Мокульский C.C. (под ред.) Хрестоматия по истории западноевропейского театра. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

П а н а р и с о. Какого дьявола тебе надо? Ты можешь орать еще громче?

Оставил меня в залог в таверне, а теперь опять морочишь мне голову.

Онсигера. Ты остался в залог за два черных динеро, что мы пропили?

Панарисо. Так ведь у меня их не было.

Онсигера. Если у тебя их не было, какое средство ты нашел?

Панарисо. Какое средство я мог найти, кроме того, чтобы оставить

шпагу? ж

Онсигера. Шпагу?

Панарисо. Шпагу.

Онсигера. Разве можно было оставлять шпагу, зная, на что мы идем?

Панарисо. Смотри, брат Онсигера, раздобудь провиант, а то я

уже бледнею от голода.

Онсигера. Я еще того больше; потому-то, брат Панарисо, я и под-

жидаю здесь одного мужичка, который несет поесть своей жене—она у него

сидит в тюрьме—настоящую кастрюлю с несомненной едой. Надо будет

рассказать ему побасенки про страну Хауха

, и он будет так очарован, что

мы сможем здорово набить животы.

Входит Мендруго, простак, напевая.

Мендруго. Недоброй ночи ты мне пожелала,

Мария де Рион,

И бимбилиндрон.

Панарисо. Ола, Се! Мы, что же, должны слушать?

Мендруго. Да, сеньор, я уже заканчиваю, подождите.

Недоброй ночи ты мне пожелала,

Пусть худшую пошлет вам бог,

Бимбилиндрон, дрон, дрон.

Онсигера. Ола, приятель!

Мендруго. Ваши милости говорят со мною или с нею?

Онсигера. А кто это она?

Мендруго. Она такая круглая, с двумя ручками и открытая сверху.

Панарисо. Такую страшную загадку в самом деле никто не раз-

гадает.

Мендруго. Признаете вы себя побежденными, ваши милости?

Панарисо. Да, конечно.

Мендруго. Кастрюля.

Онсигера. Как, ты несешь кастрюлю?

Мендруго. Э, нет, постойте; дьявол их возьми! Как легки на руки!

Панарисо. Ну, тогда скажи нам, куда ты идешь.

Мендруго. Иду в тюрьму, если вашим милостям будет угодно.

Панарисо. В тюрьму! А зачем?

Мендруго. У меня, сеньоры, жена там сидит.

Онсигера. А за что?

Мендруго. За пустячные дела; злые языки говорят, что за сводни-

чество.

П а н а р и с о. А скажите мне: ваша жена не пользуется ничьим покро-

вительством?

Мендруго. Да, сеньор, у нее во многих местах есть рука, и юстиция

поступит по справедливости. Теперь распорядились, между прочим, чтобы

моей жене дали епископство, потому что моя жена—почтенная женщина,

которая может им управлять.

Онсигера. Епископство!

Мендруго. Да, епископство; и да будет угодно богу, чтобы она могла

хорошо им править. Ведь говорят, что мы будем богаты на этот раз. Скажите,

сеньор: ваша милость знает, что дают в этих епископствах?

Панарисо. Знаешь, что дают? Много меду, много старых сапог,

много пуху, пера и баклажанов.

267

Мендруго. Сохрани меня, боже. Все это дают? Я уже хотел бы

видеть ее епископессой.

Онсигера. Зачем?

Мендруго. Чтобы я был епископессом.

Панарисо. Лучше всего было бы, если бы ты мог добиться, чтоб

ее сделали епископессой страны Хауха.

Мендруго. Как? Что за страна?

Онсигера. Превосходная страна, где платят людям жалование

за то, что они спят.

Мендруго. Честное слово?

Панарисо. Да, в самом деле.

Онсигера. Поди сюда, присядь ненадолго, и мы расскажем тебе

про чудеса страны Хауха.

Мендруго. Про что, сеньор?

Панарисо. Про страну, где бьют людей за то, что они работают.

Мендруго. О, какая прекрасная страна! Расскажи мне о чудесах

этой страны ради твоей жизни.

Онсигера. Ладно! Иди сюда, садись здесь между нами. Смотри...

Мендруго. Уже смотрю, сеньор.

Онсигера. Смотри: в стране Хауха есть медовая река, а рядом с ней

другая—молочная, и между этими реками блюдо творожников со сметаной.

