нибудь поэт не смел грубо навязывать вам в уши свою музу без предвари-
тельного снятия с нее маски и раскрытия всей ее таинственности пред вами
в таверне, где за его труды вы наиболее по-рыцарски оплатите ваш общий
ужин.
Сидя на сценической площадке, вы можете с наименьшей затратой купить
дорогое знакомство с мальчиками: получить седалище за шесть пенсов, во
всякое время знать, какую собственно роль каждый из детей играет, получить
огня, исследовать кружева на костюмах и, быть может, выиграть пари...
Наконец, дурак ли вы, или мировой судья, рогоносец или капитан,
сын лорд-мэра или птенчик, плут или подшериф,—кем бы вы ни были,—
сценическая площадка, как время, вынесет и выложит вас на полный свет
и никто вас оттуда не прогонит, хотя воронье в партере и будет на вас гикать,
свистеть, плевать и бросать в вас грязью. Терпение истинного джентльмена
перенесет все это, и он посмеется над глупыми животными. Если чернь орет
во всю глотку, черт с ней: вы были бы хуже безумца, если бы вас это останав-
ливало. Ведь джентльмен и толпа никогда не уживутся вместе на сцениче-
ской площадке.
Пусть это замечание идет в ногу со всем остальным или скорее, ярдов
на пять впереди его, как деревенский слуга. Не появляйтесь на сценической
площадке (особенно на представлении новой пьесы), пока испуганный Пролог
не довел до красноты свои щеки (путем их растирания) и не приготовился
издать трубный звук, означающий начало спектакля. Только тогда наступает
для вас момент, как будто бы вы были одним из предметов бутафории или
как будто бы выпали из-за занавески с табуретом о трех ножках в одной
руке и с монетой между первым и вторым пальцами—в другой, ибо если
вы осчастливите своей персоной чернь тогда, когда еще чрево зала полно
только наполовину, ваше платье совсем погибнет, фасон его пропадет,
и все размеры вашего тела будут находиться в опасности быть пожранными,
словно они были поданы на прилавок среди птиц. Избегайте этого так же,
как тюремного пристава. Вы создадите себе славу, если будете громко
смеяться посредине самой серьезной и печальной сцены ужасной трагедии
и если ваш голос будет так громко звучать, что звук наполнит все здание.
Так делают лорды, так делают и рыцари, подражающие им, как обезьяна,
а ученик юридической школы, являющийся шутом при рыцаре, бежит за ним
сзади вприпрыжку и притом очень жалким образом. Будьте по отношению
к ним гончей собакой, никогда не перестающей работать нюхом, пока не напа-
дете на след. Ведь разговаривая и смеясь, как танцор морриса, вы нагромож-
даете Пелион на Оссу, славу на славу. Во-первых, все глаза в галереях
перестанут следить за актерами и станут смотреть только на вас; самый
большой олух в зале поймет ваше имя, и если встретит вас на улице, когда
вы попадете в его руки во время прохождения стражи, его слово будет за вас.
Он крикнет: «это барич»,—и вас пропустят. Во-вторых, вы обнаружите пред
всем светом свое хладнокровие, так как покажете, что явились сюда не для
того, чтобы отведать пустого развлечения, как изголодавшийся, но как
джентльмен, чтобы убить глупый час или два от нечего делать. В-третьих, вы
сильно отвратите вкус аудитории и уроните автора. В худшем случае вы соз-
дадите определенное мнение о своей способности судить и заставите поэта
пожалеть вашу слабость и при помощи посвящения вам какого-нибудь сонета
направить вас в некий лучший рай, чтобы только заткнуть вам рот...
До начала спектакля займитесь игрой в карты. Вы можете выиграть
или проиграть (как фехтующий при состязании на приз) и побить один
другого по уговору, но разделить деньги при встрече за ужином. Для того
чтобы обмануть бездельников, которые стоят, глазея на вас, разбросайте
карты (предварительно разорвав четыре-пять из них) по всей сценической
площадке, как раз при третьем звуке трубы, как будто бы вы проиграли...
Если автор написал на вас эпиграмму или профлиртовал с вашей любов-
ницей, или выставил на сцену ваши перья, вашу красную бороду или вашу
540