.@Я.@Булатов, — писал в 1967 г.

А.@А.@Герцензон, — высказал критические замечания и в адрес пишущего эти строки,

который в 20-е годы работал в Московском кабинете по изучению личности преступника

в области социологического изучения преступности и в одной из своих ранних статей, как

и в практической деятельности в ка-

бинете, исходил из неправильной в теоретическом отношении установки о том, что

изучение личности преступника якобы должно находиться в руках психиатра, а социолог

должен заниматься только изучением преступности как массового явления. Критика

С.@Я.@Булатова была правильной. Автор признал ее, выступил на диспуте в

Коммунистической Академии с критикой биологических тенденций в криминологии и в

этом же году поместил в журнале «Революция и право» критические статьи на

биокриминологические работы психиатров. См., например, рецензию на книгу

Н.@П.@Бруханского «Судебная психопатология» (1929@г. №@5) и на книгу

В.@В.@Браиловского «Опыт биосоциального исследования убийц» (1929@г. №@6)»

. К

сожалению, А.@А.@Герцензон до конца своих дней так и не вернулся на правильные

позиции, которые он занимал до появления в 1929 году статьи С. Я. Булатова

См. Вопросы борьбы с преступностью, вып. 5. М., 1967, с. 39.

Любопытней всего то, что сам проф. С.@Я.@Булатов не разделял впоследствии

мнения, связанного с отрицанием роли психических особенностей, человека в преступном

поведении, и уже не опровергал данные по этому вопросу, приводившиеся судебными

психиатрами в конце 20-х годов. Об этом свидетельствует его рецензия на мою работу

«Вопросы теории наказания в советском уголовном праве». Изд-во Сарат. ун-та, 1962. См.

Однако через два года после опубликования первого учебника по советской

криминологии в его втором исправленном издании А. А. Герцензон признал, что «резкая и

не всегда справедливая критика деятельности кабинетов, института (имеется в виду

Государственный институт по изучению преступности и преступника.— И. Н.) и работ

отдельных ученых... привела к тому, что изучение преступности стало сокращаться...

Попытки отдельных ученых привлечь внимание к криминологическим проблемам в те

годы не встречали поддержки»

. Следует также отметить, что во втором издании

учебника личности преступника уже посвящена специальная глава.

Однако и до сих пор ошибки вульгаризаторского характера в криминологической

литературе имеют место и их вредное

влияние на практическую работу по изучению причин преступности и личности

преступника весьма значительно. Достаточно обратить внимание хотя бы на то, что в

штате Всесоюзного института по изучению причин и разработке мер предупреждения

преступности до сих пор нет ни одного психиатра. Очевидно, он там не нужен потому, что

глубокое изучение психофизических особенностей преступников продолжает некоторыми

учеными оцениваться как «ломброзианство».

Но прогрессом является уже то, что в Институте стала признаваться

недостаточность социально-демографического анализа личности преступника для

познания причин индивидуального преступного поведения. В этой связи, как пишет

В.@Н.@Кудрявцев, «потребовались знания специалистов-психологов»

. Хотя Институт

занимается интересным вопросом, связанным с изучением «общих исторических

закономерностей динамики, структуры и географии преступности в нашей стране за весь

период ее существования»

, социально-биологический механизм индивидуального

преступного поведения остается сложнейшей научной проблемой. Представляется, что

лишь ее решение значительно повысит эффективность криминологической науки в

решении важнейших практических задач борьбы с преступностью, независимо от

географии совершения преступлений.

Однако научное кредо Института по этому вопросу на восьмом году его

существования довольно четко было выражено в опубликованной в 1971 г. монографии о

личности преступника. В ней был поставлен вопрос «имеются ли в личности преступника

такие естественные психофизические свойства, которые отличают его от человека, не

совершившего преступления, и, следовательно, имеют криминогенное значение?» и дан

следующий ответ: «На этот кардинальный вопрос следует ответить отрицательно». Но как

можно было отвечать на этот вопрос, если в Институте никто не занимался исследованием

преступника в указанном направлении?! Объяснение же самой постановки в указанной

монографии вопроса о взаимодействии социального и биологического в личности

С. Я. Булатов. И. С. Ной. Вопросы теории наказания в советском уголовном праве.

Саратов, 1962. — В сб.: Вопросы государства и права. Сборник трудов юридического

факультета Казахского гос. университета им. С. М. Кирова. Алма-Ата, 1963, с. 400.

Между тем А.@А.@Герцензон, оставшись на позиции указанной статьи

С.@Я.@Булатова 1929 г., подверг меня критике за согласие с теми самыми данными

судебных психиатров 20-х годов, на которые я сослался в своей упомянутой работе. См.

Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 5. М., 1967, с. 34.

См. Криминология. М., 1968, с. 79.

См. Кудрявцев В. Н. Всесоюзному институту по изучению причин и разработке

мер предупреждения преступности — 10 лет. — В сб.: Вопросы борьбы с преступностью.

Вып. 20. М., 1974, с. 10.

Там же, с. 8.

преступника оказалось совершенно неожиданным. «Необходимость в освещении этого

вопроса связана, в частности, с тем, — указыва-

ется в монографии, — что у некоторых советских ученых нет достаточной ясности в его

понимании. Это в первую очередь относится к И.@С.@Ною, который в ряде статей

утверждает, что якобы в советской криминологии существует недооценка биологических

свойств преступника. Изучаются социальные причины преступности, а «биологические

детерминанты человека при этом совершенно игнорируются» (см., например, «Личность

преступника и ее значение в изучении преступности в условиях социалистического

общества». — «Ученые записки Саратовского юридического института», вып. XVI, 1969,

с. 14)».

Итак, оказывается, И. С. Ной своим непониманием навязал авторам коллективной

монографии проблему соотношения социального и биологического в личности

преступника!

Правда, совершенно непонятно, почему категорически и безапелляционно

отвергнув саму проблему соотношения социального и биологического в личности

преступника, Институт вдруг начинает заниматься этой проблемой и очень скоро

приходит к выводам, прямо противоположным тем, которые декларировались в

вышеупомянутой монографии. Так, в 1973 г. тогдашний директор института проф.

В.@Н.@Кудрявцев сообщил о начале изучения индивидуально-психологических свойств

личности преступника и об уже полученных весьма важных результатах. «Проведенные

институтом исследования, — писал В.@Н.@Кудрявцев, — показывают, что некоторые

индивидуальные особенности у преступников более или менее типичные. Это —

подверженность внешним впечатлениям, неустойчивость поведения как черта характера,

стремление к возбуждающим ситуациям, пренебрежение к моральным ценностям и др.»

Важно и другое заявление В.@Н.@Кудрявцева: «Нельзя, разумеется, сбрасывать со счета и

индивидуальные особенности людей — свойства характера, темперамента, особенности

интеллектуальной, волевой и эмоциональной сферы личности. Мы отнюдь не отвергаем

биологических различий в людях и определенного влияния природных свойств организма

на поведение человека, например, значение способностей, волевых навыков, состояния

психики...»

. Спрашивается, зачем же тратились столь огромные усилия, чтобы доказать

ненужность работы по изучению психофизических качеств преступников, если уже

начало такого изучения дало столь плодотворные результаты? Не лучше ли было

заниматься делом и не доказывать столь много лет его ненужность?! Все это напоминает

отношение в свое время некоторых ученых

к кибернетике и генетике, причинившее, как

известно, серьезный вред нашему государству.

Ведь теоретическое обоснование ненужности исследований психофизических

особенностей людей, делающих их восприимчивыми к криминогенным условиям среды,

рассматривалось Институтом как важный компонент «теоретических основ советской

криминологии». Более того, такие «теоретические основы советской криминологии» в

1971 году выдвигались Институтом даже на соискание государственной премии

. Между

См. Кудрявцев В. Борьба с преступностью и задачи криминологической науки. —

«Социалистическая законность», 1973, № 2, с. 19.

См. там же, с. 18.

См. Краткий философский словарь. Под ред. М. Розенталя и П. Юдина. М., 1954,

с. 236-237, 357.

См. «Известия», 1971, 3 июня.

тем, совершенно очевидна возможность государственного признания лишь тех работ,

которые обогащают науки и практику результатами важных исследований. Отказ же от

проведения исследований в определенном направлении вряд ли может считаться научным

достижением. Разобраться в том, могут ли некоторые положения входить в

«теоретические основы советской криминологии» — одна из задач настоящей работы.

Глава III

ДВЕ ТЕНДЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ КРИМИНОЛОГИИ

В середине 50-х годов в обстановке общего подъема исследовательской работы в

области общественных наук, вызванного XX съездом партии, было привлечено внимание

к изучению причин преступности в нашей стране и мер по ее предупреждению.