Они падают в медовую реку и, кажется, только и говорят: «Ешь меня, ешь

меня».

Мендруго. Ну, черт возьми, меня не пришлось бы приглашать

столько раз.

Панарисо. Слушай же, невежда.

Мендруго. Уж я слушаю, сеньор.

Панарисо. Смотри: в стране Хауха есть деревья, у которых стволы

сделаны из ветчины.

Мендруго. О благословенные деревья! Боже вас благослови, аминь.

Панарисо. А листья на них—печенья, а плоды-—оладьи, которые

падают в ту медовую реку и сами приговаривают: «Жуй меня, жуй меня».

Онсигера. Повернись сюда.

Мендруго. Уже поворачиваюсь.

Онсигера. Смотри: в стране Хауха улицы вымощены яичными желт-

ками, и между одним желтком и другим желтком пирог с ломтями ветчины.

Мендруго. И жареные?

Онсигера. И жареные и сами говорят: «Проглотите меня, прогло-

тите меня».

Мендруго. Мне кажется, что я их уже глотаю.

Панарисо. Слушай, дурачок.

Мендруго. Говори, уж я-то слушаю!

Панарисо. Смотри: в стране Хауха есть вертелы в триста шагов

длиною, с множеством кур и каплунов, куропаток, кроликов, рябчиков.

Мендруго. О, как я их ем, этих!

Панарисо. И рядом с каждой птицей ножик, так что нужно только

разрезать, потому что все само говорит: «Глотай меня, глотай меня».

Мендруго. Как, птицы говорят?

Онсигера. Слушай меня.

Мендруго. Да уж я и то слушаю, грешник; я готов целый день слу-

шать о съестном.

Онсигера. Смотри: в стране Хауха есть много ящиков с вареньем,

много тыквенных и лимонных цукатов, много марципанов, много конфет.

Мендруго. Говорите это протяжнее, сеньор.

Онсигера. Есть конфетки и бутылки с вином и сами говорят: «Пей

меня, ешь меня».

Панарисо. Прими во внимание...

268

M е н д р у г о. Достаточно принял во внимание, сеньор. Мне уже ка-

жется, что я все это поедаю и выпиваю.

Панарисо. Смотри: в стране Хауха есть много кастрюль с рисом,

и яйцами, и сыром.

Мендруго. Как та, что я несу?

Панарисо. Только чтобы были полны; к дьяволу вещь, которую

можно перевернуть.

Мендруго. Пусть дьявол ее возьмет, боже их сохрани! А куда же

делись мои рассказчики о стране Хауха? Пусть летят на все четыре стороны.

А что с моей кастрюлей? Клянусь, это было сделано самым мошенническим

образом. Ох, длиннолапый их возьми! Если у них столько еды в их стране,

зачем они сожрали содержимое моей кастрюли? Но я клянусь, что должен

послать вслед за ними четыре или пять динеро, которые уплачу эрмандаде

за то, чтобы их привели.

Но прежде всего я хочу сказать вашим милостям то, что мне поручили.

Lope de Rued a, La tierra

de Jauja (1567). Переведено с изда-

ния: Obras de Lope de Rue-

d a, Edicion de la Real Academia

Espanola. Biblioteca selecta de autores

clâsicos espanoles, t. II, Madrid, 1908,

pp. 194—203. Перевод T. M. E л ь

н и ц к о й (печатается впервые).

ПРИМЕЧАНИЯ

Эклога

Все эклоги Хуана дель Энсина заканчиваются деревенской песенкой определенной

структуры, называемой вильянсико (villancico).

Торрес Наарро. Из предисловия к его поэтическим опытам

В Испании акты назывались «хорнадами» («jornadas»), то-есть «днями». Термин

этот средневекового происхождения. Стремление Наарро привить испанской драме чле-

нение на пять актов объясняется его ориентацией на опыт итальянской «ученой» дра-

матургии, хорошо знакомой Наарро вследствие его длительного пребывания в Италии.

Однако предложенное Наарро членение пьесы на пять актов в Испании не привилось.

Оливы

Эта и следующая пьеса Лопе де Руэды принадлежат к жанру пасос (pasos)—малень-

ких прозаических пьесок, разрабатывающих бытовые анекдоты из жизни низших кругов

общества. Даты написания и постановки большинства пасос Лопе де Руэды неизвестны.

Ф а н е т а—испанская мера, 12 селеминов—5V

литров.

Страна Хауха

«Страна Хауха» на современном испанском языке означает «страна сказочного

изобилия». Это выражение происходит от названия одной из провинций в Перу, славив-

шейся превосходным климатом и природными богатствами.

ГЛАВА ВТОРАЯ

МИГЕЛЬ ДЕ СЕРВАНТЕС СААВЕДРА

(1547—1616)

КЛАССИКИ МАРКСИЗМА О СЕРВАНТЕСЕ

. . . Еще Дон-Кихот должен был жестоко поплатиться за свою ошибку,

когда вообразил, что странствующее рыцарство одинаково совместимо со

всеми экономическими формами общества.

К. Маркс, Капитал. Критика

политической экономии, т. 1 (1867).

К. Маркс и Ф. Энгельс,

Соч., т. XVII, стр. 92 (примечание).

Отец трагедии Эсхил и отец комедии Аристофан были оба ярко выражен-

ными тенденциозными поэтами, точно так же и Данте и Сервантес...

Ф. Энгельс, Письмо Минне

Каутской от 26 ноября 1885 г.

К. Маркс и Ф. Энгельс,

Соч., т. XXVII, стр. 505.

ОСТРОВСКИЙ О ДРАМАТУРГИИ СЕРВАНТЕСА

Вот что говорят сами испанцы об интермедиях Сервантеса

«Между различными произведениями, которыми мы одолжены главе-

испанских гениальных писателей, наименее известны и наиболее заслужи-

вают известности его интермедии. В них читатели увидят, как дивно и с каким

разнообразием гений Сервантеса умел схватывать и раскрывать перед публи-

кой и самые грандиозные и самые мелкие сюжеты; и мы осмеливаемся заверять,

что в интермедиях Сервантес является более самим собою, чем во всех дру-

гих произведениях, исключая «Дон Кихота». В этих веселых картинках,

писанных легкими штрихами, гений Сервантеса находится совершенно

в своей сфере, тут невозмутимо льется неисчерпаемый поток его неподража-

емого комизма. В рисовке характеров, восторженных, чудных и смешных,

Сервантес не имеет соперников, и так как они-то и составляют главный мате-

риал интермедий, произведений, которые теперь известны под именем сайнет

(sainetes), то никто не колеблется признать их за более самородные и чистые-

образцы оригинального таланта Сервантеса».

270

«Язык этих пьес естественен и верен относительно лиц и положений,

остроумен, игрив и блестит народными оборотами, пословицами и поговор-

ками. Хотя этот род произведений начинается только с Сервантеса, но он же

и довел их до высшего совершенства. Написанные в начале XVII века, они

и теперь представляют для читателя такой интерес, как будто лица, изобра-

жаемые в них, взяты из общества, нас окружающего, что доказывает (и в этом

состоит их главная заслуга), что нет предмета, как бы низок он ни казался,

который бы не ожил и не получил важного значения в руках истинного гения,

потому что он умеет поместить в простом и малом такой общий и человече-

ский интерес, который заставит его выплыть в потоке веков».

А. Н. Островский, От пере-

водчика. Вступительная заметка к

отдельному оттиску перевода интер-

медий Сервантеса (1886). Перепеча-

тано из книги: Мигель де

Сервантес Сааведра, Ин-

термедии. «Искусство», М.—Л., 1939,

стр. 13—14.

Для нас интересно, каковы люди вообще, а не то, какими желали быть

испанцы [...] Ничто не дает верного знания людей, кроме искусства. Конечно,

искусство дает и идеалы, и они тоже ( в известной степени) реальны. Но пере-

живают только правдивые типы. Современник Лопе де Вега Сервантес

взял гидальго, взял грациозо, но сделал из них людей, а не испанцев

«Лучший алькальд—король. Драм^

(комедия) в трех действиях Лопе

де Вега». Незаконченная и ненапе-

чатанная статья А. Н. Островского

(1876—1877). Перепечатано из кни-

ги «Памяти А. Н. Островского»,

изд. «Путь к знанию», П., 1923,

стр. 180.

Сервантес позволял себе иногда легкую иронию насчет Лопе де Вега.

Как умнейший человек своего века, отлично знающий Испанию во всех

отношениях, и как истинный реалист, Сервантес не мог не чувствовать напы-

щенности и далекой от правды идеальности произведений Лопе де Вега

Примечание А. Н. Островского к его

переводу интермедии Сервантеса

«Бдительный страж» (1879). Пере-

печатано из книги: А. Н. Остров-

ский, Собрание драматических пе-

реводов, т. I, СПБ, 1886, стр. 41.