В конце 50-х годов проблема причин преступности в СССР и мер борьбы с ней

обсуждалась на заседаниях Ученых советов Института права АН СССР, Всесоюзного

научно-исследовательского института криминалистики Прокуратуры СССР, Всесоюзного

института юридических наук, Института философии АН СССР. В ВИЮНе и Институте

криминалистики начались исследования причин преступности несовершеннолетних. В

Институте права было признано целесообразным разработать тему «Рецидив и меры его

предупреждения»

. Начались социологические исследования проблем преступности в ряде

юридических учебных заведений. В начале 1960 года на юридическом факультете ЛГУ

была проведена представительная конференция с участием ученых и практиков,

посвященная вопросам профилактики преступности в СССР. На конференции было

внесено предложение о создании новой науки — советской криминологии, с которым

выступил эстонский ученый

В. А. Рянжин. Оно мотивировалось тем, что причины преступности, ее профилактика и

другие социологические вопросы не укладываются в рамки науки уголовного права

В 1961 году была опубликована монография А.@Б.@Сахарова «О личности

преступника и причинах преступности в СССР». Эта работа вызвала большой интерес

научной общественности. Впервые за многие годы было привлечено внимание к личности

преступника и подвергнуты критическому рассмотрению ошибочные суждения о самом

подходе к проблеме преступности в нашей стране.

А.@Б.@Сахаров обратил внимание на априористичность теоретических концепций

объяснения причин преступности в социалистическом обществе, допускаемую

отдельными авторами. Прежде всего А.@Б.@Сахаров не согласился с позицией

А.@А.@Герцензона, будто бы «для отмирания преступности в социалистическом обществе

нет еще... всех необходимых экономических предпосылок», остановившись в связи с этим

на ошибочности взгляда о связи преступности с социалистическим строем, которому

свойственны принцип распределения по труду, принцип материальной

заинтересованности, товарно-денежное обращение, различные формы собственности,

сохраняющееся различие между трудом умственным и физическим, квалифицированным

и неквалифицированным, легким и тяжелым; ограниченность материально-технической

См. «Советское государство и право», 1960, № 7, с. 181.

См. там же, с. 185.

базы социализма, лишающей возможности удовлетворить все потребности всех членов

общества

Поскольку социалистический строй сам по себе не содержит причин преступности

и в социалистическом обществе нет факторов, делающих неизбежными преступные

проявления, особый интерес вызывает сама личность преступника. В этой связи

А.@Б.@Сахаров и формулирует вопрос: «Почему у одних членов социалистического

общества складывается истинно коммунистическое сознание, а у других утверждаются

антиобщественные, индивидуалистические взгляды и установки?»

. Не обнаружив на

«макроуровне» причин преступности, А.@Б.@Сахаров стал искать их в условиях

нравственного формирования личности, связанных с семейной обстановкой, школьным

воспитанием, влиянием производственного коллектива, бли-

жайшим бытовым окружением жилищной микросреды, а также культурно-

образовательным уровнем. К числу внешних условий, влияющих на преступность, он

отнес и недостатки и ошибки на различных участках административно-хозяйственной

деятельности; недостатки в организации быта и досуга; факты формально-

бюрократического отношения к нуждам трудящихся, ненадлежащее поведение других

лиц, способствующее совершению преступлений; алкоголизм; недостатки

законодательства по борьбе с преступностью; недостатки в практической деятельности

органов милиции, прокуратуры и суда по борьбе с преступностью

. К внутренним

психологическим обстоятельствам, влияющим на проявление антиобщественных,

взглядов и побуждений в преступном посягательстве, А.@Б. Сахаров отнес глубину и

стойкость антиобщественной установки личности и психологические особенности

личности: темперамент, характер, волевые и эмоциональные свойства человека. Отметив,

что в науке советского уголовного права вопрос о психических особенностях личности и

их роли в совершении преступного посягательства на протяжении более чем 30 лет

фактически не рассматривался, А.@Б.@Сахаров указал на то, что «антиобщественное,

преступное поведение определенным образом связано, а иногда и непосредственно

обусловлено психологическими особенностями субъекта — свойствами его темперамента,

характера, эмоциональной и волевой сферы и т.п.»

В начале 60-х годов выдвижение этого положения означало ориентацию на

научную криминологию, свидетельствующую о разрыве с вульгарным социологизмом,

нигилистическим отношением к изучению личности преступника, которое и привело в

30-х годах к прекращению криминологических исследований в нашей стране. Перед

советскими криминологами открывалась широкая перспектива участия в проведении

подлинно научных исследований причин преступности и мер борьбы с ней. В

опубликованной в 1964@г. монографии ответственного работника ЦК КПСС

Н.@Р.@Миронова «Укрепление законности и правопорядка в общенародном государстве —

программная задача партии» просматривался широкий подход к проблеме изучения

преступности. Обращая внимание на то, что советская

См. Сахаров А. Б. О личности преступника и причинах преступности в СССР. М.,

1961, с. 73-80.

Там же, с. 53.

См. Сахаров А. Б. О личности преступника и причинах преступности в СССР, с.

86-275.

Там же, с. 25.