НУМАНСИЯ

Отрывки из трагедии

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Солдат

Послы Нумансии с листом охранным

Тебе желают сделать заявление.

271

Сципион

Доклад об этом кажется мне странным.

Солдат

Ждут пропуска.

Сципион

Я не дал позволенья

Послам ко мне являться иностранным?

Солдат

Так точно.

Сципион

Пропустить без промедленья!

С душой открытой или лицемерно

К нам враг идет, нам прибыль

в том наверно.

Входят два нумансианских посла.

Первый посол

Нумансия меня к тебе послала,

О полководец самый знаменитый

Из всех, кому приют земля давала,

Кому служили небеса защитой!

Все позабыв, что распрю вызывало,

Тебя, о Сципион, с душой открытой

И руку протянув, иду просить я

О мире, о конце кровопролитья.

Нумансия с пути повиновенья

Сенату и закону не сошла бы,

Когда в охране римской избавленье

От утеснений консулов нашла бы.

Неслыханное проявили рвенье

Они в поборах. Мы же были слабы,

Но иго их настолько тяжким стало,

Что наконец Нумансия восстала.

И с самой той поры, как мы восстали,

Как эта затяжная распря длится,

Из Рима к нам вождя не назначали,

С которым мы могли б договориться.

Но вот в твоем лице мы повстречали

Надежный порт.—И нам ли не стремиться

Сняв паруса войны, искать решений

К улажению с Римом отношений?

Знай, полководец, нам не страх внушает

Настаивать на мире пред тобою.

Нумансию издавна украшает

Как толща стен, так и готовность к бою.

Нет, доблесть сципионова решает

Вопрос: довольны будем мы судьбою,

Коль нам приобрести удастся скоро

272

В твоем лице и друга и синьора.

Вот почему, о вождь, мы оказались

Перед тобой. Ждем твоего ответа.

Сципион

За ум, друзья, вы слишком поздно взялись,

И мне не льстит нисколько дружба эта,

С которой вдруг ко мне вы навязались

Теперь, когда уж ваша песня спета,

Когда судьба мне обещает славу,

И близок миг—начну вершить расправу.

Второй посол

Ты с нами обошелся преобидно.

Не издевайся, вождь. Обдумай слово,

Что бросил нам ты с дерзостью надменной

Оно зовет нас к ярости военной.

Ты мир отверг, что мы без страха, смело

Тебе сейчас от сердца предложили.

Ну, что же? Перед небом наше дело,

Как правое, восстанет в новой силе!

Громада войск твоих не овладела

Нумансией. Когда переступили

Ее порог вы? Скоро ты шагаешь.

Так мы враги? Ты дружбу отвергаешь!

Сципион

Еще что скажешь?

Первый посол

Ничего. Другая

Речь впереди: не речь, а дело, кстати!

Друзей отверг ты, этим подвергая

Себя проклятьям, тысяче проклятий!

[...]

Сципион

Ужо язык услышите, которым,

Ведя бои, о мире говорю я.

Не подпущу вас к тем переговорам,

Не предоставлю слова бунтарю я!

Уйдите!—Там вас ждут с ответом скорым.

Второй посол

Итак, война? Мы встретимся воюя?

Сципион

Да, я сказал!

Второй посол

Ты отпустил нас с этим?

Мы любим бой! И боем мы ответим.

Послы УХОДЯТ.

273

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Т е о г е н

О женщины, глаза от слез отрите!

Иль каждая из вас не замечает,

Что скорбью вашей вы пожар творите

В сердцах мужей, и он не потухает.

Любовью к нам вы равною горите,

Беда ль растет, иль счастье нас ласкает.

Но всякий раз,—как в жизни,

так и в смерти,—

Мы вам верны, мы будем с вами, верьте.

Когда мечта ворваться в ров манила,

Мы больше, чем удачи, смерти ждали.

Такая смерть, однако, жизнь таила:

Мы месть врагу той смертью утверждали.

Тот бой для нас был верная могила.

Но ныне—раз вы это угадали—

Мы ни детей, ни жен не бросим наших,

Своих путей не отделим от ваших.

Единое, о чем дружина тужит,—

Не дать врагу похитить нашу славу!

Нет, пусть он сам свидетелем послужит

Тех подвигов, что Риму не по нраву!

Ко мне примкнув, пусть каждый обнаруж

Высокий дух. А это нам по праву

Бессмертье даст! Все в пламя побросайте,

Корысти вражеской не потакайте!

Большой костер на площади разложим,—

И огнь ужасной пищей напитаем,

Все то, что дома разыскать мы сможем,

Чем дорожим и чем пренебрегаем,—

Испепелим дотла и уничтожим!

А то, что сделать мы предполагаем,

Когда сожжем пожитки не жалея,—

Еще ценнее и еще смелее!

Карабино

Как вижу, все со сказанным согласны?

Держусь я сам такого точно мненья!—

Мне предложенья Теогена ясны.

Немедленного жду их исполненья.

Теоген

Итак, все делу этому причастны

Окажемся, без всякого сомненья.

Поговорим потом. Теперь идите,

Огонь богатый, жаркий разводите.

Первая женщина

Уборы наши на костер приносим,

Себя мы, радуясь, всего лишаем.

Жизнь самую без колебанья бросим,—

С мужьями вместе к смерти поспешаем.

274

Лира

Итак, вперед! Мы об одном вас просим.

Когда добро свое с огнем смешаем,

Сожгите все до нитки. А иначе

Невольно сделаем врага богаче.

Все идут, а Марандро при выходе берет

Лиру за руку и держит.

Марандро

О Лира, не беги бегом,

Прошу тебя остановиться.

Дай перед смертью насладиться

Благами жизни нам вдвоем.

Дай мне хотя бы на мгновенье,

Как ты прекрасна поглядеть.

Так много мне пришлось терпеть

От жаркой муки нетерпенья.

Душа души моей! Но тучи

Собрались на твоем лице...

Лира

Они—от мысли о конце,

Что предстоит нам неминучий.

Конце,

не связанном с

ЕОЙНОЙ.

Не в ней одной конец надежде

,—

Уйду я, думается, прежде

Конца осады в мир иной.

Марандро

О солнце дней моих! Ужели...

Лира

Дошел мой голод до того,

Что час еще—и торжество

Он справит у моей постели.

Брат обессилел мой. Причина—

Все тот же голод. Умерла

Мать от того же. Как была

Мучительна ее кончина!

Меня же только потому

Убить не мог доныне голод,

Что дольше, кто здоров и молод,

Сопротивляется ему.

Но, силы растеряв свои,

И я едва перемогаюсь,—

Такой же точно подвергаюсь

Опасности, как все мои.

Марандро

Отри глаза! Сдержи рыданья!

Реками слез, из глаз моих

Рожденными от мук твоих,

Я облегчу твои страданья.

275

Ты непосильный груз несешь,

Но к бодрости тебя зову я.

Знай, Лира, ты, пока живу я,

Голодной смертью не умрешь!

Берусь я стену перепрыгнуть

И дверью смерти сам пройти,

Чтоб от нее тебя спасти

И чтоб на жизнь тебя подвигнуть.

Тот хлеб, что римлянин берет

В свой рот, я вырву, не робея,

И принесу его тебе я,

Дабы переложить в твой рот.

Клянусь еду тебе добыть

У римлян. На любые муки

Пойду я,—коль моими руки

Мои не перестали быть.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Показывается M а р а н д р о, весь истекающий кровью; в левой руке у него белая

корзинка, в которой лежит несколько окровавленных сухарей. Он говорит:

Марандро

О Леонисьо, друг! Идем.

Ужели он не отзовется?

Ужель мне одному придется

Вернуться?—Мы ушли вдвоем!

Так, значит, платой дорогой—

Ценой истерзанного тела—

Судьба продать нам захотела

Вот этот жалкий хлеб сухой?

Но, друг, тебя я не лишу

Венка за истинную дружбу!—

Чтоб оплатить такую службу,

И сам к тебе я поспешу.

И тотчас же душа, ликуя,

К тебе, любимый, отойдет,

Лишь Лира нежная придет

За хлебом грубым, что несу я.

Хлеб, взятый у врагов лихих,

Нам с боя жаркого уступлен!

Он пролитою кровью куплен

Друзей погибнувших двоих.

Входит Лира с охапкой платья, которое она несет, чтобы сжечь на костре.

Лира

Ты ль это встал перед очами?

Марандро

Я пред тобой в последний раз,—

Мучения мои сейчас

Окончатся, увидишь, сами.

276